Кшесинская матильда. Матильда Кшесинская: биография, личная жизнь. Отречение Николая II

Софья Палеолог и Иван III Третий: история любви, интересные факты биографии. Недавно вышедший на экраны сериал «София» затронул ранее не освещенную на широком экране тему личности князя Ивана Великого и его жены Софьи Палеолог. Зоя Палеолог происходила из знатного византийского рода. После захвата турками Константинополя, она с братьями бежала в Рим, где нашла покровительство Римского престола. Она приняла католичество, но оставалась верна православию.


Софья Палеолог и Иван III Третий: история любви, интересные факты биографии. В это время в Москве овдовел Иван Третий. Супруга князя скончалась, оставив малолетнего наследника Ивана Ивановича. Послы Папы Римского отправились в Московию, чтобы предложить кандидатуру Зои Палеолог государю. Брак состоялся только через три года. На момент вступления в брак Софии, принявшей на Руси новое имя и православие, было 17 лет. Супруг был старше жены на 15 лет. Но, несмотря на столь юный возраст, София уже тогда умела проявить характер и полностью разорвала отношения с католической церковью, чем разочаровала Папу, стремившегося получить влияние на Руси.


Софья Палеолог и Иван III Третий: история любви, интересные факты биографии. В Москве латинянку приняли очень враждебно, царский двор был против этой женитьбы, но князь не внял их уговорам. Историки описывают Софию как очень привлекательную женщину, она понравилась царю как только он увидел ее портрет, привезенный послами. Современники описывают Ивана красивым мужчиной, но была у князя одна слабость, присущая многим правителям на Руси. Иван Третий любил выпить и часто засыпал прямо во время пиршества, бояре в этот момент затихали и ждали, когда проснется князь-батюшка.


Софья Палеолог и Иван III Третий: история любви, интересные факты биографии. Отношения между супругами всегда были очень близкими, что не нравилось боярам, видевшим в Софии большую угрозу. При дворе говорили, что князь управляет страной «из опочивальни», намекая на вездесущность его супруги. Государь часто советовался с женой, и ее советы шли на пользу государству. Только София поддержала, а где-то и направила, решение Ивана перестать платить дань Орде. София способствовала распространению просвещения среди дворян, библиотека княжны могла сравниться с собранием книг европейских правителей. Она руководила строительством Успенского собора Кремля, по ее просьбе в Москву приехали иностранный архитекторы.


Софья Палеолог и Иван III Третий: история любви, интересные факты биографии. Но личность княгини вызывала противоречивые эмоции у современников, противники часто называли ее ведьмой, за увлечение снадобьями и травами. И многие были уверены, что именно она поспособствовала уходу в мир иной старшего сына Ивана Третьего, прямого наследника трона, который предположительно был отравлен лекарем, который был приглашен Софией. А после его смерти избавилась и от его сына и невестки, молдаванской принцессы Елены Волошанки. После чего на трон взошел ее сын Василий Третий, отец Ивана Грозного. Насколько это могло быть правдой, остается лишь гадать, в средние века такой метод борьбы за трон был очень распространен. Исторические итоги Ивана Третьего были колоссальными. Князь сумел собрать и приумножить российские земли, увеличив втрое площадь государства. По значимости его деяний, историки часто сравнивают Ивана Третьего с Петром. Немалую роль в этом сыграла и его жена София.

В продолжение большей части правления Ивана III работа московского правительства шла гладко, без каких‑либо резких противоречий внутри правящей группы. В 90‑х гг. XV века ситуация изменилась. Религиозные разногласия смущали весь народ и вызывали горькое чувство. Расправа в 1491 г. с братом Ивана Андреем Большим и его смерть в тюрьме в 1493 г. сделали того мучеником в глазах многочисленных сторонников прав удельных князей, особенно их бывших слуг. Что касается внешней политики, то основная часть нации всем сердцем поддерживала Ивана III в его борьбе против татар, германцев и шведов, однако подобного единства не было относительно его конфликта с Литвой. Все это создавало благоприятную психологическую почву для роста оппозиции. Эта оппозиция не объединилась бы и не составила серьезной угрозы Ивану III и его правительству, если бы само это правительство в тот момент не было поражено дворцовыми интригами, в результате которых даже Иван III в конце концов вышел из себя.

Как мы знаем, в 1470 г. Иван III объявил своим соправителем сына (от первой жены) Ивана Молодого, дав ему титул великого князя. Через двадцать лет Иван Молодой умер (ходили слухи, что он был отравлен мачехой, Софьей Палеолог); его смерть снова открыла вопрос о наследнике трона. Двор разделился на две группы: одна поддерживала кандидатуру сына Ивана Молодого (внука Ивана III) Дмитрия, а другая – старшего сына Ивана III от Софьи Палеолог, Василия (родился в 1479 г.). За всем этим стояла личная борьба двух женщин: Софьи – матери Василия и Елены – матери Дмитрия.

Несколько лет Иван III не мог решить, кого из двух мальчиков назначить своим преемником. Из главных советников Ивана III и князь Патрикеев и дьяк Федор Курицын склонялись к кандидатуре Дмитрия. С другой стороны, Софья, естественно, интриговала в пользу своего сына. Некоторые противники Ивана III тоже предпочитали Василия Дмитрию. Среди них были бывшие слуги удельных князей, а также некоторые священники, болезненно воспринимающие терпимое отношение Ивана III к «ереси жидовствующих». Было известно, что соперница Софьи, княгиня Елена Молдавская, разделяет взгляды этого течения. При подобных обстоятельствах можно было ожидать, что Софья и Василий постараются войти в контакт с политическими и религиозными противниками Ивана.

Связи Софьи с удельными московскими князьями установились задолго до конфликта девяностых годов XV века. В 1480 г. ее племянница Мария (дочь брата Софьи Андрея Палеолога) вышла замуж за Василия Михайловича, сына князя Михаила Андреевича Верейского. Этот брак имел неожиданные последствия четыре года спустя, послужив причиной ссоры между Софьей и Иваном III. После свадьбы Иван разрешил Софье носить один из драгоценных камней своей первой жены. Когда в 1483 г. родился Дмитрий (сын Ивана Молодого и Елены Молдавской), Иван III попросил Софью вернуть драгоценность, чтобы подарить ее Елене. Софья сочла эту просьбу оскорблением и отказалась возвратить камень. Она объяснила, что у нее самой осталось мало драгоценностей, потому что ей пришлось многое отдать своему брату Андрею (который, напомним, всегда нуждался в деньгах), а остальное племяннице Марии в качестве приданого. Иван III пришел в ярость и послал своих людей в Верею конфисковать приданое Марии, что они и сделали. Василий и Мария бежали в Литву, прося защиты у великого князя Казимира.

Этот случай, естественно, возбудил в Софье ненависть к Елене и мальчику Дмитрию. Пока был жив отец Дмитрия, сам мальчик не представлял непосредственной угрозы для Софьи. Однако после смерти Ивана Молодого Дмитрий превратился в серьезное препятствие на пути Софьи и ее сына Василия к трону.

Это препятствие можно было устранить только отчаянными мерами. В 1497 г. был раскрыт заговор с целью убийства Дмитрия. По всей вероятности, он зародился после ареста Андрея Большого в 1491 г. или после его смерти в заточении в 1493 г. Заговорщики решили действовать, когда в 1497 г. они узнали, что Иван III наконец принял решение объявить Дмитрия своим соправителем и преемником.

Свидетельства о заговоре в летописях скудны и противоречивы. По понятным причинам составители летописных сводов, созданных во времена правления Василия III и его сына Ивана по‑видимому, получили указание удалить информацию об участии в нем Софьи и Василия. Однако в некоторых манускриптах сохранились отдельные фрагменты подлинных записей.

