Мария Конте - довольно известная личность в светском обществе. Глядя на эту красивую и привлекательную женщину, не верится, что она уже на протяжении многих лет борется с ужасной болезнью. Когда-то Маша жила счастливо и беззаботно, а потом в одночасье ее жизнь изменилась. Что стало этому причиной, читайте в данной статье.

Некоторые сведения из биографии

Мария Конте (Тимофеева) родилась 4 мая 1976 года. Родители девушки были достаточно обеспеченными, поэтому Маша не знала ни в чем отказа.

Тем не менее, девушка начала работать с 18 лет. Когда Марии Конте исполнился 21 год, ее отец серьезно заболел. С этих пор забота о семейном бюджете легла на плечи нашей героини.

Стоить отметить, что с детства Маша была не только стильной и красивой, но и довольно умной девочкой. Она училась в физико-математической школе, которую с отличием окончила в 1992 году. В раннем возрасте она начала писать стихотворения. Со временем Мария Конте стала известным автором коротких смс-стихов.

Высшее образование наша героиня получала в нескольких российских вузах. Вначале ее выбор пал на Российский государственный гуманитарный университет, где девушка изучала философию. Но вскоре она решила перевестись на факультет управления и экономики в Московский машиностроительный институт.

Графиня Конте - любовница Вексельберга

Биография Марии связана с именем Виктора Вексельберга.

Однако настоящую сказку подарил русской красавице итальянский граф де Конте, который позвал ее под венец.

С детства Мария Тимофеева знала, что женщина в доме - это хранительница семейного очага. В своих интервью она признается, что упорно работала 24 часа в сутки над их семейным благополучием с графом. А когда позволила себе расслабиться, брак рухнул.

Как было на самом деле, нам неизвестно. Личность загадочного графа также не раскрывается.

У Марии де Конте родилась дочь Таис. Но к этому моменту она уже находилась в разводе.

Поговаривают, что отцом девочки стал вовсе не граф, а "всемогущий мужчина" -Виктор Вексельберг. Роман Марии Конте и Вексельберга ни для кого не был секретом. Несмотря на то что у владельца Тюменской нефтяной компании есть законная жена, свои отношения с поэтессой он не скрывал. Мария стала официальной любовницей миллиардера. Виктор Вексельберг и Мария Конте появлялись вместе на светских раутах, мужчина представлял ее своим знакомым. Даже рождение Таис никого не смутило. А статус официальной любовницы не беспокоил нашу героиню. "Любовница от слова любовь", - говорила она.

Спустя время Мария Конте решила круто поменять свою жизнь и разорвала отношения с Вексельбергом. Это решение русской красавицы для многих стало сюрпризом. Женщина лишилась многого. Но главный удар ждал ее впереди.

Борьба за жизнь

Все началось с небольшого пятнышка на теле. Немецкие врачи поставили Марии страшный диагноз - рак кожи. Эта мужественная девушка выдержала курс химиотерапии, но за этим последовало очередное вмешательство.

Мария была обессилена, сил бороться у нее, казалось, не осталось.

В какой-то момент девушка услышала свой внутренний голос и поняла, что не болезнь убивает ее, а она сама. Конте взяла себя в руки и стала бороться за жизнь. Спустя время врачи выписали Марию. Но девушка признается, что болезнь не отступила полностью. У нее бывают рецидивы, с которыми наша героиня теперь активно борется. Рядом с ней все это время находилась ее малышка доченька, которая очень переживала за маму и всячески поддерживала. Но главным человеком, который поддерживает Марию, остается она сама.

Жизнь после онкоболезни

После этой страшной болезни Мария посмотрела на мир другими глазами. Сейчас она ведет здоровый образ жизни, следит за речью и поступками, правильно питается и старается насыщать тело положительной жизненной энергией.

Мария Конте сегодня не только писатель, она является дорогим онкопсихологом. Ведь она, как никто, хорошо понимает проблемы тех, кто столкнулся с этой ужасной болезнью.

Мария - образец для подражания. Она всегда выглядит превосходно и является музой для стилистов. Продолжается ли роман Виктора Вексельберга и Марии Конте - неизвестно, но периодически в прессе поговаривают об этом.

Если бы у светских красавиц были трудовые книжки, то по части освоенных профессий Мария Контэ дала бы фору многим коллегам по цеху: поэтесса, писательница, телеведущая, дизайнер, бизнесвумен… Не так давно нарядную череду богемных амплуа пополнило еще одно – интрапсихолог. Теперь звучное имя, прежде занимавшее первые строчки в списках приглашенных на главные слеты богатых и знаменитых, все больше ассоциируется с недавно открывшимся центром красоты и здоровья Rehab Life, что в Малом Ивановском переулке. Именно здесь Мария Контэ, стоически выдержавшая схватку с раком и посмотревшая после этого на жизнь совершенно под другим углом, проводит свои авторские тренинги.

