Преемники создателя династии Устроителю великой Сонгайской державы аскии ал-Хадж Мухаммеду! пришлось на себе испытать некоторые несовершенства созданной им политической системы. К концу жизни он ослеп и превратился в больного, беспомощного старца. Вокруг него почти не

XIV–XV вв. - Тяжелейшее время для династии Первые Валуа отличались большим количеством потомства, в связи с эти каждый последующий король выделял младшим сыновьям обширные угодья в качестве герцогств. Этим усугубилась феодальная раздробленность Франции, а

Итоги деятельности Исаврийской династии

В исторической науке очень высоко ценятся заслуги первых представителей Исаврийского дома, особенно его родоначальника Льва III. Действительно, последний, вступив на престол после периода смуты и безначалия, выказал себя недюжинным полководцем, талантливым администратором и понимающим задачи времени законодателем. Религиозная политика иконоборцев стоит особняком. Но в большинстве трудов иностранных ученых Лев III признается, например, греками "одним из величайших государей Восточной империи, одним из благодетелей человечества", немцами "одним из величайших людей на императорском троне", ясно понимавшим необходимость "коренной реформы во главе и членах", "человеком, которому суждено было кровью и железом произвести возрождение империи, великим военным гением". Английский ученый называет дело Льва возрождением Римской империи, а французский историк считает дело исаврийских императоров "одним из самых великих и наиболее достойных уважения усилий, которые когда-либо были сделаны для поднятия материального, морального и умственного уровня народа", и сравнивает их "обширную организационную попытку по степени ее важности с попыткой Карла Великого". Недавно Ш. Диль утверждал, что со времени правления Исаврийской династии начался новый принцип жизни (a new principle of life), который навсегда обогатил мир. В более или менее случайных оценках русских ученых, которые до сих пор, если не считать церковных историков, общей историей исаврийских императоров не занимались, нельзя заметить столь великого их превознесения. Вышедшие три тома Ю. А. Кулаковского посвящены событиям до иконоборческих императоров. Первый том "Лекций..." С. П. Шестакова, покрывающих этот период, никаких оценок не содержит. Весьма интересная и свежая оценка антимонастырского и антимонашеского движения [времени иконоборцев] встречается в "Очерках..." К. Н. Успенского. Ф. И. Успенский заметил: "На Льве Исавре лежит ответственность за довольно грубый способ, с каким тонкий вопрос веры и богопочитания предоставлен был правительством военной и полицейской власти, оскорбившей религиозное чувство народа и делавшей из местного вопроса событие государственной важности".

Признавая выдающуюся энергию и некоторый административный талант первых двух иконоборцев, из которых Лев безусловно спас империю, мы должны, на основании доступного нам исторического материала, воздержаться от преувеличенного их восхваления западными историками. Во всяком случае, их иконоборческая политика, как бы она ни была искренна с их стороны, вызвала в империи на протяжении более ста лет тяжелую внутреннюю смуту, нарушившую нормальную жизнь государства и безусловно его ослабившую. То же иконоборческое движение, уже в его первый период, т. е. в VIII веке, отдалило от Византии Италию, где папа, предав иконоборцев проклятию, обратил свои взоры на запад к франкским правителям, вступил с ними в тесные сношения и этим самым открыл новую, в высшей степени важную эпоху средневековой истории, заложив вместе с тем одно из оснований для будущего разделения церквей. Итак, в исаврийскую эпоху Византия потеряла Среднюю Италию, включая Равеннский экзархат, завоеванный в половине того же VIII века лангобардами и позднее переданный Пипином Коротким папе. Надо оговориться, что настоящая полная история Исаврийской династии еще не написана, и поэтому многие важные вопросы того времени не могут быть еще усвоены с желательной ясностью.

Особого внимания, например, заслуживает вопрос об уменьшении количества монахов и монастырей и о довольно частой, по-видимому, секуляризации монастырской земельной собственности. Исследование этой социальной стороны деятельности императоров Исаврийского дома и связи ее с иконоборством является в настоящее время одной из насущнейших, очередных задач византиноведения. Внимательное изучение данного вопроса может и всю так называемую иконоборческую эпоху осветить с новой точки зрения, открыть в ней еще более глубокий смысл и вскрыть ее общеисторическое значение.

Преемники Исаврийского дома и время Аморийской, или Фригийской, династии (820-867)

Государи с 802 по 867 год и их происхождение. Время с начала IX века до вступления на престол Македонской династии, т. е. до 867 года, рассматривалось обычно историками лишь как переход от эпохи оживления империи при императорах-исаврийцах к блестящей эпохе императоров Македонского дома. Но новейшие исследования показывают, что данный период представляет собой не простой эпилог и гораздо большее, чем пролог; он имеет свое самодовлеющее значение и знаменует новую фазу в византийской культуре.

Происшедшая революция в 802 году свергла императрицу Ирину и возвела на престол Никифора I (802-811). По свидетельству восточных источников, Никифор был арабского происхождения,

Михаил I. Солид, золото

В малолетство Михаила его мать Феодора в течение четырнадцати лет управляла государством, передав главное руководительство делами своему любимцу Феоктисту. Когда Михаил достиг совершеннолетия, он, приказав убить Феоктиста и постричь в монахини свою мать, начал сам править государством. В этом перевороте главную роль сыграл дядя императора и брат Феодоры Варда, который, быстро достигнув высших званий византийского двора, куропалата и кесаря, стал очень влиятельным во всех правительственных делах. Один арабский посол, имевший аудиенцию у Михаила, оставил интересную зарисовку его полного безразличия к государственным делам. Посол писал: "Я не слышал ни единого слова с его губ со времени моего прихода до ухода. Говорил один переводчик, а император слушал и выражал свое согласие или несогласие движениями головы. Его дядя управлял всеми делами". Варда являл собой тип в высшей степени талантливого человека, с успехом воевавшего с внешними врагами, понимавшего интересы церкви и искренно заботившегося о просвещении. Однако, и Варда был предательски умерщвлен благодаря проискам нового любимца императора, Василия, будущего основателя Македонской династии, об удивительной судьбе которого будет сказано ниже. Василий после убийства Варды был усыновлен бездетным Михаилом и коронован императорской короной. Но такое совместное императорство продолжалось немногим более года. Василий, заподозрив Михаила в злом умысле против него, после одного пира убедил товарищей убить его благодетеля. После этого Василий (в 867 году) сделался единодержавным правителем государства, основав наиболее известную династию в византийской истории.

Таким образом, в период с 802 по 867 год на престоле сидели два араба, т. е. семита; один грек, а именно Михаил I, женатый на дочери Никифора I, т. е. арабке; один армянин и, наконец, три фригийца, можно сказать, полугрека. Впервые на византийском престоле появились представители семитской расы. Итак, и в данный период восточные элементы играли значительную роль в управлении государством.

Внешние связи Византийской империи

Арабы и славяне. Восстание Фомы Славянина. В IX веке враждебные отношения между Византией и арабами почти не прекращались. На восточной сухопутной границе эти отношения вылились в форму однообразных, чуть ли не ежегодных столкновений, сопровождавшихся частыми обменами пленных. В пограничной области со стороны мусульман, на протяжении от Сирии до пределов Армении, был устроен ряд укрепленных пунктов, которые должны были служить защитой против нападений византийских войск. Такие же укрепленные города были и со стороны византийской границы. Это был своего рода малоазиатский limes. Сравнительно редко в IX веке столкновения на восточной границе принимали вид настоящих походов вглубь страны. Во всяком случае, по мере постепенного политического упадка и ослабления халифата в IX веке, с его сильными внутренними смутами и с получением в нем преобладающего значения сначала персов, а позднее турок, постоянные нападения мусульман на Византию с востока уже не грозили, как в VII-VIII веках, самому существованию империи; но сосредоточиваясь, большей частью, в близких к границам областях, эти нападения продолжали наносить сильный вред государству, подрывая благосостояние пограничных провинций, уменьшая их податную силу, уничтожая население. Современниками византийских государей в первые три десятилетия IX века были в халифате знаменитые халифы Харун-ар-Рашид (786-809) и Мамун (813-833), при которых персидское влияние получило исключительное преобладание, и арабская национальность должна была отступить на задний план.

Но если на сухопутной границе, за немногими исключениями, византийско-арабские столкновения не привели в данный период к важным результатам для той или другой стороны, то действия мусульманского флота в Средиземном море, повлекшие за собой для Византии потерю острова Крита, большей части Сицилии и ряда важных пунктов в Южной Италии, имели для империи в высшей степени существенное значение.

Одним из интересных моментов арабо-византийских отношений в первой половине IX века является участие арабов в восстании Фомы в царствование Михаила II.

Восстание Фомы, по происхождению славянина, поднятое им в Малой Азии и получившее размеры настоящей междоусобной войны, длившейся более двух лет, должно быть признано центральным событием времени Михаила II. Оно имеет большой интерес с различных точек зрения: с политической, религиозной и социальной.

С политической стороны восстание Фомы интересно тем, что ему удалось привлечь на свою сторону, за исключением войска двух фем, всю Малую Азию. Под его знамена, по свидетельству современного источника, собрались разнообразные жившие в Малой Азии и на пограничном Кавказе народности: родственные Фоме славяне, которые, как было уже замечено выше, образовали в Малой Азии, благодаря переселениям, обширные колонии, персы, армяне, грузины и представители некоторых других кавказских народностей. На стороне Фомы оказалась столь внушительная сила, что халиф Мамун, не задумываясь, вступил с ним в тесный союз, обязуясь помочь ему в свержении Михаила и получив в свою очередь обещание от Фомы уступить ему некоторые пограничные территории Византии. Итак, в лице Фомы император получил в высшей степени опасного и грозного соперника. Восточные арабы, как видно, были очень заинтересованы ходом возникшего движения.

