прочитать

Авдотья Смирнова

Как некруглый? 45 лет.

Да, это есть.

Питерской?

А сама Таня?

Она твой друг?

Кто был в твоей группе?

Ну, например?

И как можно этому научить?

Светлана Бондарчук

Мудрые слова.

А ты верующая?

Но ты послушалась.

На кого он похож?

А кино его интересует?

Справился?

Ты считаешь, что у русских?

У тебя были амбиции?

Может быть, 12? (Смеется.)

Да, каждый 88-й ребенок.

Во всем мире.

Ну вот, значит, заслужила.

I)&&(eternalSubpageStart

Накануне своего дня рождения сценарист, телеведущая и кинорежиссер Авдотья Смирнова встретилась с главным редактором журнала HELLO! Светланой Бондарчук и поговорила с ней по душам. О молодости и зрелости, красоте, силе характера, о семейных ценностях и многом другом. О том, как проходили съемки, вы можете прочитать в нашем материале - "Мать и сын: за кулисами интервью Авдотьи Смирновой для HELLO!"

Авдотья Смирнова

Дуня, у тебя в июне некруглый юбилей.

Как некруглый? 45 лет.

Круглый - это 40, 50. У меня тоже был некруглый в прошлом году. Что ты ощущаешь по этому поводу?

Да ты знаешь, какие-то смешанные чувства, но глубоко позитивные. Дело в том, что, когда мне было восемнадцать, на вопрос: "Сколько тебе лет?", я часто отвечала: "Будет 40, а пока 18". Я всегда ощущала, что 40-летие будет каким-то важным рубежом и тогда начнется самое интересное, - так оно и оказалось. И я люблю свой нынешний возраст, мне в нем очень хорошо. Лучше, чем когда бы то ни было в моей жизни. Я очень люблю свою молодость, потому что мне очень повезло, она пришлась на прекрасное время, и жизнь столкнула меня с потрясающими людьми. Но я не люблю себя в молодости.

А чем ты была недовольна? Своей внешностью или...

Всем. Я была недовольна своей внешностью, но самое главное, что молодость - это время, когда мы не владеем собой, мы не умеем собой управлять, наше представление о себе совершенно не соответствует тому, что мы есть на самом деле. Мы хотим рассказать о себе миру, а мир нами почему-то совершенно не интересуется. Нам кажется, что мы такие замечательные и интересные, а этого не замечают. Когда я была юной девушкой, я все мечтала, как у меня будут брать интервью. А сейчас я ненавижу это занятие, потому что мне неинтересно говорить про себя. Мне очень интересно расспрашивать, слушать про других людей, вникать в других людей. А про себя что говорить?

Я понимаю. Еще во время интервью бывает, что задают дурацкие вопросы. Мне в таком случае хочется сказать: "Ну вы погуглите!". В Интернете же про меня все уже придумано!

Да, это есть.

Светлана Бондарчук и Дуня Смирнова

У тебя есть какие-то неправдивые истории, которые за тобой хвостом по жизни тянутся?

Ну, их все знают. Кто-то лет семь назад в интернете опубликовал историю моей жизни, где переврано абсолютно все. От первого до последнего слова. Это называется "Слышал звон, но не знает, где он". Там употребляются действительные фамилии моих друзей или моих близких, но им приписаны совершенно другие истории. Якобы в 14 лет я стала возлюбленной художника Свена Гундлаха. Со Свеном Гундлахом я познакомилась, когда мне было 18, и видела я его раз пять в жизни.

Можно успеть стать возлюбленной.

Нет, абсолютно. И он принадлежал к кругу московских концептуалистов, тогда в среде художников, как, впрочем, и сейчас, были непростые отношения, а я принадлежала совершенно к другой компании.

Питерской?

Нет-нет, московской. Я же выросла в Москве, в Питер уехала в 20 лет. Но я дружила в основном с питерскими, с группой "Новые художники" во главе с Тимуром Новиковым. Ну, там, в этой статье, было написано бог знает что. Что мы со Светой Беляевой, Шурой Тимофеевским и первым мужем, отцом моего ребенка Аркадием Ипполитовым, жили вчетвером... Со Светой Беляевой, ставшей впоследствии телеведущей Светланой Конеген, я познакомилась, когда мне было 24, за год до развода с мужем. Мы бывали в одной компании, но это было раз десять за жизнь, понимаешь?

Ну все равно, Дуня, когда вокруг человека рождаются байки и истории, неважно, заказные или придуманные "из любви к искусству", но это говорит только о том, что ты волнуешь, ты интересна. Зная тебя, я понимаю, что сейчас ты скажешь: "Да мне по фигу".

Абсолютно. Но когда я стала работать на телевидении, я вдруг с ужасом поняла, что у огромного количества людей, которых я никогда не видела и, возможно, никогда не увижу, есть какие-то соображения на мой счет, и поначалу сознавать это было довольно травматично.

То есть они знакомятся с Дуней, но у них уже есть мнение, что она за человек. Я тоже с этим сталкивалась.

Да, и в какой-то момент я по этому поводу решила одну простую вещь, что вот у них есть такой придуманный персонаж - Дуня Смирнова. Ну, хорошо, пусть будет. Если им надо, как я это называю, "погонять желчь", и они выльют эту желчь на меня, а не на близких, ну и отлично. На каждый чих не наздравствуешься. Меня такому отношению Таня Толстая научила.

Авдотья Смирнова и Татьяна Толстая в "Школе злословия" А сама Таня?

О, Таня самый свободный человек на свете из тех, кого я знаю.

Она твой друг?

Это так не называется, она одна из нескольких людей, которые в высшей степени на меня повлияли.

А с чего началось ваше знакомство, с программы "Школа злословия"?

Нет, еще до программы нас познакомил наш общий друг - кинокритик Шура Тимофеевский, и мы как-то стали дружить втроем. Отношения много раз менялись - так-сяк, ближе-дальше. Сейчас это уже скорее родственные отношения, но она, безусловно, мне очень в жизни помогла. Потому что я была человеком, зависимым от чужого мнения.

Это ты была зависимым от чужого мнения?

Да. И очень на него ориентированным. Понимаешь, у каждого из нас есть своя референтная группа, грубо говоря.

Кто был в твоей группе?

Разные люди. Она была, я бы сказала, излишне широка. Я не достигла таких высот духа, как Татьяна Никитична Толстая, но я очень ей благодарна, потому что она меня освободила от многих комплексов и лишних переживаний.

Ну, например?

Например, я плакала от критических рецензий на фильмы и от каких-нибудь злобных отзывов в интернете. Она меня научила "отращивать" толстую шкуру.

И как можно этому научить?

Она много со мной об этом разговаривала, и из тех уже 15 лет, что мы дружим, 6 лет мы прожили в большой душевной близости. И естественно, когда ты близко наблюдаешь человека, которым восхищаешься, то пытаешься понять, как это устроено, как он так может? Для меня с годами свобода внутренняя стала одной из самых главных ценностей в жизни. Когда мы ориентируемся на то, чтобы понравиться кому-то, мы обеспечиваем себе невроз. Буквально три дня назад мы с моей ближайшей подругой, сценаристом Аней Пармас, болтали, и я вдруг сформулировала для себя такое наблюдение: в последнее время я встречаю большое количество женщин, необычайно красивых, чрезвычайно за собой следящих и очень много вкладывающих сил и времени в свою красоту. При этом в большинстве своем эти женщины страшно несчастны. У них невроз, у них фрустрация, у них бессонница, и это они меня спрашивают: "А как быть счастливой?". И я вдруг поняла, что вся беда в том, что они выстроили в голове образ той идеальной себя, какой они хотели бы быть, и этот образ они любят гораздо больше, чем свою жизнь. Этот образ выстроен на основании журнальных картинок или в соответствии с представлениями кого-то об этих женщинах. В любом случае идеал недостижим, и ничего, кроме несчастья, такая ориентированность не приносит. Жизнь проходит в стремлении еще чуть-чуть похудеть, еще красивее накраситься... чтобы что? Жизнь проходит совершенно незаметно, без ощущений радости и горя. Они живут, не смакуя и не благодаря за каждый миг счастья.

Светлана Бондарчук Согласна с тобой. И, признаться честно, если бы ради того, чтобы поддержать форму, мне пришлось отказываться от еды, это был бы полный крах Светланы Бондарчук. Мне повезло с конституцией, я стройная от природы. И в салонах и тренажерных залах провожу не так уж много времени. Не потому, что мне лень, просто времени своего жалко.

Мы как раз недавно говорили об этом с Чулпан Хаматовой - про то, как нам скучно делать маникюр.

Но ведь она - актриса, героиня, красивая женщина... Это часть профессии.

Ну да, но ее это тяготит. И я ее очень хорошо понимаю. Потому что для меня это просто очень скучное занятие. Очень.

Дуня, ну вовсе не обязательно тратить на это массу времени. Иногда достаточно 15 минут, и мы - принцессы.

Ты - безусловно принцесса. А я как-то себя принцессой не чувствую. На самом деле все девичьи характеры прекрасно раскладываются по сказке "Снежная королева". Все девочки либо Герды, либо Снежные королевы, либо Маленькие разбойницы. Я - Маленькая разбойница, безусловно. Тут даже сомнений никаких нет. А ты скорее Герда.

А твои родители, какую роль они сыграли в формировании Дуни Смирновой? Ты говоришь, что была полна комплексов по поводу своей внешности. Как это получилось? Тебе не говорили дома, что ты прекрасна?

На самом деле все эти сеансы психоанализа с воспоминаниями о том, как нас не обняли или что нам сказали, может быть, помогают людям с тяжелым эмоциональным фоном. Для людей вроде меня, которые любят жизнь, которым нравится их жизнь, это бессмысленно. И мне кажется, что это не очень-то хорошо по отношению к родителям, которые тебя любили, как умели, и воспитывали, как умели.

Мудрые слова.

Мы сами родители, и все чувствуем вину перед своими детьми, что мы их либо не так воспитывали, либо мало им уделяли внимания, либо что-то упустили в их жизни, либо в нужный момент не оказались рядом. Никто не знает, как воспитывать детей. Как говорит мой папа: "Чем больше у меня детей, тем меньше я понимаю, как их воспитывать". Поэтому предъявлять счет родителям за то, что у тебя такой характер, по-моему, даже не глупость, а перекладывание ответственности на других. В одной и той же семье, у одних и тех же родителей вырастают очень разные дети. Посмотри на истории близнецов, которые иногда бывают фантастически разные по характеру. Хотя, казалось бы, у них все одинаковое, даже внешность. Знаешь, когда у меня был тяжелый подростковый возраст, у меня, естественно, были конфликты с родителями. И мама просто от них страдала, а папа пытался промывать мне мозги. И вот тогда он мне сказал такую фразу: "Не мое дело заниматься содержанием твоей личности. Что Господь дал, то в тебе и есть. Но я могу откорректировать форму". Меня тогда страшно обижало то, что он не хочет разобраться в моем содержании. Сейчас, когда я уже почти 45-летняя тетка, я понимаю, что он был абсолютно прав, потому что в некотором роде нам детей выдают. И неважно, верующий ты или атеист.