SNC: Все мы так или иначе пытаемся найти себя. Вы, надо полагать, уже достигли цели?

Кто-то идет к себе простым путем, кто-то – более сложным. Очевидно одно: нет плохих и хороших событий, есть просто события, которые учат любить, дружить, страдать. Сегодня я серьезно занимаюсь интрапси – это наука о мудрости и законах жизни. Когда-то я пришла обучаться этому к ее основателю – Владимиру Михайловичу Киселеву. Главный постулат интрапси гласит: смысл жизни – в самой жизни. Обретешь смысл жизни – потеряешь жизнь. А потому живи здесь и сейчас. Человек впадает в депрессию, если возвращается в воспоминания и обмусоливает прошлое либо фантазирует о будущем. И то и другое – иллюзия, из-за которой мы теряем настоящее. Зачем ждать завтра? Завтра – Армагеддон.

SNC: Этому и учите своих подопечных?

На своих консультациях я прежде всего объясняю, что для того чтобы взлететь, не обязательно разбиться. Чтобы собраться, не обязательно сначала себя разобрать. Чтобы понять целостность жизни, не обязательно тяжело заболеть, как это случилось со мной. Хотя и согласна: чтобы мячик подскочил высоко, ему действительно нужно сначала удариться о самое днище. Но если сегодня я жива и здорова, я прекрасно осознаю, что завтра все может пойти не по моему сценарию. Как говорил Шекспир, весь мир – театр, и люди в нем актеры. По интрапси жизнь – тот же самый театр.Но мы в ней не только актеры – мы и и режиссеры, и осветители, и декораторы. Моя задача – донести до вас, что жизнь на самом деле иллюзия и у каждого она своя. Вот ты, Юля (когда я перехожу с вами на ты, я не фамильярничаю – лишь моделирую ваш разговор с самой собой), живущая в этом пространстве и времени, должна понять, что не бывает в жизни плохого или хорошего, что тебя никто не может обидеть, оболгать, ограбить без твоего на то разрешения или сильного желания это получить. Все исходит исключительно от тебя. Чужие советы, знаешь, как действуют?

SNC: Догадываюсь...

Вот у тебя какой размер ноги? А у меня 39,5. И вот представь, я тебе говорю: «Юль, чего ты хочешь? Быть любимой? Успешной? Богатой? Значит, так: сейчас надеваешь мои ботинки и идешь в одно секретное место. Я там уже была и все это для себя нашла». А ты мне, подозреваю, задашь резонный вопрос: «Как же я туда дойду в твоей обуви, если она мне велика?..» Так вот. Чужой совет – это обувь не твоего размера, это опыт чьей-то чужой жизни, не твоей. И это при том, что внутри тебя есть мудрая Юля, которая всегда с тобой и все тебе подскажет – выберет нужного человека и правильный момент, решит, как поступить.

SNC: Как можно быть психологом и не давать советов? Чем такая консультация тогда в принципе может помочь?

Помочь вообще никому нельзя. Еще раз повторяю: помочь себе можешь только ты сама – ну если захочешь, конечно. Поэтому я советов как таковых не даю – лишь рассказываю о законах жизни, даю тебе в руки инструмент. А дальше уж сама, сама... Никто не способен дать тебе таблетку для счастья. Одна известная на весь мир женщина-психолог, которая писала о том, как стать счастливой, закончила тем, что повесилась у себя в номере. А все почему? Потому что она нашла смысл жизни. Помнишь главный постулат интрапси? Обретешь смысл жизни – потеряешь жизнь.

SNC: Я правильно понимаю, что такой подход в принципе не предполагает никаких мыслей о будущем? Ведь каждый из нас, в конце концов, к чему-то стремится.

Да пожалуйста! Мечтай, строй планы, но делай это без условностей: «так жить можно, а так – нельзя». На своем примере скажу: жить можно всегда. И когда ты болеешь, и когда у тебя все забирают, и когда тебя все покидают – солнышко светит всегда. Вот только не надо ставить жизни условия.

SNC: Вы сказали, что в жизни нет ни хорошего, ни плохого и следует быть свободным от всего. Но ведь мы все-таки в социуме живем, как-никак, в его системе координат. Как прикажете быть с этим?

Какой социум? Назови мне этих людей. Кто они? Люди думают о тебе ровно три секунды, а все остальное время – только о себе. Каждый человек, которого ты встречаешь, – это лишь твое в нем отражение, проекция. И качество, если так можно выразиться, тех, с кем ты общаешься, зависит от качества твоей жизни. Чем ты ущербнее, тем более убогим будет твое окружение – и наоборот.

SNC: И как же вам удалось прийти ко всему вот к этому и изменить привычную для большинства людей модель восприятия?