С религиозной стороны восстание Фомы интересно в том отношении, что он, воспользовавшись недовольством большого числа населения против возобновившегося иконоборства, объявил себя сторонником иконопочитания и даже выдавал себя за Константина, сына императрицы Ирины, восстановительницы православия. Этим Фомы также привлек на свою сторону многочисленных приверженцев. Наконец, в восстании Фомы можно заметить и социальную подкладку, так как в это время в Малой Азии, после того как сборщики государственных податей перешли на сторону Фомы, по словам источника, поднялись "арабы на господ", т. е. поднялись низшие классы против своих притеснителей, землевладельцев-помещиков, в надежде на лучшее будущее. Вспыхнувшая междоусобная война, по словам того же источника, "как бы некие открывшиеся Нильские пороги, затопила землю, не водой, а кровью".

Фома, на сторону которого перешел также флот Эгейского моря, направил свои действия против Константинополя и, без труда справившись с противодействием на пути туда войск Михаила, осадил с суши и с моря столицу. Жившие в европейских провинциях Фраксии и Македонии славяне, после прибытия Фомы на европейский берег, присоединились к нему. Осада Константинополя Фомой продолжалась целый год. Михаил находился в очень трудном положении. Однако ему помогли два обстоятельства: с одной стороны, ему удалось нанести поражение флоту Фомы; с другой стороны, неожиданно появившиеся с севера болгары под предводительством своего государя Омуртага разбили сухопутное войско Фомы. После этого Фома уже не мог вернуть себе прежней силы, и дело его было проиграно. Вынужденный бежать, он был схвачен и предан казни. Остатки его приверженцев без труда были уничтожены. Таким образом закончилось в 823 году это сложное, тянувшееся более двух лет восстание, после чего Михаил смог почувствовать себя более или менее твердо на троне.

Для Византии восстание имело довольно важное значение. В лице Фомы потерпела неудачу попытка восстановить иконопочитание. Благодаря неуспеху его восстания халиф Мамун также потерпел неудачу в своих наступательных планах на Византию. Затем, восстание Фомы, по всей вероятности, произвело в Малой Азии серьезные социальные изменения. В VI веке, при Юстиниане Великом, в империи процветала система крупных земельных поместий, обрабатываемых крепостными крестьянами. При императорах Исаврийского дома в VIII веке, по крайней мере, в некоторых местностях, можно отметить противоположное этому явление мелких держаний, мелких крестьянских собственников. Между тем в Х веке снова появится преобладание крупной земельной собственности. Поэтому на IX век падает процесс преобразования мелких крестьянских держаний в крупные угодья, что и может быть приведено в связь с восстанием Фомы. Последнее, благодаря своей ожесточенности и продолжительности, разорило большинство мелких держателей, не могших более нести тяжестей налогов, и отдало их земли в руки богатых соседей. Это обстоятельство, по мнению некоторых историков, и было одной из важных причин появления в Х веке громадных земельных владений, беспокоивших императорскую власть, особенно, как мы увидим ниже, в Малой Азии.

До конца тридцатых годов IX века столкновения Византии с арабами на восточной границе большого значения не имели. Халифат переживал в то время крупные внутренние осложнения, в которые иногда искусно вмешивалось, поддерживая их, византийское правительство. Сын Михаила II Феофил был разбит в Малой Азии в 830 году, однако на следующий год разбил арабскую армию пограничных войск и за свой успех получил блистательный триумф в Константинополе. Последующие годы были для Феофила не очень успешными. Один арабский историк даже говорит о том, что Мамун думал о полном подчинении империи. Феофил послал к Мамуну миссию с предложениями о мире, однако в 833 году. Мамун умер и его сменил его брат Мутасим. В течение первых лет правления последнего враждебные действия были приостановлены. В 837 году Феофил начал наступление, оказавшееся очень успешным. Он захватил и сжег крепость Запетру и занял некоторые другие места. За это он получил триумф, который был повторением пышного зрелища и церемониала, ждавшего его шесть лет назад. В 838 году, однако, Мутасим снарядил большую армию, которая проникла далеко вглубь Малой Азии и, после долгой осады, заняла важный укрепленный город Аморий во Фригии, место рождения царствовавшей династии, "око и основание христианства", по преувеличенному выражению арабского хрониста. Мутасим думал уже о походе на Константинополь, но полученные им тревожные вести о военном заговоре в тылу вынудили его вернуться в Сирию.

В анналах греческой церкви осада Амория связана с чудесной историей сорока двух знатных пленников-мучеников, которые, в ответ на отказ принять ислам, были отведены на берег Тигра и там обезглавлены. Их тела были брошены в реку, однако они чудесным образом плыли по поверхности воды. Их извлекли оттуда христиане и торжественно похоронили. Аморийская неудача страшно повлияла на Феофила, который, потеряв надежду справиться собственными силами с арабами и боясь, очевидно, за столицу, обратился за помощью к западным державам. Его послы появились в Венеции, в Ингельхейме при дворе франкского государя Людовика Благочестивого и даже на далеком западе, в Испании, при дворе омаййадского халифа. Несмотря на эти попытки, западные державы, радушно встретив послов Феофила, помочь ему не смогли.

В течение всего остального периода Аморийской династии, в последние годы правления Феофила и в царствование Михаила III, внутренняя борьба в халифате не давала восточным арабам возможности возобновлять серьезные военные действия против Византийской империи. Было, однако, много случаев, когда византийские войска имели успех в борьбе с арабами. В 863 году Омар, эмир Мелитены, разорил византийский город Амис (Самсун) на берегу Черного моря. Возмущенный тем, что море поставило преграду его дальнейшему продвижению, он, как говорят, подобно Ксерксу, бичевал воду. В том же году, во время своего возвращения, он был перехвачен и окружен византийскими войсками под командованием Петроны. Произошла битва при Посоне (место это точно не локализовано), и арабские войска были практически уничтожены, а Омар убит. Блестящая победа византийского оружия отозвалась на Иппподроме в Константинополе. Специальная песня, сохранившаяся в источниках, прославляла смерть эмира на поле битвы.

Первое русское нападение на Константинополь

Среди почти ежегодных столкновений с арабами, источники неожиданно начинают говорить о первом нападении руссов, т. е. русских, на Константинополь. Сравнительно еще недавно это достопамятное для нас событие было относимо громадным большинством историков к 865 или 866 году и часто приводилось в связи с летописным походом Аскольда и Дира. Но после издания в 1894 году одним бельгийским ученым (Францем Кюмоном) найденной им: в Брюсселе краткой греческой анонимной хроники это мнение пришлось признать неверным, так как хроника сообщает совершенно точную дату. Руссы подошли к Константинополю на двухстах судах 18 июня 860 года, но потерпели сильное поражение и потеряли много своих кораблей. При этом нелишне вспомнить, что некоторые ученые, еще задолго до появления анонимной хроники, уже сомневались в прежней датировке этого события и путем различных хронологических комбинаций склонялись к 860 году. Так, знаменитый ученый XVIII века в Италии Ассемани относил первое нападение руссов к концу 859 или началу 860 года, о чем позднее ученые совершенно забыли. Вполне независимо от Ассемани наш известный историк церкви Голубинский, еще за четырнадцать лет до издания анонимной Брюссельской хроники, пришел также к убеждению, что данное нападение руссов имело место в 860 или в самом начале 861 года.

Современник последнего события патриарх Фотий называл в своей проповеди нападение руссов, этого "скифского грубого и варварского народа", "варварским упорным и грозным морем", "северной и страшной грозой".

Борьба с западными арабами

Одновременно с военными столкновениями на востоке шла упорная борьба империи с западными арабами. Северная Африка, с большим трудом завоеванная арабами в VII веке, очень быстро освободилась от власти восточных халифов, так что после 800 года, например, аббасидские халифы уже не оказывали никакого влияния на страны к западу от Египта, где в Тунисе образовалась с 800 года сильная самостоятельная династия Аглабитов, владевшая большим флотом.

Византийские владения в Средиземном море подвергались со стороны арабов серьезной опасности. Уже в самом начале IX века, при императоре Никифоре I, африканские арабы помогали жившим в Пелопоннесе славянам во время их восстания и осады города Патр (Патраса). В царствование Михаила II Византия потеряла важный в стратегическом и торговом отношении остров Крит, захваченный арабскими выходцами из Испании, нашедшими убежище сначала в Египте и оттуда уже переправившимися на Крит. Арабский предводитель основал на острове новый город, окруженный глубоким рвом, по-арабски хандак, откуда и произошло другое название острова Кандия. Со времени завоевания острова арабами Крит сделался гнездом пиратов, грабивших и разорявших острова Эгейского моря и прибрежные местности и наносивших этим большой ущерб политическим и экономическим интересам империи.

Еще ощутительнее для Византии была потеря Сицилии. Последняя уже в VII и VIII веках подвергалась иногда арабским нападениям, не имевшим серьезного значения. Но в эпоху Аморийской династии обстоятельства изменились. В конце правления Михаила II в Сицилии поднял восстание и был провозглашен императором Евфимий. Однако, убедившись, что собственными силами ему нельзя будет справиться с правительственными войсками, Евфимий призвал к себе на помощь в Сицилию африканских арабов. Последние, прибыв в Сицилию, начали овладевать островом. Евфимий между тем был убит сторонниками императора. С точки зрения итальянского историка Габотто, Евфимий был мечтателем, идеалистом, мужественным борцом за независимость своей страны и продолжателем традиционной политики создания в Италии независимого государства "Римской итальянской империи" (Impero romano italiano). Характеристика Евфимия, даваемая Габотто, не подтверждается источниками. Арабы укрепились в Панорме (Палермо) и постепенно заняли большую часть Сицилии, включая Мессину, так что к концу правления Аморийской династии из всего большого количества сицилийских городов, только Сиракузы остались в руках христиан. Естественным переходом для арабов из Сицилии было продвижение их в византийские владения в Южной Италии.