А ты верующая?

Я верующая, да. Но атеистов я так же уважаю, как и верующих. Атеизм - это довольно сложное и ответственное мировоззрение. Так вот, если ты верующий, то ты считаешь, что это Господь в тебя вложил, если ты атеист, то ты понимаешь, что это уникальное сочетание генов. Поэтому претензии к родителям типа "Я такая, потому что мама меня не обнимала или потому что папы никогда не было дома" - это ерунда. Ты такая, потому что ты такая.

Но все равно родители порой вмешиваются в наши судьбы. Твой папа, известный режиссер Андрей Смирнов, был против твоего поступления во ВГИК?

Да, но это же было мое дело - слушаться или нет.

Но ты послушалась.

Я послушалась. А вот мой младший брат не послушался. И пошел во ВГИК. И сейчас успешно учится у Сергея Соловьева. Правда, папа пытался ему запретить, но тут уже все три дочери взбунтовались и сказали: "Оставь его в покое. Пусть хотя бы младший поступает, как хочет!"

А почему папа был против вашего такого пути?

Он считал, что кино должно быть личным выбором, а не инерционным. И он прав. Мне жаль только, что, может, я бы раньше познакомилась с Максом Осадчим. Или с твоим мужем Федей. Но все равно со всеми, с кем мне было суждено подружиться, я подружилась. И без всякого ВГИКа.

Твоему сыну Даниле уже 24. Как у тебя с ним складываются отношения?

Мы очень дружим. Сейчас мы живем в разных городах: он - в Питере, я - в Москве. Мы очень скучаем друг по другу, и бывает так, что либо он, либо я приезжаем, просто потому что соскучились, без всяких дел. Муж мой страшно над нами издевается и говорит, что у нас отношения, как у пылких влюбленных. Потому что мы в течение дня переписываемся нежнейшими эсэмэсками, все друг другу рассказываем. А когда встречаемся, в первый момент у нас обязательно вспыхивает скандал из-за ерунды с дикими воплями. На самом деле мне повезло, что мне выдали вот такого замечательного товарища.

Дуня Смирнова с сыном Данилой На кого он похож?

Внешне - на папу, на Аркашу. По характеру - ни на кого, взял и от отца, и от матери. Он дружит и с Аркадием, и со мной, у нас прекрасные отношения, я и с Аркашей дружу. Грех жаловаться, что называется.

Чем он собирается заниматься?

Он вратарь сборной России по пляжному футболу. Он стал с этой командой чемпионом мира, чемпионом Европы. При этом он самый молодой человек в сборной, поэтому на больших соревнованиях он - второй вратарь. Основной вратарь - это Андрей Бухлицкий, выдающийся парень. Он признан лучшим вратарем мира. Даньке не хочется бросать футбол. И это вполне себе работа. Но пляжный футбол - спорт сезонный. В ноябре у них последнее соревнование обычно в Эмиратах.

А кино его интересует?

Да, он окончил продюсерский факультет у Сергея Сельянова, говорит, что ближайшие два года будет определяться с профессией. Он у меня работал на картине администратором площадки и локейшен-менеджером.

Справился?

Справился. И ему очень нравится. А ты же знаешь, как устроено кино: кино не совместимо ни с чем больше. Если ты выбираешь кино...

...то надо уходить из большого спорта.

Совершенно верно. А уходить сейчас ему жалко. Он очень часто спрашивает: "Мама, а что мне делать, как ты считаешь?". Я говорю: "Не-не-не, дорогой. Это твоя жизнь, тебе решать". Главное для мужчины, на мой взгляд, - это научиться делать выбор. Как ты знаешь, у русских мужчин с этим большие проблемы.

Ты считаешь, что у русских?

Я считаю, что да. У русских. Потому что у нас очень разболтанный этический кодекс. Еще до лихих 90-х, при советской власти, когда была двойная мораль: на партсобрании говорили одно, а дома - совсем другое. И поэтому у нас очень плохо со свободой воли и свободой выбора. Сочетанием их. Я сама научилась этому крайне поздно. В молодости я хотела все и сразу.

А в какой момент ты решила стать режиссером?

Да я не решила, так получилось. Я написала сценарий "Времена года" для Леши Учителя, с которым мы тогда вместе работали. А у Леши параллельно развивался "роман" с замечательным сценарием Александра Миндадзе "Космос как предчувствие". Леша колебался, сомневался. Потом мы с ним очень сильно расходились во мнении, кто должен играть главных героев. И кроме того, не давали деньги. А в тот момент "Госкино" возглавлял Александр Алексеевич Голутва. И Александр Алексеевич сказал ему: "У меня есть деньги на дебют, а что ты думаешь, если мы с тобой запустим Дуню с дебютом"?

У тебя были амбиции?

Нет, я не хотела быть режиссером. Я две недели думала и в итоге с ужасом согласилась, но не потому, что мне хотелось. Мой характер таков: я считаю, что вызовы надо принимать. Ты можешь проиграть, ты можешь снять плохой дебют, у тебя может не получиться, но это означает, что тебя переводят на следующий уровень, как в компьютерной игре. Когда ты прошел уровень и перешел на следующий, то сначала можешь и не пройти. Если стрелялка, то тебя расстреляют, если бродилка, то ты провалишься в яму, но ты уже на другом уровне, и можешь теперь пробовать и искать. И я рискнула.

В итоге фильм получил название "Связь" и взял "Приз за лучший дебют" на "Кинотавре". Там снимались Анна Михалкова и Михаил Пореченков - это те актеры, которых ты изначально хотела утвердить?

У тебя вообще, что называется, чутье на актеров. Ты для меня даже Федю открыла по-новому. Как он сыграл у тебя в фильме "Два дня", это для меня было неожиданно.

На самом деле, как я сейчас понимаю, в "Двух днях" использовано примерно 15 процентов его актерских и личностных возможностей. На самом деле все считают, что он такой шалопай, он же человек очень закрытый, не мне тебе говорить. И что я в нем страшно люблю - очень стеснительный. В киношной среде Федю все любят и относятся к нему отлично и хорошо. Потому что он профессионал и потому что он отличный товарищ. Он не раз на моих глазах и по моей просьбе, да и без моей просьбы, помогал людям. И друзьям, и тем, кто к нему относился до этого плохо. И потом я его обожаю, потому что Феде ровно 11 лет. И ни днем больше.

Может быть, 12? (Смеется.)

Иногда ему 6. Но в принципе ему 11. То, как он бесится, когда что-то не получилось или что-то не так, - это умереть и не встать. Я к нему испытываю чувства совершенно как старшая сестра. Хотя Федор старше меня, но у меня ощущение, что это мой младший брат. Младший брат, которого я обожаю, которым восхищаюсь и над которым я могу насмешничать.

В "Двух днях" Федя играет чиновника из Москвы, который знакомится с литературоведом из провинции, и неожиданно эти две вселенные начинают притягиваться. Но тебе не кажется странным, что ты своим фильмом как-то предсказала и свою судьбу? Свои отношения с Анатолием Чубайсом? То есть ты, как художник, что-то себе наколдовала?

Ну, это знаешь, такие насмешки судьбы. Она так смеется. Я веселилась по этому поводу. У нас была премьера "Двух дней" в сентябре, а роман у нас начался на следующий год в октябре.

А ведь было ощущение, что ты на себе, как на потенциальной жене, поставила в какой-то момент крест.

"Поставить крест" - звучит как-то трагически. Я просто не хотела замуж, Свет. Мне нравилось жить одной, и я эту жизнь принимала. Мне казалось, ну и что, что одна? У меня сложилась жизнь вот так.

Я очень хорошо помню, как лет семь назад я делала благотворительное мероприятие, в качестве лотов были вещи "из 90-х", актуальные по сей день, и я попросила тебя, работающую в то время у Анатолия Чубайса, чтобы он посодействовал. Ты мне, кстати, тогда помогла, передала от Анатолия какую-то скульптуру, которую мы успешно продали на благотворительном аукционе. Так вот, я помню, с каким уважением ты к нему относилась, с каким теплом о нем говорила, и мне в тот раз показалось, вот честно, что ты в него влюблена. Были эти ощущения: предчувствия, симпатии?

Как сказать... У меня было восхищение, колоссальное уважение, понимание масштаба личности, желание быть рядом в качестве друга или в качестве сотрудника. Мы же дружили. Но у меня есть такая особенность, как у Феди культ товарищества, так у меня в жизни культ дружбы. Я считаю, что дружба - это наивысшая форма любви. Потому что в любви есть корысть эмоциональная, а в дружбе нет. И мы дружили восемь лет до того, как у нас начались другие отношения. Поэтому я очень рада, что так случилось. Бывают пары, у которых, наоборот, сначала любовь, а потом дружба. У нас случилось вот так.

Ты недавно создала и возглавила фонд содействия решению проблем аутизма "Выход". Почему ты занимаешься именно аутизмом?

У меня есть ощущение, что не мы благотворительность выбираем, а благотворительность выбирает нас. Так случилось, что моя близкая подруга Люба Аркус четыре года снимала фильм о судьбе мальчика-аутиста Антона. А Люба - человек радиоактивной мощности, и, соответственно, все ее друзья так или иначе были вовлечены в историю Антона, которая действительно очень драматична. И потом, погружаясь, знакомясь с родителями этих детей, мы в какой-то момент осознали, что с аутизмом в стране ситуация даже не катастрофическая, а из ряда вон выходящая. Когда Чулпан Хаматова с Диной Корзун делали фонд "Подари жизнь!", им не надо было объяснять в Минздраве, что нужно создать профессию онколога. Онкологи уже были. А представь себе, что не было бы онкологов вообще? Что в России диагноз "рак" не был признан? Вот это ситуация с аутизмом. Когда нет вообще ничего. Как бы ни было тяжело принимать это решение, но мы договорились, что не будем заниматься адресной помощью. Это бессмысленно. Если мы соберем денег на конкретного ребенка, родители наймут одного из четырех на всю страну сертифицированных поведенческих терапевтов, а дальше этот ребенок что будет делать? Он куда пойдет? Для них нет ничего. Поэтому мы помогаем не одной семье - мы помогаем проектно. Мы создали класс, в котором при обучении аутистов применяется метод поведенческой терапии, начали магистерскую программу по поведенческой терапии. Со 2 по 4 июня мы проведем в Сколкове огромную международную конференцию по аутизму. Мы ее делаем вместе с Московским городским психолого-педагогическим университетом и Йельским университетом. Потому что при Йельском университете много лет существует центр изучения детской психологии. К нам приезжает десант ученых с мировым именем, которые будут читать лекции и проводить семинары для наших специалистов. Потому что надо делать все и сразу, потому что нет совсем ничего: ни диагностики, ни системы ранней помощи, ни инклюзивного образования, ни социального.