Когда у меня диагностировали онкологию и мой организм включил систему ухода из жизни. День за днем я наблюдала, как работает этот механизм, – и вот в этот самый момент я и начала жить. На мой взгляд, это и есть духовный подвиг: не обидеться, не разозлиться, не сломаться, не пойти на поводу у обстоятельств, а продолжить творить собственную жизнь.

«К утюр? Несколько вилл? Личный джет, чтобы перемещаться с одной на другую? Ну так вышло. При необходимости я легко могу от всего отказаться. И летать экономом». На этой театральной ноте, эф­фектно прозвучавшей в декорациях особняка на Кап-Ферра, завершилось интервью Марии Контэ для одного из первых номеров Tatler в 2009 году. Жизнь восприняла ее заявление слишком буквально. И решила проверить. Отняла всесильного мужчину. Пересадила в эконом. Послала болезнь.

Кто такая Мария Контэ? Она же Маша Тимофеева и даже Тимо­феева-Рисовская? Сегодня это имя годится разве что для руб­рики «Где они теперь», а тогда, на заре появления Tatler в России, она была повелительницей московского света, окруженной дымовой завесой легенд. Красотка, недюжинный ум и прыткое воображение, собственное агентство по организации чужих праздников, программа на телевидении, сборник эсэмэс-стихов, спа на Рублевке, должность музы при российских дизайнерах. «Муж» — таинственный граф Контэ, которого никто не видел. И отец ребенка, девочки Таис, которого видели все, кто интересуется расстановкой сил в первой десятке Forbes.

Имя мужчины — секрет Полишинеля, но называть его было не принято. Хотя Маша никогда не была классическим «вторым составом», уходящим на запасные пути всякий раз, когда случались Новый год, Восьмое марта или мужчинин день рождения. Она была признана, звана за государственные столы, имела все мыслимые и немыслимые приви­легии. Масштаб личности ее покровителя перевешивал любые правила приличия, поэтому ее одинаково не любили и официальные жены, и закадровые ­любовницы.

Свой последний день рождения в запредельном статусе — три­дцать три года — Мария отмечала в Зимбабве. Гостей доставили на пяти самолетах, местное племя, в жизни не видевшее цивилизации, исполняло ритуальные танцы, все прыгали с водопадов, и казалось, эти прыжки будут длиться вечно. Прыжок действительно случился. Головой вниз.

В какой-то момент она решила расстаться с папой Таис. Сейчас уже сложно объяснить почему. Говорит, что все еще любила и была любима. Ничуть не меньше, чем когда их на свою беду познакомил влюб­ленный в нее друг. И что папа Таис — лучший мужчина в ее жизни (не знаю ни одной девушки, которая, вкусив самый мощный афродизиак — власть, — считала бы иначе). Но что-то пошло не так. Ей вдруг показалось, что она должна изме­нить свою жизнь. Му­чительное расставание в классике жанра «олигархический триллер» ее и подкосило.

Малюсенькое пятнышко на коже. Ну, полечу в Германию, там врачи хорошие, вырежут, смешно говорить. Все будет нормально.

Становилось только хуже. Она вспоминает, как доктор зашел к ней в палату и сообщил, что химиотерапия не дала результатов. «Когда ты долго в этой игре, уже нет серьезного сострадания — закусывания губы, слез медсестры в красном колпачке. Врачи на этом этапе циничны. От ужаса и страха мне захотелось пить. Но я не могла поднять руку и взять стакан. Полное бесси­лие. Сколько оно продолжалось, понять сложно. Но, видимо, мне настолько нужно было попить, что я кое-как дотянулась до воды. И случилась истерика, а потом катарсис. Я стала вести с собой диалог: «Кто дал тебе воды, Маша?» — «Я дала». — «Скажи громко, кто дал воды?» — «Маша, я, я». Внут­ренний голос, кто-то сильнее меня говорил: «Маша, я всегда рядом, понимаешь? Я никогда тебя не бросаю — ни в радости, ни в горе. Даю тебе воду, когда хочется пить. Друзей, когда тебе одиноко! Я нахожу тебе любовь, утоляю твой голод, твою скуку, образовываю тебя. Это я набираю номер нужным людям! Я твой лучший преданный друг. Так почему ты любишь кого угодно, кроме меня? Дружишь с кем угодно, но не со мной? Почему ни разу за то время, что мы с тобой, не сказала, какая я красивая и уникальная? Мне не нравится, как ты живешь. Я так больше не могу. Это не болезнь убивает тебя — это ты, Маша, убиваешь себя. И если эту жизнь надо закончить, я закончу. Все, что создал твой организм, он способен убрать — мне это по силам. Но я буду стучаться и бить в самые больные места, пока ты не услышишь. Пока не изменишься сама и не изменишь свою жизнь. Ты даешь мне кучу таблеток, которых я не хочу, кормишь пищей, которую я не ем, сидишь на диетах, от которых мне плохо. Куришь, от чего я задыхаюсь! Отравляешь алкоголем. Не спишь, не отдыхаешь и не заряжаешь меня энергией жизни! Мне так мало надо! Сон, воздух, здоровая еда, радостные мысли. Даже ­телефону нужно, чтобы его заряжали. Я не хочу умирать, но у меня нет дру­гого выхода...»