Согласно рассказу в одном подобном фрагменте, Иван III, получив информацию о заговоре и о роли в нем Василия, пришел бешенство и заключил Василия под домашний арест. Сторонников Василия схватили. Следствие обнаружило следующие факты.

Несколько ранее (вероятно в сентябре или октябре) дьяк Федор Стромилов сообщил Василию, что его отец (Иван III) решил пожаловать Дмитрию титул великого князя владимирского и московского. По совету Афанасия Еропкина Василий собрал совещание своих приверженцев, в основном являвшихся боярскими детьми; среди них был Владимир Гусев (которого до последнего времени ошибочно считали составителем Судебника). Они, и некоторые другие, присягнули Василию. Было решено, что Василий со своими людьми должен нарушить верность отцу, отправиться в Северную Русь и захватить там великокняжескую казну, хранящуюся в Вологде и Белоозере. В это время Дмитрия убьют.

Тогда же Иван получил донос, что Софья встречалась с несколькими «ведьмами», которые снабдили ее ядом. Предполагается, что Софья – по ее роли в заговоре – намеревалась тайно отравить Дмитрия, а возможно, и самого Ивана III. Иван приказал «ведьм» схватить и утопить ночью в Москве‑реке. Затем он наложил опалу на Софью и, как говорит летописец, с этого времени принимал особые меры предосторожности. Василий тоже попал под тщательный надзор.

Что касается руководителей заговора, то прежде всего Иван передал дело митрополиту Симону и епископскому собору. Собор уполномочил верховный суд провести судебное заседание. Всех участников заговора признали виновными. Дьяка Федора Стромилова, Афанасия Еропкина, Владимира Гусева и еще трех руководителей приговорили к смертной казни и обезглавили 27 декабря. Это был первый случай применения статьи 9 Судебника. Многих сторонников Василия заключили в темницу.

Как убедительно показал Л.В. Черепнин, все лидеры заговора и их семьи были связаны, в то или иное время, с дворами удельных князей, таких как Андрей Большой Углицкий, Борис Волоцкий и Михаил Верейский и Белоозерский. Следует также отметить, что предки Гусева и Стромилова поддерживали Дмитрия Шемяку и Ивана Можайского против отца Ивана III. Таким образом, заговор 1497 г. представляется возрождением федеративной идеи, противостоящей аристократии.

Нет оснований верить, что сын Ивана III Василий поддерживал права удельных князей. Позже, став правителем Московии, он продолжил политику своего отца. Очевидно, что причиной его союза с группой Гусева стала рискованная затея отчаявшегося человека. Заговор казался единственным способом, дававшим Василию возможность захватить власть. Он проиграл, но последующие события показали, что не окончательно. В настоящий момент важнее была его жизнь.

Как только заговор был раскрыт, подготовка к официальной коронации Дмитрия завершилась. Заранее был разработан сложный ритуал. Церемонию провели в Успенском соборе Кремля 4 февраля 1498 г. Митрополит Симон и епископы совершили богослужение. В центре церкви стояли три трона: для Ивана III, для Дмитрия и для митрополита. Иван III и митрополит восседали на своих местах, Дмитрий стоял перед своим троном. Иван III, обращаясь к митрополиту, объявил, что согласно древнему обычаю каждый из его предков передавал великое княжение своему первому сыну. Поскольку первый сын Ивана III умер, он теперь благословляет Дмитрия (как первого сына своего первого сына) Великим княжеством Владимирским, Московским и Новгородским. Митрополит затем наложил руку на голову Дмитрия и прочел молитву помазания, после чего благословил регалии – бармы – венец . Иван III возложил регалии на плечи и голову Дмитрия, Дмитрий сел на трон, и прозвучал молебен. Затем в краткой речи Иван III дал своему внуку напутствие быть покорным Богу, любить справедливость и хорошо заботиться о православном народе.

С торжественной коронацией Дмитрия политический кризис, казалось, был преодолен, стабильное положение правительства восстановлено и, более того, благословлено митрополитом и епископским собором. Однако на самом деле рана не затянулась. Раскрытие заговора и особенно участие в нем Софьи и Василия болезненно отразились на физическом и душевном состоянии Ивана III. Если мы решим поверить рассказу Герберштейна о пьянстве Ивана III, то, скорее всего, он пристрастился к нему именно в время. Герберштейн говорит: «За обедом он обычно пил так много, что засыпал. Все приглашенные сидели тогда в безмолвии, силъно напуганные». Герберштейн во время своих посещений Москвы собрал много ценной информации, но в то же время повторял и просто слухи: некоторые из его рассказов, безусловно, вымысел. Конкретно эта история кажется психологически правдивой, но только в том случае, если мы предположим, что она относится к последним годам жизни Ивана III: нет свидетельств о чрезмерное пьянстве Ивана III в первой половине его правления. Итальянец Амброджио Контарини, трижды приглашенный Иваном III на обед в 1476‑77 годах, нашел, что обед «был, конечно, подан в великолепном стиле». Контарини понравились все блюда. Что же касается напитков, то он говорит, что после того, как он отобедал у Ивана III в третий раз (незадолго до своего отъезда), ему пpeпoднесли «огромный серебряный сосуд полный их напитка, приготовленного из меда». Контарини смог отпить только четверть. Иван настаивал, чтобы он допил до дна, и «приказал освободить сосуд и вернуть его мне».

Хотя Софья и Василий были в опале и, по‑видимому, находились под строгим надзором, их невозможно было изолировать полностью. Следующий по старшинству брат Василия, Юрий (родился в 1480 г.), опалы избежал (как и младшие дети Софьи). Юрий даже принимал участие в церемонии коронации Дмитрия. Сестра Василия Елена являлась великой княгиней литовской, и любое открытое насилие над ее матерью могло привести к дипломатическому инциденту. До раскрытия заговора 1497 г. и Иван и Софья вели с Еленой регулярную переписку. После опалы Софья перестала писать дочери. Иван III, однако, продолжал писать Елене и передавать наилучшие пожелания и ей и ее супругу, великому князю Александру. 29 марта 1498 г. послу Ивана в Литве, князю Василию Ромодановскому, были даны указания передать приветствия Александру в следующем порядке: от самого Ивана III, от Дмитрия, от Софьи и от матери Дмитрия Елены Молдавской. Приветствия Елене Литовской должны были быть переданы в том же порядке.

После того, как первый шок от опалы прошел, Софья и Василий, судя по всему, начали попытки возвратить себе милость Ивана III через своих друзей среди придворных и духовенства. Для этого было необходимо возбудить его подозрения в отношении бояр, проводивших расследование заговора 1497 г. и посадивших на трон Дмитрия, а прежде всего в отношении князя Ивана Патрикеева. Наиболее убедительным было бы представить Василия жертвой клеветы. Именно такому плану следуют летописные своды XVI века. В Никоновской летописи мы читаем, что Иван III наложил опалу на Василия и Софью под воздействием «дьявольских чар и советов дурных людей». Можно быть уверенным, что князя Ивана Патрикеева сочли одним из таких людей.

Византийцы являлись непревзойденными мастерами дворцовых интриг, и, судя по всему, это искусство было у Софьи в крови. Можно предположить, что сначала она не пыталась сама доказывать что‑либо Ивану III, а подослала какое‑то третье лицо, скорее всего не участвовавшее в конфликте, постепенно подрывать доверие Ивана III к князю Патрикееву. Так случилось, что именно в это время между Иваном III и князем Патрикеевым возникли разногласия по поводу русской внешней политики. Как мы знаем, после подчинения Казанского ханства в 1487 г., Иван III поставил своей следующей целью присоединение Западнорусских земель. Это предполагало конфликт с Великим княжеством Литовским. Брак дочери Ивана Елены с Александром Литовским (в 1495 году) со стороны Ивана был дипломатическим шагом, направленным исключительно на укрепление в Литве Русской православной партии. Напротив, князь Иван Патрикеев и некоторые другие знатные бояре, такие как князь Семен Иванович Ряполовский и князь Василий Васильевич Ромодановский, выступали за сближение с Великим княжеством Литовским. Они надеялись, что брак Елены с Александром сможет укрепить дружбу двух стран, которым вместе будет легче сражаться с татарами и турками.