Я знаю, по статистике, сейчас аутизм - явление стремительно распространяющее.

Да, каждый 88-й ребенок.

Как-то можно понять, с чем это связано?

Нет консенсуса по этому поводу, потому что аутизм находится в процессе изучения, он не так давно был выделен. Описан он был, по-моему, в первый раз в конце 40-х как особенность развития. Это же не называется болезнью, это называется "особенность развития". Нет единой причины. Есть большое количество ученых, которые считают, что повинны экологические изменения. Существует большой круг ученых, которые считают это заболевание генетическим, но последние исследования показывают, что генетика виновата далеко не во всех случаях. Там какое-то сочетание факторов. Есть ученые, которые считают, что прививки часто выступают в качестве триггерного механизма аутизма, а есть ученые, которые это опровергают. Это на самом деле важнейшая научная дискуссия и важнейшие исследования. У нас этими исследованиями не занимается никто. Мы помогаем двум лабораториям из трех, которые частично исследуют аутизм. То есть они исследуют аутизм и многое другое. А лаборатории, которая исследует именно аутизм, у нас просто нет. Ни одной. И у Любы в фильме действующие психиатры говорят, что нет никакого аутизма, это просто модный диагноз. Вот так. Во всем мире есть, а у нас нет.
Единственное, что меня как-то утешает, это то, что 40 лет назад в Америке с аутизмом была такая же ситуация, как у нас сейчас.

То есть, чтобы достичь того же уровня понимания этой проблемы, нам нужно ждать 40 лет?

Может быть, и быстрее, по той простой причине, что нам не приходится изобретать велосипед, мы можем пользоваться тем, что мир уже разработал. Другое дело, что государственная машина - всегда очень тугой и медленный механизм.

Во всем мире.

Абсолютно. И во всем мире это всегда начинается с родителей и с энтузиастов-общественников.

И тебя Анатолий поддерживает в этом...

Авдотья Да, конечно. Он сам очень много занимается благотворительностью, имеет самое непосредственное отношение к первому московскому хоспису и вообще созданию фонда "Вера". А по аутизму он скоро сможет читать лекции, потому что я прихожу и все ему вываливаю.

А твоей работе в кино он помогает?

Мы сейчас с Аней Пармас пишем большой 8-серийный сценарий, сидим нос к носу целыми днями у нас дома. Поэтому вечером он приходит и спрашивает нас: "Вы сегодня были талантливыми девушками или бездарными?" В том случае, если мы были талантливыми девушками, мы ему тут же рассказываем, что придумали.

А если бездарными, то готовите ужин?

Если бездарными, то нам рассказывать нечего. Ужин есть всегда, это ты уж не сомневайся.

Ты вышла замуж два с половиной года назад. За эти два года твоя жизнь сильно изменилась? Или все осталось по-прежнему?

Конечно, она очень сильно изменилась. Во-первых, я переехала из Питера в Москву, обратно. Я мечтаю вернуться в Питер, потому что я не люблю Москву. Во-вторых, я замужняя женщина, а была незамужняя - это разный образ жизни. Я должна считаться с мужем, и ты же прекрасно сама знаешь, что семейная жизнь - это всегда определенные компромиссы, вы должны идти друг другу навстречу. Я привыкла допоздна засиживаться и болтать с друзьями. У меня муж встает в 7 утра, поэтому...

Когда ты курить бросала, этот поступок ты посвящала ему?

Ну, естественно. Но пока успехи небольшие. Кроме того, приходится фильтровать базар, к чему я, в общем-то, не привыкла и что у меня получается не всегда. Раньше я несла ответственность только за себя, мне было абсолютно плевать, кто как истолкует мою речь. А сейчас я должна понимать, что мое мнение воспринимается как наше семейное мнение. Это большая ответственность и это, пожалуй, единственное, что мне тяжело дается. А так, мы же дружим, нам весело, интересно вместе.

Лет пять назад я оказалась в одной компании, и пришел Анатолий Чубайс. Я сразу как-то поняла, что он очень легкий, добрый, открытый, чем-то даже Федю напомнил своей застенчивостью.

Он застенчивый, это правда. Но определяющее качество другое - у него исключительное чувство долга. Дело в том, что ведь чувство долга у человека врожденным не бывает. Оно только с годами появляется. И вот у него чувство долга просто феноменальное.

Я его видела, правда, только в товарищеской, непринужденной обстановке. Но, мне кажется, тебе повезло. Да и ему повезло!

Я думаю, мне больше повезло, чем ему. Уже, правда, понятно, что такое счастье.

Ну вот, значит, заслужила.

Нет, наоборот. Я воспринимаю это как аванс. Это еще то, что надо кармически отработать. Потому что, если так повезло в жизни, это налагает на тебя огромное количество обязательств перед самой жизнью. Мне хорошо, мне повезло, а массе народу плохо, тяжело и не повезло. Поэтому с этим надо что-то делать. На самом деле вся эта системная благотворительная работа очень тяжелая. Очень. Она энергозатратная, она съедает много времени, и, кроме того, ты сталкиваешься с человеческим горем, и это довольно сильно бьет по тебе. Но при этом мы с Чулпан недавно про это говорили, спроси меня сейчас: "А ты согласилась бы без этого жить?" Да больше ни за что и никогда. Потому что эту работу я делаю прежде всего для себя. Она меня избавляет от чувства вины.

Сейчас вообще такой интересный период в мире, в жизни, это не мода, а потребность людей заниматься благотворительностью.

Я считаю, что самое главное, что происходит сейчас в России, - это волонтерское движение. Начиная с московских пожаров, потом Крымск, поисковой отряд "Лиза Алерт", фонд Лизы Глинки, фонды "Вера", "Подари жизнь!", "Линия жизни", "Даунсайд ап", "Обнаженные сердца", фонд Кости Хабенского, фонд Ксюши Алферовой и Егора Бероева. Мы присутствуем при естественном зарождении гражданского общества. Когда люди, граждане, берут на себя обязательства и ответственность, которые никто не спускал сверху. В начале мая я была в Ереване, там Гор Нахапетян устраивал большую встречу для благотворительных фондов. Это было безумно интересно, и мы там все друг друга увидели, хотя все между собой связаны, знакомы хотя бы через одного. Ты знаешь, это может быть сейчас лучшая российская тусовка. Просто замечательные люди. И знаешь, что меня поразило? Есть некий стереотип в отношении людей, занимающихся благотворительностью: все представляют себе либо жуликов, либо невзрачных женщин с печалью в глазах и дрожащими голосами, которые будут рассказывать исключительно унылые истории. На самом деле это шайка хохочущих, веселых, жизнелюбивых женщин, которые полны энергии. Блистательные бабы.

Известный журналист, телеведущая, писатель, сценарист и кинорежиссер Авдотья Смирнова встретилась накануне с почитателями своего творчества и с просто любопытными в петербургском клубе UNDERGROUND.

Известная прежде всего по телевизионным проектам Авдотья Смирнова - дочь режиссера и актера Андрея Смирнова и актрисы Натальи Рудной - училась на филологическом факультете МГУ и театроведческом факультете ГИТИСа. Во второй половине восьмидесятых годов сотрудничала с самиздатовскими журналами, работала журналистом в ИД "КоммерсантЪ", обозревателем популярного журнала "Афиша", в журнале "Столица". Вела колонки в деловой газете "Ведомости", в газете "Московские новости", в журналах Vogue и "Сеанс".

Со школьной скамьи Авдотья сотрудничала с объединением "Круг" известного режиссера Сергея Соловьева. С середины девяностых работала с режиссером Алексеем Учителем. Авдотья Смирнова является автором сценариев к самым известным фильмам Учителя: "Прогулка" и "Дневник его жены". Оба фильма получили множество российских и международных кинопремий, а также номинировались на премию "Оскар". Авдотья Смирнова стала автором сценария и нашемевшего фильма Андрея Кончаловскго "Глянец". В 2006 дебютировала как режиссер с фильмом "Связь" (приз кинофестиваля "Кинотавр"). Много лет вместе с писательницей Татьяной Толстой ведет на канале НТВ ток-шоу "Школа злословия". Передача удостоена высшей российской телевизионной премии "Тэфи".

С осени этого года Авдотья Смирнова "зажигает звезду" на развлекательном канале СТС (программа "СТС зажигает супер звезду"). Автор трех книг: "С мороза", "Связь и другие киносценарии" и "Кухня "Школы злословия" (совместно с Татьяной Толстой).

Свою встречу в клубе UNDERGROUND Авдотья Смирнова начала с рассказа о своем новом кинопроекте - экранизации романа Тургенева "Отцы и дети", который должен появиться в качестве минителесериала в самое ближайшее время. По словам Авдотьи, десять лет назад экранизация "Отцов и детей" была бы гораздо менее актуальна, чем сегодня: "Сегодня все мы изгнаны из общественной жизни и загнаны в рамки жизни семейной - поэтому роман Тургенева столь актуален". Несмотря на то что, по мнению Авдотьи, нынешнее общество вовсе не сводится "к Базарову как к жизненному лейтмотиву", главный герой нового фильма все-таки несет отпечаток современности. В новой киноверсии романа актер, исполняющий роль Базарова, должен, по мысли режиссера, представить себя родившимся и выросшим на задворках бывшего СССР (там, "где и отцы, и дети курят траву как табак") и при этом быть, к примеру, нацболом. А антиподы Базарова (отцы) - это советские шестидесятники.

Но в любом случае время романа "Отцы и дети", по мнению режиссера, не совпадает с нынешним временем. "Тогда - в начале 60-х XIX века - все было пронизано ожиданием реформ. А сегодня мы с вами все это уже прошли", - резюмировала Авдотья Смирнова.

"Мы обе (я и Татьяна Толстая) считаем себя фриками и любим фриков", - с этого начала Авдотья Смирнова рассказ о своей более повседневной и более заметной широкой публике деятельности - в совместной с Татьяной Толстой программе "Школа злословия". Авдотья Смирнова поведала о том, какие из выпусков программы и по каким причинам так и не увидели эфира. Такие "неудачные" программы Авдотья Смирнова разделила на несколько видов. Первые - это те, которые остались в архивах телестудий из-за самих гостей программы. В частности, известный банкир Петр Авен, по-видимому, не понравившийся сам себе на экране, выкупил запись. Другой "герой" - Леонид Парфенов - тогда еще сотрудничавший с НТВ. В ходе диалога перед телекамерами между ведущими и гостем произошел скандал, в завершение которого со стороны Парфенова прозвучали обещания того, что запись эфира не увидит. И обещание свое Леонид Парфенов сдержал.

