Александр грин - бегущая по волнам. Роман «Бегущая по волнам

12.10.2019

Александр Грин

Бегущая по волнам

Глава I

Это Дезирада…

О Дезирада, как мало мы обрадовались тебе, когда из моря выросли твои склоны, поросшие манцениловыми лесами.
Л.Шадурн

Мне рассказали, что я очутился в Лиссе благодаря одному из тех резких заболеваний, какие наступают внезапно. Это произошло в пути. Я был снят с поезда при беспамятстве, высокой температуре и помещен в госпиталь.

Когда опасность прошла, доктор Филатр, дружески развлекавший меня все последнее время перед тем, как я покинул палату, – позаботился приискать мне квартиру и даже нашел женщину для услуг. Я был очень признателен ему, тем более, что окна этой квартиры выходили на море.

Однажды Филатр сказал:

– Дорогой Гарвей, мне кажется, что я невольно удерживаю вас в нашем городе. Вы могли бы уехать, когда поправитесь, без всякого стеснения из-за того, что я нанял для вас квартиру. Все же, перед тем как путешествовать дальше, вам необходим некоторый уют, – остановка внутри себя.

Он явно намекал, и я вспомнил мои разговоры с ним о власти Несбывшегося . Эта власть несколько ослабела благодаря острой болезни, но я все еще слышал иногда, в душе, ее стальное движение, не обещающее исчезнуть.

Переезжая из города в город, из страны в страну, я повиновался силе более повелительной, чем страсть или мания.

Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты?

Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких, туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня.

На эту тему я много раз говорил с Филатром. Но этот симпатичный человек не был еще тронут прощальной рукой Несбывшегося, а потому мои объяснения не волновали его. Он спрашивал меня обо всем этом и слушал довольно спокойно, но с глубоким вниманием, признавая мою тревогу и пытаясь ее усвоить.

Я почти оправился, но испытывал реакцию, вызванную перерывом в движении, и нашел совет Филатра полезным; поэтому, по выходе из госпиталя, я поселился в квартире правого углового дома улицы Амилего, одной из красивейших улиц Лисса. Дом стоял в нижнем конце улицы, близ гавани, за доком, – место корабельного хлама и тишины, нарушаемой, не слишком назойливо, смягченным, по расстоянию, зыком портового дня.

Я занял две большие комнаты: одна – с огромным окном на море; вторая была раза в два более первой. В третьей, куда вела вниз лестница, – помещалась прислуга. Старинная, чопорная и чистая мебель, старый дом и прихотливое устройство квартиры соответствовали относительной тишине этой части города. Из комнат, расположенных под углом к востоку и югу, весь день не уходили солнечные лучи, отчего этот ветхозаветный покой был полон светлого примирения давно прошедших лет с неиссякаемым, вечно новым солнечным пульсом.

Я видел хозяина всего один раз, когда платил деньги. То был грузный человек с лицом кавалериста и тихими, вытолкнутыми на собеседника голубыми глазами. Зайдя получить плату, он не проявил ни любопытства, ни оживления, как если бы видел меня каждый день.

Прислуга, женщина лет тридцати пяти, медлительная и настороженная, носила мне из ресторана

Год издания: 1928

Роман Александра Грина «Бегущая по волнам» стал последней большой работой писателя. Его трижды экранизировали. Последней из таких экранизаций стал российский одноименный фильм 2007 года. Сегодня книга Грина «Бегущая по волнам» включена в список 100 лучших книг Министерства образования РФ рекомендованных школьникам для прочтения.

Романа «Бегущая по волнам» краткое содержание

Главный герой Томас Гарвей наблюдает, как с корабля сходит прекрасная девушка. Он решает проследить за особой, чтобы побольше о ней узнать. Позже Томасу становится известно, что незнакомку зовут Биче Сениэль. Он понимает, что пленен красотой девушки и не может перестать думать о ней.

Следующий день Гарвея начинается, как и — он играет с местными в карты. Неожиданно с моря ему доносится женский голос, который повторяет одну и ту же фразу: «Бегущая по волнам». Никто из сидящих рядом не слышит никаких голосов и не понимает, о чем говорит Томас. Тогда молодой человек начинает связывать это мистическое событие с появлением в городе Биче Сениэль. Позже роман Грина «Бегущая по волнам» краткое содержание описывает, как прогуливаясь около порта, он замечает судно, на котором красуется надпись: «Бегущая по волнам».

