Чарльз Диккенс любил жареный сыр и свою жену Кэтрин, наделённую множеством талантов. Она неплохо писала, великолепно готовила и даже выпустила кулинарную книгу. К сожалению, после 16 лет брака семейное счастье закончилось, а из кулинарной книги исчез рецепт любимого блюда Диккенса.
Летом 2016 года за свою прапрапрабабушку заступилась Люсинда Хоксли - обозреватель BBC Culture и прапраправнучка Чарльза и Кэтрин. Она решила рассказать, каким замечательным человеком была та, кого биографы привыкли упоминать вскользь. Кэтрин Диккенс обычно описывают как в юности милую романтического склада девушку, а спустя годы - как изнуренную родами, постаревшую и подурневшую женщину, безнадёжно отставшую от своего великого мужа психологически и интеллектуально.
Кулинарная книга леди Марии Клаттербак «Что у нас на обед?» увидела свет октябре 1851 года. Предисловие к ней было написано Чарльзом Диккенсом, а остальной текст - его женой миссис Кэтрин Диккенс.
Этой книги бы не было, если бы за 16 лет до этого, в феврале 1835 года начинающий журналист Чарльз Диккенс, которому только-только исполнилось 23 года, не решил бы устроить домашний праздник по поводу публикации его очерка.
Среди приглашенных была Кэтрин Хогарт, дочь издателя журнала, в котором публиковался юный Диккенс.
«При личном знакомстве мистер Диккенс производит гораздо более благоприятное впечатление», - написала Кэтрин своей двоюродной сестре после праздника. Вероятно, впечатление было чуть более, чем просто благоприятным, и в апреле 1836 года молодые люди поженились.
Их браку суждено было стать одновременно очень счастливым и безнадежно несчастным.
Слева - миниатюра с изображением Чарльза Диккенса, которую он подарил Кэтрин Хогарт по случаю помолвки; справа - акварельный портрет Кэтрин кисти английского художника Дэниела Маклиса
В первые годы молодая жена была, по словам писателя, «его лучшей половиной». Что касается Кэтрин, то она, по свидетельству младшей сестры Диккенса Мери, «стала прекрасной хозяйкой и совершенно счастлива».
Кэтрин была типичной женщиной и женой в викторианской Англии. Как вспоминала её дочь Кейт, «у нее, как и у всех нас, были свои недостатки, но она была кротким, милым, добрым человеком и настоящей леди». А также – искусным кулинаром, писательницей и одаренной актрисой, выступающей не только в домашнем театре, но и на профессиональной сцене и, а ещё, по словам её мужа, – прекрасным спутником в многочисленных путешествиях. Впрочем, в хозяйственных делах она постоянно пользовалась помощью младшей сестры, что позволило потом Диккенсу говорить, что Кэтрин «была не способна справиться со своими обязанностями и своих детей с младенчества вверяла попечению других» – явная клевета.
О браке Диккенса и Кэтрин и об их очень громком расставании, произошедшем в 1858 году, написано очень много. В начале ХХ века, через несколько десятилетий после смерти обоих супругов, общество прочно заняло сторону Чарльза. Ходили неприятные слухи по поводу того, почему ему «пришлось» расстаться с женой - поговаривали даже, будто Кэтрин была алкоголичкой (это неправда).
В связи с этим и роль Кэтрин рассматривалась с той же позиции: её либо воспринимали как подвергшуюся гонениям мученицу, либо обвиняли в том, что она изматывала великого человека, лишая его воли.
Слева - обручальное кольцо, которое Чарльз подарил Кэтрин в 1835 году; справа - документ о раздельном жительстве супругов, выданный в 1858 году
По словам прапраправнучки писателя, всё гораздо проще и банальнее - брак распался, поскольку отношения супругов подверглись неожиданному и нестерпимому испытанию, связанному со стремительным восхождением Диккенса на вершину славы, ранее казавшейся немыслимой.
Нечто похожее говорил и Бернард Шоу: «Главная беда его жены была в том, что она не была Диккенсом в юбке».
Детство Чарльза было омрачено нищетой и постоянно маячившей угрозой долговой ямы, а Кэтрин происходила из счастливой и уютной семьи со средним уровнем достатка. Диккенс мечтал о жене, способной дать его детям стабильность и дом, жизнь в котором будет течь беззаботно. Кэтрин стала для него идеальным кандидатом на роль супруги и очень долго эту роль оправдывала – действительно, был идеальной женой, матерью, спутницей и другом.
В начале совместной жизни Кэтрин стояла выше своего мужа и по социальному, и по материальному положению, но очень скоро Чарльз превратился из журналиста, работавшего на её отца, в знаменитого писателя, труды которого читала сама королева Виктория.
Через пару лет после свадьбы убеждения Чарльза стали влиять даже на политические взгляды в стране. Диккенс постепенно становился Диккенсом – великим писателем, триумфатором обоих берегов Атлантики и богатейшим англичанином эпохи (после смерти Диккенса осталось состояние в 93 000 фунтов стерлингов – больше, чем личные средства королевы).
Кэтрин была идеальной супругой для человека, которому необходимо всеобщее поклонение. Будь на её месте другая, неизвестно, как она отнеслась бы к восторгам и всеобщему обожанию, окружившим Диккенса. Кроткая Кэтрин во всём потакала мужу – в доме всё подчинялось его вкусам и прихотям и Кэтрин это нисколько не беспокоило.
О том, что же конкретно случилось в 1857 году, лучше всего рассказывают две фотографии – Кэтрин Диккенс после рождения 10 детей и молодой актрисы Эллен Тернан, которой было 18, когда её впервые увидел 45-летний Чарльз и отношения с которой продлились до самой смерти писателя.
Слева – Кэтрин Диккенс, после рождения 10 детей в возрасте 37 лет. Дагерротип (1852 г.). Справа – примерно так выглядела Эллен Тернан, когда познакомилась с Диккенсом в 1857 году
Что у нас на обед?
По поводу кулинарной книги Кэтрин ходило много разговоров - многие пытались приписать её авторство самому Диккенсу. Однако странно представить, что Чарльз мог добровольно выкроить время в своем очень жёстком графике писательской работы только лишь для того, чтобы издать книгу рецептов под женским псевдонимом. У наследников, по крайней мере, не возникает никаких сомнений в том, что книгу написала именно Кэтрин.
Написать книгу, оставившую след в кулинарной истории Англии, ей позволила жизнь рядом с писателем, любившим идеальный порядок в доме, безупречный комфорт и хорошо приготовленную еду.
Книга Кэтрин - не просто сборник рецептов, а пособие для молодых жен, в котором можно найти советы по ведению домашнего хозяйства и примеры меню для приема с участием до 18 персон. Кэтрин, бывшая родом из Шотландии, разнообразила общепринятое меню блюдами из трески и кефали, жареными устрицами, устричным соусом и тушеными угрями.
Сочинение жены писателя несколько раз переиздавалось, но после развода Кэтрин мстительно удалила из новых изданий одно из самых любимых блюд Чарльза - жареный сыр. Эта горячая закуска часто подавалась писателю к утреннему кофе, или к обеду вместе с картофельным пюре, и поэтому нет ничего удивительного, что он упомянул её в своем первом романе «Посмертные записки Пиквикского клуба».
Две шляпы, бросавшие тень на штору, были головными уборами двух самых близких приятельниц миссис Бардл, которые только что пришли, чтобы мирно выпить чашку чаю и разделить с хозяйкой скромный горячий ужин, состоявший из двух порций поросячьих ножек и поджаренного сыра. Сыр восхитительно подрумянивался в маленькой голландской печке перед камином; поросячьи ножки чувствовали себя превосходно в маленькой жестяной кастрюльке, висевшей на крюке.
По какому рецепту готовился жареный сыр в доме Диккенса мы уже не узнаем. Тем не менее, Кэтрин стала по сути предтечей миссис Битон - британской домохозяйки, издавшей первую книгу по домоводству и кулинарии, - за полтора десятилетия до публикации той легендарной книги.
Нет в книге и ещё одного рецепта – вечной молодости и долгой счастливой жизни до конца дней бок о бок с великим писателем.
Зимой 1855 года Чарльз Диккенс увлеченно писал роман «Крошка Доррит». Но работу пришлось прервать. Его близкий друг, автор знаменитой повести «Лунный камень» Уилки Коллинз узнал из газет, что в Пари же, в отличие от промозглого Лондона, стоят отменные солнечные деньки, и уговорил Чарльза немного попутешествовать, отдохнуть от праведных писательских трудов.