Последний пример такого рода - известный художник Александр Шилов, который покинул студию на 17-ой минуте диалога. "Но он - просто больной. После вопроса о его отношении к творчеству Ван Гога он вскочил со стула и убежал", - так отрекомендовала своего гостя Авдотья Смирнова.

Второй вид "неудачных" программ - это не вышедшие в эфир по причине задействования административного ресурса. Гостями этих программ были Вероника Боровик-Хильчевская, коммерческий директор холдинга "Совершенно секретно", и Владимир Сунгоркин, главный редактор газеты "Комсомольская правда", который, по словам Авдотьи Смирновой, "парится в бане с самим Владимиром Путиным".

Третий вид - программы, "не прошедшие цензуру". При этом, как отметила Авдотья Смирнова, не "НТВшную" цензуру, а цензуру "сверху". В этот список попала, например, программа с известным журналистом, активным деятелем рунета, одним из создателей новостного интернет-издания Lenta.ru Антоном Носиком, много разглагольствовавшем перед телекамерой о киевском "майдане", "оранжевой революции" и необходимости эмигрировать на Украину.

Не увидели зрители м программу с сенатором Михаилом Маргеловым, который, по выражению Авдотьи Смирновой, "был слишком откровенен для государственного служащего".

Аналогичная участь постигла выпуск с Александром Беловым (Поткиным), лидером ДПНИ. По словам Авдотьи Смирновой, последний является "не маленьким фюрером, как его представляют официальные СМИ, а безмозглым существом, имеющим, впрочем, какую-то животную харизму". "Многие зрители, присутствовавшие на записи этой программы, просто падали со стульев от смеха… Однако, вероятно, администрация президента сочла, что любое появление Поткина на экране только раздувает его популярность. Хотя, я считаю, что после этой программы Поткин как политик просто бы не существовал", - заявила Авдотья Смирнова.

Не прошла в эфир и программа с известным политическим журналистом Евгенией Альбац. "Хотя мы с ней говорили лишь о теории журналистики. Видимо, теория журналистики у нас сейчас под запретом", - отметила Авдотья Смирнова.

В отдельный вид не увидевших света "Школ злословия" Авдотья Смирнова выделила программу с Дмитрием Липскеровым - писателем, ресторатором и "членопалом" (членом общественной палаты, как это называется в Москве), автором письма (совместно с Александром Гордоном), призывающего построже наказать Михаила Ходорковского. По версии Авдотьи Смирновой, программа с Липскеровым была записана по его собственной инициативе и по просьбе канала. "Разговоры про рестораны, про литературу, про рестораны в литературе не вызывали особого интереса у Дмитрия Липскерова. Но как только мы коснулись "антиходоковского" письма, он просто "загорелся". Возможно, он думал, что я и Татьяна Толстая принадлежим к лагерю так называемой "демшизы", почитающей Михаила Ходорковского за нового святого. Но выяснилось, что мы к нему особых чувств не питаем", - добавила Авдотья Смирнова. Однако Липскеров потом потребовал показать запись до эфира, чего, по словам Авдотьи Смирновой, никогда в "Школе злословия" не практиковалось. В итоге программа так и не вышла на телеэкраны.

Авдотья Смирнова призналась, что не знает всех деталей механизма снятия с эфира телепередач. Однако она надеется, что все "запретное" рано или поздно попадет в "сеть".

По поводу своего участия в шоу "СТС зажигает супер звезду" Авдотья Смирнова сказала, что она согласилась работать в данном проекте только после того, как убедилась, что "это не очередная помойка вроде "Фабрики звезд". По ее словам, сейчас в теле- и радиоэфирах "сплошной Максим Леонидов", и молодым ребятам, "играющим не попсу, а более или менее рок", очень трудно пробиться на большую сцену. Поэтому свою задачу в проекте на СТС она видит именно в том, "что мы, старые панки, должны нормальным ребятам помочь". Хотя, как призналась Авдотья Смирнова, и на "СТС зажигает супер звезду" есть несколько чисто продюсерских проектов, которые она "пытается топить".

"Мне посчастливилось одно время работать спичрайтером - не надо путать с политтехнологом, - именно так обозначила один из периодов своей творческой биографии Авдотья Смирнова. - Сейчас тоже поступают подобные предложения. Но сегодня у нас уже нет политики, а заработать деньги я могу и другими способами, не затыкая себе нос и не подвергаясь воздействиям, вызывающим рвотные рефлексы". Как призналась Авдотья Смирнова, ей довелось составлять речи для таких политиков, как Сергей Кириенко, Михаил Маргелов, Анатолий Чубайс. "При этом лучший заказчик для спичрайтера - это такой политик, который не может связать и двух слов и постоянно дословно заучивает твой текст. Например, Борис Грызлов", - отметила Авдотья Смирнова. По ее мнению, крупный и, главное, содержательный политик постоянно импровизирует, действует самостоятельно и никогда не доводит до аудитории заранее написанный спичрайтером текст - что очень обидно для последнего.

Рассуждая о современной отечественной журналистике в целом, Авдотья Смирнова заявила, что журналистика в стране, несмотря ни на что, существует и даже есть талантливые публицисты. Однако вновь с головой погрузиться в сферу СМИ Авдотья Смирнова не спешит, хотя и не исключает возможности своего полноценного возвращения в журналистику: "Я бы вернулась туда, но только чтобы заработать деньги более менее непротивным способом".

По ее мнению, работа журналиста "конечна", "как тоннель, в конце которого нет света, но есть только стенка". "Мне интересно становиться, а не быть кем-то. Я занималась активно журналистикой, когда я не умела это делать, когда становилась журналистом", - добавила Авдотья Смирнова, однако призналась, что в ближайшее время, возможно, на сайте РБК появится ее колонка, посвященная "еде и напиткам", так как кулинария - это именно та сфера, которая помогает Авдотье Смирновой разгрузиться и отдохнуть от дел.

По поводу такой близкой ей сферы публицистики, как кинокритика, Авдотья Смирнова высказала мнение, что "русской кинокритики нет - она умерла". Согласно убеждению Авдотьи Смирновой, для кинокритика в первую очередь необходимо умение разбора картины, а это, по ее словам, в стране умеют делать всего два - три человека. "Все остальное - это не кинокритика, а журналистика о кино, где не понимают, в чем недостатки сценария и в чем недостатки монтажа; где не могут оценить работу звукорежиссера или художника и отличить ее от работы художника по костюмам; где в первую очередь рассуждают о том, чей он сын или дочь, на чьи деньги все это снято и в какой он партии состоит, - добавила Смирнова. - Создается впечатление, что цель нашей кинокритики - уничтожить отечественную киноиндустрию. Слава богу, что наша кинокритика не имеет никакого влияния на аудиторию".

Будучи многогранным творческим деятелем (в том числе и писателем), Авдотья Смирнова не отказалась вынести свою оценку и современному состоянию отечественной литературы. "У меня радостное впечатление от того, что происходит с нашей литературой", - заявила Авдотья Смирнова. По ее словам, конец отечественной политики позволил высвободить большое количество времени для чтения книг. А это, в свою очередь, позволило ей увидеть, что "русская литература стала стрелять цветами". "Я очень люблю творчество Эдуарда Лимонова, несмотря на то что в жизни я его считаю чудовищным нарциссом и девушкой с бородой. Дружу с Захаром Прилепиным - как с писателем и как с человеком, хотя я равнодушна к его политическим взглядам", - отметила она.

В конце встречи разговор почему-то зашел об авторской песне. Признавшись в своей крайней нелюбви к данному жанру, Авдотья Смирнова даже прочитала наизусть по этому поводу известное нецензурное четверостишье. "Надо благодарить то время, когда можно было не садиться вместе с любителями бардовской песни в лесу у костра, - сказала Авдотья Смирнова, - Но теперь наша власть обеспечила нам такое существование, когда все находятся вместе - и любители рока, и любители оперной музыки, и барды, и нацболы, и либералы. Есть мы, и есть они - власть".

На эти слова ведущий встречи предположил, что, возможно, в скором времени ее можно будет увидеть на каком-нибудь митинге, вместе с Юрием Шевчуком скандирующей: "Это наш город!" В ответ Авдотья Смирнова скромно промолчала.

Евгений Уткин

Программа Татьяны Толстой и Авдотьи Смирновой закрыта, потому что ее планка выше, чем у песен Стаса Михайлова

Закрытие программы Татьяны Толстой и Авдотьи Смирновой не вызовет у меня слез - как не вызывало слез у ведущих этой программы исчезновение моих собственных проектов. За двенадцать лет существования «Школы» я был одним из немногих современных российских сочинителей, кого туда не позвали. И не позвали бы и в следующие двенадцать лет, уверен, потому что с Авдотьей Смирновой у меня прохладный нейтралитет, а с Татьяной Толстой активное взаимное неприятие при заочном согласии по многим пунктам.

Но вне зависимости от моего отношения к Толстой, Смирновой, их проекту и гостям, я должен заметить, что случилась вещь очень неприятная. Толстая и Смирнова, хороши они или плохи, - все-таки умные и приятные люди, и плевать, что они сроду не скажут обо мне ничего подобного. Мы, мужчины, должны трезво оценивать женщин вне зависимости от взаимности. И уничтожение программы, которую делают умные и хорошие, вызывает неизбежный вопрос: а заменить-то их чем?

Все мы понимаем, что цензура в России идет не по политической линии. Иные националисты говорят резкие и опасные вещи, но они не то чтобы классово свои - они свои скорее антропологически, потому что и борьба в России сейчас далеко не классовая. Она именно антропологическая, потому что и классы размыты, и политика упразднена, и вообще осталось разделяться только по простейшим, врожденным признакам. Например, готов ли ты при первом несогласии дать оппоненту в морду или вступишь в дискуссию?

Лимонов, например, очень долго был чужим для российской власти, а порой и своим для оппозиции, но когда дело дошло до антропологии, он оказался на правильной стороне. Некоторое его озлобление против креаклов и прочих маменькиных сынков (вполне, впрочем, безобидное) вызывается серьезным внутренним дискомфортом: он привык быть в меньшинстве и считаться фашистом, а теперь фашисты все в Киеве, а сам он внезапно совпал с линией партии и даже получил разрешение собирать «Стратегию-31» на Триумфальной. Как быть? Экзистенциальный диссонанс.

Антропологические различия серьезней национальных и расовых - это эволюционная проблема, предсказанная и описанная еще Стругацкими. Одним нравится ненависть и дикость - другим в такой атмосфере дышать некомфортно; одни верят в единого царя и единую нацию - другим такая централизация кажется опасной; одним интересно читать книжки, а другим - мучить людей, и это не значит, что одни умней, а другие глупей. Просто вот другие, и все.

Одна из последних акций «Наших» как раз указывает на это: они там все понимают. Мы для них именно «чужие», и при этом они все время упрекают нас в высокомерии. Мол, мы для вас быдло, а вы все в белом. При этом они как можно активней стараются стать быдлом, дабы подтвердить наши слова.