Томас решает записаться пассажиром на этот корабль. Но капитан судна Гез отказывается брать незнакомого человека. Он отправляет Гарвея за разрешением от владельца Брауна, и, когда Томас возвращается с бумажкой, его представляют всему экипажу. Первым делом капитан знакомит его со своими помощниками. Их зовут Синкрайт и Бутлер, которые производят на главного героя хорошее впечатление.

Уже во время плавания Томасу становится известно, что ранее этот корабль принадлежал отцу Биче – Неду Сениэлю. Тот продал его после того, как разорился. Но по сей день в каюте у капитана судна находится портрет мисс Сенюэль.

В одном из портов на борт судна поднялись несколько женщин. Вечером в каюте капитана началось веселье: алкоголь, громкая музыка и прочие события, в которых Томас не хотел принимать участия. Он отправился к себе, но через некоторое время услышал женские крики. Гарвей тут же вбежал к капитану и начал заступаться за женщин. Во время драки Томас разбил Гезу нос, из-за чего тот приказал высадить пассажира в шлюпке прямо посреди моря.

Неожиданно в лодку к Томасу подсела закутанная женщина. Когда она заговорила, Гарвей понял, что именно ее голос он слышал во время игры в карты. Незнакомка представилась Фрези Грант. Он сказала, что Томасу необходимо держать курс шлюпки на юг, где совсем скоро его подберет другое судно. После этих слов Фрези встала и убежала прочь по волнам. Гарвей послушал женщину и уже через какое-то время его увидел корабль «Нырок», на котором он встречает девушку по имени Дези. Познакомившись с экипажем судна, он узнал больше и о Фрези Грант. Легенда гласит, что женщина была дочкой одного капитана, судно которого много лет назад попало под шторм. Вдалеке команда корабля увидела красивый остров, на который они никак не могли попасть. Тогда Фрези сказала членам экипажа, что они должны продолжать плыть в сторону острова. На что получила замечание от одного лейтенанта. Он говорил, что если девушка так хочет на остров, то почему бы ей не взять и просто побежать по воде. Фрези тут же встала на воду и умчалась по волнам. С тех пор она считается покровителем моряков в штормовую погоду.

Когда «Нырок» причалил в город, куда держал курс, Томас решил выйти и осмотреть местность. На одной из площадей он обнаружил памятник той самой Фрези Грант. Как оказалось, город был основан капитаном, который более ста лет назад потерпел крушение и был спасен загадочной женщиной. Она указала ему верный курс и убежала по морским волнам.

Далее в романе Грина «Бегущая по волнам» читать можем, как Гарвею сообщают, что в театре его ждет некая женщина. Он абсолютно уверен, что речь идет о Биче Сениэль, но на удивление в назначенном месте его ожидает Дези. Девушка расстраивается из-за того, что Томас надеялся на встречу с другой и уходит прочь. Гарвей замечает Биче, которая пришла, чтобы выкупить корабль своего отца. Вместе они узнают, где именно остановился Гез и утром вместе с Бутлером отправляются к нему. В гостиничном номере гости находят убитого капитана. Позже из романа Александра Грина «Бегущая по волнам» узнаем, что убийцей был Бутлер. Он прострелил Гезу голову из-за того, что тот не отдавал ему долг. Дело в том, что судно «Бегущая по волнам» перевозило опиум и Бутлер был в доле. Однако капитан не спешил делится деньками с товарищем.

Биче приобретает корабль, но решает сохранить честь семьи и продать скандальное судно на аукционе. Гарвей решается на разговор с девушкой. Он рассказывает Биче обо всем, что произошло с ним на корабле, включая историю о Фрези Грант. Девушка не верит в эту легенду и утверждает, что Томас ей врет. Молодой человек расстраивается, но тут же вспоминает, что знает женщину, которая беспрекословно поверила во все его слова. Ей была Дези. Он хочет встретится с ней, но узнает, что девушка готовится к свадьбе.

Проходит немного времени. Дези сорвала свою свадьбу и теперь счастлива с Томасом. О судне «Бегущая по волнам» известно лишь то, что его корпус был найден около безлюдного острова. Гарвей получает письмо от Биче, в котором она желает ему счастья. Из письма также следует, что девушка тоже вышла замуж. Дези все так же верит в историю о Фрези. Конец романа Грина «Бегущая по волнам», главные герои которого живут на берегу моря, рассказывает, как однажды Дези и Томас слышат голос бегущей по волнам женщины.