В день отъезда Диккенс встал ни свет ни заря, чтобы разобрать накопившуюся почту. Джорджина Хогарт, сестра его жены, она же его добровольная секретарша, с вечера предусмотрительно оставила на письменном столе внушительную горку писем.
С той поры, как он стал всемирно известным писателем, корреспонденция — и не только из Англии — поступала к нему, что называется, косяком. Поначалу он отвечал каждому адресату, причем обстоятельно, с непременным выражением благодарности за внимание к его персоне и его творчеству.
Но вскоре понял, что ему надо выбирать: или он, позабыв о литературе, станет днем и ночью заниматься перепиской, или, махнув рукой на все, будет делать то, что ему нравится больше всего — писать романы. Пойдет он таки на компромисс: быстро пробежав письмо глазами, пришпиливал к нему бумажку с пометкой для Джорджины, в каком духе и что именно ответить автору.
В то памятное утро, не желая опаздывать к завтраку — а Диккенс был дотошно пунктуален и входил в столовую с первым ударом часов, — он расправлялся с почтой быстрее обычного. Оставалось всего дватри письма. Одно из них — послание некоей миссис Винтер (winter — зима) — настроило его на благодушноиронический лад. «Любопытно, — усмешливо хмыкнул он, распечатывая конверт, — какое дело ко мне у этой самой миссис Самое Холодное Время Года?»
«Дорогой Чарли! — Незнакомая миссис обращалась к нему так, словно была ему близкой родственницей или подругой школьных лет. — Разумеется, моя фамилия вам ничего не скажет. Да и как иначе? Вы знаменитый писатель. А я? Всего-навсего замужняя женщина, которой под сорок, мать троих детей. Больше мне нечего сказать о себе. Может, кроме одного: двадцать лет тому назад у меня была другая, девичья, фамилия. Тогда вы были еще бедным юношей и настойчиво у.хаживали за мной. Однажды вы сказали мне, что любите меня. Не помню точно, что я ответила вам тогда. Но все эти годы я не забывала о вас. Помню и сейчас ваши красивые карие глаза, ваши чудесные волнистые волосы … »
Еще не дочитав письмо до конца, Диккенс уже знал, кто такая миссис Винтер. От волнения его бросило в жар, отчаянно, словно попавшая в силки птица, забилось сердце … Взяв себя в руки, он дочитал письмо до конца. Как и предполагал: двадцать лет назад миссис Винтер звалась Марией Биднелл!
Откинувшись на спинку кресла и напрочь забыв о первом ударе часов, Диккенс предался воспоминаниям о своей юности … Сын неглупых, интеллигентных, но крайне незадачливых родителей (легкомысленный, вечно опутанный долгами отец, добрая, но, как стрекоза, беспечная мать), он с малых лет был вынужден сам пробивать себе дорогу в жизни.
Учился хорошо, но от случая к случаю. Десяти лет от роду, скрыв свой возраст, устроился рабочим на фабрику ваксы. Затем служил рассыльным, стенографом судебной палаты, получая сущие гроши. В гору его дела пошли, когда он стал репортером одной из лондонских газет. Его заметки и очерки, написанные отличным слогом, с тонким чувством юмора, хорошо оплачивались. На заработанные деньги юноша купил себе первый в жизни костюм, шляпу-котелок, снял частную комнату.
Обзаводясь друзьями, он познакомился с молодым джентльменом по имени Генри. Тот был вхож в дом лондонского банкира средней руки Биднелла (сватался к одной из его дочерей) и однажды взял с собой Чарльза. Едва увидев Мэри, младшую из сестер, миловидную пухленькую девицу с томными голубыми глазками, юный Диккенс тотчас решил, что она та самая половина души, которая, соединясь с его половиной, составит безмерное счастье его жизни.
Отныне, как бы допоздна он ни засиживался в редакции газеты, Чарльз всегда, возвращаясь к себе домой, сворачивал на Ломбард-сити, где проживала его первая любовь. И всякий раз, проходя мимо дома, в котором уже все спали, он обмирал от восторга и благодарности судьбе только за то, что живет на одной планете с прелестной девушкой по имени Мэри …
Но, правду сказать, сама-то Мэри не очень жаловала юношу. Она с ним была то приветлива и ласкова, то, будто не с той ноги встав, суха и холодна. Будучи моложе Чарльза, она постоянно за что-нибудь журила его и поучала. То он не оценил по достоинству ее новое платье, то не вовремя подал ей пальто, то еще что-нибудь.
В ответ на все попреки он дружелюбно улыбался, но юношу сильно огорчало, что Мэри совершенно не понимала его шуток. К примеру, однажды в порыве нежности он шепнул ей на ушко, что во всем мире никто не выговаривает «р» так мило, как она. (Девушка вместо «р» говорила «в») А обидчивой Мэри (<<Мэвю» показалось, что Чарли (<<Чавли») смеется над ней, и она устроила ему сцену.
С детства не привыкший пасовать перед трудностями, юноша не теряет веры, что со временем найдет общий язык с Мэри. Но как ему быть с ее мамашей — миссис Биднелл? Банкирша уверена, что смазливый репортер хочет жениться не столько на Мэри, сколько на капиталах мистера Биднелла. Чопорная мамаша всем своим видом показывает, что молодой человек зря старается. Чтобы он чувствовал это на каждом шагу, безбожно и целенаправленно перевирает его фамилию. Он у нее то «мистер Дикинг», то «мистер Дринкинг». И все делает для того, чтобы молодые люди не оставались наедине больше пяти минут.
Происки банкирши Чарльз старается не замечать. Он верит, что в скором времени разбогатеет и женится на Мэри. Лишь бы она полюбила его так же сильно, как он ее! Увы, послушная воле матери девушка держит его на большом расстоянии. Однажды Чарльз увидел ее в новом белом платье. Ему вдруг нестерпимо захотелось обнять и поцеловать ее. Но Мэри суровым взглядом мгновенно остудила его пламенную страсть.
Когда Чарльзу исполнится двадцать один год, он, вывернув все свои карманы, возьмет в прокат посуду, мебель, наймет официанта и позовет в гости Мэри, ее сестер и подруг, а также приятеля Генри, который к тому времени уже стал зятем мистера Биднелла. Во время вечеринки Чарльз под удобным предлогом выведет Мэри в прихожую и там, собравшись духом, признается ей в любви. Помолчав, девушка скажет, что ничего не имеет против дружбы с ним, но любовь, по ее мнению, это уж чересчур …
Когда все уйдут, бедный Чарльз с горя упьется вусмерть. Утром, проснувшись с адской головной болью, он решит, что в его положении ничего другого не остается, как покончить с собой. Но, умный парень, он тут же сообразит, что миссис Биднелл будет просто счастлива послать букет цветов на его могилу. В то же утро он придет к выводу, что в его романе с Мэри пора ставить точку, о чем и сообщит ей письмом. Его решение не понравится капризной мисс: в их отношениях ее больше устраивало многоточие. Под разными предлогами она то и дело зазывает «Чавли» на Ломбард-сиги. А там его куда как радушно принимает миссис Биднелл:
— Мэри! К тебе опять пришел мистер Дрызгинг!
— Мистер Дрянинг! Ваше время истекло!
В конце концов Чарльз поймет, что ему век не видать Мэри своей женой и перестанет откликаться на ее приглашения. Убедившись, что алкоголь не лучшее лекарство от несчастной любви, он ищет другое средство забвения. И находит его в литературном творчестве. С неистовой энергией трудоголика молодой Диккенс пишет один за другим романы. (Многие страницы одного из них, хрестоматийного «Дэвида Копперфилда», насквозь автобиографичны: они повествуют о мучительной любви героя романа к прелестной, но непредсказуемой Доре.)
В рекордно короткие сроки вчерашний репортер становится классиком английской литературы. По силе изображения характеров и человеческих страстей молодого романиста сравнивают с самим Шекспиром! ..
… — Чарльз! .. Чарльз!!! — Дважды окликнув зятя, неподвижно лежавшего в кресле, Джорджина потрясла его за плечо. — С вами все в порядке?
Он ответил не сразу. Открыв глаза, глубоко вздохнул — будто выплыл со дна глубокой реки.