Важно не только и не столько то, что закрывается дискуссионная программа, где разговаривали между собой умные или, по крайней мере, думающие люди. Важно, что закрывается она по причине коммерческой непривлекательности, низкого рейтинга - хотя, во-первых, культурная ценность никакими рейтингами не меряется, а во-вторых, то меньшинство, которое смотрело «Школу», экономически как раз эффективно. Это оно производит технологии, ценности и даже еду - а люмпены не производят ничего, кроме невнятного, вечно недовольного урчания.

Конечно, «Школа» с большой вероятностью найдет себе место на другом канале - на «Культуре», скажем, или где-нибудь на кабеле, да мало ли сегодня недодушенных медиа, - но аудитория уменьшится, а главное, будет подан важный знак. Станет окончательно ясно, что от сегодняшнего деятеля культуры требуется отнюдь не лояльность (кто лояльней патриотов-националистов?). Как писал Пастернак Ольге Фрейденберг, криминален сегодня не еретический характер той или иной мысли, но сам факт ее наличия. Толстая и Смирнова виноваты не в том, что приглашали иногда неправильных людей (они почти сплошь приглашали нейтральных), а в том, что планка их программы несколько выше, чем у песен Стаса Михайлова. А Стас Михайлов лоялен не потому, что много говорит про Бога и любовь, не потому даже, что он доверенное лицо Путина, а потому, что он ниже плинтуса.

Интересно, конечно, будет посмотреть, кто займет их место в эфире. Не думаю, что это будет юмористическое шоу. По-моему, есть два варианта (насколько я вообще понимаю стратегию НТВ). Вариант первый - ток-шоу «Нечистое белье», в котором будут разоблачать гадкие страстишки отечественных интеллектуалов или западных политиков: такой-то выругался, у такого-то внебрачная связь, а сякой-то - ну, помните, он еще недостаточно восторгался Крымом - позавчера плюнул мимо урны, что зафиксировано пронырливым телеканалом «Мля-news». Вторая версия - напротив, серьезное, пафосное и как бы интеллектуальное конспирологическое шоу, в котором национал-конспирологи, жуя бороды, будут с серьезным видом рассуждать о масонских заговорах и англосаксонских кознях, и все это под такую, знаете, музычку. Не исключено, что ведущим там будет Сноуден, а то у Чапман что-то не задалось.

"Программа "Школа злословия" не будет выходить с нового сезона. Она закрывается в силу экономических обстоятельств", – сообщила в четверг "Интерфаксу" пресс-служба НТВ.

Ведущая программы Татьяна Толстая отказалась давать интервью на эту тему, недоступной для комментариев оказалась и другая ведущая Авдотья Смирнова.

"Вот еще интересная новость.
"Школу Злословия" закрыли.

Мы вели ее с 2002 года. Сколько у нас было гостей, мы еще подсчитаем, сейчас и не соображу. Несколько сотен...

Мы благодарим всех, кто помогал нам ее делать...

Мы благодарим каналы "Культура" и НТВ, бесконечно долго терпевшие наши неформатные личности и вольные разговоры.

Мы благодарим наших дорогих гостей, которые терпеливо досиживали до конца записи, – от нас ушел только один человек, художник Шилов, оскорбленный тем, что мы любим Ван Гога больше чем Шишкина. Но как же иначе? Ведь у Шишкина было все: и два уха, и утро в сосновом лесу, а у Ван Гога – одно, и звездная ночь! Как же не полюбить его?

Теперь у нас нет ни одного уха. Прощайте, дорогие наши, верные зрители!"

Автор идеи "Школы злословия", теле- и кинокритик утверждает, что телеканал, который объясняет закрытие экономическими, коммерческими причинами, лукавит: "Школа злословия" никогда и не претендовала ни на какую прибыль. Она была репутационной программой. Ее за это приняли на НТВ и держали долгое время, но сейчас на репутацию всем наплевать:

Сегодня господствует право на бесчестье

– Понятно, что программа уже довольно давно самому каналу, его руководству кажется обузой. Она недостаточно рейтинговая, оттого ее еще, наверное, и двигали по сетке вещания и задвинули за полночь. Но она является обузой и в философском смысле. Слишком много интеллектуальной субстанции у этой программы – для канала, который с утра до вечера выстреливает криминальными сериалами и сенсационными разоблачениями в сфере шоу-бизнеса. Канал ее держал исключительно, я думаю, чтобы немножко репутацию свою отбелить. Но, видимо, сегодня в этом нет надобности. В конце концов, восторжествовал тот принцип, который был в свое время предъявлен героем Достоевского из "Бесов" Кармазиновым – сегодня господствует право на бесчестье. Это великое право. Это уже легализованное право. Репертуар нашего телевидения его успешно реализует.

"Школа злословия" появилась 12 лет назад. Богомолов вспоминает, как телекомпания "Тон" братьев Смирновых пригласила его консультантом для создания программы с участием Татьяны Толстой и Авдотьи Смирновой:

Проблема глубины, видимо, сегодня в российском телевидении – это такое самое трудное. Это как слишком соленое море, которое не пускает вглубь

– Я вспомнил, как я обеих писательниц видел на каком-то фестивале, как они общались, как они разговаривали. У меня возникла идея, плюс такая пара, и я вспомнил название известной пьесы "Школа злословия". Идея была проста – попробовать медиаперсонажей, которые появляются, как правило, в масках, иногда произвольных, иногда нет, их от этих масок отлепить и показать лицо. Было очень важно, чтобы этим занимались пишущие люди, умеющие работать со словом, умеющие работать со смыслами. Поэтому Смирнова и Толстая были идеальными в этом смысле персонажами. Идея была радостно встречена и достаточно быстро реализована сначала на канале "Культура". Позже возникли проблемы, связанные с тем, что канал не хотел политики, хотел, чтобы гостями Толстой и Смирновой были в основном люди культуры и искусства. Поэтому в какой-то момент эта программа переехала на канал НТВ, который в этом отношении тогда был более свободным. Там она достаточно долго жила. А сейчас уже другое время. Эта программа, или телеканал "Дождь", или какие-то еще другие программы на канале "Культура" или РЕН-ТВ – они являют собой пример альтернативного телевидения – больше интеллекта, больше свободы. Там есть место для свободных людей, умеющих думать, людей, стремящихся в глубину. Проблема глубины, видимо, сегодня в российском телевидении – это такое самое трудное. Это как слишком соленое море, которое не пускает вглубь.

Телекритик Слава Тарощина считает, что "Школа злословия" не была политизированной, и замечает, что программа в какой-то степени себя изжила:

В последнее время мне казалось, что сами ведущие утратили интерес к этой программе. У них не горел глаз

– Ничего там такого оппозиционного, "страшного" не звучало. Просто она была чужеродна каналу изначально и, я думаю, на этой чужеродности и строилась стратегия бытования этой передачи в эфире. Вообще, программа существовала на канале НТВ 10 лет. Это очень много по нынешним временам. В последнее время мне казалось, что сами ведущие утратили интерес к этой программе. У них не горел глаз. Нужно сказать, что были очень удачные выпуски. Я считала ее для себя обязательной для просмотра. Но этого уже давно нет. Я ее пропускала. Не всегда были интересные люди. И все чаще краска была черно-белой – если нравится гость, то тогда шоколад в мармеладе, если не нравится – наоборот.

Богомолов не считает, что программа себя изжила, по его мнению, она трансформировалась:

У программы остался потенциал, связанный с тем, что на телевидении растет дефицит думающих людей

– Программа задумывалась как такое противопоставление внешнего имиджа реальному человеку. Иногда это получалось довольно драматически. Потом программа трансформировалась в разговор с малоизвестными, но очень интересными собеседниками. Это было проблемой для самого канала, потому что каналы желают только, чтобы были раскрученные персонажи. Когда происходило некое первооткрытие, это воспринималось в штыки. Конечно, еще проблема была в том, что канал сначала достаточно благодушно относился к выбору гостей ведущими, а затем стали достаточно жестко и категорично контролировать это. Но у программы остался потенциал, связанный именно с тем, что на телевидении растет дефицит думающих, размышляющих и просто внутренне свободных людей, которые и были в основном героями этой программы.

О проблемах с подбором героев вспоминает и Слава Тарощина: "Я помню, что был скандал с Леонидом Парфеновым, который запретил ее демонстрировать. Был скандал с художником Шиловым, который обиделся, что в его присутствии вспомнили Ван Гога. Был еще случай, когда программа очень не понравилась Петру Авену, и он ее как бы вроде даже чуть ли не выкупил. Если говорить о каком-то политическом подтексте, то в эфир не вышли программы с Евгенией Альбац и Антоном Носиком, который еще в пору предыдущих "майданов" как-то очень распространялся на эту тему. Так что политически были сняты только несколько передач".

Некоторые гости тоже умерщвляются. Часть из них, особо живучие или везучие, выживают, но, конечно, бесследно это не проходит

Программы "Школы злословия" снимались с эфира несколько раз , и причин этого называлось несколько – и решения "сверху", и желание самих гостей. Это порождало бурные обсуждения в интернете. В 2008 году Толстая написала в своем блоге : "Задолбали немножечко желающие знать правду о цензуре на ТВ. Ну что же. Расскажу. Павильоны, где проходят съемки, всегда расположены в диких, глухих местах... Территория обнесена забором, поверх его – колючая проволока, по углам – вышки. Периметр просматривается и простреливается... На ногах у ведущих ножные кандалы, на руках ручные кандалы, во рту кляпы... Некоторые гости умерщвляются. Часть из них, особо живучие или везучие, выживают, но, конечно, бесследно это не проходит. Так, Антон Носик, передача с которым не вышла в эфир (пленка была размагничена и все следы его пребывания на канале стерты), вынужден прикрывать пулевое отверстие на затылке специальной вязаной шапочкой..." .

Богомолов замечает, что закрытие программы – это не вопрос политики, но проявление общей тенденции – "когда на всех каналах зажимали, задавливали всякие проявления дискуссионности":

– Естественно, начинал сужаться круг. Это как оказаться в каком-то коридоре – шаг в сторону невозможен. Приходилось соблюдать какие-то навязанные правила. Постепенно происходило сужение коридора, в котором они могли работать и в свободной беседе быть самими собой, скажем так.

Слава Тарощина довольно оптимистично полагает, что закрытие "Школы злословия" может быть неокончательным и даже пойти программе на пользу: "Ведущим эта передышка тоже нужна, чтобы как-то переосмыслить, собрать силы. Если у нас еще на телевидении не окончательно пропащие люди в ранге топ-менеджеров, то я думаю, что программа появятся через какое-то время на каком-либо другом канале, а может быть, даже и на этом".