Это Дезирада…

О Дезирада, как мало мы обрадовались тебе, когда из моря выросли твои склоны, поросшие манцениловыми лесами.

Глава 1

Когда опасность прошла, доктор Филатр, дружески развлекавший меня все последнее время перед тем, как я покинул палату, позаботился приискать мне квартиру и даже нашел женщину для услуг. Я был очень признателен ему, тем более что окна этой квартиры выходили на море.

Однажды Филатр сказал:

Он явно намекал, и я вспомнил мои разговоры с ним о власти Несбывшегося . Эта власть несколько ослабела благодаря острой болезни, но я все еще слышал иногда в душе ее стальное движение, не обещающее исчезнуть.

Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня.

Я почти оправился, но испытывал реакцию, вызванную перерывом в движении, и нашел совет Филатра полезным; поэтому по выходе из госпиталя я поселился в квартире правого углового дома улицы Амилего, одной из красивейших улиц Лисса. Дом стоял в нижнем конце улицы, близ гавани, за доком, – место корабельного хлама и тишины, нарушаемой не слишком назойливо смягченным, по расстоянию, зыком портового дня.

Прислуга, женщина лет тридцати пяти, медлительная и настороженная, носила мне из ресторана обеды и ужины, прибирала комнаты и уходила к себе, зная уже, что я не потребую ничего особенного и не пущусь в разговоры, затеваемые большей частью лишь для того, чтобы, болтая и ковыряя в зубах, отдаваться рассеянному течению мыслей.

Итак, я начал там жить; и прожил я всего – двадцать шесть дней; несколько раз приходил доктор Филатр.

Глава 2

Чем больше я говорил с ним о жизни, сплине, путешествиях и впечатлениях, тем более уяснял сущность и тип своего Несбывшегося. Не скрою, что оно было громадно и – может быть – потому так неотвязно. Его стройность, его почти архитектурная острота выросли из оттенков параллелизма. Я называю так двойную игру, которую мы ведем с явлениями обихода и чувств. С одной стороны, они естественно терпимы в силу необходимости: терпимы условно, как ассигнация, за которую следует получить золотом, но с ними нет соглашения, так как мы видим и чувствуем их возможное преображение. Картины, музыка, книги давно утвердили эту особость, и, хотя пример стар, я беру его за неимением лучшего. В его морщинах скрыта вся тоска мира. Такова нервность идеалиста, которого отчаяние часто заставляет опускаться ниже, чем он стоял, – единственно из страсти к эмоциям.

Среди уродливых отражений жизненного закона и его тяжбы с духом моим я искал, сам долго не подозревая того, – внезапное отчетливое создание: рисунок или венок событий, естественно свитых и столь же неуязвимых подозрительному взгляду духовной ревности, как четыре наиболее глубоко поразившие нас строчки любимого стихотворения. Таких строчек всегда – только четыре.

Разумеется, я узнавал свои желания постепенно и часто не замечал их, тем упустив время вырвать корни этих опасных растений. Они разрослись и скрыли меня под своей тенистой листвой. Случалось неоднократно, что мои встречи, мои положения звучали как обманчивое начало мелодии, которую так свойственно человеку желать выслушать прежде, чем он закроет глаза. Города, страны время от времени приближали к моим зрачкам уже начинающий восхищать свет едва намеченного огнями, странного далекого транспаранта, – но все это развивалось в ничто; рвалось, подобно гнилой пряже, натянутой стремительным челноком. Несбывшееся, которому я протянул руки, могло восстать только само, иначе я не узнал бы его и, действуя по примерному образцу, рисковал наверняка создать бездушные декорации. В другом роде, но совершенно точно, можно видеть это на искусственных парках, по сравнению с случайными лесными видениями, как бы бережно вынутыми солнцем из драгоценного ящика.

Таким образом, я понял свое Несбывшееся и покорился ему.

Обо всем этом и еще много о чем – на тему о человеческих желаниях вообще – протекали мои беседы с Филатром, если он затрагивал этот вопрос.

Как я заметил, он не переставал интересоваться моим скрытым возбуждением, направленным на предметы воображения. Я был для него словно разновидность тюльпана, наделенная ароматом, и если такое сравнение может показаться тщеславным, оно все же верно по существу.