Профессионально поставленный монолог (когда-то Маша Тимофеева занималась сценической речью, и, судя по всему, небезуспешно) звучит в кабине­те клиники Rehab Family в Малом Ивановском переулке. Пока работает диктофон, я имею возможность рассмотреть собеседницу, с которой последний раз года три назад столкнулась перед туалетом в «Уильямсе». Глаза актрисы по ходу беседы с внутренним голосом вместо серых становятся прозрачно-голубыми. У нее короткие черные волосы и ухоженное, чуть загорелое лицо с ми­ни­мумом косметики. Одета в черную майку и персиковый костюм Stella McCartney — cловом, как положено быть одетой онкопсихо­логу, консультация которого стоит пять тысяч рублей в час.

С основателем Rehab Family Михаилом Сагалаевым, сыном некогда большого теленачальника, юношей небезгрешным во всем, что касается запретных плодов, Маша (сама она родилась в семье среднего достатка на Олимпийском проспекте) знакома давно: «Студентами мы вместе употребляли наркотики. Да-да. Я этого никогда не скрывала. Более того, горжусь, что прошла этот коридор. Творческие люди — а я себя к ним отношу — склонны падать в алкоголь и наркотики. К счастью, мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что это не мое». В РГГУ, где Маша Тимофеева училась три курса (позже она блестяще окончила экономфак Института машиностроения), она перепробовала многое — остановившись в шаге от «всё». Ей повезло: заболела воспалением легких и не пошла на вечеринку, где друзья впервые укололись героином. Месяц валялась дома, а когда выздоровела, ребята уже вовсю сидели. Маша тогда всех заложила. Звонила родителям, била в набат, хотела спасти. С ней все рассорились, но сейчас, встречаясь во взрослой жизни, благодарят: «Если бы не ты, я бы, наверное, ­погиб».

Одним из тех, кто сам упал, сам поднялся и теперь помогает другим, был золотой мальчик Сагалаев-младший. С осени в его наркологической клинике со стационаром на Дмитровском шоссе и филиалом в Китай-городе действует отделение новой для России специализации — онкопсихологии. Под чутким руководством Маши работает целая команда: детские психологи, психологи-аниматоры, специалисты по йога-психосоматической разбло­кировке. Маскотерапия, кино- и арт-терапия.

Шесть лет, прошедших с того самого стакана воды, Маша потра­тила на учебу. Объездила весь мир, стучалась во все двери и во все методики, встречалась с индийским гуру, маститым австрийским психотерапевтом, который десять лет никого не принимал, и русской девушкой-психологом Анной Иотко, которая сказала «Вы такая красивая» в тот момент, когда Маша боялась взглянуть на себя в зеркало. Метод, по которому она работает, трудно описать двумя словами. Я поняла лишь, что Контэ действует не по учебникам, а с того места, с которого исцелилась сама. По ее глубокому убеждению, в состоянии полнейшей безысход­ности заложен самый большой ресурс. В патовой ситуации скрывается подарок. Везде, где есть конец, есть и начало. «Уход — это точно твой выбор. Пока я хотела уйти, я уходила. Как только у меня тут появились дела, я решила остаться».

Не все пациенты, особенно те, у кого хорошая память на светскую хронику, воспринимают онкопсихолога Марию Михайловну всерьез. «Недавно вот пришел один мужчина: «Ну и че ты тут сидишь?» — «Простите, а где я должна сидеть?» — «Дома должна сидеть. Ну кого ты лечишь тут? Развлекаешься? У тебя что — денег нет? Тебе денег дать, может?» Или вот была недавно одна девушка с серьезной наркозависимостью. Модная, на понтах, красивая. Друг попросил. Мы с ней сделали практику. «Сколько я должна?» — «Пять тысяч». — «У меня нет с собой таких денег». Я говорю: «Почему ты считаешь, что грамм кокаина может стоить дороже, чем моя консультация? Если от кокаина тебя штырит, а от меня нет, иди употреблять его и не приходи больше». Девушка встала и оплатила десять сеансов. Штырит, значит.