У Юрия Богомолова оптимизма гораздо меньше – он замечает, что теперь под ударом оказалась телекомпания "Тон", и это пример трудностей мелких телекомпаний – производителей эфирного продукта:

– Телекомпания "Тон" – небольшая, там три или четыре программы, которые были достаточно заметны на "Культуре". Цикл программ с ныне покойным Бенедиктом Сарновым и замечательный цикл программ с Иваном Толстым, исторические путешествия, которые продолжают еще идти. А вот закрытая программа "Школа злословия" – это очень сильный удар по компании. Она оказывается на грани выживания. А частные мелкие компании, когда они закрываются, то, естественно, конкурентная среда начинает тухнуть, скисать. А манипулировать, контролировать контент больших производящих компаний гораздо легче государству. Вот к этому, я думаю, идет.

Богомолов видит во всем происходящем нечто более широкое, нежели просто исчезновение площадки, куда звали представителей либеральной интеллигенции: "Год назад хотели закрыть интеллектуальное шоу "Своя игра". В конце концов, они все-таки не рискнули это сделать, но, может быть, теперь снова придут к этой идее. Телевидение становится все более антиинтеллектуальным, а не просто антилиберальным".

В эксклюзивном интервью сайтрежиссер, сценарист и телеведущая Авдотья Смирнова призналась, в том, что ее больше всего раздражает в сегодняшнем обществе, рассказала о том, почему последняя картина - это ее лучшая работа, и куда подевалась наша совесть, а также, как благотворительности суждено спасти Россию.

6 сентября в широкий прокат вышел новый фильм Авдотьи Смирновой «История одного назначения» - пронзительный и трагический рассказ о реальных событиях, участником которых оказывается граф Лев Николаевич Толстой. В пехотном полку в Тульской области, куда отправляется на службу вдохновленный передовыми идеями столичный поручик Григорий Колокольцев, происходит преступление. Солдату, на плечи которого ложится вина, грозит военный трибунал и расстрел. Колокольцев обращается за помощью к графу Толстому, который решает защитить невиновного. «История одного назначения» - фильм о выборе, который предстоит сделать каждому из героев. О том, как легко порой перейти границу между добром и злом, и как эта граница неминуемо оказывается границей между свободой и несвободой, между жизнью и смертью. Это фильм о необратимости самых, казалось бы, незначительных поступков. И, конечно же, о том, как в юридическую пропасть падает судьба человека, в которой, как в зеркале, отражается нравственное состояние общества.

- «Летом 2015 года я читала книгу Павла Басинского «Святой против Льва». Это вторая книга его толстовской трилогии, которая описывает отношения Толстого и Иоанна Кроштадского. И там есть маленькая главка, буквально на три страницы, «Спасти рядового Шабунина», в которой рассказывается история дела Василия Шабунина. И так меня эта история поразила, что мне захотелось снять по ней картину. Для меня эта история про русский фатум. Про то, что у нас очень часто закон вступает в противоречие со справедливостью. И это вечное противоречие приводит к тому, что в каких-то случаях меняет человеческие судьбы, в каких-то ломает, а в каких-то и уничтожает. В одном из своих поздних писем Лев Николаевич писал, что эта история имела на него влияния значительно большее, чем имущественные успехи и разорения, чем успехи его литературы, и даже болезни и смерти близких. И именно она сделала Толстого абсолютно непримиримым противником смертной казни, которую он до самой своей смерти считал самым главным преступлением против человека. И его духовная борьба с государством, его понимание государства как аппарата насилия, также частично уходит корнями в эту историю.

Вы впервые во Владивостоке?

Нет, во Владивостоке я уже получается в третий раз. Мне просто очень нравится ваш город. Это один из самых моих любимых городов в России.

Нам свойственно очень ревностно относиться к Владивостоку и наделять этот город некой особенностью, вы ее ощущаете?

Конечно, то, что он на сопках, то что он морской, то что он разный. Потом, понимаете, у меня в этом городе появился друг - Виктор Алексеевич Шалай, директор вашего музея. И я его просто обожаю. Он совершенно замечательный человек. Два года назад он нам с Анатолием Борисовичем (супруг Анатолий Чубайс - прим. ред. ) просто показал Владивосток, поводил по нему. На самом деле понимаешь гордость того момента, когда у тебя появляется кто-то свой в городе. У меня появился, и сразу же Владивосток заиграл для меня новыми красками.

Авдотья Андреевна, так все-таки, почему Лев Николаевич Толстой именно сегодня, именно сейчас?

В моей картине Толстой ведь далеко не самый главный герой, там их три. И картина эта вообще-то про сегодня и про сейчас. Да, и Лев Толстой там совершенно не такой, каким нам его в школе показывали.

Как думаете, что Лев Николаевич сделал бы сегодня: подписал письмо, одобряющее политику президента в Крыму и на Юге-Востоке Украины либо обращение за освобождение Олега Сенцова?

Конечно, второе. Это абсолютно очевидно. Толстой сам, в свое время в Крыму воевал, но тот Толстой, который писал письма, более поздний, он был, безусловно, антимилитаристом и пацифистом. Кроме того, он не очень-то признавал всякие границы. А вот, что касается защиты отдельного, частного человека или целых групп людей… Например, он очень переживал за судьбу духоборов - они в православии считаются сектой, но совершенно безобидны. Их очень преследовали и Толстой помогал им переселяться, в том числе в Америку. То есть, все, что касается защиты человека, его права на жизнь для Толстого было несоизмеримо важнее любого государства. Он вообще не совсем понимал, зачем государство нужно.

Ну, возможно, чтобы государство было для человека?

Он, в сущности, не верил в возможность такого государства. Но это мы с вами говорим про позднего Толстого - уже вероучителя.

Совесть нации?

Знаете, если бы ему сказали про “совесть нации” он бы просто затрясся от злобы, я вас уверяю. Он терпеть не мог такие обобщения. Его, в общем-то, раздражало обилие разговоров вокруг него, и иногда он отвечал очень резко.

Сегодня у людей вообще есть потребность в “совести нации”?

Я не понимаю, что такое “совесть нации”. Есть совесть отдельного человека. И потребность в ней никуда не девается, потому что это то, что делает нас людьми. Совесть - это одно из неотвратимейших доказательств существования Бога. Существование совести биологически неоправданно и необъяснимо, но зачем-то она в нас вложена. Поэтому пока живо человечество будет жива и совесть. Не бывает такого, чтобы вдруг какая-то нация, страна потеряла совесть навсегда. Ее можно усыпить, как показывает история гитлеровской Германии, но не надолго и не всю, и не у всех.

Быстрее всего она усыпляется страхом?

Я думаю, что она лучше всего усыпляется сочетанием лести и страха. Вот если сказать людям, что мы особенные, а кругом нас злые звери, которые хотят нашу особенность отнять - это работает превосходно.

В своих работах вы всегда стремитесь всех примирить - в “Двух днях” интеллигенцию с властью, в “Кококо” ее же, но уже с народом. Кажется, что и в том, и в другом случае эта попытка терпит фиаско. Почему-то сделать этого не удается.

Можно сказать и так, но опять же советую посмотреть мою новую картину, где примирением и не пахнет. Да, я, действительно, долгое время считала, что одна из важных функций искусства - утешать человека в его горестной земной доле. Но, сейчас, мне кажется, что мы доутешались до того, что нужно, наоборот, просыпаться и приходить в себя. Поэтому сейчас я бы не смогла снять ни “Два дня”, ни даже “Кококо”, которая картина более жесткая. Кроме всего прочего, понимаете, мне сейчас не смешно. Хотя в новой картине поначалу очень много смешного. Да и я люблю смеяться в принципе. Знаете, я вообще хожу в кино за тремя вещами: поплакать, посмеяться и испугаться. Надо сказать, что больше всего я люблю плакать или пугаться - драмы и триллеры. А иногда люблю посмеяться, но в этом смысле мало по-настоящему смешных комедий. Так вот, мне кажется, что настоящее кино должно помнить о вот этих трех целях. Сейчас я сняла кино для того, чтобы посмеяться и поплакать, а до этого старалась снимать только для посмеяться. И вот, мне кажется, что мы досмеялись до определенного предела, после которого уже все…

Фото: В программе "Собчак живьём"

Наверное, и плакать уже тяжело?

Нет, я верю в очистительную силу слез. Не люблю сентиментальное в искусстве, но когда, так сказать, вылечили - я всегда очень благодарна. После просмотра “Жизнь Адель” я не просто плакала - вся была в слезах и соплях. Для меня - это один из драгоценнейших фильмов. Или когда посмотрела “Мамочку” Ксавье Долана - все картины, на которых плакала, я их все запомню на всю жизнь. За что очень благодарна, потому что через них происходит очень высокое переживание. Для человека воцерковленного оно сравнимо чем-то с причастием. Мне кажется, ты очищаешься через это. Очень люблю я, когда меня заставляют пролить слезу.

А приходится ли вам это испытывать не от просмотра художественного фильма, а от нашей с вами действительности?

Конечно, но это совсем другое. Я все же занимаюсь системной благотворительностью в Фонде “Выход” (Фонд, решающий проблемы аутизма в России, был основан в 2012 году -прим.ред .). Поскольку мы не занимаемся адресной помощью, так как в случае с аутизмом, она бессмысленна, мы занимаемся проектной помощью. Когда ты имеешь дело с родителями и с той концентрацией несчастья, в котором они живут, то у тебя и сердце сжимается, и слезы наворачиваются. Другое дело, что как раз, в этом роде деятельности на слезах далеко не уедешь. Нужно иметь ясную голову и не дрожащие руки, чтобы продолжать этим заниматься. Если слезы проливать все время, то они кончаются. А вместе с ними кончаются и силы для того, чтобы что-то делать, и кажется, что все безнадежно. Но когда ты видишь, какую битву ведут родители за своих детей, не опуская рук, то ты просто не имеешь права расслабляться, расхолаживаться и слюнтяйничать.

Что сегодня вас раздражает, как явление? А по простому говоря, просто бесит?

Меня бесит торговля на публику личным пространством. Не важно - это пространство счастья и нескончаемого отпуска на яхте или это пространство несчастья и бесконечного горевания по ушедшему любимому или умершим родителям. Меня раздражает сокращение пространства интимного, и то, что все к этому привыкают. Меня бы это не раздражало, это личное дело каждого, если бы не происходило все с такой степенью публичности, что становится нормой, и, соответственно, эту норму навязывают мне. То есть, мне, в частности, навязывают то, что и я должна приторговывать своим личным пространством и бесконечно сдвигать внутрь границы моего интимного пространства. Вот это меня раздражает. Понимаете, то, что, я не знаю, там Ольга Бузова освещает каждый свой поход в сортир, не означает, что я тоже хочу этим заниматься, а тем не менее, почему-то я вижу, что мои границы постоянно нарушают.

А почему такое количество людей желает проследить путь Ольги Бузовой от одного места до другого?

Я не знаю.

Вас это не пугает?