По‑видимому, Патрикеев и Ряполовский, которым часто доверялись переговоры с Литвой, чтобы избежать войны, не всегда точно следовали наставлениям Ивана III и придерживались собственной линии. Когда Иван III обнаружил это, то счел их поведение «предательством» (выражение использовано в Устюжской летописи). Развязка наступила, когда в январе 1499 г. Иван III приказал взять под стражу князя Ивана Патрикеева, его сына Василия и князя Семена Ряполовского. 5 февраля Ряполовского казнили. Обоих Патрикеевых постригли в монахи. В апреле был схвачен князь Василий Ромодановский.

Все приказы по этому делу Иван III отдавал лично, без всякого согласования с боярской думой (главой которой являлся князь Патрикеев). Таким образом, в отличие от казней 1497 г. убийство князя Ряполовского являлось властным актом, противоречившим духу Судебника. Вскоре назначили нового главу думы – князя Василия Даниловича Холмского (из тверской ветви Рюриковичей). Год спустя (13 февраля 1500 г.) Иван III отдал Холмскому в жены свою дочь Феодосию (родилась в 1485 г.). Следует отметить, что отец Василия Холмского, князь Данила Дмитриевич Холмский, прославил себя как полководец в войнах с казанскими татарами и ливонцами, но несмотря на это в 1474 г. попал в опалу. Иван III вернул князю Даниле свое расположение только после того, как тот подписал специальное обязательство никогда не покидать московской службы. Князь Данила скончался в 1493 г. Его сын Василий (новый глава думы) тоже был выдающимся военачальником.

Вскоре после ареста Ряполовского и Патрикеевых Иван III вернул ко двору Софью и Василия, а 21 марта. Василия объявили великим князем новгородским и псковским.

Некоторое время спустя Софья снова начала писать дочери, Елене Литовской. Однако дух ее писем сильно изменился. Раньше это были интимные письма матери к дочери; теперь послания Софьи имели религиозный и политический тон. Она призывает Елену твердо держаться своей православной веры. «Не принимай римской веры, даже если они будут запугивать тебя болью и смертью, иначе погибнет душа твоя» (30 мая 1499 г.). Очевидно, что в своих письмах к Елене того периода Софья следовала официальной линии внешней политики Ивана III.

При своей коронации в 1498 г. Дмитрий получил титул Великого князя Всея Руси. Точнее, Иван III «благословил внука Великим княжением Владимирским, Московским и Новгородским». Теперь, когда после коронации прошло чуть больше года, Иван III объявил Василия Великим князем Новгородским (и Псковским), таким образом нарушая единство «Всея Руси» и лишая Дмитрия одного из великих княжеств. По всей видимости, этот поступок Ивана III одобрила боярская дума во главе со своим новым председателем. В любом случае свидетельств о противодействиях нет. С другой стороны, яростный протест против нового титула Василия пришел от тех, кого он непосредственно касался. Новгород теперь являлся провинцией Московии и политического голоса не имел. Однако Псков еще оставался свободным городом, хотя и под сюзеренитетом Ивана III. Иван отправил в Псков посла со следующим извещением: «Я, Великий князь Иван, благоволю моему сыну Василию и жалую ему Новгород и Псков». Псковское вече отказалось признать Василия и послало в Москву делегацию из трех руководителей города и трех бояр с просьбой к великим князьям Ивану и Дмитрию не нарушать древней традиции, по которой сюзереном Пскова является великий князь московский (и Иван III и Дмитрий были великими князьями московскими, а Василий нет).

Когда псковская делегация вручила Ивану III петицию, он рассердился и ответствовал: «Не свободен ли я заботиться о своем внуке и моих сыновьях? Я дарую княжескую власть, кому желаю; и я желаю даровать Новгород и Псков Василию». Он взял под стражу двух членов псковской делегации, хотя другим позволил вернуться в Псков. Псковичи тогда послали другую делегацию с новой петицией, адресованной «Ивану, Великому князю Новгородскому и Псковскому». Иван III повелел делегации возвращаться обратно и пообещал прислать в Псков специального посла со своим ответом. Этот посол, боярин Иван Хоботов, прибыл в Псков и объявил на вече, что великий князь будет соблюдать древнюю традицию относительно Пскова. Текст послания, привезенного Хоботовым, в Псковской летописи не приводится. По всей вероятности, Иван объяснил псковичам, что он остается их сюзереном, а титул Василия только номинальный. Следующая псковская делегация в Москву просила великих князей Ивана и Василия освободить из тюрьмы двух членов первой делегации (до тех пор удерживаемых в Москве). Это было сделано немедленно, и конфликт между Псковом и Москвой, таким образом, разрешился. Василия, однако, глубоко оскорбило столь откровенное нежелание псковичей признать его своим великим князем; чувства Василия повлияли на его собственную политику в отношении Пскова, когда он стал единственным правителем Великой Руси.

В конце июня 1472 года из Рима в Москву торжественно отправилась в путь византийская принцесса Софья Палеолог: она ехала на свадьбу с великим князем Иваном III. Этой женщине суждено было сыграть важную роль в исторических судьбах России.

Византийская принцесса

29 мая 1453 года легендарный Царьград, осажденный турецкой армией, пал. Последний византийский император Константин XI Палеолог погиб в бою, защищая Константинополь.

Его младший брат Фома Палеолог, правитель небольшого удельного государства Морея на полуострове Пелопоннес, бежал с семьей на Корфу, а затем в Рим. Ведь Византия, надеясь получить от Европы военную помощь в борьбе с турками, подписала в 1439 году Флорентийскую унию об объединении Церквей, и теперь ее правители могли просить себе убежище у папского престола. Фома Палеолог смог вывезти величайшие святыни христианского мира, в том числе и главу святого апостола Андрея Первозванного. В благодарность за это он получил дом в Риме и хороший пансион от папского престола.

В 1465 году Фома скончался, оставив троих детей - сыновей Андрея и Мануила и младшую дочь Зою. Точная дата ее рождения неизвестна. Предполагают, что она родилась в 1443 или 1449 году во владениях своего отца на Пелопоннесе, где получила начальное воспитание. Образование царственных сирот взял на себя Ватикан, поручив их кардиналу Виссариону Никейскому. Грек по происхождению, бывший архиепископ Никейский, он был ревностным сторонником подписания Флорентийской унии, после чего стал кардиналом в Риме. Он воспитал Зою Палеолог в европейских католических традициях и особенно поучал, чтобы она во всем смиренно следовала принципам Католицизма, называя ее «возлюбленной дочерью Римской Церкви». Только в этом случае, внушал он воспитаннице, судьба одарит тебя всем. Однако сложилось все совсем наоборот.

В те годы Ватикан искал союзников, чтобы организовать против турок новый крестовый поход, намереваясь вовлечь в него всех европейских государей. Тогда по совету кардинала Виссариона папа и решил выдать Зою за недавно овдовевшего московского государя Ивана III, зная о его стремлении стать наследником византийских басилевсов. Этим браком преследовались две политические цели. Во-первых, рассчитывали, что великий князь Московии теперь примет Флорентийскую унию и подчинится Риму. А во-вторых, станет могущественным союзником и отвоюет бывшие владения Византии, взяв часть из них в приданое. Так по иронии истории этот судьбоносный для России брак был инспирирован Ватиканом. Оставалось получить согласие Москвы.