Тем временем Филатр познакомил меня со Стерсом, дом которого я стал посещать. В ожидании денег, о чем написал своему поверенному Лерху, я утолял жажду движения вечерами у Стерса да прогулками в гавань, где под тенью огромных корм, нависших над набережной, рассматривал волнующие слова, знаки Несбывшегося: «Сидней» – «Лондон» – «Амстердам» – «Тулон»… Я был или мог быть в городах этих, но имена гаваней означали для меня другой «Тулон» и вовсе не тот «Сидней», какие существовали действительно; надписи золотых букв хранили неоткрытую истину.

Утро всегда обещает… -

говорит Монс, -

После долготерпения дня
Вечер грустит и прощает…

Так же, как «утро» Монса – гавань обещает всегда; ее мир полон необнаруженного значения, опускающегося с гигантских кранов пирамидами тюков, рассеянного среди мачт, стиснутого у набережных железными боками судов, где в глубоких щелях меж тесно сомкнутыми бортами молчаливо, как закрытая книга, лежит в тени зеленая морская вода. Не зная – взвиться или упасть, клубятся тучи дыма огромных труб; напряжена и удержана цепями сила машин, одного движения которых довольно, чтобы спокойная под кормой вода рванулась бугром.

Войдя в порт, я, кажется мне, различаю на горизонте, за мысом, берега стран, куда направлены бугшприты кораблей, ждущих своего часа; гул, крики, песня, демонический вопль сирены – все полно страсти и обещания. А над гаванью – в стране стран, в пустынях и лесах сердца, в небесах мыслей – сверкает Несбывшееся – таинственный и чудный олень вечной охоты.

Глава 3

Не знаю, что произошло с Лерхом, но я не получил от него столь быстрого ответа, как ожидал. Лишь к концу пребывания моего в Лиссе Лерх ответил, по своему обыкновению, сотней фунтов, не объяснив замедления.

Я навещал Стерса и находил в этих посещениях невинное удовольствие, сродни прохладе компресса, приложенного на больной глаз. Стерс любил игру в карты, я – тоже, а так как почти каждый вечер к нему кто-нибудь приходил, то я был от души рад перенести часть остроты своего состояния на угадывание карт противника.

Накануне дня, с которого началось многое, ради чего сел я написать эти страницы, моя утренняя прогулка по набережным несколько затянулась, потому что, внезапно проголодавшись, я сел у обыкновенной харчевни, перед ее дверью, на террасе, обвитой растениями типа плюща с белыми и голубыми цветами. Я ел жареного мерлана , запивая кушанье легким красным вином.

Лишь утолив голод, я заметил, что против харчевни швартуется пароход, и, обождав, когда пассажиры его начали сходить по трапу, я погрузился в созерцание сутолоки, вызванной желанием скорее очутиться дома или в гостинице. Я наблюдал смесь сцен, подмечая черты усталости, раздражения, сдерживаемых или явных неистовств, какие составляют душу толпы, когда резко меняется характер ее движения. Среди экипажей, родственников, носильщиков, негров, китайцев, пассажиров, комиссионеров и попрошаек, гор багажа и треска колес я увидел акт величайшей неторопливости, верности себе до последней мелочи, спокойствие – принимая во внимание обстоятельства – почти развратное, так неподражаемо, безупречно и картинно произошло сошествие по трапу неизвестной молодой девушки, по-видимому небогатой, но, казалось, одаренной тайнами подчинять себе место, людей и вещи.

Я заметил ее лицо, когда оно появилось над бортом среди саквояжей и сбитых на сторону шляп. Она сошла медленно, с задумчивым интересом к происходящему вокруг нее. Благодаря гибкому сложению или иной причине она совершенно избежала толчков. Она ничего не несла, ни на кого не оглядывалась и никого не искала в толпе глазами. Так спускаются по лестнице роскошного дома к почтительно распахнутой двери. Ее два чемодана плыли за ней на головах смуглых носильщиков. Коротким движением тихо протянутой руки, указывающей, как поступить, чемоданы были водружены прямо на мостовой, поодаль от парохода, и она села на них, смотря перед собой разумно и спокойно, как человек, вполне уверенный, что совершающееся должно совершаться и впредь согласно ее желанию, но без какого бы то ни было утомительного с ее стороны участия.

Эта тенденция, гибельная для многих, тотчас оправдала себя. К девушке подбежали комиссионеры и несколько других личностей как потрепанного, так и благопристойного вида, создав атмосферу нестерпимого гвалта. Казалось, с девушкой произойдет то же, чему подвергается платье, если его – чистое, отглаженное, спокойно висящее на вешалке – срывают торопливой рукой.