С одной стороны, у меня нет ни малейшей претензии к Ольге Бузовой - она отличный бизнесмен, которая из ничего делает потребляемый продукт. Потому что, как вы понимаете, у нее, как и у Ким Кардашьян, никаких ведь дарований нет. И при этом это девушки с крутыми бизнесовыми мозгами. Я отношусь к этому со всяческим уважением, как к любой энергии. Другое дело, что я не понимаю, что они создают. Для меня они создают фикцию. Почему людям это надо? Мне кажется, что люди перестают питаться... Когда, знаете, натуральные продукты замещаются синтетическими, потому что их дешевле производить и легче накормить большое количество людей. Точно так же, та территория, которую раньше окормляло искусство, стала замещаться вот этим пространством… ну, вот суррогата. Что производят эти девушки - они производят суррогат сопереживания, соприсутствия. Раньше “американская” или какая-нибудь иная мечта состояла в том, что самая простая девчонка, благодаря своему таланту и труду может стать голливудской звездой, певицей и так далее. А теперь этого ничего не надо. Опять же, это суррогат мечты. Это то, о чем говорил Энди Уорхол, что в будущем каждый будет знаменит на 15 минут. Видимо, вот так в данный момент все обстоит.

Фото: Программа "Школа злословия" с Авдотьей Смирновой и Татьяной Толстой.

Выходит, мы не хотим сегодня напрягаться - эмоционально, умственно и физически?

Наверное. Но кто сказал, что мы должны хотеть напрягаться? Тут нет никакого императива и никого осуждать за это я не стану. Вот, например, сейчас по телевизору, (во время нашего разговора в лобби отеля - прим. ред.) показывают Светлану Лободу и меня ее популярность ни одной секунды не раздражает, потому что девушка производит очень качественную поп-музыку. Реально - это вполне себе высокого класса продукт. У меня она вызывает уважение. Бузова не вызывает у меня никаких чувств. Я слежу за ее успехом с некоторым изумлением, но это все равно интересно изучать, как явление. Людям это интересно. Я попыталась посмотреть, но для меня это совершенно какой-то другой, закрытый мир. Мне не интересно.

Авдотья Андреевна, сегодня героини вашего фильма “Кококо” Лиза и Вика могли бы сидеть за одним столом, пить вино?

А если бы у них разговор зашел за политику?

Ну, тут им было бы, конечно, потяжелее и, наверное, до конфликта они бы докатились быстрее.

Хотела бы сегодня Вика, как в фильме, смотреть “Неделю с Марианной Максимовской”?

Понимаете, в чем дело, за эти шесть лет, которые прошли с момента моей сегодняшней картины и предыдущей, мы очень сильно ожесточились. Мы вообще ожесточенное очень общество. Но я не верю в то, что это какие-то глубинные изменения. Я думаю, что нас очень сильно невратизирует медиа. С нас отколупать бы ту кожуру, которую они на нас наносят, и мы остаемся в том же самом межнациональном характере.

Как нам эту кожуру отскрести - заменить “Первый канал” на “Дождь?

Честно сказать, нет, это не выход. Если смотреть только “Первый” или только “Дождь”, то результат будет очень похожий на редкость, просто с разными знаками. У меня, на самом деле, есть люди, с которыми я общаюсь, придерживающиеся совершенно других политических убеждений. Я просто не обсуждаю с ними это все. У меня есть друзья, куда более, чем я оппозиционно настроенные и есть друзья, настроенные более лоялистски, чем я. Знаете, очень смешно, когда фильм уже сделан и начинает жить своей жизнью и ты на него никак уже не можешь повлиять, а он на тебя влияет, как отдельное существо. И вот неделю назад, когда я разговаривала с одним старшим коллегой, который посмотрел картину и наговорил мне кучу всяких слов хороших, меня вдруг поразила мысль, до тупости очень простая, которая до этого мне в голову не приходила. Дело в том, что господу Богу абсолютно наплевать на наши политические убеждения. Коммунист ты, единоросс или либерал - вот этого дискурса у Бога просто нет. Меня вдруг это так потрясло. Почему-то никогда это мне не приходило в голову. Мы разговаривали о судьбах двух художников - один, который, вроде как, правильных убеждений, но стал вести себя очень дурно по-человечески, и у него дар отнялся, а другой художник очень чуждых нам убеждений, даже людоедских, но он им всю жизнь следует и продолжает производить прекрасное искусство. Мы обсуждали, как так может быть: почему в каких-то случаях дар отнимается, а в каких-то сохраняется. И вот тут вдруг я доперла до мысли, что наши убеждения - это на самом деле какая-то глубоко земная условность. Они о нас, по сути дела, как о людях, ничего не говорят.

Фото: Героини к/ф "Кококо" Лиза (Анна Михалкова) и Вика (Яна Троянова)

То есть нельзя судить о рукопожатности человека по его политическим взглядам?

Понимаете в чем дело, весь рукопожатный дискурс мне глубоко отвратителен. От начала и до конца. Поймите правильно, каждый делает для себя выбор сам, и это его личный выбор. Я никому свой выбор не навязываю. Но вы также поймите, если ты занимаешься системной благотворительностью, у тебя не может быть в руках “рукопожометра”. Потому что ребенок с аутизмом может родиться в семье единоросса, коммуниста, либерала - кого угодно. И ты не можешь помогать, в зависимости от того, правильные у него, на твой взгляд, убеждения либо нет. Болезни и несчастья не выбирают нас по правильности либо неправильности наших убеждений. А если я буду ходить с “рукопожометром”, то, извините, как я буду работать в этой области? Среди родителей наших детей полным полно людей, которые поддерживают нынешнюю власть, обожают президента и что? Они от этого перестают быть нашими благополучателями? А есть, наоборот, те, которые ходят на демонстрации, поддерживают Навального. И что, в связи с тем, что я не люблю Навального, я должна им сказать: “Отойдите в сторону - мы тут для других”. Ну, что за бред? Это просто два несовместных вида деятельности - поэтому каждый выбирает свое.

Действительно, странно, что такая, в общем-то, обычная вещь, как политические убеждения, превратилось у нас в мерило - хороший человек или плохой.

Это очень инфантильно. Когда так рассуждает человек 18-22-х лет от роду - это совершенно нормально. Но мне 49. Мне поздновато так рассуждать. Если я буду ходить с этим метром, значит я как-то странно прожила жизнь. Есть вещи и поважнее, и поинтереснее, и посущественнее.

В “Истории одного назначения” Лев Толстой вступается за главного героя. Сегодня большое количество ваших коллег вступается за Кирилла Серебренникова и Олега Сенцова. Почему это делают не все? И как лично вы находите в себе смелость заявлять, что это неправильно?

Начнем с того, что публично я свою позицию озвучиваю только в том, что касается “Седьмой студии”, потому что я глубоко и абсолютно убеждена в невиновности фигурантов этого дела. Что касается дела Сенцова, я, конечно же, мечтаю, чтобы всех обменяли на всех. Но при этом, я понимаю позицию Сенцова - это его право, я с уважением отношусь к его мужеству. При этом, я не вижу для себя никакой возможности что-либо публично делать. Кого и к чему призывать в этой ситуации - я не понимаю. Почему это делают не все? Да это и не должны делать все. Каждый решает для себя сам. Много лет зная Кирилла Семеновича Серебренникова, я абсолютно уверена в том, что Кира в деньгах не понимает ничего и они его не интересовали никогда. Кирилла всегда интересовала только работа - ставить спектакли и снимать кино - и больше ничего. В принципе, его, как мне кажется, не очень устраивает то, что человек должен спать, есть, мыться и так далее - это все Кирилл всегда считал совершенно излишней тратой времени. Поэтому, собственно, такое количество народа за Кирилла и вступилось, потому что всем, кто его знает, эти обвинения кажутся абсурдными. Понимаете, у нас среда-то очень тесная: все друг про друга всё знают. Мало того, среда очень конкурентная и все с радостью следят за ошибками других. Конечно же, искусство Кирилла нравится далеко не всем. Да и, наверное, есть вещи, которыми они недовольны чисто по-человечески, но такое массовое выступление в его защиту связано с тем, что все знают: Кирилл - это не про деньги совсем. Это вот совершенная дичь, абсолютно. Придумали что-нибудь поубедительнее - может быть меньше народа вступилось. А уж обвинять Малобродского или Софью Аппельбаум - это совсем непонятно откуда и куда. Мне просто очень жалко этих людей, так как это все несправедливо. Но, опять же, это я в этом убеждена, но никто не обязан разделять мои убеждения. Я знаю людей, которые отказались подписать поручительство за Кирилла. Ну, что называется, Бог им судья. При том, что я, в тот момент, когда они отказывались это делать, страшно сердилась и говорила: “Ты в данный момент плюешь себе в карму”, но сейчас, поостыв, я думаю: “Ну, человек просто думает по-другому”.

Вы сегодня стали более терпимы вообще к людям, к их человеческим недостаткам?

Конечно, это нормально - это взросление.

А может быть, это усталость от людей?

Нет, я совершенно не устала, наоборот. Жалко всех, понимаете. По-настоящему плохих людей я в жизни встречала мало. Людей, про которых можно сказать: “Это плохой человек” - я встречала, безусловно, но их очень немного. За жизнь может быть набралось там десяток-полтора. Про остальных так сказать не решусь, а значит чего мне-то их судить. Я сама, знаете ли, не подарок.

Авдотья Андреевна, вот вы говорите, что хороших людей больше. И кажется, мы стали больше узнавать, читать, видеть, как живут остальные страны, мы научились красиво излагать свои мысли, и не идем в “азиатщину”, а используем атрибуты цивилизованного мира. Так что с нами не так? Почему мы живем так, как живем, мы ведь соблюдаем все формальности?

Мне кажется, что мы просто отстаем. И что все у нас получится, только не тогда, к сожалению, когда нам с вами этого хочется. Опять же, что значит отстаем? Мы отстаем от тех образцов, которые нам самим кажутся желанными и вожделенными. Вот смотрите, я вам приведу два факта, совершенно неотразимых. Нам с вами, судя по всему, очень многое не нравится в сегодняшней России. Прежде всего мне, например, не нравится то, что мы последние десять лет существуем в тренде на ужесточение законов. Мне это не нравится, не потому что я такая вот гуманистка, а потому что, скорее, я историософка, и проект на ужесточение кажется мне архаичным, а не прогрессивным. Мне кажется, что мы взяли тренд на архаику. Это означает, что мы пробуксуем еще один раз, в очередной раз. Потому что модернизация всегда идет на смягчение нравов, всегда рука об руку, а ожесточение нравов - это всегда архаизация. Но, при этом, мы не будем с вами отрицать, что а) за последние десять лет страна стала жить сытнее, чем за все предыдущие годы; б) на моих глазах, за последние десять лет системная благотворительность стала реальным сектором экономики. Туда пришло очень много молодых людей на пике своих карьерных возможностей, которые сознательно делают выбор и идут работать не в банк, а в благотворительный фонд, сознательно идут приносить пользу обществу. Десять лет назад этого тренда не было. Самое интересное сейчас в России происходит на территории негосударственных некоммерческих организаций. Там наблюдается необычайный приток мозгов, приток молодежи, приток системных интересных проектов, а не просто: “Вот мы такие жалостливые, давайте соберем денег Машеньке на операцию”. И этот сектор, количество людей, которые в него вовлекаются растет ежегодно. И это, вроде бы, свидетельствует о том, что мы движемся в сторону смягчения нравов.