— Все хорошо, Джорджина. Я тут размышлял о своей жизни …
— Позавтракать тоже не мешало бы, — добродушно заметила золовка. — Кэтрин и дети уже в столовой.
Диккенс, машинально прикрыв рукой письмо миссис Винтер, с плохо скрытым нетерпением ответил:
— Завтракайте без меня. Мне еще надо ответить одному человеку.
От глаз Джорджины не ускользнул невольный жест зятя. Пытливо глянув на него, она спросила:
— Я не могу ответить этому человеку за вас?
— Нет, нет! — весь встрепенулся он. — Тут особый случай …
Когда Джорджина уже покидала кабинет, он попросил ее заказать экипаж до морского порта и снова откинул голову на спинку кресла …
… Вместе с громкой славой к молодому романисту пришло и богатство. Еще вчера снимавший тесный угол, он покупает просторный дом. Теперь у него мебели и посуды, какой только нет! Больше того, Диккенс женится на красивой Кэтрин Хогарт, дочери своего издателя …
Казалось бы, все в его жизни идет как надо. Но нет, он скоро обнаружит, что Кэтрин, тихая, застенчивая, с ангельской наружностью женщина — воплощенный «синий чулок»! Начисто лишенная чувства юмора, она к тому же ленива, нелюбопытна, и если что и умела, то это почти каждый год рожать. Еще недавно благоговевший перед Мэри Биднелл, писатель едва выносит свою супругу. Иногда он охотнее общается с ручным вороном, чем с ней. Стыдясь ее бесцветности, он старается без нее ходить в гости к друзьям, в театр и пускается в путешествия с кем угодно, только не с Кэтрин.
Светом в окошке для него на короткое время станет младшая сестра жены — Мэри. Умная, живая, обаятельная, она обожала Диккенса, считала его самым необыкновенным на свете человеком и была на сто процентов уверена, что его романы — лучшее, что есть в мировой литературе. В свою очередь, она сделалась предметом поклонения Диккенса. Он прямо-таки светился от гордости и счастья, когда Мэри была рядом с ним. С ней (и Кэтрин это лишь приветствовала) он ходил в театры, к друзьям.
Когда Диккенс купил другой, еще более просторный дом, он предложил Мэри поселиться вместе с его семьей. (Кэтрин против этого ничуть не возражала, как и против того, чтобы в их доме поселилась и Джорджина, также не чаявшая души в Диккенсе). Как ни был влюблен писатель в Мэри, он не переступал известную грань в отношениях с близкой родственницей. Само собой, это стоило ему немалых страданий.
В довершение всего Мэри Хогарт, страдавшая пороком сердца, внезапно скончалась. Впоследствии Диккенс с непреходящей тоской в глазах признается одному из своих друзей: «Она умерла на моих руках. Последнее, что она прошептала, были слова обо мне … С ее уходом в моей душе образовалась пустота, заполнить которую нет никакой надежды».
Хроническое невезение в личной жизни не лучшим образом сказывается на писателе. В отношениях с издателями, художниками-оформителями его книг, подчас и с друзьями Диккенс бывает мнительным, мелочным, вздорным. Окончательно превратив сочинительство в средство забвения, он работает чуть не до обмороков. Это даст повод его другу Уилки Коллинзу однажды сказать: «Тот, кто из нашего брата не умеет работать в полсилы, конченый человек».
Но на Диккенса не действовали никакие доводы. Перенапряжение всякий раз оборачивалось для него , беспросветной хандрой и длительной неспособностью написать хоть страницу. Окружающие поражались тому, как быстро писатель стареет. От его привлекательной романтической наружности почти ничего не остается. Копна вздыбленных волос, клочковатая борода, красное, точно старая бронза, вечно унылое лицо — так он выглядел уже в сорок лет.
После смерти Мэри Хогарт Диккенс запретил себе думать о любви и еще глубже ушел в работу. Письмо миссис Винтер, поначалу вызвавшее у писателя улыбку, стало для него и откровением, и потрясением. Оказалось, что Мэри Биднелл все еще что-то значит для его сердца. Но, взяв листок бумаги, чтобы написать ей ответ, он вдруг растеряется. Что же сказать ей после стольких лет разлуки? Она могла стать его женой, матерью его детей, но — не стала. Надо ли им возобновлять знакомство? Не разумнее ли написать ей несколько любезных, но ни к чему не обязывающих слов и на этом поставить окончательную, бесповоротную точку?
Так рассуждала его голова. А сердце продиктовало совсем другое:
«Дорогая Мэри! Не могунайти слов, чтобы выразить Вам свою благодарность за письмо. Оно враз изменило мою жизнь и меня самого. Долгие годы разлуки исчезли точно сон, я развернул Ваше письмо с таким же волнением, как Дэвид Копперфилд из моего романа, когда он был влюблен. Вы пытаетесь напомнить мне о себе, о чувствах, которые я испытывал к Вам. Зачем?! Те дни я помню отчетливо, ярко, живо. И чего бы я стоил, будь это иначе? Все, что связано в моих воспоминаниях с Вами, делает Ваше письмо … нет, не то слово, трогает меня так живо, как не могло бы тронуть письмо, написанное любой другой рукой»
Заранее зная, в каком отеле Парижа он и Коллинз остановятся, Диккенс попросил миссис Винтер написать ему туда и при этом сообщить, что он мог бы во французской столице купить для нее и ее детей. Позавтракал он в одиночестве. Затем сел в поджидавший его у подъезда дома кэб и, по пути захватив друга Уилки, отправился в морской порт …
По прибытии в Париж Коллинз назвал лондонские газеты самыми лживыми на свете: погода во Франции была еще хуже, чем в Англии. Хлипкий здоровьем, он простудился еще в пути. Вместо того чтобы, как они условились с Диккенсом, ходить в театры, на выставки живописи, наносить визиты столичным знаменитостям, Уилки лежал в своем номере, обложенный грелками, оглушительно кашлял и беспрерывно сморкался. Диккенс же, напротив, был исполнен энергии и пребывал . Утром он продолжал работать над «Крошкой Доррит», днем пропадал в музеях, наносил визиты. На третий день пребывания в Париже портье отеля вручил ему письмо от миссис Винтер. Диккенс стал читать его на ходу.
Кто-то из постояльцев отеля узнал его и попросил автограф, но писатель, с головой уйдя в чтение письма, ничего не слышал и не видел. Миссис Винтер, следовало из письма, почти не надеялась, что мистер Диккенс ответит ей вообще, и была приятно удивлена, что он ответил так быстро и так сердечно. «Не могу понять, что мне помешало в свое время разглядеть в вас прекрасного человека и великого писателя, — досадовала она задним числом. — Наверное, на меня нашло затмение разума … ». В номер Диккенс не войдет, а влетит и, задыхаясь от нахлынувших чувств, схватит перо и бумагу.
«Ах, как поздно написаны знакомой рукой эти слова! — до невозможности счастливый от ее запоздалых признаний, плача и улыбаясь одновременно, начнет он свое письмо. — Никогда прежде я не читал их и все-таки читаю теперь с былою нежностью, овеянной непередаваемо грустным воспоминанием. В самые невинные, самые пылкие, самые чистые дни моей жизни вы были моим солнцем!
Никогда прежде я не был лучше, чем в те времена, когда был безгранично несчастен по вашей милости … Для меня совершенно очевидно, что пробивать дорогу из нищеты и безвестности я начал с одной неотступной мысли — о вас. Я достаточно хорошо знаю себя и совершенно уверен, что добился бы всего на свете, если бы вы тогда хоть раз сказали то, что и теперь: столько простой веры и энергии было в моей любви к вам … »
Кроме признаний, всколыхнувших душу Диккенса, в письме миссис Винтер содержалось также согласие на то, чтобы он привез для нее из Парижа какие-то сувениры. Этого было достаточно, чтобы писатель теперь возвращался в отель с грудой всякого рода покупок.
— Чарльз! Вы не раз говорили мне, что ненавидите ходить по магазинам, — дивясь приобретательскому размаху Диккенса, напомнил ему Коллинз. Благодаря насморку англичанин Уилки говорил с превосходным французским прононсом. — А здесь-то что на вас нашло?
Диккенс предпочел отмолчаться. Но Коллинз был не из тех, кто отступает сразу.
— Чутье подсказывает мне, что тут замешана женщина. Или я ошибаюсь?