Аппенинский полуостров оканчивается на юге двумя полуостровами, из которых юго-восточный в древности назывался Калабрией, а юго-западный - Бруттиумом. В византийское время в этих названиях происходит перемена. С середины VII века название Бруттиум становится все менее и менее употребительным и заменяется названием Калабрии, которое стало таким образом обозначать оба полуострова. Одним словом, под Калабрией стали разуметь совокупность византийских владений в Южной Италии вокруг Тарентского залива.

Политическое положение Италии в IX веке представляется в таком виде. Византия удерживала за собой Венецию, большую часть Кампании с герцогством Неаполитанским и другими герцогствами и два южных полуострова. Венеция и Кампания находились лишь в некоторой зависимости от Византии, имея автономное управление. Юг Италии был прямо подчинен империи. Большей частью Италии владели лангобарды, которые в конце VII века, в лице герцога Беневентского, завоевали у Византии Тарент, т. е. дошли до берега Тарентского залива, и этим отрезали друг от друга оба византийских южных полуострова. С тех пор последние могли сообщаться между собой исключительно морем. После итальянских завоеваний Карла Великого и его коронования в Риме весь Аппенинский полуостров, за исключением византийских владений, перешел формально в руки западного императора. В действительности же власть его не заходила южнее границ папского государства и Сполетского герцогства. Герцогство Беневентское осталось самостоятельным.

В связи с постепенным завоеванием Сицилии арабский флот начал производить нападения на итальянское побережье. Взятие арабами Тарента при Феофиле сразу явилось серьезной опасностью для византийских южноитальянских владений. Пришедший на помощь императору в Тарентский залив венецианский флот потерпел сильное поражение. Между тем арабы хитростью захватили на восточном берегу полуострова укрепленный важный город Бари, откуда стали производить дальнейшие завоевания внутри страны. Пришедший туда с войском западный император Людовик II потерпел неудачу и должен был отступить. С другой стороны, арабские пираты в сороковых годах IX века появились в устьях Тибра, угрожая Риму, и, завладев богатой добычей, удалились. Во время этого нападения особенно пострадали римские базилики св. Петра и Павла, находившиеся за городскими стенами.

Подведя итоги арабо-византийским отношениям за время Аморийской династии, мы должны признать, что на западе Византия понесла крупные неудачи. Она потеряла Крит и Сицилию, - первый до 961 года, а вторую навсегда, - и ряд важных пунктов в Южной Италии, хотя в последней арабы в половине IX века и не занимали еще больших сплошных территорий. Иные результаты борьбы с арабами были для императоров Аморийской династии на восточной границе, где империя при них почти целиком смогла отстоять свои пределы; происшедшие незначительные изменения не имели на общий ход дела какого-либо влияния. В этом отношении Аморийская династия имеет немалое значение для империи: на протяжении сорока семи лет она сумела выдержать наступательные действия восточных арабов, иногда очень серьезные, как например, Аморийский поход, и сохранить в общем целостность византийской территории в Малой Азии.

Византия и болгары в эпоху Аморийской династии

После нескольких столкновений с болгарами Никифор в 811 году предпринял против Крума большую экспедицию, но, будучи завлечен в засаду, потерпел страшное поражение. Сам Никифор пал в битве; его сын Ставракий был тяжело ранен; войско со всеми начальниками было перебито. После известной битвы при Адрианополе в 378 году, где пал император Валент в борьбе с варварами-вестготами, не было до Никифора ни одного случая, когда бы император пал в войне с варварами. Из черепа убитого императора Крум сделал чашу, из которой заставлял пить "болгарских боляр".

В 813 году Крум опять же разбил Михаила I, который двигался против него во главе большой армии: даже части с азиатской границы были сняты для ее укрепления. Однако, численное превосходство византийских войск решающей роли не сыграло. Они были разбиты и обращены в бегство, кончившееся только тогда, когда достигли они стен Константинополя. В том же году, вскоре после провозглашения императором Льва V Армянина , Крум предпринял наступление на Константинополь и осадил его, желая "вонзить копье в Золотые ворота" (в константинопольской стене), как утверждает один источник. Однако овладеть столицей Круму не удалось. Дальнейшая опасность для Византии временно была устранена благодаря неожиданной смерти Крума.

Лев V. Солид, золото

Еще при жизни Льва V, один из непосредственных преемников Крума, Омуртаг - "одна из самых выдающихся фигур ранней истории Болгарии", заключил с Византией мирное соглашение по меньшей мере на тридцать лет, одним из главных условий которого было определение границы между двумя государствами во Фракии. Следы этой границы в виде остатков земляных окопов сохранились до наших дней. После заключения мира с болгарами, Лев V отстроил разоренные города Фракии и Македонии. При нем же была возведена в столице новая стена для лучшей защиты города против возможных в будущем болгарских нападений.

После этого в болгарско-византийских отношениях не было никаких выдающихся событий до начала пятидесятых годов IX века, когда болгарский престол перешел в руки Бориса (Богориса, 852-889), с именем которого соединяется известие об обращении Болгарии в христианство.

Христианство было известно в Болгарии еще задолго до Бориса, главным образом благодаря христианским византийским пленным, захваченным болгарами во время войн с империей. Языческие болгарские ханы сурово преследовали "совращенных и совратителей". По словам Ф. И. Успенского, "нет сомнения, что христианство в Болгарии стало распространяться весьма рано... даже в VIII веке при дворе князей были христиане. Борьбой между христианской и языческой партией объясняются многие смуты, в болгарской истории и частая смена ханов ".

Обращение Бориса в христианство обусловливалось преимущественно политическими условиями страны, которые заставляли его искать теснейшего сближения с Византией. Греческое духовенство отправилось в Болгарию для проповеди христианства. Около 864 года царь Борис принял христианскую веру с наречением во святом крещении Михаилом; за ним крестились и его подданные. Непосредственное участие в деле обращения Бориса знаменитых братьев, славянских первоучителей свв. Кирилла и Мефодия не подтверждается достоверными свидетельствами. Итак, Болгария получила крещение из рук византийского духовенства, что для увеличения влияния империи на Балканском полуострове имело немаловажное значение. Борис, однако, видя, что Византия не соглашается дать болгарской церкви полной независимости и хочет сохранить за собой право на руководство духовной жизнью Болгарии, а также опасаясь попасть одновременно и в политическое подчинение империи, решил искать церковного союза с Римом и отправил к папе Николаю I посольство с просьбой прислать латинских священников. Папа с радостью отозвался на эту просьбу. Присланные латинские епископы и священники явились в Болгарию, откуда греческое духовенство было изгнано. Однако торжество папы было непродолжительным: Болгария снова обратилась к греческой церкви. Последнее событие относится уже ко времени Македонской династии.

Хотя отношения между Константинополем и Римом были очень натянуты во время церковных колебаний Бориса, церковного разделения еще не было. Поэтому в его обращениях к греческому и латинскому духовенству нельзя видеть его выбора между православием и католичеством. В те годы официально существовала еще единая вселенская церковь. Примечания

С. Paparrigopulo. Istoria you ellhnikou eJnouV , vol. III, p. 467.

K. Schenh. Kaiser Leons III Walten im Innern. - Byzantinische Zeitschrift, Bd. V, 1896, SS. 289, 296.

H. Gelzer. Abriss der byzantinischen Kaisergeschichte. Munchen, 1897, S. 960.

J. B. Bury. A History of the Later Roman Empire from Arcadius to Irene (395-800). London, 1889, vol. 2, p. 410.

A. Lombard. Etudes d"histoire byzantine: Constantin V, empereur des Remains (740-775). Paris, 1902, p. 169.

Ch. Diehl in: Cambridge Medieval History, vol. IV, p. 26.

Ф. И. Успенский. История Византийской империи. Л., 1927, т. 2, с. 22.

J. В. Bury. A History of the Eastern Roman Empire... p. VIII. Byzance et les arabes. Paris, 1936, vol. I, pp. 321-322). См. также: Византия и арабы, т. 1, с. 30-46; 119-140; во французском издании - pp. 144-177, 294-310. См. также: J. В. Bury. A History of the Eastern Roman Empire, pp. 262-272; J. В. Bury. Mutasim"s March Through Cappadocia in A. D. 838. - JHS, vol. XXIX, 1909, pp. 120-129.

См.: Acta 42 martyrium Amoriensium, ed. V. G. Vasilievsky et P. Nikitin. - Записки Академии наук, VIII сер., т. VII, 2. СПб., 1905, с. 35. Издание содержит греческий текст и детальный комментарий. Деяния дают интересный исторический материал. См.: J. В. Bury. A History of the Eastern Roman Empire, pp. 271-272. См. также: А. А. Васильев. Греческий текст жития сорока двух аморийских мучеников по рукописи Парижской Национальной библиотеки, N 1534. - Записки Академии наук, VIII сер., т. III, 1898, N 3, с. 16.

А. А. Васильев. Византия и арабы, т. 1, с. 199-201; J. В. Bury. A History of the Eastern Roman Empire, vol. III, pp. 283-284.

Constantini Porphyrogenitis De cerimoniis aulae byzantinae, Bonn. ed., pp. 332-333. См. также: J. В. Bury. The Ceremonial Book of Constantine Porphyrogenetos. - English Historical Review, vol. XXII, 1907, p. 434.

А. А. Васильев. История Византийской Империи. Л., 1927 т. 2 с. 263.

См.: J. В. Bury. The Bulgarian Treaty of A. D. 814 and the Great Fence of Thrace. - English Historical Review, vol. XXV 1910 pp. 276- 287.

См.: Известия Русского археологического института в Константинополе, т. X, 1905, с. 197. См. также: Ф. И. Успенский. История Византийской Империи. Л., 1927, т. 2, с. 453.