Отнюдь… Ничем не изменив себе, с достоинством переводя взгляд от одной фигуры к другой, девушка сказала что-то всем понемногу, раз рассмеялась, раз нахмурилась, медленно протянула руку, взяла карточку одного из комиссионеров, прочла, вернула бесстрастно и, мило наклонив головку, стала читать другую. Ее взгляд упал на подсунутый уличным торговцем стакан прохладительного питья; так как было действительно жарко, она, подумав, взяла стакан, напилась и вернула его с тем же видом присутствия у себя дома, как во всем, что делала. Несколько волосатых рук, вытянувшись над ее чемоданами, бродили по воздуху, ожидая момента схватить и помчать, но все это, по-видимому, мало ее касалось, раз не был еще решен вопрос о гостинице. Вокруг нее образовалась группа услужливых, корыстных и любопытных, которой, как по приказу, сообщилось ленивое спокойствие девушки.

Люди суетливого, рвущего день на клочки мира стояли, ворочая глазами, она же по-прежнему сидела на чемоданах, окруженная незримой защитой, какую дает чувство собственного достоинства, если оно врожденное и так слилось с нами, что сам человек не замечает его, подобно дыханию.

Я наблюдал эту сцену, не отрываясь. Вокруг девушки постепенно утих шум; стало так почтительно и прилично, как будто на берег сошла дочь некоего фантастического начальника всех гаваней мира. Между тем на ней были (мысль невольно соединяет власть с пышностью) простая батистовая шляпа, такая же блуза с матросским воротником и шелковая синяя юбка. Ее потертые чемоданы казались блестящими потому, что она сидела на них. Привлекательное, с твердым выражением лицо девушки, длинные ресницы спокойно-веселых темных глаз заставляли думать по направлению чувств, вызываемых ее внешностью. Благосклонная маленькая рука, опущенная на голову лохматого пса, – такое напрашивалось сравнение к этой сцене, где чувствовался глухой шум Несбывшегося.

Едва я понял это, как она встала; вся ее свита с возгласами и чемоданами кинулась к экипажу, на задке которого была надпись «Отель „Дувр“». Подойдя, девушка раздала мелочь и уселась с улыбкой полного удовлетворения. Казалось, ее занимает решительно все, что происходит.

Комиссионер вскочил на сиденье рядом с возницей, экипаж тронулся, побежавшие сзади оборванцы отстали, и, проводив взглядом умчавшуюся по мостовой пыль, я подумал, как думал неоднократно, что передо мной, может быть, снова мелькнул конец нити, ведущей к клубку.

Не скрою – я был расстроен, и не оттого только, что в лице неизвестной девушки увидел привлекательную ясность существа, отмеченного гармонической цельностью, как вывел из впечатления. Ее краткое пребывание на чемоданах тронуло старую тоску о венке событий, о ветре, поющем мелодии, о прекрасном камне, найденном среди гальки. Я думал, что ее существо, может быть, отмечено особым законом, перебирающим жизнь с властью сознательного процесса, и что, став в тень подобной судьбы, я наконец мог бы увидеть Несбывшееся. Но печальнее этих мыслей – печальных потому, что они были болезненны, как старая рана в непогоду, – явилось воспоминание многих подобных случаев, о которых следовало сказать, что их по-настоящему не было. Да, неоднократно повторялся обман, принимая вид жеста, слова, лица, пейзажа, и, как закон, оставлял по себе тлен. При желании я мог бы разыскать девушку очень легко. Я сумел бы найти общий интерес, естественный повод не упустить ее из поля своего зрения и так или иначе встретить желаемое течение неоткрытой реки. Самым тонким движениям насущного души нашей я смог бы придать как вразумительную, так и приличную форму. Но я не доверял уже ни себе, ни другим, ни какой бы то ни было громкой видимости внезапного обещания.

По всем этим основаниям я отверг действие и возвратился к себе, где провел остаток дня среди книг. Я читал невнимательно, испытывая смуту, нахлынувшую с силой сквозного ветра. Наступила ночь, когда, усталый, я задремал в кресле.