Или пришла одна очень известная пожилая женщина. Двести пятьдесят пять охранников. С порога набросилась: «Я таких, как вы, знаю. Мой муж с такими и гуляет». Я говорю: «Ясно, давайте к теме». Она кричит, что у мужа последняя стадия, они не понима­ют, что делать, уже готовы ребенка сделать донором. Крик продол­жается тридцать минут, сквозь него не продраться. Но в какой-то момент мне все же удалось сделать с ней упражнение, которое я условно называю «Попробуйте». И мы стали регулярно заниматься. Она говорит, что начался лучший период в их с су­п­ругом отношениях. Люди, прожившие тридцать пять лет вместе, учатся заново знакомиться друг с другом. «Он, оказывается, петь любит, в ванной всегда пел, вы представляете? А я и не знала». Эта мощная женщина приходит ко мне, плачет и говорит, что больше нигде не может плакать, так как муж, охранники, статус. А слезы — это доверие».

Иногда приходят и по житейским вопросам. «Научите, как получить олигарха». Контэ неизменно отвечает: «Вы не представляе­те, какой это труд — с ним жить. Вы готовы трудиться двадцать четыре часа?» Она видит на моем лице непонимание и считает нужным уточнить: «Обо мне говорили, что если бы в своих отноше­ниях я трудилась не двадцать четыре часа в сутки, а двадцать три, ничего бы не получилось. И точно: как только я стала трудиться на час меньше, все начало рушиться. Час пошел лично на меня — и его-то стало не хватать. Представьте себе полное погружение в жизнь человека. Всегда хорошее настроение. Всегда эрудиция, всегда литература, всегда экономические сводки. Вы гото­вы любить человека тотально? А если ему завтра понадобятся патроны, чтобы всех расстрелять, готовы быть той, которая поднесет патроны? Ведь именно в моменты падений — а в биографии сильных мужчин бывают драматические периоды — и проявлялась сила любви их женщин. Женщины рядом с мужчинами, подобными моему, были личностями с большой буквы. Все занимались самообразованием. Ну а если и были домохозяйками, то исключительными в своей роли. У меня есть подруга, которая сама накрывает столы на пятьдесят человек и печет торт. Рублевская жена, которая может стрелять, копать, драить — все что хочешь. Мать троих детей — без помощников. Ее муж недавно сказал: «Маша, я преклоняюсь перед твоей красотой». На что я ответила: «А я преклоняюсь перед красотой твоей жены, потому что у нее есть то, чего нет у меня. Ты живешь с ней всю жизнь, а я одна». Я никогда не была замужем. Подруга говорит мне: «Я дружу с тобой потому, что ты такая свободная». А я хочу такой несвободы, как у нее».

«Так что, девочки, либо трудиться — либо идите на НЛП», — шутит Мария. Курсы письмоманипуляции, искусство диалога в вот­сапе, школа гейш, уроки игры на флейте — все эти дисцип­лины она считает чистой воды надувательством. «Знаете, чем я отличаюсь от тех девочек, что задают мне вопросы про олигарха? — продолжает она. — Тем, что я трудилась, чтобы любить, а они — чтобы поюзать. Хочешь машину? Скажи честно: «Хочу машину», — и он купит, если видит, что она тебе действительно нужна, а не для понтов. Но когда тошно от мужчины, но ты, сука, хочешь эту машину, никогда ее не получишь. Или же потом будет так: «Ой, я такая хорошая, а он избивал и все отобрал». Умные, проницательные мужчины просчитывают все на десять шагов вперед, иначе бы не были теми, кто сегодня есть. Ты только подумала, а он уже знает. Они по́том и кровью зарабатывают эту энергию, а ты хочешь сесть на них и свесить ножки. Когда всё дают, потом всё отнимают. Обесценивая женщин как личностей — вернее, ­обесценивая только тех, кто личностями ­ни­когда и не был. Бедные они, несчастные... Не надо им туда, нету там счастья, нету. Ведь если они сами не уме­ют быть счастливыми, то как смогут сделать счастливым другого?»

Видимо, чтобы это понять, надо хорошенько прыгнуть с южноафриканского водопада. «Понимаете, — увлекается воспоминания­ми Маша, — я начинала в уникальное время. Эти мальчики еще не были сформированы, они только поднимались. Мы все вместе — с охранниками — обедали в McDonald"s, потому что тогда охранники были не для понтов, а чтобы тебя не убили. Пистолеты с собой носили.Тогда еще не было слова «олигарх». Мы дарили друг другу золотые цепи, вместе пробовали устриц, ходили в походы. Другая романтика. Мы были первыми и знать не знали, что такое официальная или неофициальная ­любовница. Сегодня больше нет таких историй, нет грандиозных подарков, праздников. Эти ребята садятся на кухне, открывают консервы, собирают друзей – и все счастливы. Нарядами не удивишь, цацками не удивишь. Все стало некрасиво, пошло, незавидно. Все эти лифты отдельные, ковровые дорожки, корабли. «Леня концерт Робби Уильямса устроил, а мы давайте Шакиру позовем...» Сегодня так не делают. Сегодня под гитару поют — не потому, что денег жалко, а просто ценности другие».