Последние исследования об обращении Болгарии в христианство: F. Dvornik. Les slaves, Byzance et Rome au IXe siecle. Paris, 1926, pp. 184- 185; В. Златарски. История на българската държава през сродните векове. София, 1918, т. 1, с. 31-152; S. Runciman. A History of the First Bulgarian Empire. London, 1930, p. 104. Co ссылкой на Златарского Рансимен пишет об обращении Болгарии в сентябре 865 года. См. также: A. VaIIIant, М. Lascaris. La Date de la conversion des Bulgares. - Revue des etudes slaves, vol. XIII, 1933, p. 13 (у этих авторов дата обращения - 864 год); Ф. И. Успенский. История Византийской империи. Л., 1929, т. 2, с. 451- 479 (у него обращение относится к 865 году).

Примечания научного редактора

В соответствующем месте исходной русской версии (с. 253) есть несколько слов, очень важных для истории науки. А. А. Васильев в 1917 году писал о выходе четвертого тома "Истории Византии" Ю. А. Кулаковского как о само собой разумеющемся событии: "Не вышедшие еще второй том истории Ф. И. Успенского и четвертый том Ю. А. Кулаковского должны будут начинаться именно с эпохи императоров-иконоборцев". Сопоставление в этой фразе вероятности появления очередного тома сочинения Ф. И. Успенского и Ю. А. Кулаковского может свидетельствовать, что Ю. А. Кулаковский не просто намеревался написать четвертый том своей истории, но и в какой-то мере пытался осуществить этот проект. Как известно, обобщающая работа Ю. А. Кулаковского в своем воплощенном варианте состоит из трех томов. В то же время известно, что первая половина второго тома "Истории Византийской империи" Ф. И. Успенского была в конце концов опубликована в 1927 году.

Приходится признать, что это, видимо, единственное свидетельство современника о научных планах и намерениях Ю. А. Кулаковского. К сожалению, проверить сообщение А. А. Васильева практически невозможно, ибо архив Ю. А. Кулаковского не обнаружен.

Этих слов в английском тексте нет. Вставка их, однако, представлялась необходимой для правильного построения русской фразы.

Сирийское происхождение Льва, таким образом, становится очень вероятным.

Сын Льва III, Константин V Копроним (741-775), в первый раз был женат на Ирине, дочери хазарского кагана. От этого брака у них был сын Лев IV, часто называемый Хазар (775-780), который был женат на гречанке из Афин Ирине. Последняя, после смерти мужа, стала править государством за несовершеннолетием сына Константина VI, провозглашенного императором (780-797). Когда последний сделался единодержавным правителем, между ним и властолюбивой Ириной вспыхнула вражда и борьба за власть, окончившаяся тем, что мать свергла с престола и ослепила своего сына и сама сделалась единодержавной правительницей империи (797-802). С именем Ирины связывается вопрос о том, могут ли женщины в Византии осуществлять самодержавную власть, т. е. быть в полном смысле этого слова государем империи. С основания империи жены императоров носили титул "августы" и во время несовершеннолетия сыновей осуществляли императорскую власть, но всегда от имени своих сыновей. В V веке, как известно, Пульхерия, сестра Феодосия II, стояла во главе регентства во время несовершеннолетия брата. Исключительное положение по своему политическому влиянию занимала в VI веке Феодора, супруга Юстиниана Великого. Но это были примеры женского управления от имени сына или брата; политическое влияние Феодоры вполне зависело от воли ее супруга. Первым в истории Византии примером женщины, правившей со всей полнотой верховной власти, была мать несчастного Константина VI Ирина. Она была настоящий автократор. Подобное явление было новшеством в византийской жизни, противоречившим вековой традиции империи. С этой стороны любопытно отметить тот факт, что в официальных документах Ирина называлась не императрицей, а "Ирина - верный император" (василевс). В представлении того времени законодательствовать мог лишь император-мужчина, для чего и была принята такая фикция. Переворот 802 года, во главе которого встал будущий император, один из высших гражданских сановников Никифор, свергла с престола Ирину, которая вскоре умерла в изгнании. С низложением Ирины окончилась Исаврийская, или Сирийская, династия. Таким образом, в период времени с 717 по 802 год Византия имела на престоле династию восточного происхождения, из Малой Азии или северной Сирии с примесью хазарской крови в лице супруги Константина V.

Отношения к арабам, болгарам и славянам

В момент восшествия Льва на престол Византия переживала один из критических периодов своей истории. Помимо ужасающей внутренней смуты, вызванной борьбой императорской власти с представителями византийской аристократии, особенно давшей себя почувствовать со времени первого низвержения Юстиниана II, арабская опасность с востока приближалась к столице, напоминая, но в гораздо более угрожающих формах, семидесятые годы VII века при Константине IV.

Арабские сухопутные войска, еще при двух предшественниках Льва III, прошли через всю Малую Азию на запад и заняли Сарды и Пергам, недалеко уже от побережья Эгейского моря. Несколько же месяцев спустя после вступления Льва в Константинополь, т. е. в 717 году, арабы, двинувшись из Пергама на север, дошли до Абидоса на Геллеспонте и, переправившись через него на европейский берег, быстро оказались под стенами столицы. В то же время сильный арабский флот, из 1800 судов различного типа, как сообщают византийские хроники, пройдя через Геллеспонт и Пропонтиду, приблизился к столице с моря. Началась настоящая осада Константинополя. Однако Лев, высказав блестящие военные способности, сумел прекрасно подготовить столицу к осаде. "Греческий огонь", как и прежде, при искусном пользовании производил опустошения среди судов арабского флота, а необыкновенно суровая зима с 717 на 718 год и голод окончательно расстроили мусульманские войска. В силу договора со Львом III и ввиду собственной опасности болгары также боролись во Фракии с арабами и наносили им тяжелый урон.

Год с небольшим после начала осады арабы удалились из-под Константинополя, который был спасен энергией и талантом Льва III. Первое упоминание о цепи, преграждавшей путь в Золотой Рог вражеским судам, сделано в связи с этой осадой.

Историки придают очень большое значение неудаче мусульман в попытке захватить Константинополь. Лев III своим успехом спас не только Византию и восточно-христианский мир, но также всю западноевропейскую цивилизацию. Английский историк Дж. Б. Бьюри называет 718 г. "вселенской датой" (an oecumenical date). Греческий историк Ламброс сравнивает эти события с персидскими войнами в Древней Греции и называет императора Льва Мильтиадом средневекового эллинизма. Если Константин IV остановил арабов под Константинополем, то Лев III окончательно заставил их повернуть. Это было последнее нападение арабов на "богохранимый" город. Если посмотреть с этой точки зрения, победа императора Льва приобретает всемирно-историческое значение. Экспедиция арабов против Константинополя, также как и имя Масламы, оставили значительный след в позднейшей исламской легендарной традиции. Имя последнего связывается также с мечетью, которую, как говорит традиция, он построил в Константинополе.

Это, однако, была одна из самых блистательных эпох в истории раннего Халифата. Могущественный халиф Валид I (705-715), современник периода анархии в Византийской империи, мог соперничать с императорами в своих строительных достижениях. В Дамаске была возведена мечеть, которая, подобно Св. Софии для христиан, оставалась долгое время самым блистательным архитектурным памятником мусульманского мира. Могила Мухаммеда в Медине была столь же блистательна, как Святой Гроб в Иерусалиме. Интересно отметить, что в мусульманском мире эти.здания ассоциировались с легендами, относящимися не только к Мухаммеду, но и к Христу. Первый призыв Иисуса, когда он вернется на землю, объявляет мусульманская традиция, произойдет с одного из минаретов мечети в Дамаске, а свободное пространство рядом с могилой Мухаммеда в Медине будет служить могилой Иисуса, когда Он умрет после Своего второго пришествия.

Постепенно борьба между империей и халифатом приобретала характер Священной войны. Результаты же были неудовлетворительными и для греков, и для арабов, ибо греки не овладели Иерусалимом, а арабы не смогли взять Константинополь. "Под влиянием этого, - писал В. В. Бартольд, - среди христиан, так-как и среди мусульман, идея триумфа государства была вытеснена идеей покаяния; и с одной, и другой стороны ожидали конца света. Обоим противникам казалось, что было бы справедливым достижение как раз перед концом света финальной цели государств. В латинском мире, как и в греческом, распространилась эта легенда, что перед концом света христианский государь (франкский король или византийский император) войдет в Иерусалим и передаст свою земную корону Спасителю, тогда как мумульмане ожидали, что концу света будет предшествовать падение Константинополя". И не случайно, что царствование "единственного благочестивого" омеййадского халифа Омара II (717-720) увидело столетие хиджры (около 720 года), когда конец мусульманского государства и одновременно конец света ожидались после неудачной осады Константинополя, во времена предшествующего халифа, Сулеймана.

Четырнадцатью годами позже, в 732 году, арабское продвижение из Испании в Западную Европу было успешно остановлено при Пуатье Карлом Мартеллом, всемогущим майордомом слабого франкского короля.

После поражения 718 года, арабы при Льве III уже не предпринимали серьезных военных действий против империи, тем более что им стала грозить с севера, по-видимому, со стороны Кавказа, хазарская опасность. Известно, что Лев III устроил брак своего сына и наследника Константина с дочерью хазарского кагана, который и стал поддерживать своего нового родственника. Итак, Лев III в борьбе с арабами нашел себе двух иноземных союзников: сначала болгар, позднее хазар. Но тем не менее, арабы не были спокойны и, производя свои нападения в Малой Азии, все еще иногда глубоко заходили на запад, даже, например, до Никои, т. е. почти что до берегов Пропонтиды. В конце своего правления Льву удалось нанести арабам сильное поражение при Акроиноне, во Фригии (теперь город Афиун Кара Хиссар на железной дороге в Конию). Арабы вынуждены были после этого очистить западную часть Малой Азии и отступить к востоку.