— Предположим, вы правы. — Лицо Диккенса стало еще краснее. — И что из того?
— Боже великий! — удивленно всплеснул руками Уилки. — Неужели при мерный семьянин Диккенс наконец-то, как все нормальные мужья, обзавелся любовницей?
Сам-то Коллинз, несмотря на то, что ему было уже за тридцать, и не думал жениться. Сердцеед по натуре, он не верил ни в вечную любовь, ни в супружеское целомудрие.
— Вы циник, Уилки, И дождетесь, что вместо грелки я подложу вам ежа, — с грустной улыбкой пообещал Диккенс лежавшему в постели другу. — Но если уж вам так хочется влезть в мою душу, наберитесь терпения и слушайте …
Он вкратце поведал Коллинзу о своей горемычной юношеской любви и о том, какое впечатление про извели на него письма миссис Винтер.
— Уже который день, Уилки, я хожу сам не свой.
Лишь об одном и думаю, как могла бы сложиться моя судьба, ответь мне Мэри тогда взаимностью. Скорее всего, я с ней был бы счастлив так же, как сегодня несчастен с Кэтрин.
Не говорите мне, что писателем меня сделало несчастье, — это я и без вас знаю. Но одно дело — книги, слава, гонорары, и другое — обыкновенные радости жизни, ежедневная потребность в любви и ласке. Почему Мэри вдруг вспомнила обо мне? Может, все эти годы она терзалась чувством вины передо мной?
Что, если она так же, как я с Кэтрин, мучается со своим мистером Винтером?.
При встав в постели, Коллинз слушал друга и поражался, с какой страстью и болью рассказывает о своих душевных метаниях Диккенс. Тот самый Диккенс, который как мало кто на свете мудр, проницателен, кому известны тайны людских сердец, и кто — так устроены все гении — наивен и доверчив как дитя.
— Чарльз! — вскричал Уилки, пытаясь опустить друга на грешную землю. — Уж не собираетесь ли вы дважды войти в одну и ту же реку?!
— Не собираюсь, а уже вошел! — Глаза Диккенса молодо блестели и глядели на Коллинза с горделивым вызовом. — Я любил Мэри и люблю ее сейчас, как прежде. И ничего в жизни так не хочу, как вновь услышать ее «Чавли»! И если она ради меня готова оставить своего Винтера, я, не колеблясь, разведусь с Кэтрин …
— А дети, Чарльз? У вас же куча детей!
— Они вырастут и поймут меня.
Только тут до Коллинза дойдет, что болеть ему больше нельзя: его друг на всех парах мчится к семейной драме. Уилки встанет с постели, возьмет из бара бутылку коньяка. Они выпьют, и он спросит:
— Чарльз, вы знаете, что такое фантомная боль?
— Что-то слышал …
— Это когда человек, к примеру, еще в детстве лишился ноги, а она у него всю жизнь болит. Так вот, Чарльз, у вас фантомная любовь! Столько времени прошло, вы уже не тот, и она наверняка не та. А любовь все та же? Так не бывает! — Уилки нальет еще по одной. — Учтите, мой друг, с завтрашнего дня я здоров как бык, мы посещаем театры, выставки, кабаки. А вы прекращаете ходить по магазинам радй женщины, которая, я уверен, не стоит клочка вашей бороды!
— Нет, нет, она хорошая, Уилки, — вступится за Мэри Диккенс. — Во многом виновата ее мать …
По возвращении в Лондон он пошлет миссис Винтер еще одно письмо. В нем поинтересуется, каким образом он мог бы вручить ей сувениры из Франции. Ответ придет быстро. Миссис Винтер выразит готовность увидеться с мистером Диккенсом в любой удобный для него день. «Но, Чарли, — предупредит она, — вы должны иметь в виду, что выгляжу я уже далеко не так, как в молодости. Подобно многим женщинам моего возраста я стала старой и толстой … »
Диккенс читал письмо у себя в кабинете.
— Как была, так и осталась кокеткой! — в сердцах воскликнул он.
Джорджина, в это время наводившая порядок в рукописях, удивленно воззрилась на зятя:
— Это вы про кого, Чарльз?
— Про особу, от красоты которой я в молодости был без ума. Мы много лет не виделись, а на днях встречаемся. Она пугает меня тем, что сильно подурнела. Насколько я знаю ее, это означает, что она почти не изменилась …
Джорджина возьмет у него для перепечатки готовые главы «Крошки Доррит» и, истая англичанка, с бесстрастным лицом поинтересуется:
— Полагаю, речь идет об особе, переписку с которой вы побоялись поручить мне?
Диккенс виновато глянет на нее.
— Я всегда знал, Джорджина, что вы умница и что вас не проведешь.
— А вы, Чарльз, случайно не забыли, что я сестра вашей жены? — в том же духе продолжит золовка. — И вам не кажется, что, сообщая мне о предстоящей встрече с этой женщиной, вы ставите меня в сложное положение?
Думая, что ей сказать, Диккенс понуро опустит свою кудлатую, с первой проседью голову.
— Не мучайтесь совестью, Джорджина, — наконец глухо проговорит он. — Хватит того, что мучаюсь я … Чем обернется встреча с этой женщиной, я не знаю. Если чем-то серьезным, первой, кто узнает об этом, будет Кэтрин …
Ни Диккенс, ни миссис Винтер не оставят потомкам воспоминаний, где и как проходила их встреча. Но в том, что она состоялась, сомнений нет. В романе «Крошка Доррит» есть страницы, где вместо имен его героев можно поставить имена героев нашего рассказа и получить наглядное свидетельство, какое впечатление эта встреча произвела на автора романа. «Едва Кленнэм взглянул на предмет своей прежней любви, как от любви этой не осталось и следа …
Флора, которая когда-то была лилией, стала теперь пионом — но это еще полбеды. Флора, в каждом слове и каждой мысли которой сквозило очарование, стала глупа и не в меру словоохотлива. Флора, прежде избалованная, ребячливая, держалась и теперь ребячливой баловницей. И это уже была катастрофа … »
Сама-то миссис Винтер (Флора), судя по всему, встречей осталась довольна. После нее она решит, что ей и знаменитому романисту хорошо бы подружиться домами, и в последующих письмах настойчиво зазываег Диккенса с супругой к себе в гости. Писатель вежливо благодарит, но под разными предлогами отказывается от приглашений. Однажды ее очередное письмо он отдаст Джорджине со словами:
— Всегда отвечайте этой госпоже, что я очень занят.
— Вы за что-то рассердились на нее? — обрадованно спросит золовка.
— Рассердился, но прежде всего на самого себя, — невесело махнет он рукой. — Помните миф об Орфее и Эвридике? Боги строжайше запретили Орфею оборачиваться, когда он будет выводить любимую из мира теней. Он не утерпел, оглянулся и потерял Эвридику навсегда. Я тоже оглянулся. И лучше бы не делал этого …
В недалеком будущем Диккенс встретит и полюбит восемнадцатилетнюю Эллен Тернан. Но это уже совсем другая история …
Чарльз Диккенс и его женщины
"Во мне живут два человека. Один испытывает те чувства, которые положено испытывать, а другой — прямо противоположные. С последнего я пишу своих злодеев. А по примеру первого пытаюсь жить"
Диккенс
Чарлз — старший из шести оставшихся в живых детей Джона и Элизабет Диккенс, родился близ Портсмута, портового английского города, 7 февраля 1812 года. Его отец был служащим Военно-морского казначейства. Несмотря на свое отнюдь не аристократическое происхождение, он был не чужд искусству. Последнее представлялось Джону Диккенсу непременным атрибутом джентльмена, которого он изо всех сил старался из себя изображать. Его супруга в свою очередь отличалась живостью и остроумием. В семье поощряли такие забавы, как исполнение комических куплетов и участие в любительских домашних спектаклях.
Отец часто брал с собой Чарлза в местные пабы, где тот охотно пел и танцевал. Родители водили мальчика и в театры — его явные актерские способности льстили самолюбию старшего Диккенса. Правда, Чарлз отличался повышенной чувствительностью и способностью страдать по любому самому незначительному поводу так глубоко и болезненно, что нередко это выглядело в глазах окружающих актерской игрой.