От нее самой, яркой представительницы ушед­шей эпохи, осталась только фамилия — Контэ. Так был ли граф? «Был, — терпеливо, явно не испытывая интереса к предмету, объясняет Маша. — Сегодня я могу развеять эту легенду. Он служил адвокатом, у него действительно есть палаццо де Контэ в Тревизо, но наш брак был заключен только для того, чтобы у Таис были документы». Хотя некоторые друзья любя называют ее «графинюшка».

Она по-прежнему живет в своей квартире на Старом Арбате. Встает в шесть утра. С семи до восьми пробуждает кундалини или медитирует. Раньше пяти минут не могла пробыть наедине с собой. А сейчас состояние тишины — единст­венная зона, где она встречается со своей внутренней Машей: «Я нашла потрясающего человека, который столько всего знает». Раз в две недели приезжает в свой спа, отданный в управление брату, и там совершает необходимый женский техосмотр. Интерес к моде утратила — может неделями ходить в одном и том же, а потом зайти в ЦУМ и переодеться — на самостоятельно заработанные деньги. Недавно к ней домой приехала девушка-стилист — разоб­рать старый гардероб. Некоторые вещи оказались с ценниками. Стилист три дня фотографировала закрома и составляла из них луки. «Пятьдесят процентов — это, конечно, Чапурин. Мы очень дружили. Я выступала в разных образах: и школьница, и учительница, и монашка. Я уже тогда хулиганила – носила парики, чалмы. Поэтому, когда мне вдруг стало необходимо носить чалму после химиотерапии, никто не удивился».

Иногда восьмилетняя кудрявая Таис, которую все, кто знает папу, называют его копией, подходит к маме, стягивает с нее шапку и смотрит, на месте ли волосы. Дочь до сих пор боится, что мама снова сильно заболеет. Собственно, до конца болезнь не прошла. Периоды ремиссии — сон, спорт, красота (Контэ не курит, не пьет, тщательно следит за речью, не отказывая себе только в слове «сука») — сменяются обострениями. Которые бьют не только по самочувствию, но и по внешности. «На Новый год у меня был серьезный сбой — отек десять лит­ров. Ничего нельзя сделать. Только спрятаться и приводить себя в порядок. Таис всегда со мной. Успокаивает: «Ничего страшного, пройдет. Ты все равно очень красивая у меня». И даже говорит: «Не хотите ли, мама, селфи сделать?» Тяжело очень — не можешь построить личную жизнь, нормальное об­щение. Но, слава богу, меня не бросает та, кто тогда подала стакан воды. Я с ней ложусь и встаю. Когда ты находишь это в себе, отпадает необходимость в мужчине. И даже если моя жизнь выглядит не так, как принято, она, возможно, комфорт­на как никогда. Как же вкусно оказалось жить! Начинаешь «гурманить» воздух, природу, людей, эмоции — все то, что казалось бредом, когда ты была здорова».

Не то чтобы она никогда не срывается. Срывается. Совершала страшные поступки. Делала больно людям, потому что была замкнута в болезни и боялась из нее выйти — было стыдно. Поэтому, когда пациенты признаются ей, что сорвались — снова алкоголь, наркотики, — она успокаивает: «И у меня это было, причем совсем недавно. Вы будете много раз падать, но именно в этом состоянии находить ресурс для взлета. Пока мячик не ударится о дно, он не подлетит вверх».

Свой тридцать девятый день рождения Контэ праздновала в Cafe del Mar, у Леши Гарбера, с отцом которого в той, прош­лой жизни была весьма дружна. Объявила красный дресс-код, потому что красный для нее — цвет крови, жизни. Попросила вместо подарков принести красные конверты (три миллиона рублей отправились в помощь онкобольным детишкам). Позвала друзей. И точно знала, что некоторые придут сюда в последний раз. Скажут: «Крыша поехала. Как она могла отказаться от такого ­человека?»

И правда, как? Она вновь и вновь задает себе этот вопрос. Ведь страшно было даже не то, что придется летать экономом, — у нее всегда было ощущение, что не она летала классом, а класс с ней. Теперь все придется делать самой. Все-все. Нет этих десяти-двадцати «лучших друзей», которые жили на твоих лодках, спали в твоих домах. Испарились, как мираж. Осталась одна подруга при статусе и деньгах, которая независимо от того, что с Машей происходит, звонит и весело щебечет в трубку: «Машка, я по тебе скучала». Эта она, кстати, привезла Маше первого доктора.