С битвой при Акроиноне мусульмане связывают легенду о турецком национальном герое Саййиде Баттал Гази, борце за веру, могилу которого показывают даже сегодня в одной из деревень на юг от Эскишехра (средневековая Дорилея). Историческим прототипом этого героя был борец за веру Абдаллах ал-Баттал, который пал в битве при Акроиноне. Задача борьбы с арабами была блестяще разрешена Львом III.

В середине VIII века в арабском халифате вспыхнули тяжелые внутренние смуты в связи с переменой династии: Омайяды были свергнуты Аббасидами. Последние перенесли столицу и центр всего управления из Дамаска в далекий от византийской границы Багдад, на р. Тигр. Все это позволило преемнику Льва III Константину V рядом успешных походов продвинуть границу империи далее на восток на всем протяжении Малоазиатского полуострова.

Однако во времена Ирины, при халифе аль-Махди, арабы снова начали успешные наступательные действия в Малой Азии, и в 782-783 годах императрица была вынуждена начать переговоры о мире. Итоговое соглашение, заключенное на три года, было очень унизительным для империи. Императрица взяла на себя обязательство платить арабам ежегодную дань в размере девяноста или семидесяти тысяч динаров (денариев) в полугодовых взносах. Весьма вероятно, что войска, посланные Ириной в Македонию, Грецию и Пелопоннес в том же году (783) для подавления славянского восстания, были взяты с восточного фронта. Это ослабляло положение Византии в Малой Азии. В 798 году, после успешных операций арабской армии при халифе Харун ар-Рашиде, был заключено новое мирное соглашение с Византийской империей, сводившееся к уплате дани, как при халифе аль-Махди. Очень активные отношения были между императорами исаврийской династии и болгарами. Последние, недавно утвердившись на нижнем Дунае, должны были прежде всего отстаивать свое еще мало устроенное политическое существование против попыток Византии уничтожить дело Аспаруха. Условия же внутренней жизни Болгарии в VIII веке были в этом смысле очень затруднительны: с одной стороны, отдельные болгарские орды и их вожди соперничали друг с другом из-за верховной власти хана и создавали династические смуты; с другой стороны, пришлые победители, тюркские болгары, должны были вести борьбу с покоренными ими славянами полуострова. Болгарские ханы конца VII и начала VIII века искусно действовали по отношению к своему самому опасному врагу, Византии. Как уже было замечено выше, болгары помогли Юстиниану II снова овладеть престолом, а Льву III оказали существенную помощь при отражении им арабов от Константинополя. После этого в течение тридцати с лишком лет византийские писатели ничего не говорят о болгарах. Во всяком случае, при Льве III болгары сумели сохранять с Византией выгодный мир, причем последняя выплачивала им даже некоторую сумму денег.

При Константине V отношения обострились. При помощи переселенных во Фракию с восточной границы сирийцев и армян император построил против болгар укрепления. Болгарский посол был презрительно встречен Константином, после чего болгары открыли военные действия. Константин совершил восемь или девять кампаний, сухопутных и морских, против болгар, поставив себе целью уничтожение болгарского ханства. Однако, войны шли с переменным успехом, и Константину не удалось добиться своей цели. Тем не менее, его энергичная борьба и ряд возведенных им против болгар укреплений позволяют некоторым историкам называть Константина "первым Болгаробойцей".

В самой Болгарии в конце VIII века династические смуты прекращаются; резкий антагонизм между болгарами и славянами сглаживается. Одним словом, там созидается, мало-помалу, Болгария IX века, когда она, постепенно ославянившись, стала представлять собой мощное государство с определенными наступательными планами против Византии. Эта наступательная политика болгар сказалась уже в конце VIII века, при Константине VI и матери его Ирине, когда Византия после военной неудачи должна была согласиться платить Болгарии дань.

Когда в VIII веке идет речь о военных столкновениях между империей и болгарами, то под последними надо разуметь не только болгар, но и славян, вошедших в состав их ханства. Происходившее в VII веке заселение Балканского полуострова славянами продолжалось и в VIII веке. Один западный паломник к святым местам, современник Льва III, прибыв в пелопоннесский город Монемвасию, пишет, что последний находился в славянской земле (in Slawinia terrae). Есть известие о славянах в VIII веке у Диррахиума и Афин. Ко времени Константина V относится упомянутое уже выше знаменитое место в сочинении "О фемах" Константина Багрянородного: "ославянился весь Пелопоннес и сделался варварским, когда чума распространилась по всей вселенной". Здесь речь идет о страшной эпидемии 746-747 годов, занесенной из Италии и опустошившей особенно юг Греции и Константинополь. Желая пополнить уничтоженное чумой население, Константин V переселил в столицу жителей из различных провинций. Таким образом, Пелопоннес в середине VIII века в глазах самих жителей империи уже был ославянившимся; к этому же времени надо отнести прилив новых поселений в Грецию на место жителей, погибших от чумы и отозванных императором для заселения столицы. В конце VIII века императрица Ирина отправила специальную экспедицию против "славянских племен" в Фессалонику, Грецию и Пелопоннес Л Наконец, греческие славяне заявили себя участием в заговоре против Ирины. Из этого видно, что славяне на Балканском полуострове, включая всю Грецию, в VIII веке не только плотно и крепко утвердились, но стали даже принимать участие в политической жизни империи и, конечно, оказывали своими принесенными обычаями влияние на социальные условия местной жизни. Болгары и славяне к IX веку сделались для Византии двумя очень серьезными врагами.

Внутренняя деятельность императоров Исаврийской, или Сирийской, династии

Законодательство. Лев III не только явился талантливым вождем и энергичным защитником империи против внешних врагов, но и мудрым законодателем. Уже во времена Юстиниана Великого, т. е. в VI веке, латинский язык его кодекса, дигест и институций был для большинства провинций империи малопонятным или даже совсем непонятным языком. В провинциях, особенно на Востоке, старые местные обычаи заменяли официальный закон, что мы уже выше видели на примере Сирийского Законника V века. Выпускаемые на греческом языке новеллы отмечали лишь акты текущего законодательства. Между тем, после того как на протяжении VII века империя последовательно теряла свои восточные провинции, Сирию с Палестиной и Египет, на юге - Северную Африку и на севере - северные области Балканского полуострова, она благодаря этому становилась более "греческой" по языку. Необходимо было дать для общего пользования подданным законник на греческом языке, отражавший на себе изменившиеся со времени Юстиниана Великого условия жизни.

Лев III, прекрасно осознав необходимость такого сборника, поручил дело составления последнего комиссии из выбранных им лиц. Результатом работы комиссии было опубликование от имени "мудрых и благочестивых императоров Льва и Константина" законодательного сборника, под названием Эклоги. Время издания ее точно неизвестно: в то время как западные ученые относят Эклогу к концу правления Льва (739-740 г.), наш византинист В. Г. Васильевский считает более естественным относить ее к началу царствования, а именно к 726 году. Недавно было высказано даже сомнение, можно ли вообще относить Эклогу ко времени Льва III и Константина V. В настоящее время большинство исследователей вопроса считают, что дата публикации Эклоги - март 726 года.

Заглавие Эклоги, что в переводе значит "выборка", "извлечение", дает понятие о ее источниках; оно таково: "Сокращенное извлечение законов, учиненное Львом и Константином, мудрыми и благочестивыми царями, из институций, дигест, кодекса, новелл Великого Юстиниана и их исправление в смысле большего человеколюбия" (по-гречески eiV to jilanJrwpoteron ) или, как переводят другие, "в смысле улучшения ". В предисловии к Эклоге определенно говорится, что законы, изданные предшествующими императорами, были написаны во многих книгах, и что смысл их для одних является трудно понимаемым, для других совершенно непонятным, особенно для тех, кто не живет в богохранимом императорском граде. Под многими книгами, о которых говорит Эклога, надо разуметь заступившие место Юстиниановых законных книг их греческие переводы и различные комментарии, вытеснившие употребление самих латинских подлинников. Находилось очень немного лиц, которые могли понимать эти греческие переводы и толкования; вследствие же многочисленности книг и разнообразия и противоречивости излагавшихся в них мнений, в гражданском праве Византии происходила значительная путаница. Лев III задался целью помочь делу. Идеей правды и справедливости проникнуты положения Эклоги, высказанные в ее предисловии: судьи должны "воздерживаться от всяких человеческих страстей, но от здравого помысла произносить решения истинной справедливости, не презирать нищего и не оставлять без обличения сильного, неправду деющего... Справедливо воздерживаться от всякого дароимания". Наконец, все служащие по судебным делам должны были получать определенное жалованье из императорского "благочестивого казначейства, с тем, чтобы они уже ничего не брали с какого бы то ни было лица, судимого у них, дабы не исполнилось на нас глаголемое пророком: "Продаша на сребре праведнаго" (Амос 2, 6), и чтобы мы не навлекли на себя гнева Божия, сделавшись преступниками его заповедей".

Содержание самой Эклоги, разделявшейся на 18 титулов, касается главным образом гражданского права и лишь сравнительно немного права уголовного. В ней идет речь о браке, обручении, о приданом, о завещаниях и о наследстве без завещания, об опеке, об отпущении рабов на свободу, о разного рода обязательствах (о продаже, покупке, найме и т. п.), о свидетелях; один титул содержит главу уголовного права о наказаниях.