В феврале 1469 года в Москву прибыл посол кардинала Виссариона с письмом великому князю, в котором ему предлагалось сочетаться законным браком с дочерью деспота Морейского. В письме между прочим упоминалось, что Софья (имя Зоя дипломатично заменили на православное Софья) уже отказала двум сватавшимся к ней венценосным женихам - французскому королю и герцогу Медиоланскому, не желая выходить замуж за правителя-католика.

По представлениям того времени, Софья считалась уже немолодой женщиной, но она была очень привлекательна, с удивительно красивыми, выразительными глазами и нежной матовой кожей, что на Руси считалось признаком великолепного здоровья. А главное, она отличалась острым умом и статью, достойной византийской принцессы.

Московский государь принял предложение. Он направил в Рим своего посла, итальянца Джан Баттисту делла Вольпе (его в Москве прозвали Иваном Фрязиным), свататься. Посланный вернулся через несколько месяцев, в ноябре, привезя с собой портрет невесты. Этот портрет, которым словно началась в Москве эпоха Софьи Палеолог, считается первым на Руси светским изображением. По крайней мере, им были так изумлены, что летописец назвал портрет «иконой», не найдя другого слова: «А царевну на иконе написану принесе».

Однако сватовство затянулось, потому что московский митрополит Филипп долго возражал против брака государя с униаткой, к тому же воспитанницей папского престола, боясь распространения католического влияния на Руси. Только в январе 1472 года, получив согласие иерарха, Иван III отправил посольство в Рим за невестой. Уже 1 июня по настоянию кардинала Виссариона в Риме совершилось символическое обручение - помолвка принцессы Софьи и великого князя московского Ивана, которого представлял русский посол Иван Фрязин. В том же июне Софья тронулась в путь с почетной свитой и папским легатом Антонием, которому вскоре пришлось воочию убедиться в напрасности надежд, возлагаемых Римом на этот брак. По католической традиции, впереди шествия несли латинский крест, чем приводили в сильное смущение и волнение жителей России. Узнав о том, митрополит Филипп пригрозил великому князю: «Буде позволишь в благоверной Москве нести крест перед латинским епископом, то он внидет в единые врата, а я, отец твой, изыду другими вон из града». Иван III немедленно выслал боярина навстречу процессии с приказом убрать крест в сани, и легату пришлось с великим неудовольствием подчиниться. Сама принцесса повела себя, как и пристало будущей правительнице Руси. Вступив на псковскую землю, она первым делом посетила православный храм, где приложилась к иконам. Легату и здесь пришлось повиноваться: последовать за ней в церковь, а там и поклониться святым иконам и приложиться к образу Богоматери по приказу деспины (от греческого деспот - «правитель»). А потом Софья пообещала восхищенным псковичам свою защиту перед великим князем.

Иван III не намеревался ни воевать за «наследство» с турками, ни тем более принимать Флорентийскую унию. И Софья вовсе не собиралась окатоличивать Русь. Напротив, она явила себя деятельной православной. Некоторые историки считают, что ей было все равно, какую веру исповедовать. Другие же предполагают, что Софья, по-видимому, воспитанная в детстве афонскими старцами, противниками Флорентийской унии, в глубине души была глубоко православной. Она умело скрывала свою веру от могущественных римских «покровителей», которые не оказали помощи ее родине, предав ее иноверцам на разорение и гибель. Так или иначе, этот брак только усилил Московию, способствуя ее обращению в великий Третий Рим.

Кремлевская деспина

Ранним утром 12 ноября 1472 года Софья Палеолог прибыла в Москву, где все было готово к свадебному торжеству, приуроченному к именинам великого князя - дню памяти святого Иоанна Златоуста. В тот же день в Кремле во временной деревянной церкви, поставленной около строящегося Успенского собора, чтобы не прекращать богослужений, государь обвенчался с ней. Византийская принцесса впервые тогда увидела своего супруга. Великий князь был молод - всего 32 года, хорош собой, высок и статен. Особенно замечательными были его глаза, «грозные очи»: когда он гневался, женщины падали в обморок от его страшного взгляда. И прежде Иван Васильевич отличался крутым характером, а теперь, породнившись с византийскими монархами, он превратился в грозного и властного государя. В том была немалая заслуга его молодой жены.

Венчание в деревянной церквушке произвело сильное впечатление на Софью Палеолог. Византийская принцесса, воспитанная в Европе, многим отличалась от русских женщин. Софья принесла с собой свои представления о дворе и могуществе власти, и многие московские порядки пришлись ей не по сердцу. Ей не нравилось, что ее державный муж остается данником татарского хана, что боярское окружение ведет себя слишком вольно со своим государем. Что русская столица, построенная сплошь из дерева, стоит с залатанными крепостными стенами и с обветшавшими каменными храмами. Что даже государевы хоромы в Кремле деревянные и что русские женщины глядят на мир из окошечка светелок. Софья Палеолог не только произвела перемены при дворе. Некоторые московские памятники обязаны ей своим возникновением.

Она привезла на Русь щедрое приданое. После венчания Иван III принял в герб византийского двуглавого орла - символ царской власти, поместив его и на своей печати. Две головы орла обращены на Запад и Восток, Европу и Азию, символизируя их единство, а также единство («симфонию») духовной и светской власти. Собственно же приданым Софьи была легендарная «либерия» - библиотека, привезенная будто бы на 70 подводах (больше известная как «библиотека Ивана Грозного»). Она включала в себя греческие пергаменты, латинские хронографы, древневосточные манускрипты, среди которых были неизвестные нам поэмы Гомера, сочинения Аристотеля и Платона и даже уцелевшие книги из знаменитой Александрийской библиотеки. Увидев деревянную Москву, обгоревшую после пожара 1470 года, Софья испугалась за судьбу сокровища и на первое время спрятала книги в подклет каменной церкви Рождества Богородицы на Сенях - домовой церкви московских великих княгинь, построенной по приказанию святой Евдокии, вдовы Дмитрия Донского. А собственную казну, по московскому обычаю, положила на сохранение в подпол кремлевской церкви Рождества Иоанна Предтечи - самой первой церкви Москвы, стоявшей до 1847 года.

По преданию, она привезла с собой в подарок мужу «костяной трон»: его деревянный остов весь был покрыт пластинами из слоновой и моржовой кости с вырезанными на них сюжетами на библейские темы. Этот трон известен нам как трон Ивана Грозного: царь именно на нем изображен скульптором М. Антокольским. В 1896 году трон установили в Успенском соборе для коронации Николая II. Но государь приказал поставить его для императрицы Александры Федоровны (по другим данным - для своей матери, вдовствующей императрицы Марии Федоровне), а сам пожелал короноваться на троне первого Романова. И ныне трон Ивана Грозного - самый древний в кремлевском собрании.

Софья привезла с собой и несколько православных икон, в том числе и, как предполагают, редкую икону Божией Матери «Благодатное Небо». Икона находилась в местном чине иконостаса кремлевского Архангельского собора. Правда, по другому преданию, эта икона была привезена в древний Смоленск из Константинополя, а когда город захватила Литва, этим образом благословили литовскую княжну Софью Витовтовну на брак с великим московским князем Василием I. Икона, которая сейчас находится в соборе, - список с того древнего образа, исполненный по повелению Федора Алексеевича в конце XVII века. По традиции москвичи приносили к образу Божией Матери «Благодатное Небо» воду и лампадное масло, которые исполнялись лечебными свойствами, поскольку эта икона обладала особой, чудодейственной целительной силой. И еще после свадьбы Ивана III в Архангельском соборе появилось изображение византийского императора Михаила III, родоначальника династии Палеолог, с которой породнились московские правители. Так утверждалась преемственность Москвы Византийской империи, а московские государи представали наследниками византийских императоров.