Свои тренинги онкопсихолог Контэ начинает с любимой метафоры: «Вы это знали! Вы этого хотели». Пациенты удивляются и пугаются, но Маша терпеливо объясняет: мы всегда заранее знаем, что с нами произойдет, и сами формируем события. Показать, как это работает в пространстве и времени, и есть суть ее работы. Сначала возникает мысль. Мысль формирует действие. Действие — привычку. Привычка — характер. Характер — судьбу. Меняйте мысли — измените судьбу. Потихоньку ей это удается. Сегодня в ее жизни наступил долгожданный период покоя. Не сразу, конечно. Сначала было знакомство с собой, потом – взаимопонимание, дальше — мир и тишина. Тишина столь звенящая, что многих она даже пугает, а между тем именно в моменты абсолютного покоя внутри нас происходят самые мощные трансформации.

«Мое прошлое наконец-то заключило мир с настоящим, — говорит Маша все тише. — Я обрела благодарность, прошлое наконец-то принесло мир в мою семью. Сегодня меня переполняют эмоции жизни. Я не одинока — я свободна. Понимаете, когда у меня все забрали, когда я потеряла здоровье, я поняла, что меня не существует. Нужно было заново узнавать себя. Долгий процесс самоидентификации, потом отречения от себя. А потом принятия — со всеми взлетами и падениями. Я так долго жила в клетке собственного непонимания, что хочу пожить на свободе, в гармонии с собой. Маша сегодня стала занимать так много места, что нам с ней надо немного успокоиться». Она выдыхает. Сольное выступление подошло к концу. Глаза снова становятся серыми.

А настасия фон Калманович. Короткостриженная платиновая блондинка превратила талантливую уфимскую певицу Земфиру в один из самых дорогих проектов русского шоу-бизнеса. Без продюсера, актрисы и супруги барона Шабтая фон Калмановича не обходилась ни одна веселая вечеринка. Однако в 2009 году светская хроника сменилась судебно-криминальной: фон Калманович был убит (неизвестные обстреляли его Mercedes в районе Краснопресненской набережной), а после его смерти осталось сразу три завещания - ровно по количеству браков. Анастасии пришлось отстаивать в суде правомерность того, которое было составлено в пользу ее дочери Даниэллы.

Отпраздновав победу ценой в тридцать миллионов, фон Калманович осела в Юрмале, где совершенствует рецепт фирменного свекольника и пишет в Twitter женские мудрости. А еще воспитывает сына от диджея Федора Фомина (брак с ним - еще один успешный продюсерский проект). В Москве Настя появляется только по необходимости - радостной (как открытие FF Restaurant & Bar, совладельцем которого стал Фомин), или грустной (как похороны близкой подруги Жанны Фриске).

Анастасия фон Калманович на открытии FF Restaurant & Bar

Чего только не делали кошельки из первой сотни Forbes, чтобы вызвать хотя бы полуулыбку на лице этой всегда готовой к отражению атаки хищницы: в ход шли не только бриллианты и крокодиловые сумки - подарен был даже дом на Рублевке, классика девяностых. В ее поклонниках числился угольный принц Андрей Бокарев, но только король минеральных удобрений и владелец компании Fedcominvest Алексей Федорычев вырвал Цейтлину несколько лет назад из светского омута и увлек в семейный очаг: Ульяна покорно сменила окрестности Барвихи на «золотой треугольник» Монте-Карло, а тусовки с танцами на столах - на вечерние моционы с сыном Саввой по набережной княгини Грейс и бытовые хлопоты вроде выбора портьер чуть ли не за двести тысяч евро.

Сдав экзамен по обустройству семейного гнезда на «отлично», летом этого года Ульяна получила долгожданное предложение руки и сердца.

Муза дизайнера Игоря Чапурина, трепетная поэтесса, чьи совсем непрозаические гонорары наблюдатели объясняли покровительством Виктора Вексельберга (дочь Контэ, очаровашка Таис, и вправду копия золотых яиц мастера). Мария, однако, настаивала на своем: якобы она соединена прочными узами брака с итальянским графом Контэ. Этот аристократ был настолько мобилен, что никому ни разу не удалось с ним встретиться. Контэ умудрялась декламировать свои стихи так, что каждое рифмованное слово было слышно даже на вечеринках у Симачева.

Забыть про легкую жизнь новую Сапфо заставил рак. Когда болезнь отступила, Мария отправилась на Бали, где осваивает сложные асаны, ловит дзен и передает поклонникам приветы, обещая рано или поздно вернуться (да не с пустыми руками, а с новыми проектами).