Эклога во многом отступала от Юстинианова права и иногда даже противоречила ему, так как приняла в себя решения обычного права и судебной практики, существовавших параллельно с официальным законодательством Юстиниана. Сравнительно с последним ним Эклога во многом представляет значительный шаг вперед; например, во взгляде на брак можно отметить проведение более высоких, христианских начал. Глава о наказаниях изобилует телесными членовредительскими наказаниями, например, отсечение руки, урезание языка, ослепление, отрезание носа. Но последнее обстоятельство не дает нам права считать Эклогу варварским законом, так как в большинстве случаев эти наказания заступили место смертной казни. В этом смысле исаврийские императоры могли с полным основанием заявлять "о большем человеколюбии" своего законодательства. Не надо забывать и того, что Эклога угрожает одинаковыми наказаниями знатным и простым, богатым и бедным, тогда как Юстинианово право, нередко без достаточного основания, налагает на них различные наказания. Внешней особенностью Эклоги является обилие ссылок на Священное Писание для подтверждения того или другого юридического положения. "Дух римского права, - по словам историка, - преобразился в религиозной атмосфере христианства". На протяжении VIII и IX веков, вплоть до вступления на престол Македонской династии (867 г.), Эклога служила руководством при юридическом преподавании вместо прежних институций и подвергалась неоднократно ученой переработке. Нам известны, например, Частная Эклога (Ecloga privata), Частная распространенная Эклога (Ecloga privata aucta). Когда со вступлением на престол Василия Македонянина произошел поворот в пользу Юстиниановых законов, то узаконения императоров-исаврийцев были официально объявлены несообразностями (дословно "болтовней"), противоречащими божественному догмату и разрушающими спасительные законы. Тем не менее, государи Македонской династии заимствовали из осужденного ими же законника многие статьи и внесли их в свои законники. Этого мало: сама Эклога подверглась еще новой переработке.

Интересно, что Эклога Льва и Константина вошла позднее в состав судебных книг православной церкви, и в частности русской. Так, она находится в печатной русской Кормчей книге под заглавием: "Леона, царя премудрого, и Константина верной царю главизны" (т. e. главы). Есть и другие следы влияния Эклоги на древние памятники славянского законодательства.

Конечно, нельзя рассматривать Эклогу как "в высшей степени смелое нововведение", что утверждает греческий византинист Папарригопуло, ярый поклонник императоров Исаврийского дома. По его словам, "теперь, когда принципы составителей Эклоги приняты гражданским законодательством наиболее передовых наций, пришел, наконец, час воздать почтение гению этих людей, которые тысячу лет тому назад боролись для того, чтобы освятить доктрины, только в наши дни восторжествовавшие". Само собой разумеется, в подобных фразах надо видеть лишь слова увлеченного эллинского патриота. Но мы можем признать важное значение за Эклогой в том, что с ее появлением начинается новый период в истории греко-римского или византийского права, тянувшийся до вступления на престол Македонской династии, т. е. до эпохи реставрации Юстинианова права. Лев III своей Эклогой пошел на встречу требованиям жизни и времени.

К исаврийской династии, а именно ко времени Льва III, большая часть ученых относит еще три небольших законодательных памятника, а именно: Земледельческий закон, или Крестьянский устав (nomoV gewrgikoV ), Военный закон (nomoV stratiwtikoV ) и Морской poдосский закон (nomoS podiwV nautikokoV ). Эти три памятника, существующие в многочисленных и отличных друг от друга редакциях, или изводах, следуют в рукописях часто вслед за Эклогой или другими юридическими памятниками. Ни имена их составителей, ни время их издания в рукописях не сообщаются. Поэтому отнесение их к тому или другому времени зависит от оценки их содержания, языка и сравнения с другими однородными памятниками.

Наибольшее значение из вышеназванных трех памятников имеет Земледельческий закон (nomoV gewrgikoV , leges rusticae). Крупнейший авторитет по византийскому праву, немецкий ученый K. Э. Цахариэ фон Лингенталь, менял свою точку зрения по поводу этого документа. Сперва он полагал, что Земледельческий закон является сочинением частного лица, составленным в VIII или в IХ веке. Земледельческий закон, полагал он, является компиляцией, сделанной частью на основе законодательства Юстиниана, частью - на местных обычаях. Позднее он был склонен полагать, что Земледельческий закон является продуктом законодательной деятельности императоров Льва и Константина и что он был опубликован либо непосредственно с Эклогой, либо вскоре после ее появления. Он соглашался с русскими исследователями В. Г. Васильевским и Ф. И. Успенским, которые характеризовали этот документ как земское полицейское уложение, земский полицейский устав, трактующий об обычных проступках в земледельческом быту. Закон главным образом занимается разного рода кражами: леса, полевых и садовых плодов, проступками и недосмотрами пастухов, повреждениями животных и от животных, например, потравой, и т. д. Русский исследователь Б. А. Панченко, который занимался специально этим документом, называл Земледельческий закон дополнительной записью обычного права из области крестьянской практики; он посвящен тому для крестьян нужному праву, которое не нашло себе выражения в законодательстве.

Это сочинение не датировано. Некоторые исследователи относят его к эпохе Льва III, однако надо признать, что этот вопрос еще далек от окончательного решения. Согласно Б. А. Панченко, "потребность в таком законе могла явиться и в VII веке; характер памятника, варварский и наивно-эмпирический, ближе подходит ко временам наибольшего упадка образованности, чем ко временам составления Эклоги". Еще, однако, не доказано, что Земледельческий закон был издан в VIII веке и, возможно, его публикация окажется связанной с предшествующим периодом. Вернадский и Острогорский утверждали, что Земледельческий закон был составлен при Юстиниане II, в конце VII века. Последнее слово по этому вопросу было сказано русским историком Е. Э. Липшиц. После пересмотра всех существующих точек зрения, она склонна принимать вторую половину VIII века как наиболее вероятную дату составления Земледельческого закона. Иными словами, она подтвердила старое мнение К. Э. Цахариэ фон Лингенталя и В. Г. Васильевского.

Земледельческий закон обратил особенное внимание ученых тем, что в нем нет никаких указаний на колонат, т. е. на крепостное право, господствовавшее в поздней Римской империи. Зато в нем находятся указания на нечто новое, а именно: на личную крестьянскую собственность и на общинное землевладение. Последние нововведения приводятся в науке в связи с обширными славянскими поселениями в империи, принесшими туда родные им условия жизни. Положение, доказываемое в книге Б. А. Панченко, об отсутствии в законе указаний на общину, в современной литературе отвергается. Другие ученые, например Ф. И. Успенский, переоценивают значение нашего закона, придавая этому местному памятнику общее значение для всей империи и считая, что он "должен послужить точкой отправления в истории экономического развития на Востоке" в смысле свободного крестьянского сословия и мелкого землевладения. Но в таком случае может создаться впечатление, что крепостное право в VII или VIII веке вообще было отменено в Византии, чего на самом деле не было. Ш. Диль, рассматривавший Земледельческий закон в своей "Истории Византии" как результат деятельности Льва III и его сына, также зашел очень далеко, утверждая, что он "ставил целью ограничить внушающее беспокойство развитие крупной земельной собственности, остановить исчезновение мелких свободных поместий и гарантировать крестьянам лучшие жизненные условия".

Английский ученый В. Эшбернер (W. Ashburner) издал, перевел и внимательно изучил Земледельческий закон. Он, однако, не знал русского языка и поэтому не был знаком с результатами русских исследований. Эшбернер склонялся к тому, чтобы согласиться с Цахариэ фон Лингенталем, считавшим Земледельческий закон в том виде, в каком он есть, частью законодательства иконоборцев, являющимся в значительной мере записью существующих обычаев. Однако в то же время позиция Эшбернера отличалась в значительной мере от взглядов Цахариэ фон Лингенталя в трех важнейших моментах: 1) происхождение закона; 2) юридическое положение земледельческого класса; 3) экономический характер двух форм аренды, о которых в законе идет речь. Отношение Земледельческого закона и Эклоги, утверждал он, не столь тесное, как это хочется видеть Цахариэ фон Лингенталю. Эшбернер полагал, что состояние общества, описанное в Земледельческом законе, было таким, когда земледелец мог свободно переходить с места на место. Он, однако, согласился с немецким исследователем в следующем. Стиль формулировок этого закона предполагает, что это не продукт творчества частного лица, а результат деятельности лица, облеченного законодательной властью.

Теория исключительного влияния славян на обычаи внутренней жизни Византии, получившая силу благодаря авторитету Цахариэ фон Лингенталя и поддержанная выдающимися русскими исследователями в области византийской истории, заняла прочное место в исторической литературе. В добавление к общим рассказам о славянских поселениях, эти ученые использовали в качестве основного базиса для обоснования их теории тот факт, что идея о мелком свободном крестьянстве и общине была чужда римской юридической традиции. Следовательно, она должна была быть внесена в византийскую жизнь каким-то новым элементом - в данном случае славянами. В. Н. Златарский недавно поддержал теорию славянского влияния на Земледельческий закон, каковой он относил ко времени Льва III и объяснял болгарской политикой Льва. Он видел, что славяне под его властью стремятся перейти к болгарам и заключить с ними болгаро-славянский союз. Вот почему он внес в свой закон славянские обычаи и традиции, надеясь тем самым сделать условия внутренней жизни более привлекательными для славян. Однако же более внимательное изучение Кодекса Феодосия и Юстиниана, новелл последнего и, в последнее время, данных папирологии и житий святых четко доказывает существование в Римской империи деревень, заселенных свободными землевладельцами, общинная земельная собственность которых существовала в очень древние времена. Нельзя, таким образом, делать общих выводов на основе Земледельческого закона. Он может служить только дополнительным свидетельством того факта, что в Византийской империи мелкое свободное крестьянство и свободная сельская община сосуществовали с крепостным правом. Теория славянского влияния должна быть отклонена, а внимание должно быть повернуто к изучению вопроса о мелком свободном крестьянстве и деревенской общине в период ранней и поздней Римской империи на базе новых и старых материалов, которые до сих пор еще недостаточно использованы.