Наделен он был и феноменальной памятью, в том числе на звуки, формы, краски и даже запахи. И, по всей видимости, Чарлз нисколько не кривил душой, когда спустя много лет подтвердил умирающей сестре Фанни, что тоже ощущает запах осенних листьев, когда она, привстав с кровати, уверяла его, что теперь эти листья устилают пол в ее комнате, как в том лесу, где они совершали долгие прогулки в детстве. Недаром память станет источником страданий для Диккенса.
Недолгая учеба в школе и безмятежное детство закончились в 10 лет. В 1822 году отца перевели в Лондон, в Адмиралтейство. В городе, слывшем Вавилоном, нелегко было сохранить тот же образ жизни, что и в провинции. В полной соблазнов столице Джон и Элизабет жили не по средствам, и вскоре их финансовое положение стало отчаянным. Решение пришло в голову Элизабет: Чарлз должен устроиться на работу. И вот, весь перепачканный, он наклеивает ярлыки на бутылки с ваксой. Казалось, ему никогда уже не удастся от нее отмыться. Но самое унизительное для Чарлза — зеваки за окном, которые, корчась в ужимках, наблюдают за его занятием. Но это было только начало кошмара.
Вскоре после его трудоустройства отца посадили в долговую тюрьму, и мать вместе с детьми тоже отправилась в специальные тюремные апартаменты. Родители не только не позаботились о старшем сыне, но и ничуть не интересовались, как он живет. Правда, однажды отец позвал его к себе и назидательно сказал: «Если мужчина получает в год 20 фунтов и тратит из них 19, то у него есть шанс остаться счастливым. Потратив же неправедным образом последний фунт, он способен исковеркать себе жизнь». После этой встречи у вернувшегося на фабрику мальчика случился припадок: в полубессознательном состоянии он повалился на пол и пребывал несколько минут в судорожной агонии. Это была одна из первых панических атак, которые будут жестоко терзать его до конца жизни. Вопреки всем перипетиям судьбы Чарлзу удалось выстоять и не превратиться в одного из многочисленных малолетних преступников, которыми кишел Лондон.
Спустя три месяца после ареста отец получил наследство, и семья вновь воссоединилась на свободе. Но Элизабет боялась, что муж не сумеет удержаться от карточной игры и выпивки, что денег снова не хватит, и без жалости вновь отправила сына на работу. Диккенс никогда не простит ей этого. Отец был более милостив и разрешил ему вновь пойти в школу, после которой Чарлз устроился клерком в юридическую контору. За небольшую взятку он уговорил одного театрального антрепренера разрешить ему выступать в маленьких уличных театрах перед искушенной лондонской публикой. Однажды, впечатленный талантом перевоплощения юного актера, его мимикой и блестящей пантомимой, импресарио назначил ему встречу в театре Ковент-Гарден. Но у Чарлза в тот день случился один из приступов почечной колики, которыми он страдал с раннего детства, носившей наверняка нервический характер.
Диккенс решил заняться журналистикой. За три месяца освоил стенографию и поступил в одно из первых политических изданий Mirror of Parliament. Это было время начала расцвета политической журналистики, а он действительно был прирожденным репортером. Обладая вулканической энергией, Чарлз мог без устали, сна и еды бродить по городу, не теряться в оглушительном грохоте дебатов на галереях Парламента, где с сумасшедшей скоростью прямо на коленях строчил статьи. Тогда же Чарлз сочинил первые рассказы и скетчи, где превращал жизнь хорошо ему знакомых обитателей лондонского дна в сатирические зарисовки. Когда в 1836 году вышел первый сборник его рассказов, двадцатичетырехлетний автор получил лестное предложение от издательского дома «Чепмэн и Холл». Диккенс обязан был предоставлять им ежемесячные серии рассказов с продолжением.
20 тысяч слов в месяц на протяжении 20 месяцев, гонорар — 14 гиней. С тех пор Чарлз всегда будет писать для изданий, готовых к подобной «сериализации» его произведений, своего рода аналогу современной «мыльной оперы». Сначала — анонс и реклама, а с каждым новым выпуском читательская аудитория росла и ширилась. Ее неослабевающий интерес гарантировал автору не только известность, но и постоянные финансовые поступления, что было для него невероятно важно. И хотя имя Диккенса очень быстро превратилось в настоящий бренд, читатели готовы были скупить все издания, где обещали напечатать его новый роман, — он так и не смог чувствовать себя в финансовой безопасности.
В 24 года он женился на Кэтрин Хогарт, хорошенькой черноволосой девушке с голубыми глазами и кротким характером, призванной вытеснить из его памяти первую и самую сильную любовь — Марию Биднелл.
А в 43 понял, что жена ему надоела. И Диккенс это не особо скрывал, хотя его жена была дочерью Джорджа Хогарта, редактора "Морнинг кроникл", помогшего будущему писателю приобщиться к журналистике. Он начинал парламентским репортёром- стенографом, что оказалось весьма полезным для его будущих литературных трудов.
Отношения Чарльза Диккенса с тремя сестрами Хогарт выглядят чрезвычайно запутанными.
Любил он одну из сестер, женился на другой, а третья, после того как распался этот брак, вела домашнее хозяйство и занималась детьми Диккенса.
Когда читаешь о женских судьбах сес-тер Хогарт, так тесно связанных с жизнью Чарльза Диккенса, создается впечатле-ние, что перено-сишься на страницы одного из его сенти-ментальных рома-нов.
И звучит на-смешкой, что именно он громче других пи-сателей воспевал се-мейное счастье и по-кой, тогда как его они коснулись лишь ми-моходом!
И что он сам, так любивший детей и создав-ший такие трогательные детские об-разы, как Дэвид Копперфильд, Нико-лас Никкльби и Оливер Твист, мало занимался своими детьми!
Когда Чарльз Диккенс встретил-ся с семейством Хогарт, он был мо-лодым, подающим надежды, но еще не известным писателем. Вначале знакомство носило чисто профес-сиональный характер: отец семейства Джордж Хо-гарт, был редак-тором «Ивнинг кроникл», чело-веком с литера-турными задат-ками. Он любил рассказывать, что был близким другом Вальтера Скотта.
Кэт Диккенс
Диккенс бывал и дома у Хогарта, в Челси, где жили три юные доче-ри редактора. Девятнадцати-летняя Кэт была в то время единственной из сестер на выданье. Мэри исполнилось только шестнадцать, а Джорджине и Элен — и того меньше.
Удачный старт «Посмертных записок Пиквикского клуба» совпал с венчанием Диккенса и Кэт.
Их домом стала холостяцкая квартира Чарльза, состоявшая из трех небольших меблированных комнат, но скоро мистер Пиквик и его компания принесли автору та-кие доходы, что Диккенс смог купить дом в центре Лондона, на Доути-стрит, 48.
Переоборудованный под музей, он сохранился до наших дней.
Кэт Диккенс
Как внешне выглядела юная Кэт, ставшая миссис Чарльз Диккенс? На портретах тех лет перед нами молодая девушка с внешностью романтической краса-вицы: с темными глу-бокими глазами, бледным лицом, об-рамленным темны-ми, традиционно уложенными локона-ми, благонравным прямым пробором и тяжелым узлом во-лос на затылке.
Семейная жизнь Диккенса, который, выражаясь мягко, был не обделён темпераментом, сопровождалась чередой супружеских измен. И это при том, что Кэтрин была почти всегда беременна. Первый ребёнок появился в их доме строго в "конституционный срок" — через девять месяцев. А потом детвора пошла косяком. За 16 лет Кэтрин родила 10 детей, а ведь случались и выкидыши! Один из биографов Диккенса не без упрёка заметил, что она, производя на свет одного ребёнка за другим, всё более замыкалась в своей сонной апатии. А сам писатель, имевший некоторое отношение к детородному конвейеру, считал, что процесс зашёл слишком далеко. Лично ему четверых детей было бы вполне достаточно.
Биографы Диккенса единодуш-ны в отрицательной оценке Кэт: вя-лая, полная женщина, равнодушная, слабая, сварливая, раздражитель-ная, склонная к депрессии, лишен-ная интеллектуальных запросов и т.д.
Невольно возникает вопрос: что же увидел в ней молодой Чарльз и почему женился на ней? Надо полагать, не только для того, чтобы иметь возможность публиковаться? Его письма к Кэт в период сватовст-ва разные по характеру и интонаци-ям: он мог резко упрекнуть ее за хо-лодность и капризность и вместе с тем называть «дорогая мышка», «любимый поросенок», «дорогая Те-ти» — эти ласковые имена придают письмам теплый и нежный оттенок.