Мария Контэ в съемке Tatler (2009)

Мария Контэ на вечеринке в ресторане «Боярский» (2009)

Это только внешность у Ольги и тексты песен группы «Мобильные блондинки», в которой она пела, были глуповатые. На самом деле у бывшей звезды модельного агентства Red Stars два высших образования (истфак МГУ и история искусств МГИМО), железная хватка и завидная житейская мудрость. «От хорошего не уходят», - отрезала она в ответ на шепот светских сплетников, когда бизнесмен и акционер Моссельпрома Дмитрий Беляев оставил ради нее жену Тату.

Курбатова и Беляев поженились, купили дом в Жуковке, отпраздновали рождение дочери и блеснули не на одной вечеринке. Но счастье оказалось недолгим: тяжелая болезнь Беляева сгубила финансовое благополучие. Бизнесмен терял деловых партнеров и, как это водится, друзей так стремительно, что деньги на его лечение Курбатова собирала уже по своим знакомым, хотя брак к тому времени сошел на нет.

На ноги Беляев до конца так и не встал. Зато по отношению к Ольге судьба сменила гнев на милость: встреча с «интересным, высоким и богатым», как описывают его Олины подруги, иностранцем вернула ей радость жизни. А вместе с ней - лучшие столики в Siberia, шампанское Crystal, платья Zuhair Murad и увлекательные туры Дубай-Сен-Тропе-Монако, в которые влюбленные непременно берут дочь Ольги Анастасию.

Певица, писательница, декоратор, телеведущая, продюсер и в личной жизни была необычайно многогранна. О закрытости и скупости ее первого мужа, русского «форбса» Михаила Безелянского, не шептался только ленивый. Неудивительно, что Ева предпочла ритейлеру сына бывшего вице-премьера Правительства РФ Владимира Христенко. Однако ни штамп в паспорте, ни Евин идеальный французский, язык любви, не смогли обуздать плейбоя.

После бракоразводного процесса Ева обосновалась в Лондоне и выходит в свет редко. Зато метко - этим летом, например, по ее инициативе в лондонской галерее Pace прошел аукцион с благотворительной «распродажей» коллекционных шляпок, а прошлым ее видели на вечеринке в галерее Serpentine в компании самого Фаррелла Уильямса.

Ева Ланска и Фаррелл Уильямс на летней вечеринке в лондонской галерее Serpentine (2014)

«Кутюр? Несколько вилл? Личный джет, чтобы перемещаться с одной на другую? Ну так вышло. При необходимости я легко могу от всего отказаться. И летать экономом». На этой театральной ноте, эффектно прозвучавшей в декорациях особняка на Кап-Ферра, завершилось интервью Марии Контэ для одного из первых номеров Tatler в 2009 году. Жизнь восприняла ее заявление слишком буквально. И решила проверить. Отняла всесильного мужчину. Пересадила в эконом. Послала болезнь.

Кто такая Мария Контэ? Она же Маша Тимофеева и даже Тимофеева-Рисовская? Сегодня это имя годится разве что для рубрики «Где они теперь», а тогда, на заре появления Tatler в России, она была повелительницей московского света, окруженной дымовой завесой легенд. Красотка, недюжинный ум и прыткое воображение, собственное агентство по организации чужих праздников, программа на телевидении, сборник эсэмэс-стихов, спа на Рублевке, должность музы при российских дизайнерах. «Муж» — таинственный граф Контэ, которого никто не видел. И отец ребенка, девочки Таис, которого видели все, кто интересуется расстановкой сил в первой десятке Forbes.

Имя мужчины - секрет Полишинеля, но называть его было не принято. Хотя Маша никогда не была классическим «вторым составом», уходящим на запасные пути всякий раз, когда случались Новый год, Восьмое марта или мужчинин день рождения. Она была признана, звана за государственные столы, имела все мыслимые и немыслимые приви­легии. Масштаб личности ее покровителя перевешивал любые правила приличия, поэтому ее одинаково не любили и официальные жены, и закадровые любовницы.

Свой последний день рождения в запредельном статусе - тридцать три года - Мария отмечала в Зимбабве. Гостей доставили на пяти самолетах, местное племя, в жизни не видевшее цивилизации, исполняло ритуальные танцы, все прыгали с водопадов, и казалось, эти прыжки будут длиться вечно. Прыжок действительно случился. Головой вниз.

В какой-то момент она решила расстаться с папой Таис. Сейчас уже сложно объяснить почему. Говорит, что все еще любила и была любима. Ничуть не меньше, чем когда их на свою беду познакомил влюбленный в нее друг. И что папа Таис - лучший мужчина в ее жизни (не знаю ни одной девушки, которая, вкусив самый мощный афродизиак - власть, - считала бы иначе). Но что-то пошло не так. Ей вдруг показалось, что она должна изме­нить свою жизнь. Мучительное расставание в классике жанра «олигархический триллер» ее и подкосило.

Малюсенькое пятнышко на коже. Ну, полечу в Германию, там врачи хорошие, вырежут, смешно говорить. Все будет нормально.