В последнее время было сделано несколько интересных попыток сопоставить Земледельческий закон с текстами византийских папирусов, однако на основе значительного сходства фразеологии, иногда удивительного, никаких определенных выводов по вопросу о возможных заимствованиях сделать нельзя. Такое сходство, заявлял У. Эшбернер, доказывает только то, что доказательства и не требует: законодатели одной эпохи используют одни и те же выражения.

Земледельческий закон имеет большой интерес с точки зрения славянской науки. Существует, например, древнерусский перевод этого памятника, вошедший в состав одной, в высшей степени важной по своему содержанию и историческому значению, компиляции, носящей в рукописях название: "Книги законные, имиже годится всякое дело исправляти всем православныим князем". Наш известный канонист А. С. Павлов дал критическое издание древнерусского перевода Земледельческого закона. Последний вошел также в сербские памятники юридического содержания.

Очень часто в рукописях юридического характера, вслед за Эклогой и другими законодательными памятниками, можно найти Морской закон и Военный закон. Оба эти законы не датированы и относятся учеными по некоторым соображениям, во всяком случае не решающим вопроса, к эпохе Исаврийской династии.

Морской закон (nomoS nautikoV , leges navales) или, как он иногда называется в рукописях, Родосский Морской закон представляет собой устав торгового мореплавания. Некоторые исследователи предполагают, что этот закон был извлечен из второй главы четырнадцатой книги дигест, которая содержит заимствованный из греческого права так называемый lex Rhodia de jactu (Родосский закон об авариях) - закон, где речь идет о возложении убытков на хозяина корабля и прочих товарохозяев в случае, если для спасения корабля и груза часть последнего будет выброшена за борт (jactus). В настоящее время зависимость Родосского закона от дигест, также как и его связь с Эклогой, на чем настаивал Цахариэ фон Лингенталь, не принимается исследователями.

Этот закон, в том виде, в каком он до нас дошел, представляет собой компиляцию материалов разных эпох и разного характера. Большая их часть происходит, без сомнения, от местных обычаев. У. Эшбернер говорит, что третья часть Морского закона совершенно очевидно должна была войти в третью книгу Василик. Отсюда он делает вывод, что было осуществлено второе издание Морского закона либо непосредственно теми, кто составлял Василики, либо под их руководством. Существующий ныне текст является, таким образом, его вторым изданием.

По стилю Морской закон носит официальный характер, а по содержанию он значительно отличается от Юстиниановых дигест, т. е. от использованного Родосского закона об авариях, отражая на себе, очевидно, следы влияний позднейшего времени. В этом законе, например, устанавливается ответственность хозяина корабля, его наемщика и пассажиров за целость судна и груза; в случае бури или морского разбоя все они должны быть привлечены к возмещению убытков. Это было своего рода страхованием. Подобные особенности Морского закона объясняются тем, что со времени Ираклия, т. е. с VII века, морская торговля и вообще морское судоходство были сопряжены с большими опасностями ввиду морских нападений арабов и славян. Морские разбои стали обычным явлением, поэтому хозяева судов и купцы могли продолжать торговлю лишь на условии общности риска.

Время составления Морского закона может быть определено только приблизительно. Он, вероятнее всего, был составлен частными людьми между 600 и 800 годами. В любом случае, нет никаких оснований полагать, что происхождение Морского закона, Земледельческого закона и Военного было одинаковым.

Несмотря на возвращение государей Македонской династии к нормам Юстинианова права, Морской закон продолжал действовать на практике и влиял на некоторых византийских юристов Х- XII веков. Сохранившаяся практика Морского закона указывает на то, что византийское торговое мореплавание после VII и VIII веков не могло подняться. Завладевшие позднее торговлей Средиземного моря итальянцы имели свое собственное морское право. С падением же византийской морской торговли вышел из употребления и Морской закон, так что в юридических памятниках XIII-XIV веков о нем уже упоминаний нет.

Военный же закон (nomoV stratiwtikoV , leges militares) представляет собой извлечение из греческих изложений дигест и кодекса Юстиниана, Эклоги и некоторых других источников, прибавленных к закону позднее. Главное содержание Военного закона состоит в перечне наказаний, налагаемых на военных за их проступки (за восстание, неповиновение, бегство, прелюбодеяние и т. п.). Наказания, приводимые в законе, отличаются большой суровостью. Если правильна точка зрения ученых, что Военный закон относится ко времени Исаврийской династии то он может служить показателем той строгой военной дисциплины, которую ввел в войске Лев III.

Однако, к сожалению, скудость информации не позволяет поддержать положительный ответ по вопросу о возможности отнесения данного закона к рассматриваемому периоду. В качестве подведения итогов рассмотрения этих трех законов отметим, что ни Земледельческий закон, ни Морской, ни Военный не могут рассматриваться с уверенностью как результат законодательной деятельности исаврийских императоров.

Фемы. Большинство ученых, начиная с Финлея, относят реорганизацию и дополнение провинциальной фемной системы, которая возникла в VII веке, к VIII веку, и, в частности, ко времени правления Льва III. Финлей писал: "Новая географическая организация по фемам была введена Львом и просуществовала столько, сколько само византийское правительство". Особенно категорически в этом смысле высказывается Гельцер; по его словам, "Лев совершенно устранил гражданскую администрацию и передал гражданское провинциальное управление военным представителям". "Лишь со времени Льва Исавра, - пишет Ф. И. Успенский, - происходит крутой поворот в сторону усиления власти стратига фемы за счет гражданской администрации провинций". Но дело в том, что о мероприятиях Льва III в области провинциального устройства нет прямых известий. Существует перечень фем с некоторыми указаниями на их организацию, принадлежащий уже известному нам арабскому географу первой половины IX века Ибн-Хордазбеху. Сопоставляя его данные с данными о фемах VII века, ученые приходят к некоторым выводам относительно фемных изменений в VIII веке, т. е. во время Исаврийской династии. Оказывается, что в Малой Азии, кроме трех уже перечисленных выше фем VII века, были созданы в VIII веке, может быть, при Льве III, две новых: 1) Фракийская фема в западной части Малой Азии, образованная из западных областей обширной фемы Анатолики и получившая свое название от стоявших там европейских гарнизонов из Фракии, и 2) Фема Букелларий (Букелларии), представлявшая собой восточную половину уже известной также обширной фемы Опсикия и названная так от букеллариев (bucellarii), как назывались некоторые римские и иностранные войска, бывшие на службе империи. Константин Багрянородный говорит, что букелларий следовали за войском, доставляя ему пропитание. Таким образом, к началу IX века в Малой Азии было пять фем, которые в источниках за это время и отмечаются как "пять восточных фем" (например, под 803 годом). Европейских фем к концу VIII века, по-видимому, было четыре: Фракия, Македония, Эллада и Сицилия. Но если вопрос о количестве фем в Малой Азии к началу IX века может считаться установленным, то вопрос о полном устранении гражданских властей и перенесении их функций на военных начальников остается пока неясным. Решающая роль Льва III в организации фем не может быть доказана. Это скорее предположение.

Завершение и распространение системы фем при Исаврийской династии было неразрывно связано с внешней и внутренней опасностью, которые испытывала империя. Образование новых фем путем разделения огромных территорий прежних фем диктовалось политическими соображениями. На своем собственном опыте Лев очень хорошо знал, как опасно оставлять слишком большую территорию в руках всемогущего военачальника, который мог восстать и потребовать титул императора. Так, внешняя опасность требовала усиления централизованной военной власти, особенно в провинциях, которым угрожали враги империи - арабы, славяне и болгары; с другой стороны, внутренняя опасность, исходящая от слишком сильных военачальников (стратегов), зависимость которых от центральной власти часто напоминает вассальные отношения, делала крайне необходимым сокращение огромных размеров территорий под их властью.

Лев III, желая увеличить и упорядочить финансовые средства империи, столь необходимые для его многосторонних предприятий, увеличил на одну треть поголовную подать с Сицилии и Калабрии, и для того, чтобы эта мера была проведена полнее, приказал составить точный список рождений детей мужского пола. Враждебно настроенный к иконоборцам хронист сравнивает последнее распоряжение Льва с поведением египетского фараона по отношению к евреям. В конце правления Льва III наложил на жителей империи специальную подать для восстановления поврежденных сильными и частыми землетрясениями стен столицы. Стены были исправлены, о чем свидетельствуют сохранившиеся до нашего времени надписи на башнях константинопольской внутренней стены с именами Льва и его сына и соправителя Константина. Примечания

См.: К. Schenk. Kaiser Leons III Walten im Innern. - Byzantinische Zeitschift, Bd. V, 1896, SS. 296 ff.

См.: N. lorga. Les origines de l"iconoclasme. - Bulletin de la section historique de l"Academie roumaine, vol. XI, 1924, p. 147.

Ю.А.Кулаковский. История Византии. СПб. "Алетейя", 1996, т. III (602-717 гг.), с. 299, прим. 3.

Theophanes. Chronographia, ed. C. de Boor, p. 391.

Chronographia tripertita, ed. C. de Boor, p. 251.

PG, t. 100, col. 1084.

См.: Е. W. Brooks. The Campaign of 716-718 from Arabic Sources. - Journal of Hellenic Studies, vol. XIX, 1899, pp. 21-22.

Ф. И. Успенский. История Византийской империи, т. II (1), с. 5.

См.: К. Е. Zacharia von Lingenthal. Jus graeco-romanum, t. III, p. 55; J. et P. Zepos. Jus graeco-romanum, t. I, p. 45.

В. Bury. The History of the Later Roman Empire, vol. II, p. 405; S. Lampros. Istoria ElladoV , vol. III, p. 729. Самый подробный рассказ об осаде и связанными с ней легендами см.: М. Canard. Les expeditions des Arabes centre Constantinople. - Journal Asiatique, vol. CCVIII, 1926, pp. 80-102. Константин Багрянородный также приписывает постройку мечети в Константинополе Масламе: De administrando imperio. - Corpus scriptorum Historiae Byzantinae, ed. J. J. Reiske et 1. Bekker, pp. 101- 102; ed. Moravcsik-Jenkins. Budapest, 1949, p. 92; P. Kahle. ZurGeschichte der mittelallterlichen Alexandria. - Der Islam, Bd. XII, 1922, S. 34; I. A. Nomiku. To prvto tzami thV KwnstantinoupolewV - EpethriV EtaireiaV Buzantinvn Spoudvn, т. 1, 1924, s. 199-201.