После свадьбы и сам Иван III почувствовал необходимость перестроить Кремль в могущественную и неприступную цитадель. Все началось с катастрофы 1474 года, когда Успенский собор, возводимый псковскими мастерами, рухнул. В народе тотчас поползли слухи, что беда стряслась из-за «грекини», прежде пребывавшей в «латинстве». Пока выяснили причины обрушения, Софья посоветовала мужу пригласить итальянских архитекторов, которые тогда были лучшими мастерами в Европе. Их творения могли сделать Москву равной по красоте и величественности европейским столицам и поддержать престиж московского государя, а также подчеркнуть преемственность Москвы не только Второму, но и Первому Риму. Ученые подметили, что итальянцы ехали в неведомую Московию без страха, ибо деспина могла дать им защиту и помощь. Иногда встречается утверждение, будто бы это Софья подсказала мужу мысль пригласить именно Аристотеля Фиораванти, о котором она могла слышать в Италии или даже знать его лично, ведь он был на родине знаменит как «новый Архимед». Так это или нет, только русский посол Семен Толбузин, отправленный Иваном III в Италию, пригласил Фиораванти в Москву, и тот с радостью согласился.

В Москве его ждал особый, секретный заказ. Фиораванти составил генеральный план нового Кремля, возводимого его соотечественниками. Есть предположение, что неприступную крепость соорудили и для защиты либерии. В Успенском соборе зодчий сделал глубокий подземный склеп, куда сложили бесценную библиотеку. Этот-то тайник и обнаружил случайно великий князь Василий III спустя много лет после смерти родителей. По его приглашению в 1518 году в Москву для перевода этих книг приехал Максим Грек, который будто бы успел рассказать о них перед смертью Ивану Грозному, сыну Василия III. Где оказалась эта библиотека во времена Грозного, до сих пор неизвестно. Ее искали и в Кремле, и в Коломенском, и в Александровской слободе, и на месте Опричного дворца на Моховой. А теперь появилось предположение, что либерия покоится под дном Москвы-реки, в подземельях, прорытых от палат Малюты Скуратова.

Возведение некоторых кремлевских храмов также связано с именем Софьи Палеолог. Первым из них был собор во имя святого Николая Гостунского, построенный около колокольни Ивана Великого. Прежде там был ордынский двор, где жили ханские наместники, и такое соседство удручало кремлевскую деспину. По преданию, Софье во сне явился сам святой Николай Чудотворец и повелел построить на том месте православный храм. Софья проявила себя как тонкий дипломат: она направила к жене хана посольство с богатыми дарами и, рассказав о явленном ей чудесном видении, просила уступить ей землю в обмен на другую - за пределами Кремля. Согласие было получено, и в 1477 году появился деревянный Никольский собор, позднее замененный каменным и простоявший до 1817 года. (Напомним, что дьяконом этого храма был первопечатник Иван Федоров). Впрочем, историк Иван Забелин считал, что по приказу Софьи Палеолог в Кремле выстроили другую церковь, освященную во имя святых Космы и Дамиана, которая не дожила до наших дней.

Предания называют Софью Палеолог основательницей Спасского собора, который, правда, при возведении Теремного дворца в XVII веке был построен заново и стал тогда же называться Верхоспасским - из-за своего расположения. Другое предание гласит, что Софьей Палеолог был привезен в Москву храмовый образ Нерукотворного Спаса этого собора. В XIX веке художник Сорокин писал с него образ Господа для храма Христа Спасителя. Этот образ чудом сохранился до наших дней и теперь находится в нижнем (стилобатном) Преображенском храме как его главная святыня. Известно, что Софья Палеолог действительно привезла образ Спаса Нерукотворного, которым благословил ее отец. В кремлевском соборе Спаса на Бору хранился оклад с этого образа, а на аналое лежала икона Всемилостивого Спаса, тоже привезенная Софьей.

С храмом Спаса на Бору, который тогда был соборным храмом кремлевской Спасской обители, и деспиной связана еще одна история, благодаря которой в Москве появился Новоспасский монастырь. После свадьбы великий князь все еще жил в деревянных хоромах, то и дело горевших в частых московских пожарах. Однажды самой Софье пришлось спасаться от огня, и она наконец попросила мужа построить каменный дворец. Государь решил сделать жене приятное и исполнил ее просьбу. Так собор Спаса на Бору вместе с обителью оказался стеснен новыми дворцовыми постройками. И в 1490 году Иван III перенес обитель на берег Москвы-реки в пяти верстах от Кремля. С тех пор монастырь стал именоваться Новоспасским, а собор Спаса на Бору остался обычной приходской церковью. Из-за постройки дворца долго не восстанавливалась кремлевская церковь Рождества Богородицы на Сенях, тоже пострадавшая от пожара. Лишь когда дворец был готов окончательно (а это случилось только при Василии III), у него появился второй этаж, и в 1514 году архитектор Алевиз Фрязин поднял Рождественский храм на новый уровень, отчего он и сейчас виден с Моховой улицы.

В XIX веке во время раскопок в Кремле обнаружили чашу с античными монетами, чеканенными при римском императоре Тиверии. По мнению ученых, эти монеты привез кто-то из многочисленной свиты Софьи Палеолог, в которой были уроженцы и Рима, и Константинополя. Многие из них заняли государственные посты, стали казначеями, послами, переводчиками. В свите деспины на Русь прибыл А. Чичери, предок бабушки Пушкина, Ольги Васильевны Чичериной, и знаменитого советского дипломата. Позднее Софья пригласила из Италии врачей для семьи великого князя. Занятие врачеванием было тогда очень опасным для иностранцев, особенно когда дело касалось лечения первого лица государства. Требовалось полное выздоровление высочайшего пациента, в случае же смерти больного у самого врача отнималась жизнь.

Так, лекарь Леон, выписанный Софьей из Венеции, поручился головой, что вылечит страдавшего подагрой наследника - князя Ивана Ивановича Младого, старшего сына Ивана III от первой жены. Однако наследник умер, и лекаря казнили в Замоскворечье на Болвановке. В смерти молодого князя народ обвинил Софью: ей особенно могла быть выгодна смерть наследника, ибо она мечтала о престоле для своего сына Василия, родившегося в 1479 году.

Софью не любили в Москве за ее влияние на великого князя и за перемены в московской жизни - «нестроения великие», как выразился боярин Берсень-Беклемишев. Она вмешивалась и во внешнеполитические дела, настаивая, чтобы Иван III перестал платить дань ордынскому хану и освободился от его власти. И будто бы однажды молвила она мужу: «Я отказала в руке своей богатым, сильным князьям и королям, для веры вышла за тебя, а ты теперь хочешь меня и детей моих сделать данниками; разве у тебя мало войска?» Как отметил В.О. Ключевский, искусные советы Софьи всегда отвечали тайным намерениям ее мужа. Иван III действительно отказался платить дань и растоптал ханскую грамоту прямо на ордынском дворе в Замоскворечье, где потом возвели Преображенский храм. Но и тогда народ «наговорил» на Софью. Перед выходом к великому стоянию на Угре в 1480 году Иван III отправил жену с малыми детьми на Белоозеро, за что ему приписали тайные намерения бросить власть и бежать с супругой, если хан Ахмат возьмет Москву.

Освободившись от ханского ига, Иван III ощутил себя полновластным государем. Стараниями Софьи дворцовый этикет стал напоминать византийский. Великий князь сделал жене «подарок»: он разрешил ей иметь собственную «думу» из членов свиты и устраивать «дипломатические приемы» на своей половине. Она принимала иностранных послов и заводила с ними учтивую беседу. Для Руси это было неслыханное новшество. Изменилось обращение и при государевом дворе. Византийская принцесса принесла мужу державные права и, по словам историка Ф.И. Успенского, право на трон Византии, с чем пришлось считаться боярам. Прежде Иван III любил «против себя встречу», то есть возражения и споры, но при Софье изменил обращение с придворными, стал держать себя недоступно, требовал особого почтения и легко впадал в гнев, то и дело налагая опалу. Эти напасти тоже приписали пагубному влиянию Софьи Палеолог.