Вместе с тем, из его собствен-ных высказываний можно сделать вывод, что женщиной, которую он действительно любил, была Мэри, младшая сестра Кэт. Он настоял, чтобы Мэри переехала к ним на Доути-стрит.
Не могло быть и речи, чтобы Мэри помогала своей сестре — она уже была больна, а у Кэт в то время был только один ребенок и к тому же имелась прислуга.
Почему же Кэт со-гласилась на переезд к ним сестры? Знала ли она о нитях, связывав-ших мужа и сестру? Возможно, считала, что это не могло быть чем-то большим, нежели родственное чувство и интеллектуальная общность, для других отношений Мэри была еще слиш-ком молода и тяжело больна.
Дом-музей Диккенса
Смерть Мэри стала для Диккенса потрясением. Однажды вечером, когда Чарльз и Кэт вернулись из театра, из комнаты Мэри вдруг раз-дался страшный крик. Когда к ней вбежали, она умирала от сердечно-го приступа. Мэри скончалась у Диккенса на руках. Он снял с ее еще не остывшей руки маленькое колеч-ко, надел его на свой палец и так и не расставался с ним до последнего дня жизни.
От смерти Мэри он не мог оправиться много лет. К тому же за ней сразу же последовал целый ряд несчастий: мать Мэри пролежа-ла без сознания более недели, у Кэт, которая была в положении, слу-чился выкидыш. Возможно, что именно в те дни она поняла, на-сколько глубока была страсть мужа к ее умершей сестре.
Диккенс не делал никакой тайны из своего горя по поводу кончины свояченицы. «Она была душой нашего дома. Нам следовало бы знать, что мы были слишком счаст-ливы все вместе. Я потерял самого лучшего друга, дорогую девочку, ко-торую любил нежнее, чем любое другое живое существо. Словами нельзя описать, как мне ее не хвата-ет, и ту преданность, которую я к ней питал». Вот какие признания выхо-дили из-под его пера. А как писа-тель он умолк надолго.
Кэт постоянно видела кольцо Мэри на пальце мужа. Что должна была она переживать, когда он за-пирался в гардеробной комнате се-стры, чтобы прикоснуться к ее одежде, ощутить ее аромат… Об этом знала только сама Кэт. Именно Чарльзу принадлежит надпись, сде-ланная на надгробном камне Мэри: там выражено желание самому быть похороненным рядом с ней. Локон ее волос полгода спустя после ее смерти вдохновил его на следую-щие строки: «Я хочу, чтобы ты поня-ла, как мне не хватает… милой улыбки и дружеских слов, которыми мы обменивались друг с другом во вре-мя таких милых, уютных вечеров у камина, для меня они дороже любых слов признания, которые я когда-либо могу услышать. Я хочу снова пережить все, что нами было сказа-но и сделано в те дни».
Диккенс тосковал о Мэри
А много лет спустя, в письме к матери Мэри, он признавался, что каждую ночь в течение многих меся-цев после смерти Мэри мечтал о ней, «иногда она являлась ко мне как дух, иногда — как живое существо, но никогда в этих грезах не было и капли той горечи, которая наполняет мою земную печаль; скорее, это было какое-то тихое счастье, настолько важное для меня, что я всегда шел спать с надеждой снова увидеть ее в этих образах. Она постоянно присут-ствовала в моих мыслях (особенно если у меня был в чем-то успех). Мысль о ней стала неотъемлемой частью моей жизни и неотделима от нее, как биение моего сердца».
Когда читаешь эти строки, начи-наешь понимать, что Диккенс по-смел здесь выразить свои мысли и чувства к умершей, которые он дол-жен был сдерживать, пока она была жива. Возможно, именно этот взрыв любви, вызванный смертью девуш-ки, и стал причиной ослабления его чувства к жене. Кэт отступила перед умершей соперницей. Мэри же вновь и вновь появляется во всех образах молоденьких девушек, столь прелестных и целомудренных, наполняющих страницы романов Диккенса: Дора в «Дэвиде Коппер-фильде» или малютка Нелли.
У Кэт в это время хватает забот по хозяйству и уходу за детьми, ко-торые появлялись на свет друг за другом: Чарльз, Кэти, Мэми, Уолтер, Дора, Эрвард, Френсис, Генри и Сидней. Основные претензии био-графов Диккенса, может быть, и не совсем заслуженные, адресованы именно к ней, многодетной матери: она не смогла принимать участие в интеллектуальной работе мужа, ни-когда не сопровождала его во время выступлений, обедов и вечеров, ус-траиваемых в литературном мире, она сидела дома, отпуская его одно-го.
Возможно, у нее не было другого выбора? Совершенно очевидно, что Кэт была не в состоянии справиться со всем одна. Но она должна была понимать уникальность мужа на фо-не собственной заурядности. Его же раздражали все ее промахи, он вы-смеивал ограниченность Кэт в срав-нении с другими женщинами.
Здесь на сцене появляется Джорджина, еще одна сестра Кэт, которая тоже не осталась равно-душной к чарам Диккенса. Она отка-зывается от удачного замужества только лишь для того, чтобы занять-ся домом и детьми сестры.
Популярность Диккенса в жен-ском обществе следует отнести за счет его славы: обожествление идо-ла — явление, типичное не только для современной поп-культуры. Да и сама Кэт не могла противостоять обаянию и остроумию мужа. А кто, впрочем, мог? Правда, его отноше-ния с поклонницами носили в основ-ном невинный характер.
И все же существовала женщи-на, ставшая причиной окончатель-ного краха супружеских отношений Кэт и Чарльза. На характер этой свя-зи исследователи придерживаются различных точек зрений: одни считают, что это была чистая дружба, возникшая между двумя художест-венными натурами, другие же пред-полагают, что их связывали любов-ные отношения.
Элен Тернан
Современники придерживались последнего мнения, и поползли сплетни. Этой женщиной была восемнадцатилетняя Элен Тернан, ак-триса одной из театральных трупп. Вскоре в руки Кэт попал пакет от ювелира, по ошибке отправленный им на домашний адрес писателя, и она с горечью убедилась, что оже-релье, находившееся в нем, пред-назначалось не ей, а Элен.
Извечная драма — любовный треугольник — тотчас же предстала перед ней как на ладони, хотя Чарльз уверял ее, что речь идет о чисто платонических отношениях. Он был так настойчив в своей версии, что Кэт была вынуж-дена согласиться нанести визит в дом семьи Тернан, то есть сделать все возможное, чтобы умолкли пе-ресуды.
Дочь Диккенсов Кэти, того же возраста, что и Элен Тернан, проси-ла мать не делать этого. Но Кэт вы-полнила свое обещание и испила до дна чашу горечи, отправившись с мужем в дом Тернанов. В результате сплетни не только не утихли, но разгорелись с еще большей силой.
По-сле двадцати двух лет супружеской жизни развод стал неминуемым. Джорджина, попавшая под обаяние свояка, приняла его сторону. Возник вопрос: как супругам жить дальше? Сошлись на том, чтобы по-делить дом на две половины.
…Джорджина, перебравшаяся в дом Диккенса, когда ей исполнилось примерно столько же лет, сколько и ее умершей сестре Мэри, была, как говорили, удивительно на нее похо-жа. Не потому ли Чарльз так тепло заботился о ней? Во время его по-ездки в Америку она занималась в Лондоне детьми, и они очень скоро полюбили свою молодую, симпатич-ную и добрую тетушку.
В семье Диккенса она поселилась в 16 лет и осела в ней навсегда. Умная, деловитая и фанатично преданная Диккенсу, она в последние годы, по сути, заняла место Кэтрин в качестве хозяйки дома и как его доверенное лицо. Во всех конфликтных ситуациях свояченица безоговорочно поддерживала Диккенса. Некоторые особенно бдительные наблюдатели подозревали её в любовной связи с писателем. Но он привёл её к врачу, и тот засвидетельствовал: она девственница.
Вероятно, и Чарльз Диккенс был пленен ею. «Когда мы сидим по вечерам у камина, Кэт, Джорджина и я, кажет-ся, что снова вернулись старые вре-мена, — пишет он. — Тогда я размы-шляю о случившемся, как о печаль-ном сне, от которого пробуждаюсь. Точно такой же, как Мэри, ее не на-зовешь, но в Джорджине есть мно-гое, что напоминает ее, и я будто снова переношусь в ушедшие дни. Иногда мне трудно отделить настоя-щее от прошлого».