См. работу В. В. Бартольда в "Записках Коллегии востоковедов" (t. 1, с. 469-470).

См.: Н. Lammens. Etudes sur ie regne du calife Omayade Moawia I. Paris, 1908, p. 444.

В. В. Бартольд. Ук. соч., с. 470-471, прим. II; A. A. Vasiliev. Medieval Ideas of the End of the World: West and East. - Byzantion, t. XVI, 2, 1944, pp. 472-473.

В русском и первом английском издании моей "Истории Византийской империи" я скорее переоценил значение битвы при Пуатье. В первом русском издании (Пг., 1917) - с. 222; в первом английском -t. 1, р. 290. См.: A. Dopsch. Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europaischen Kulturentwicklung. Wien, 1924, Bd. II, S. 298.

См.: J. Wellhausen. Die Kampfe der Araber mit den Romaern in der Zeit der Umajiden. Gottingen, 1901, SS. 444-445 (Nachrichten von der Klassische Gesellschaft der Wissenschaften zu Gottingen. Philosophisch-historische Klasse.); см. также специальную статью о Баттале: Encyclopedie de L"Islam, vol. I, p. 698; см. также: В. В. Бартольд. Ук. соч. с. 470; D. В. Macdonald. The Earlier History of the Arabian Nights. - JRAS, 1924, p. 281; M. Canard. Les expeditions des Arabes contre Constantinople. -Journal Asiatique, vol. CCVIII, 1926, pp. 116-118; W. M. Ramsay. The Attempts of the Arabs to Conquer Asia Minor (641-964 A. D.) and the Causes of Its Failure. - Bulletin de la section historique de l"Academie roumaine, vol. XI, 1924, p. 2. Мы обратимся к истории ал-Баттала позже в связи с эпосом Дигениса Акрита.

А. Lombard. Etudes d"histoire byzantine: Constantin V, empereur des Romains. Paris, 1902, p. 59.

WIIIibaldi vita, ed. G. H. Pertz. - Monumenta Germaniae Historica Scriptorum, vol. XV, p. 93.

А. А. Васильев. Славяне в Греции. - Византийский временник, т. 5, 1898, с. 416-417.

De thematibus, 53-54.

Theophanes. Chronographia, ed. C. de Boor, pp. 456-457.

К. Е. Zachana van Ungenthal. Geschichte des griechisch-romischen Rechts. Berlin, 1892, S. 16; P. Collinet. Byzantine Legislation from Justinian (565) to 1453. - Cambridge Medieval History, vol. IV,. 1923, p. 708 (он датирует выход Эклоги мартом 740 г.); V. Grumel. La Date de la promulgation de l"Ecloge de Leon III. - Echos d"Orient, vol. XXXIV, 1935, p. 331 (он датирует выход Эклоги мартом 741 г.).

В. Г. Васильевский. Законодательство иконоборцев. - ЖМНП, т. СХСIХ, 1878, с. 279-280; см. также: В. Г. Васильевский. Труды, т. IV, с. 163.

К. Н. Успенский. Очерки по истории Византии. М., 1917, т. 1, с. 216-218.

D. Ginnis. Das promulgationsjahr der Isaurischen Ecloge. - Byzan-tinische Zeitschrift, Bd. XXIV, 1924, SS. 356-357; Е. H. Freschfield (ed.). A Manual of Roman Law published by the Emperors Leo III and Constantine V ofisauria of Constantinople A. D. 726. Cambridge, 1927, p. 2; С. A. Spulber. L"Ecloge des Isauriens. Texte, traduction, histoire. Cernautzi, 1929, p. 83 (детальное обсуждение проблемы даты Эклоги - с. 81-86 данной книги); G. Ostrogorski. Die Chronologie des Theophanes im 7. und 8. Jahrhundert. - Byzantinisch-neugriechische Jahrbucher, Bd. VII, 1930, S. 6.

K. E. Zachana van Lingenthal (ed.). Collectio librorum juris graeco-romani ineditorum. Ecloga Leonis et Constantini. Lipsiae, 1852; J. et P. Zepos. Jus graeco-romanum, vol. II, p. II. Runciman. Очерки истории Византии. М., 1917, с. 162- 182; См.: Ю. А. Кулаковский. История Византии, т. III, с. 338-339; Е. Stein. Ein Kapitel vom persischen und vom byzantinischen Staate. - Byzantinisch-neugriechische Jahrbucher, Bd. 1, 1920, SS. 75-77; G. Ostro-gorsky. Ober die vermeintliche Reformtatigkeit der Isaurier. - Byzantinische Zeitschrift, Bd. XXX, 1929-1930, S. 397; G. Ostrogorsky. Geschichte des byzantinischen Staates. Munchen, 1940, S. 105, Anm. 4; Ch. Diehl, G. Marcais. Le Monde oriental... Paris, 1936, p. 256.

Theophanes. Chronographia, ed. C. de Boor, p. 410. См.: F. Dolger. Corpus der griechischen Urkunden des Mittelalters und der neueren Zeit. Regesten 1. Regesten der Kaiserurkunden des ostromischen Reiches. Munchen, Berlin, 1924, Bd. I, S. 36, Num. 300; E. Stein. - Byzantinische Zeitschrift, Bd. XXIX, 1930, S. 355.

A. Van Millingen. Byzantine Constantinople, the Walls of the City and Adjoining Historical Sites. London, 1899, p. 98-99, а также иллюстрации между этими страницами.

Примечания научного редактора

Приводим здесь для сравнения формулировку значения битвы при Пуатье по русскому изданию 1917 года: "Через четырнадцать лет, а именно в 732 году, на западе Карл Мартелл оказал подобную же услугу Западной Европе поражением испанских арабов около Пуатье. Продвижение арабов в Западную Европу было в первой половине VIII века остановлено". Сопоставление здесь идет с поражением арабов при Константинополе. От себя хотелось бы добавить, что оба события представляются сопоставимыми по значению.

В соответствующем месте русской версии (с. 229) есть одна фраза, которая не была затем включена А. А. Васильевым в последующие издания: "Конечно, и последнее рассуждение не решает вопроса".

Уже после смерти А. А. Васильева лично Е. Э. Липшиц, или же при ее участии, было опубликовано несколько работ, в которых все вопросы, так или иначе связанные с Земледельческим законом и в целом с историко-правовым развитием Византии, получили дальнейшее развитие. См.: Е. Э. Липшиц. Право и суд в Византии в IV-VIII вв. Л., 1976; Законодательство и юриспруденция в Византии в IX-XI вв. Историко-юридические этюды. Л., 1981; Византийский Земледельческий закон. Текст, исследование, комментарий подготовили Е. Э. Липшиц, И. П. Медведев, Е. К. Пиотровская. Под ред. И. П. Медведева. Л., 1984. Со временем взгляды Е. Э. Липшиц изменились, и в 1976 г. она писала, что Земледельческий закон издан, скорее всего одновременно с Эклогой, то есть в двадцатых годах VIII века (Право и суд... с. 201-202). И. П. Медведев, подводя итоги изучения Земледельческого закона, писал о весьма вероятном южноиталийском происхождении закона (Византийский Земледельческий закон, с. 24-25). Е. Э. Липшиц в комментариях к изданию Земледельческого закона писала о том, что первоначальный текст памятника может восходить к середине VI в. (Византийский Земледельческий закон, с. 140-141). Сперва это была скорее всего компиляция, сделанная для нужд частного лица. Очевидная многослойность памятника и включение его текста в качестве приложения в рукописи Эклоги свидетельствуют, во-первых, о развитии памятника с течением времени и, во-вторых, об официальном признании Земледельческого закона в качестве общеимперского и придании его тексту окончательной редакции в начале VIII в. Таковы в настоящее время основные итоги изучения этого памятника.

Отмеченное выше, в прим. *3, новое критическое издание Земледельческого закона содержит не только греческий текст, но и критическое издание славяно-русской версии закона (Византийский Земледельческий закон... с. 190-269) с историей изучения (с. 190-197), анализом рукописной традиции (с. 198-232), текстом с параллельным переводом (с. 233-264) и указателем слов древнерусской редакции (с, 265-269).

В соответствующем месте русской версии (с. 232) есть уточнение о роли дисциплины в армии Льва III, не включенное А. А. Васильевым в последующие издания: "и отчасти благодаря которой он смог с честью выйти из тяжелых условий, создавшихся в империи в момент вступления его на престол".

Гораздо более взвешенный взгляд современных русских исследователей о Земледельческом законе и его эволюции отмечен выше (прим. *3). См. также: В. В. Кучма. NomoV stratiwtikoV . К вопросу о связи трех памятников византийского военного права. - ВВ, т. 32, 1971, с. 276-285. Данная статья содержит также перевод на русский язык Военного закона.

В соответствующем месте русской версии (с. 233) есть целый абзац, не включенный А. А. Васильевым в последующие издания: "Из вышеизложенного видно, что достоверными внутренними делами Льва III могут быть признаны Эклога, введение некоторых податей и исправление столичных стен. Что же касается до остальных трех законов, земледельческого, морского и военного, а также до завершения фемной организации, то эти явления внутренней жизни империи могут лишь с некоторым вероятием быть отнесены ко времени Льва III или вообще к VIII веку. Дальнейшая разработка этих вопросов заставит, может быть, отказаться, по крайней мере по отношению к некоторым из них, и от этой вероятности".