Между тем их семейная жизнь не была безоблачной. В 1483 году брат Софьи Андрей выдал свою дочь замуж за князя Василия Верейского, правнука Дмитрия Донского. Софья преподнесла племяннице на свадьбу ценный подарок из государевой казны - украшение, прежде принадлежавшее первой жене Ивана III Марии Борисовне, естественно полагая себя в полном праве сделать этот подарок. Когда великий князь хватился украшения, чтобы пожаловать его невестке Елене Волошанке, подарившей ему внука Дмитрия, разразилась такая буря, что Верейскому пришлось бежать в Литву.

А вскоре и над головой самой Софьи нависли грозовые тучи: начались распри по поводу наследника престола. У Ивана III от старшего сына остался внук Дмитрий, родившийся в 1483 году. Софья же родила ему сына Василия. Кому из них должен был достаться престол? Эта неопределенность стала причиной борьбы между двумя придворными партиями - сторонниками Дмитрия и его матери Елены Волошанки и сторонниками Василия и Софьи Палеолог.

«Грекиню» тут же обвинили в нарушении законного престолонаследия. В 1497 году недруги наговорили великому князю, будто Софья хочет отравить его внука, чтобы посадить на престол собственного сына, что ее тайно посещают ворожеи, готовящие ядовитое зелье, и что сам Василий участвует в этом заговоре. Иван III принял сторону внука, арестовал Василия, ворожей велел утопить в Москве-реке, а жену от себя удалил, демонстративно казнив нескольких членов ее «думы». Уже в 1498 году он венчал в Успенском соборе Дмитрия как наследника престола. Ученые считают, что именно тогда зародилось знаменитое «Сказание о князьях Владимирских» - литературный памятник конца XV - начала XVI веков, где повествуется о шапке Мономаха, которую византийский император Константин Мономах будто бы прислал с регалиями своему внуку - киевскому князю Владимиру Мономаху. Таким образом доказывалось, что русские князья породнились с византийскими правителями еще во времена Киевской Руси и что потомок старшей ветви, то есть Дмитрий, обладает законным правом на престол.

Однако способность плести придворные интриги была у Софьи в крови. Она сумела добиться падения Елены Волошанки, обвинив ее в приверженности ереси. Тогда великий князь наложил на невестку и внука опалу и в 1500 году нарек Василия законным наследником престола. Кто знает, по какому пути пошла бы русская история, если бы не Софья! Но Софье выпало недолго наслаждаться победой. Она умерла в апреле 1503 года и была с почетом похоронена в кремлевском Вознесенском монастыре. Иван III умер два года спустя, и в 1505 году Василий III взошел на престол.

В наши дни ученые сумели восстановить по черепу Софьи Палеолог ее скульптурный портрет. Перед нами предстает женщина выдающегося ума и сильной воли, что подтверждает многочисленные предания, сложенные вокруг ее имени.

Софья(Зоя) Палеолог - женщина из рода византийских императоров, Палеологов, сыграла выдающуюся роль в становлении идеологии Московского царства. Уровень образования у Софьи был по тогдашним московским меркам просто невероятно высоким. На своего мужа, Ивана III, Софья имела очень большое влияние, что вызывало недовольство бояр и церковников. Двуглавый орел - семейный герб династии Палеологов был принят Великим князем Иваном III как неотъемлемая часть приданого. Двуглавый орел с тех пор стал личным гербом российских царей и императоров (не государственным гербом!) Многие историки считают, что Софья явилась автором будущей государственной концепции Московии: "Москва - третий Рим".

София, реконструкция по черепу.

Определяющим в судьбе Зои стало падение Византийской империи. Император Константин погиб в 1453 году во время взятия Константинополя, спустя 7 лет, в 1460 году Морея (средневековое название полуострова Пелопоннес, владение отца Софьи) была захвачена турецким султаном Мехмедом II, Фома уехал на остров Корфу, затем в Рим, где вскоре скончался. Зоя с братьями 7-летним Андреем и 5-летним Мануилом переехали в Рим 5 лет спустя после отца. Там она и получила имя «София». Палеологи поселились при дворе папы Сикста IV (заказчика Сикстинской капеллы). Чтобы получить поддержку, в последний год своей жизни Фома перешел в католицизм.
После смерти Фомы 12 мая 1465 года (его жена Екатерина скончалась в том же году несколько ранее) опекой его детей занялся известный ученый грек, кардинал Виссарион Никейский, сторонник унии. Сохранилось его письмо, в котором он давал наставления преподавателю сирот. Из письма этого следует, что папа по-прежнему будет отпускать на их содержание 3600 экю в год (200 экю в месяц - на детей, их одежду, лошадей и прислугу; плюс следовало откладывать на черный день, и тратить 100 экю на содержание скромного двора). Двор включал врача, профессора латинского языка, профессора греческого языка, переводчика и 1-2 священников.

Виссарион Никейский.

Несколько слов следует сказать о плачевной судьбе братьев Софии. После смерти Фомы корону Палеологов де юре унаследовал сын Андрей, который продавал ее различным европейским монархам и умер в бедности. Во время правления Баязида II второй сын, Мануил, вернулся в Стамбул и отдался на милость султану. По некоторым источникам, он принял ислам, завел семью и служил в турецком флоте.
В 1466 году венецианская сеньория предложила кипрскому королю Жаку II де Лузиньяну ее кандидатуру в качестве невесты, но он отказался. По словам о. Пирлинга, блеск ее имени и слава предков были плохим оплотом против оттоманских кораблей, крейсировавших в водах Средиземного моря. Около 1467 года папа Павел II через кардинала Виссариона предложил ее руку князю Караччиоло, знатному итальянскому богачу. Она была торжественно обручена, нo брак не состоялся.
Иван III овдовел в 1467 году - его первая жена Мария Борисовна, княжна Тверская умерла, оставив ему единственного сына, наследника - Ивана Молодого.
Брак Софии с Иваном III был предложен в 1469 году римским папой Павлом II, предположительно, в надежде на усиление влияния католической церкви на Москву или, возможно, сближения католической и православных церквей - восстановить флорентийское соединение церквей. Мотивы Ивана III, вероятно, были связаны со статусом, и недавно овдовевший монарх согласился жениться на греческой принцессе. Идея брака, возможно, родилась в голове кардинала Виссариона.
Переговоры длились три года. Русская летопись повествует: 11 февраля 1469 г. грек Юрий прибыл в Москву от кардинала Виссариона к великому князю с листом, в котором великому князю предлагалась в невесты София, дочь аморейского деспота Фомы, «православная христианка» (о переходе ее в католичество умалчивалось). Иван III посоветовался с матерью, митрополитом Филиппом и боярами, и принял положительное решение.
В 1469 году Иван Фрязин (Джан Батиста делла Вольпе) был отправлен к римскому двору сватать для великого князя Софию. Софийская летопись свидетельствует, что обратно на Русь c Иваном Фрязиным был послан портрет невесты, и такая светская живопись оказалась крайним сюрпризом в Москве - «…а царевну на иконе написану принесе». (Портрет этот не сохранился, что весьма прискорбно, поскольку наверняка он был написан живописцем на папской службе, поколения Перуджино, Мелоццо да Форли и Педро Берругете). Папа принял посла с великой честью. Он попросил великого князя прислать за невестой бояр. Фрязин вторично поехал в Рим 16 января 1472 года, и прибыл туда 23 мая.


Виктор Муйжель. «Посол Иван Фрезин вручает Ивану III портрет его невесты Софьи Палеолог».