Не происходит ли это только потому, что у нас забрали политику?

Вы знаете, если для этого надо было забрать политику, я согласна. По той причине, что одно дело болтать о политике, выходить на митинги и так далее, а другое что-то строить самим. Чем сейчас и занимается, третий сектор, так называемый? Фактически он строит параллельное государство, которое строим мы сами, но при участии нынешнего государства. Потому что ничего системного без совместной работы с государством сделать невозможно. То есть, мы, параллельно, вот здесь же, в нашей стране, строим какую-то новую, более человечную систему. потихоньку, помаленьку, но десять лет назад невозможно было такое даже сказать, а сейчас это происходит. Я не могу этого не видеть. И это происходит в той же самой России, в которой есть Киселев и Соловьев. Они живут в одной стране, а я живу в другой. Но, при этом, они живут в России, и я живу в России. Кто из нас Россия? Да и они и я. Вот такая вот страна. И как вам сказать, почему мы так живем? Да обычно мы живем.

Может быть, это тот самый особенный путь?

Ох, вы знаете, об особенном пути рассуждать должны философы, футурологи и прочие. Мы странный этнос, безусловно. Не похожий ни на Азию, ни на Европу. Хотя нет, на Европу мы похожи. Мы такая, странная Европа.

Комплексы?

Нет, ну, конечно, у нас есть комплексы. Но вы знаете, комплексы, по-моему, есть у любой нации, кроме греков и итальянцев, которые нам тут построили цивилизацию, в которой мы живем.

Желание уйти во внутреннюю или внешнюю эмиграцию часто вас посещает?

Знаете, как-то нет… Послушайте, но у любого нормального, рефлексирующего человека бывают разные периоды, разные дни, когда хочется все бросить и куда-нибудь отползти. Но это нормально, и это не есть желание эмигрировать. Я связана с этим языком, страной. Мне нет нигде места, что мне где делать? Где родился, там и пригодился.

Вы много лет отдали телевидению - сегодня его смотрите?

Я смотрю новости, а также каналы “Nat Geo Wild” и Animal Planet”. Я очень люблю смотреть про зверей и дикую природу.

Как считаете, то, какие мы сегодня - большая заслуга телевизора?

Да я вам повторяю: мы такие же, как и всегда. Просто стали нервнее, раздражительнее и агрессивнее. Уверена, что это временно.

В России нужно жить долго, да?

Если хочешь увидеть, как все смягчается, то да.

Инициатива этого смягчения откуда должна родиться - снизу или сверху?

Когда и оттуда и оттуда - это самое эффективное. А вообще, есть благотворительность и искусство, которые, безусловно, действуют на смягчение.

В “Двух днях” крупный чиновник - заместитель министра - показан у вас человеком...

Я не придерживаюсь концепции, что чиновники присланы к нам с Марса. Работая в благотворительности, ты все время сталкиваешься с ними - такие же люди.

А как же ощущение двух миров - “мы” и “они” - оно искусственно?

Мне кажется, нет никаких двух миров - это все мы. Так удобно думать, что есть мы, а есть они. Это очень удобная, черно-белая конструкция: есть прекрасные, хорошие “мы” и ужасные, злокозненные “они”. Но это все и есть мы.

Расхожее утверждение, что российское кино - это говно. Согласны?

Это полная ерунда. У нас богатейшая национальная кинематография. Конечно же, после смерти Балабанова мы живем, как гора со срезанной вершиной. Но такие горы тоже есть. Да что вы! У нас в кино одновременно работают Хлебников, Жора Крыжовников, Хомерики - абсолютно разнообразная кинематография. Мы можем снять и “Легенду 17”, и “Аритмию”, “Притяжение”, “Гоголь.Страшная месть”, а можем снять “Сердце мира”, как Наташа Мещанинова - широчайшая палитра. У нас абсолютно цветущая сейчас палитра и кино, и литературы - полный порядок в этом смысле.

Согласен, вопрос только в выборе, и мы имеем такую возможность - выбирать. Но не кажется ли вам, что на “Историю одного назначения” придет гораздо меньше людей, чем на, условный, “Самый лучший фильм 5-6-7-8”?

Понимаете в чем дело, у фильмов разная судьба. Я верю в то, что “Историю одного назначения” будут смотреть долго, а ни вот только сейчас. Хотя мне жалко, что сейчас зритель идет хорошо, но недостаточно для того, чтобы мы долго продержались в прокате. Но мне кажется, что эта картина будет жить долго - дольше чем другие мои картины.

Почему вам так кажется?

Потому что хорошее кино получилось, сильное, нетривиальное. Потому что оно про Россию, с большой любовью к ней сделано.

Вы согласны, что патриотизм - последнее прибежище негодяя?

Да нет, смотря, что называть патриотизмом. Если сводить его к риторике самовосхваления и противостояния всему миру, то может быть и да, а если это любовь к родному пепелищу и отеческим гробам, то нет. Любовь к Родине - это вообще сложное чувство. Не надо его примитивизировать, если этого не делать, то оно, как и всякое сложное чувство, полно разных оттенков.

Что последнее из прочитанного, вас впечатлило?

Мне очень понравился роман Сальникова “Петровы в гриппе и вокруг него”. Еще я с удовольствием прочла недавно переведенный роман Варгаса Льосы “Скромный герой”. Я вообще очень этого писателя люблю и это отличная книга. Кроме того, я только что закончила читать книгу Александра Архангельского “Бюро проверки” и, мне кажется, это очень интересный роман.

А Льва Николаевича перечитываете?

Конечно, перечитываю. У меня есть несколько книг, которые я перечитываю на протяжении всей своей жизни - “Война и мир”, “Анна Каренина”, “Капитанская дочка”, “Герой нашего времени” и “Остров сокровищ”.

Персонаж Карениной вас не раздражает?

Нет, мне ее очень жалко. Она хотела быть счастлива, а так страшно закончила жизнь. На самом деле, человек, который кончает с собой - это очень страшно. Для того, чтобы это сделать, нужно дойти до какого-то такого предела страдания, который мы себе плохо представляем. Все самоубийцы вызывают у меня горечный ужас и ужасную горечь... Кстати, отличный фильм Джо Райта по сценарию Тома Стоппарда с Кирой Найтли - мне очень понравилось. Потому что невозможно экранизировать Каренину, но можно снять свое понимание романа, свое отношение к нему и там это очень здорово сделано. Мне нравится, что режиссер и сценарист думают о романе “Анна Каренина”.

Занятие благотворительностью сделало вас более мягкой?

Безусловно, но мягкой - не совсем верный эпитет. В том, что это многое мне дало, как и то, что я не сняла бы “Историю одного назначения” так, как я ее сняла, если бы у меня не было моей благотворительной работы, я абсолютно уверена. Я бы не додумалась до целого круга мыслей, если бы не занималась этой работой.

Фото: С супругом Анатолием Чубайсом

А эта работа не заставляет вас думать иногда, что жизнь несправедлива?

Понимаете в чем дело, если ты занимаешься этим всерьез, то тебе некогда об этом думать - это просто выпадает из круга твоих размышлений. Справедлива жизнь или нет, мы, как правило, думаем в применении к себе. Когда ты сосредоточен на других людях, судить справедливо с ними жизнь обошлась или нет - странное занятие. Твоя задача - постараться им помочь, а справедливо или нет - не твое дело. Я перестала об этом рассуждать.

Стали менее склонны к типичной для многих мыслящих людей извечной рефлексии?

В общем-то, да. Понимаете, рефлексия - это же, как бы, размышления о себе: “Хочу ли я? Могу ли я? Магнолия? Гавно ли я?”. Мне стало неинтересно думать о себе. Я вот честно вам скажу, у меня сейчас период, в связи с картиной, когда приходиться давать много интервью. И он для меня очень тяжелый. Я с трудом дожидаюсь того момента, когда можно будет это закончить. В юности я мечтала о том, что у меня будут брать интервью. Понимаете, Господь наказывает нас, исполняя наши самые глупые желания. А я это желание уже давно утратила. Поэтому рефлексия хороша в том смысле, чтобы не обольщаться на свой счет, чтобы не погрязнуть в самодовольстве. Рефлексия полезна для гигиены, но как постоянное занятие человека, она его растлевает. Да и просто времени на это жалко. Жить-то осталось не так много, чтобы тратить ее на ерунду.

А на что хочется потратить?

Ой, много на что. Прежде всего на путешествия. Я очень люблю разглядывать мир. Мне кажется, что в этот раз нам очень повезло с планетой. Я просто в восторге от того, что Господь тут намутил.

Где особенно ему это удалось?

На Камчатке. Самое прекрасное место на Земле, по концентрации красоты несравнимое вообще ни с чем.

Вас вообще вставляет природа, да?

Да, мне интересны звери, пейзажи, их разнообразие, всяческая природная красота. Природа и искусства они же родственны.

А люди, в этом смысле, уже не так удивляют?

Почему? Мне люди очень интересны, даже чрезвычайно.

Тогда последний вопрос. За время нашего общения у вас возникло желание задать какой-либо вопрос мне?

Да, конечно. Кто вы по образованию?

Вообще, по образованию я экономист. И пришел в журналистику абсолютно из другой сферы. В какой-то момент у меня возникла потребность в реализации своего неравнодушия к происходящему. Хочется что-то изменить, и работа в СМИ на данный момент кажется мне тем жупелом, который поможет эту энергию во что-то преобразовать.

Кто ваши родители?

Мои родители, как это принято говорить, простые люди. Мама - занимается контролем груза на производственной базе, а отец моряк. Они в разводе. И с матерью, и с отцом вижусь сейчас достаточно редко. Очень часто себя корю, что у меня не возникает необходимости встретиться и пообщаться. Почему-то кажется, что ничего нового они мне не скажут, хотя я понимаю, что в случае чего, буду очень сильно об этом жалеть.

Каково вам вообще здесь, есть ли у вас свой хороший круг?

Я люблю искать и находить людей, с которыми мне приятно общаться. Да, есть круг - очень разношерстный и разнообразный. В принципе, я не чувствую себя одиноким.

Вот мне кажется, что во Владивостоке есть с кем общаться. Вы этим разговором подтвердили эти мои ощущения.

Не хочется быть “лягушкой, хвалящей свое болото”, но что-то в этом городе определенно есть. Прежде всего, главное его достоинство - это люди. Люди, у которых есть свое мнение.

Да. У вас сильный город.