После развода супругов Джорд-жина становится незаменимой. «Я не могу представить, что бы с нами всеми было, особенно с девочками, без Джорджины. Она — добрая фея в доме, и дети обожают ее».
Карикатура на Диккенса
Итак, двойная мораль викторианства празднует очередную побе-ду: в глазах общества разваливший-ся брак продолжает существовать, оба супруга по-прежнему живут вместе в одном доме, возведя сте-ны из льда и равнодушия между со-бой, такие же непреодолимые, как запертые на засов двери, разделя-ющие две половины их дома. «Мы заперли скелет в шкафу, и никто не знает о его существовании».
На Чарльза давит еще и ответст-венность перед читателями. Он не может себе позволить лишиться их симпатии. Поэтому он пишет откры-тые письма, которые публикует в журнале «Хаусхолд Уордс». Но, как всегда, когда хотят опровергнуть ка-кой-либо слух, замять скандал или скрыть полуправду, возникает об-ратный эффект. Тайное стало явным, и в результате разразился скандал.
Во время всех этих перипетий Джорджина преданно поддержива-ла писателя. Более того, она два-дцать два года не разговаривала с Кэт, вплоть до смерти Диккенса в 1870 году. Она даже сохранила дру-жеские отношения с Элен Тернан, для которой Диккенс снял в Лондо-не дом. Создается впечатление, что Джорджина ничего не хотела лично для себя.
Из трех сестер Хогарт именно Джорджина выказала самую безза-ветную и жертвенную любовь. Как пишет Диккенс, она была «в доме доброй феей», дети любили ее, а для самого писателя она была незаменимой. Всю свою любовь отдала она ему и его семье. Ради него оста-лась старой девой. Писатель умер у нее на руках. По завещанию он оста-вил ей 8000 фунтов, все свои драго-ценности и личные бумаги.
Роковым днём для писателя стало 8 июня 1870 года, около полудня он отправился навестить Эллен — она изредка принимала его визиты и деньги на хозяйство. Там он потерял сознание. Эллен вызвала экипаж и с помощью своего дворецкого перенесла в него Диккенса. В этом состоянии она и доставила его в Гэдсхилл-плейс. Вместе с Джорджиной уложила писателя на диван, где он умер, так и не приходя в сознание, через сутки, 9 июня. За минуту до смерти по его щеке медленно скатилась слеза. Обе женщины договорились не предавать огласке тот факт, что Диккенс был у Эллен накануне смерти и что именно ей предназначались его последние слова, тайну которых она так и не раскрыла.".
По вызову Джорджины в Гэдсхилл приехали дочери писателя, сын Чарльз, Кэтрин Диккенс, Джон Форстер, написавший первую биографию своего друга, и Эллен Тернан.
На следующий день, не приходя в сознание, Диккенс скончался от кровоизлияния в мозг. Похоронен он в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства в Лондоне.
Писатель, состояние которого к моменту смерти составило 93 тысячи фунтов стерлингов, внёс Эллен Тернан в завещание под первым номером, обеспечив её на всю жизнь и легализовав тем самым её статус. Любопытно, что через несколько лет в 37-летнем возрасте она вышла замуж за педагога, который был младше её на 12 лет.
Возможно, он любил всех их, для каждой отыскав уго-лок в своем сердце. Но что при этом испытывали они?
Наверное, права была дочь Дик-кенса Кэти, сказав об отце после его смерти: «Нет, женщин он так и не понял».
Чарльз Диккенс – известный английский писатель, романист и очеркист. Самый популярный англоязычный писатель при жизни. Классик мировой литературы, один из крупнейших прозаиков 19 века.
Большинство своих произведений Диккенс написал в жанре реализма, однако в некоторых его трудах можно заметить лирические и сказочные черты.
В Диккенса много интересных фактов, о которых мы вам расскажем прямо сейчас.
Итак, перед вами краткая биография Чарльза Диккенса .
Биография Диккенса
Чарльз Джон Хаффем Диккенс родился 7 февраля 1812 года в пригороде английского города Портсмут.
Его отец, Джон Диккенс, работал чиновником на флоте. Мать, Элизабет Диккенс, была домохозяйкой и занималась воспитанием детей. Кроме Чарльза в семье Диккенсов родилось еще семеро детей.
Детство и юность
После того, как Диккенсы переехали в город Чатем, Чарльз начал посещать местную школу. Когда ему исполнилось 12 лет, отец Диккенса попал в серьезную долговую яму.
Согласно британским законом того времени, кредиторы имели право отправлять своих должников в специальные тюрьмы, где собственно и оказался Джон Диккенс.
Чарльз Диккенс в детстве
Кроме этого по выходным дням его жену и детей также держали в заключении, поскольку те считались долговыми рабами. Это были далеко не лучшие дни в биографии будущего писателя.
В раннем возрасте Чарльз Диккенс был вынужден пойти на работу. Он целыми днями трудился на гуталиновой фабрике, получая за свою работу мизерную плату.
Когда же наступал выходной день, юноша проводил его в тюрьме вместе с родителями.
Однако вскоре в биографии Диккенса-старшего произошли радостные перемены. Ему досталось большое наследство от дальнего родственника, благодаря чему он смог полностью расплатиться с долгами.
Более того, он начал получать пенсию, а также работать журналистом в местном издательстве.
В 1827 г. Чарльз Диккенс окончил Веллингтонскую академию. После этого он устроился работать в юридическую контору на должность клерка. В этот период биографии его зарплата была вдвое больше, чем на гуталиновой фабрике.
Затем Диккенс начал работать репортером. Его статьи пользовались интересом у публики, в результате чего его журналистская карьера пошла в гору.
В 1830 г. 18-летнего парня пригласили в редакцию «Morning Chronicle».
Произведения Диккенса
Чарльз Диккенс быстро привлек внимание читателей. Окрыленный первым успехом, он решил попробовать себя в качестве писателя.
Чарльз Диккенс в молодости
Британцы по достоинству оценили его произведения, что позволило ему продолжить писательскую деятельность.
Интересен факт, что называл Диккенса мастером пера, умеющим великолепно отражать объективную реальность.
В 1837 г. был издан роман Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба», который стал дебютным в его творческой биографии. В нем Чарльз прекрасно описывал старую , а также ее жителей.
Это произведение получило большую популярность и вызвало необычайный интерес у читателей.
Каждый новый роман или рассказ, выходивший из-под пера Чарльза Диккенса, в буквальном смысле вызывал общественный резонанс.
Его слава росла с каждым днем, в результате чего он стал самым известным и издаваемым при жизни англоязычным писателем.
Наиболее знаменитыми произведениями Чарльза Диккенса считаются «Приключения Оливера Твиста», «Николас Никльби», Дэвид Копперфильд», «Холодный дом», «Большие надежды» и «Наш общий друг».
Личная жизнь
Впервые Чарльз Диккенс влюбился в возрасте 18 лет. Его возлюбленной стала Мария Биднелл, которая была дочерью банкира.
В тот момент биографии Диккенс был малоизвестным репортером, работавшим в скромном издании. Когда отец и мать Марии узнали, что он хочет взять в жены их дочь, они пришли в негодование.
Родителям не хотелось, чтобы их зятем был бедный журналист, поэтому они отправили Марию учиться в Париж, чтобы разлучить пару.
Их план сработал, так как вернувшись из Франции, девушка уже равнодушно относилась к Диккенсу. В связи с этим их отношения прекратились.
В 1836 г. Диккенс сделал предложение Кэтрин Томсон Хогарт, которая была дочерью его товарища. В итоге они поженились, и в скором времени у них родилось 10 детей.
Чарльз Диккенс с женой
Позже между ними начались частые ссоры и недопонимания. Это привело к тому, что жена и дети стали для Диккенса настоящей обузой.
Семья занимала у писателя много свободного времени и не давала полноценно заниматься творческой деятельностью.
Чарльз Диккенс и Эллен Тернан
В 1857 г. Чарльз Диккенс повстречал 18-летнюю артистку Эллен Тернан. Вскоре он начал при любом удобном случае встречаться с ней, в результате чего у них начался бурный роман.
Интересен факт, что после смерти писателя Элен стала его главной наследницей.
Смерть
Незадолго до смерти здоровье Чарльза Диккенса начало ухудшаться. Однако он не обращал на это внимания, продолжая активно писать романы и встречаться с девушками.