1 июня 1472 году в базилике святых апостолов Петра и Павла состоялось заочное обручение. Заместителем великого князя был Иван Фрязин. В качестве гостей присутствовали жена правителя Флоренции Лоренцо Великолепного Клариче Орсини и королева Боснии Катарина. Папа, кроме подарков, дал невесте приданое в 6 тыс. дукатов.
Когда 1472 году Клариче Орсини и придворный поэт её мужа Луиджи Пульчи были свидетелями заочного бракосочетания, состоявшегося в Ватикане, ядовитый остряк Пульчи, чтобы позабавить остававшегося во Флоренции Лоренцо Великолепного, направил ему отчет об этом событии и внешности невесты:
«Мы вошли в комнату, где на высоком помосте сидела в кресле раскрашенная кукла. На груди у неё были две огром­ные турецкие жемчужины, подбородок двойной, щёки тол­стые, всё лицо блестело от жира, глаза распахнуты, как плошки, а вокруг глаз такие гряды жира и мяса, словно вы­сокие дамбы на По. Ноги тоже далеко не худенькие, таковы же и все прочие части тела - я никогда не видел такой смешной и отвратительной особы, как эта ярмарочная шу­тиха. Целый день она беспрерывно болтала через переводчи­ка - на сей раз им был её братец, такая же толстоногая ду­бина. Твоя жена, будто заколдованная, увидела в этом чудище в женском обличье красавицу, а речи переводчика явно доставляли ей удовольствие. Один из наших спутников даже залюбовался накрашенными губами этой куклы и счёл, что она изумительно изящно плюётся. Целый день, до самого вечера, она болтала по-гречески, но есть и пить нам не давали ни по-гречески, ни по-латыни, ни по-итальянски. Впрочем, ей как-то удалось объяснить донне Клариче, что на ней узкое и дурное платье, хотя платье это было из богатого шёлка и скроено по меньшей мере из шести кусков материи, так что ими можно было накрыть купол Санта-Мария Ротонда. С тех пор мне каждую ночь снятся горы масла, жира, сала, тряпок и прочая подобная гадость».
По отзыву болонских летописцев, описавших проезд её процессии через город, она была невысокого роста, обладала очень красивыми глазами и удивительной белизной кожи. По виду они давали ей 24 года.
24 июня 1472 г. большой обоз Софии Палеолог вместе с Фрязиным выехал из Рима. Невесту сопровождал кардинал Виссарион Никейский, который должен был реализовать открывающиеся возможности для Святого Престола. Легенда гласит, что в состав приданого Софии входили книги, которые лягут в основу собрания знаменитой библиотеки Ивана Грозного.
Свита Софии: Юрий Траханиот, Дмитрий Траханиот, князь Константин, Дмитрий (посол ее братьев), св. Кассиан Грек. А также - папский легат генуэзец Антоний Бонумбре, епископ Аччии (его летописи ошибочно называют кардиналом). С ней же прибыл племянник дипломата Ивана Фрязина архитектор Антон Фрязин.

Хоругвь «Проповедь Иоанна Крестителя» из Ораторио Сан Джованни, Урбино. Итальянские эксперты полагают, что в толпе слушателей изображены Виссарион и София Палеолог (3й и 4й персонажи слева). Галерея провинции Марке, Урбино.
Маршрут путешествия был таков: на север из Италии через Германию, в порт Любек они прибыли 1 сентября. (Приходилось объезжать Польшу, через которую обычно путешественники следовали в Московию сухопутным путем - в этот момент она находилась с Иваном III в состоянии конфликта). Морское путешествие через Балтику заняло 11 дней. Корабль пристал в Колывани (совр. Таллин), откуда кортеж в октябре 1472 года проследовал через Юрьев (совр. Тарту), Псков и Новгород. 12 ноября 1472 г. София въехала в Москву.
Еще во время путешествия невесты стало очевидно, что планы Ватикана сделать ее проводником католичества потерпели провал, поскольку София немедленно продемонстрировала возвращение к вере предков. Папский легат Антоний был лишен возможности въехать в Москву, неся перед собой латинский крест.
Венчание в России состоялась 12 (21) ноября 1472 года в Успенском соборе в Москве. Обвенчал их митрополит Филипп (по Софийскому Временнику - коломенский протопоп Осия).
Семейная жизнь Софии, по всей видимости, была удачной, о чем свидетельствет многочисленное потомство.
Для нее в Москве были выстроены особые хоромы и двор, но они вскоре же, в 1493 г., сгорели, причем во время пожара погибла и казна великой княгини.
Татищев передает свидетельство, что будто бы, благодаря вмешательству Софии, Иван III решился противостоять хану Ахмату (Иван III был уже в то время союзником и данником крымского хана). Когда на совете великого князя обсуждалось требование ханом Ахматом дани, и многие говорили, что лучше умиротворить нечестивого дарами, чем проливать кровь, то будто бы София горько расплакалась и с упреками уговаривала супруга не платить дань Великой Орде.
Перед нашествием Ахмата 1480 года, ради безопасности, с детьми, двором, боярынями и княжеской казной София была отправлена сначала в Дмитров, а потом на Белоозеро; в случае же, если Ахмат перейдёт Оку и возьмёт Москву, то ей было сказано бежать дальше на север к морю. Это дало повод Виссариону, владыке ростовскому, в своем послании предостерегать великого князя от постоянных дум и излишней привязанности к жене и детям. В одной из летописей отмечается, что Иван запаниковал: «ужас наиде на нь, и въсхоте бежати от брега, а свою великую княгиню Римлянку и казну с нею посла на Белоозеро».
Семья вернулась в Москву только зимой.
С течением времени второй брак великого князя стал одним из источников напряжённости при дворе. Достаточно скоро сложились две группировки придворной знати, одна из которых поддерживала наследника престола - Ивана Ивановича Молодого (сына от первого брака), а вторая - новую великую княгиню Софью Палеолог. В 1476 году венецианец А. Контарини отмечал, что наследник «в немилости у отца, так как нехорошо ведет себя с деспиной» (Софьей), однако уже с 1477 года Иван Иванович упоминается как соправитель отца.
В последующие годы великокняжеская семья значительно увеличилась: Софья родила великому князю в общей сложности девятерых детей - пятерых сыновей и четырёх дочерей.
Тем временем, в январе 1483 года вступил в брак и наследник престола, Иван Иванович Молодой. Его женой стала дочь господаря Молдавии Стефана Великого Елена Волошанка, немедленно оказавшаяся со свекровью «на ножах». 10 октября 1483 года у них родился сын Дмитрий. После захвата Твери в 1485 году Иван Молодой назначается отцом тверским князем; в одном из источников этого периода Иван III и Иван Молодой именуются «самодержцами ». Таким образом, в течение всех 1480-х годов положение Ивана Ивановича как законного наследника было вполне прочным.
Положение же сторонников Софьи Палеолог было намного менее выгодным. Однако к 1490 году в действие вступили новые обстоятельства. Сын великого князя, наследник престола Иван Иванович заболел «камчюгою в ногах» (подагрой). Софья выписала из Венеции лекаря - «мистро Леона», который самонадеянно пообещал Ивану III вылечить наследника престола; тем не менее, все старания врача оказались бесплодны, и 7 марта 1490 года Иван Молодой скончался. Врач был казнён, а по Москве поползли слухи об отравлении наследника; спустя сто лет эти слухи, уже в качестве неоспоримых фактов, записал Андрей Курбский. Современные историки относятся к гипотезе об отравлении Ивана Молодого как к непроверяемой за недостатком источников.
4 февраля 1498 года в Успенском соборе в обстановке большой пышности прошла коронация княжича Дмитрия. Софью и её сына Василия не пригласили. Однако 11 апреля 1502 года династическая схватка подошла к своему логическому завершению. По словам летописи, Иван III «положил опалу на внука своего великого князя Дмитрея и на матерь его на великую княгиню Елену, и от того дни не велел их поминати в ектеньях и литиах, ни нарицати великым князем, и посади их за приставы». Через несколько дней Василий Иванович был пожалован великим княжением; вскоре Дмитрий-внук и его мать Елена Волошанка были переведены из-под домашнего ареста в заточение. Таким образом, борьба внутри великокняжеской семьи завершилась победой княжича Василия; он превратился в соправителя отца и законного наследника Великого княжества. Падение Дмитрия-внука и его матери предопределило также судьбу московско-новгородского реформационного движения в Православной церкви: церковный Собор 1503 года окончательно разгромил её; многие видные и прогрессивные деятели этого движения были казнены. Что же касается судьбы самих проигравших династическую борьбу, то она была печальной: 18 января 1505 года в заточении умерла Елена Стефановна, а в 1509 году «в нужи, в тюрме» умер и сам Дмитрий. «Одни полагают, что он погиб от голода и холода, другие - что он задохнулся от дыма» - сообщал Герберштейн по поводу его смерти. Но самое страшное страну ждало впереди - царствование внука Софии Палеолог - Ивана Грозного.
Византийская царевна не пользовалась популярностью, ее считали умной, но гордой, хитрой и коварной. Неприязнь к ней сказалась даже и в летописях: например, по поводу ее возвращения с Белоозера, летописец замечает: «великая княгиня Софья… бегала от Татар на Белоозеро, а не гонял никто же; и по которым странам ходила, тем пуще татар - от боярских холопов, от кровопийцов христианских. Воздай же им, Господи, по делом их и по лукавству начинания их».