После того как классик совершил путешествие в Америку, его самочувствие еще больше ухудшилось. За год до смерти у Диккенса время от времени отнимались руки и ноги.
Чарльз Диккенс умер 9 июня 1870 года в возрасте 58 лет. За день до этого у него случился инсульт, который и стал причиной смерти.
Великий английский писатель похоронен в Вестминстерском аббатстве.
Фото Диккенса
Ниже вы можете посмотреть наиболее популярные фото Диккенса в хорошем качестве.
Правообладатель иллюстрации Charles Dickens Museum
Кэтрин была писательницей, актрисой и кулинаром - но все ее таланты ушли в тень из-за того, что она состояла в браке со знаменитым Чарльзом Диккенсом. Обозреватель - и прапраправнучка жены Диккенса - рассказывает, что она была за человек.
В феврале 1835 года Чарльз Диккенс отмечал свой 23-й день рождения. Среди приглашенных была Кэтрин Хогарт, дочь издателя журнала, в котором публиковались произведения писателя.
"При личном знакомстве мистер Диккенс производит гораздо более благоприятное впечатление", - писала она своей двоюродной сестре после праздника.
- История ворона Чарльза Диккенса
- Жертвы Винни-Пуха: как мишка насолил своим создателям
Должно быть, впечатление оказалось неизгладимым: вскоре Кэтрин дала согласие выйти за Чарльза замуж. Свадьбу сыграли в Лондоне 2 апреля 1836 года.
Правообладатель иллюстрации Charles Dickens Museum Image caption Слева - миниатюра с изображением Чарльза Диккенса, которую он подарил Кэтрин Хогарт по случаю помолвки; справа - акварельный портрет Кэтрин кисти английского художника Дэниела МаклисаИх браку суждено было стать одновременно очень счастливым и безнадежно печальным.
В течение последующих 15 лет Кэтрин выносила десятерых детей и пережила по крайней мере два выкидыша.
А они с Чарльзом превратились из красивой влюбленной пары, блиставшей на приемах и радовавшейся совместным выездам, в чужих друг другу людей, не желавших жить под одной крышей.
Кэтрин выносила десятерых детей и пережила по крайней мере два выкидыша
Впрочем, Кэтрин была не только матерью, но и писательницей, весьма одаренной актрисой, искусным кулинаром, а также, по словам ее мужа, прекрасным спутником в путешествиях.
Однако брак со знаменитым человеком привел к тому, что ее собственные таланты оказались в тени.
Новая выставка в лондонском Музее Чарльза Диккенса "Другой Диккенс" дает нам шанс увидеть Кэтрин такой, какой она была на самом деле. В каком-то смысле для нас она снова становится самой собой.
Правообладатель иллюстрации Charles Dickens Museum Image caption Фрагмент портрета Кэтрин, написанного Дэниелом Маклисом в 1847 годуБудучи прапраправнучкой Кэтрин и Чарльза, я изучила историю этой пары и своей семьи и пришла к собственным выводам по поводу личности Кэтрин - и того, что произошло между ней и Чарльзом.
О браке Диккенса и Кэтрин и об их очень громком расставании, произошедшем в 1858 году, написано очень много.
В начале ХХ века, через несколько десятилетий после смерти обоих супругов, общество прочно заняло сторону Чарльза.
Начали ходить неприятные слухи по поводу того, почему ему "пришлось" расстаться с женой - поговаривали даже, будто Кэтрин была алкоголичкой (это неправда).
Начали ходить неприятные слухи по поводу того, почему Чарльзу "пришлось" расстаться с женой
Эти слухи иногда всплывают даже теперь, в XXI веке. Чарльзу Диккенсу редко позволяют быть настоящим человеком с настоящими недостатками.
Его все время представляют либо каким-то демоном, либо полубогом, в зависимости от личного мнения автора.
В связи с этим и роль Кэтрин рассматривалась с той же позиции: ее либо воспринимали как подвергшуюся гонениям мученицу, либо обвиняли в том, что она изматывала великого человека, лишая его воли.
Я была поражена тем, как часто журналисты задавали мне вопрос: "Ну вы-то наверняка на стороне Чарльза Диккенса - вы же родственники?"
Каждый раз мне приходилось напоминать, что ведь и Кэтрин тоже моя родственница - более того, в том, что касалось производства на свет потомства, основную часть работы все-таки выполнила она!
Правообладатель иллюстрации Charles Dickens Museum Image caption Слева - обручальное кольцо, которое Чарльз подарил Кэтрин в 1835 году; справа - документ о раздельном жительстве супругов, выданный в 1858 годуРаботая над биографией их дочери-художницы по имени Кейти, я стала понимать, что этот брак распался по вполне понятным причинам: отношения супругов подверглись неожиданному и нестерпимому испытанию, связанному со стремительным восхождением Диккенса на вершину славы, ранее казавшейся немыслимой.
Когда молодые люди познакомились, Чарльз вознес Кэтрин на пьедестал.
Его детство было омрачено нищетой и постоянно маячившей угрозой долговой ямы, а Кэтрин происходила из счастливой и уютной семьи со средним уровнем достатка.
Мне кажется, Диккенсу хотелось подражать ей, он мечтал о жене и матери, способной дать его детям стабильность и дом, жизнь в котором будет течь беззаботно. Кэтрин стала для него идеальной женщиной.
Когда молодые люди познакомились, Чарльз вознес Кэтрин на пьедестал
В начале совместной жизни Кэтрин стояла выше своего мужа и по социальному, и по материальному положению, но очень скоро Чарльз превратился из журналиста, работавшего на ее отца, в знаменитого писателя, труды которого читала сама королева Виктория.
Через пару лет после свадьбы убеждения Чарльза стали влиять даже на политические взгляды в стране.
Правообладатель иллюстрации Getty Image caption Чарльз Диккенс постепенно стал слишком велик для своей жены КэтринВ лучах славы мужа блеск самой Кэтрин начал меркнуть. И хотя сначала она была так же счастлива, как и ее супруг, многочисленные беременности, от которых она едва успевала оправиться, стали подтачивать ее здоровье, силы и их брак.
Вот уже больше века фигуру Кэтрин отдвигают на второй план и вспоминают о ней исключительно как о скучной и старомодной матроне.
Даже в единственной экранизированной биографии Диккенса главная женская роль принадлежит не Кэтрин, а любовнице Диккенса Эллен Тернан, отношения с которой в итоге и стали причиной его расставания с женой.
Нелепо утверждать, будто Чарльз мог добровольно выкроить время в своем жестком графике писательской работы только лишь для того, чтобы издать книгу под женским псевдонимом
Но в действительности Кэтрин была веселой молодой женщиной, которая, будучи женой всемирно известного писателя, много путешествовала и имела возможность увидеть и испытать то, что не доводилось увидеть и испытать большинству женщин того времени и ее социального положения.
К примеру, они с Чарльзом очень увлекались любительским театром, причем Кэтрин играла не только в домашних спектаклях, но на подмостках американских и канадских театров.
В числе прочих достижений Кэтрин следует упомянуть публикацию книги. Исследуя эту тему, я с гневом обнаружила, что многие - в том числе уважаемые академики - заявляли, будто ее написал Чарльз.
Тем самым они проявляют крайнее высокомерие, как бы намекая, что у Кэтрин не хватило бы ума написать книгу.
Однако столь же нелепо и утверждать, будто Чарльз мог добровольно выкроить время в своем и без того жестком графике писательской работы только лишь для того, чтобы издать книгу под женским псевдонимом - в то самое время, когда большинству писательниц приходилось публиковаться под мужскими именами, чтобы их книги увидели свет.
Правообладатель иллюстрации Getty Image caption Письменный стол, за которым работал Чарльз ДиккенсКнига Кэтрин называется "Что у нас на обед?" Это не просто сборник рецептов, это пособие для молодых жен, в котором можно найти советы по ведению домашнего хозяйства и примеры меню для приема с участием до 18 персон.
По сути, Кэтрин стала предтечей миссис Битон - британской домохозяйки, издавшей первую книгу по домоводству и кулинарии, - за полтора десятилетия до публикации той легендарной книги.
Сегодня посетители Музея Чарльза Диккенса могут наконец узнать обо всем этом и познакомиться с энергичной, остроумной и интересной женщиной.
- Прочитать на английском языке можно на сайте .