Опальный думный человек Василия III Берсень Беклемишев в беседе с Максимом Греком говорил о ней так: «земля наша жила в тишине и в миру. Как пришла сюда мать великого князя Софья с вашими греками, так наша земля и замешалась и пришли к нам нестроения великия, как и у вас в Царь-граде при царях ваших». Максим возражал: «Господине, великая княгиня Софья с обеих сторон была роду великого: по отце - царского рода, а по матери - великого герцога италийской стороны». Берсень отвечал: «Какова бы она ни была; да к нашему нестроению пришла». Нестроение же это, по словам Берсеня, сказалось в том, что с того времени «старые обычаи князь великий переменил», «ныне Государь наш запершися сам третей у постели всякие дела делает».
Особенно строг к Софии князь Андрей Курбский. Он убежден, что «В предобрый русских князей род всеял дьявол злые нравы, наипаче же женами их злыми и чародейцами, якоже и в израильстех царех паче же которых поимовали от иноплеменников»; обвиняет Софью в отравлении Иоанна молодого, в смерти Елены, в заключении Дмитрия, князя Андрея Углицкого и других лиц, презрительно называет ее гречанкой, греческой «чародейцей».
В Троицком-Сергиевском монастыре хранится шелковая пелена, шитая руками Софии в 1498 году; на пелене вышито ее имя, причем она величает себя не великой княгиней московской, а «царевной царегородской». Видимо, она высоко ставила свое прежнее звание, если помнит о нем даже после 26-летнего замужества.


Пелена из Троице-Сергиевой лавры вышитая Софьей Палеолог.

Существуют различные версии относительно роли Софии Палеолог в истории Российского государства:
Из Западной Европы были вызваны художники и зодчие для украшения дворца и столицы. Воздвигались новые храмы, новые дворцы. Итальянец Альберти (Аристотель) Фиоравенти построил соборы Успенский и Благовещенский. Москва украсилась Грановитой палатой, башнями кремлевскими, дворцом Теремным, выстроен, наконец, был и Архангельский собор.
Ввела ради женитьбы своего сына Василия III византийский обычай - смотр невест.
Считается родоначальницей концепции Москва -Третий Рим
Скончалась Софья 7 апреля 1503 года, за два года до смерти мужа (он умер 27 октября 1505).
Она была похоронена в массивном белокаменном саркофаге в усыпальнице Вознесенского собора в Кремле рядом с могилой Марии Борисовны, первой супруги Ивана III. На крышке саркофага острым инструментом процарапано «Софья».
Этот собор был разрушен в 1929 году, и останки Софьи, как и других женщин царствовавшего дома, были перенесены в подземную палату южной пристройки Архангельского собора.


Перенесение останков великих княгинь и цариц перед разрушением Вознесенского монастыря, 1929.

Я поделился с Вами информацией, которую "накопал" и систематизировал. При этом ничуть не обеднел и готов делится дальше, не реже двух раз в неделю. Если Вы обнаружили в статье ошибки или неточности - пожалуйста сообщите.E-mail: [email protected]. Буду очень благодарен.

Первая жена Ивана III, тверская княжна Мария Борисовна, скончалась еще 22 апреля 1467 г. После ее смерти Иван стал искать другую жену, подальше и поважнее. 11 февраля 1469 года г. в Москве появились послы из Рима, чтобы предложить великому князю жениться на жившей в изгнании после падения Константинополя племяннице последнего византийского императора Константина II Софье Палеолог. Иван III, одолев в себе религиозную брезгливость, выписал царевну из Италии и женился на ней в 1472 г. Так, в октябре того же года Москва встречала свою будущую государыню. В недостроенном ещё Успенском соборе состоялся обряд венчания. Греческая принцесса стала великой княгиней московской, владимирской и новгородской.

Эта царевна, известная тогда в Европе своей редкой полнотой, привезла в Москву «очень тонкий ум и получила здесь весьма важное значение».Это была женщина «необыкновенно хитрая, имевшая большое влияние на великого князя, который по ее внушению сделал многое».Так, именно ее влиянию приписывается решимость Ивана III сбросить с себя татарское иго. Однако Софья могла внушить лишь то, чем дорожила сама и что понимали и ценили в Москве. Она, с привезенными ею греками, которые видали и византийские и римские виды, могла дать ценные указания, как и по каким образцам ввести желательные перемены, как изменить старые порядки, которые так не соответствовали новому положению московского государя. Так, после совершения второго брака государя в России стали селиться многие итальянцы и греки, получило процветание наряду с собственно русским греко-итальянское художество.

Почувствовав себя в новом положении рядом с такой знатной женой,

наследницей византийских императоров, Иван сменил прежнюю некрасивую кремлевскую обстановку. Выписанные из Италии мастера построили новый Успенский собор, Грановитую палату и новый каменный дворец на месте прежних деревянных хором. Сверх того многие греки, приехавшие в Россию с царевной, стали полезными своими знаниями в языках, особенно в латинском, необходимом тогда во внешних государственных делах. Они обогатили спасенными от турецкого варварства книгами московские церковные библиотеки и «способствовали велелепию нашего двора сообщением ему пышных обрядов византийского».

Но главным значением этого брака было то, что женитьба на Софье Палеолог способствовала утверждению России преемницей Византии и

провозглашению Москвы Третьим Римом, оплотом православного

христианства. Уже при сыне Ивана III идея Третьего Рима крепко

укоренилась в Москве. После брака на Софье Иван III впервые отважился

показать европейскому политическому миру новый титул государя всея Руси

и заставил признать его. Если раньше обращение «господине» выражало

отношение феодального равенства (или, в крайнем случае, вассалитета),

то «господарь» или «государь» - подданства. Этот термин означал понятие

о властителе, не зависящем ни от какой внешней силы, никому не платящем

дани. Таким образом, Иван мог принять этот титул, только перестав быть

данником ордынского хана. Свержение ига устранило к этому препятствие,

а брак с Софьей дал на то историческое оправдание. Итак, «почувствовав

себя и по политическому могуществу, и по православному христианству,

наконец, и по брачному родству преемником павшего дома византийских

императоров, московский государь нашел и наглядное выражение своей

династической связи с ними: с конца XV в. на его печатях появляется

византийский герб - двуглавый орел».

Таким образом, брак Ивана и Софьи имел в высшей степени политическое значение, которое заявляло всему свету, что «царевна, как наследница павшего византийского дома, перенесла его державные права в Москву как в новый Царьград, где и разделяет их со своим супругом».