Меж явью и сном встало воспоминание о тех минутах в вагоне, когда я начал уже плохо сознавать свое положение. Я помню, как закат махал красным платком в окно, проносящееся среди песчаных степей. Я сидел, полузакрыв глаза, и видел странно меняющиеся профили спутников, выступающие один из-за другого, как на медали. Вдруг разговор стал громким, переходя, казалось мне, в крик; после того губы беседующих стали шевелиться беззвучно, глаза сверкали, но я перестал соображать. Вагон поплыл вверх и исчез.

Больше я ничего не помнил – жар помрачил мозг.

Не знаю, почему в тот вечер так назойливо представилось мне это воспоминание; но я готов был признать, что его тон необъяснимо связан со сценой на набережной. Дремота вила сумеречный узор. Я стал думать о девушке, на этот раз с поздним раскаянием.

Уместны ли в той игре, какую я вел сам с собой, банальная осторожность? бесцельное самолюбие? даже – сомнение? Не отказался ли я от входа в уже раскрытую дверь только потому, что слишком хорошо помнил большие и маленькие лжи прошлого? Был полный звук, верный тон – я слышал его, но заткнул уши, мнительно вспоминал прежние какофонии. Что, если мелодия была предложена истинным на сей раз оркестром?

Через несколько столетних переходов желания человека достигнут отчетливости художественного синтеза. Желание избегнет муки смотреть на образы своего мира сквозь неясное, слабо озаренное полотно нервной смуты. Оно станет отчетливо, как насекомое в январе. Я, по сравнению, имел предстать таким людям, как «Дюранда» Летьерри предстоит стальному «Левиафану» Трансатлантической линии . Несбывшееся скрывалось среди гор, и я должен был принять в расчет все дороги в направлении этой стороны горизонта. Мне следовало ловить все намеки, пользоваться каждым лучом среди туч и лесов. Во многом – ради многого – я должен был действовать наудачу.

Едва я закрепил некоторое решение, вызванное таким оборотом мыслей, как прозвонил телефон, и, отогнав полусон, я стал слушать. Это был Филатр. Он задал мне несколько вопросов относительно моего состояния. Он приглашал также встретиться завтра у Стерса, и я обещал.

Когда этот разговор кончился, я, в странной толпе чувств, стеснительной, как сдержанное дыхание, позвонил в отель «Дувр». Делам такого рода обычна мысль, что все, даже посторонние, знают секрет вашего настроения. Ответы самые безучастные звучат как улика. Ничто не может так внезапно приблизить к чужой жизни, как телефон, оставляя нас невидимыми, и тотчас по желанию нашему – отстранить, как если бы мы не говорили совсем. Эти бесцельные для факта соображения отметят, может быть, слегка то неспокойное состояние, с каким начал я разговор.

Он был краток. Я попросил вызвать Анну Макферсон , приехавшую сегодня с пароходом «Гранвиль». После незначительного молчания деловой голос служащего объявил мне, что в гостинице нет упомянутой дамы, и я, зная, что получу такой ответ, помог недоразумению точным описанием костюма и всей наружности неизвестной девушки.

Мой собеседник молчаливо соображал. Наконец он сказал:

– Вы говорите, следовательно, о барышне, недавно уехавшей от нас на вокзал. Она записалась – «Биче Сениэль».

С большей, чем ожидал, досадой я послал замечание:

– Отлично. Я спутал имя, выполняя некое поручение. Меня просили также узнать…

Я оборвал фразу и водрузил трубку на место. Это было внезапным мозговым отвращением к бесцельным словам, какие начал я произносить по инерции. Что переменилось бы, узнай я, куда уехала Биче Сениэль? Итак, она продолжала свой путь, – наверное, в духе безмятежного приказания жизни, как это было на набережной, – а я опустился в кресло, внутренне застегнувшись и пытаясь увлечься книгой, по первым строкам которой видел уже, что предстоит скука счетом из пятисот страниц.

Я был один, в тишине, отмериваемой стуком часов. Тишина мчалась, и я ушел в область спутанных очертаний. Два раза подходил сон, а затем я уже не слышал и не помнил его приближения.

Так незаметно уснув, я пробудился с восходом солнца. Первым чувством моим была улыбка. Я приподнялся и уселся в порыве глубокого восхищения – несравненного, чистого удовольствия, вызванного эффектной неожиданностью.

Я спал в комнате, о которой упоминал, что ее стена, обращенная к морю, была по существу огромным окном. Оно шло от потолочного карниза до рамы в полу, а по сторонам на фут не достигало стен. Его створки можно было раздвинуть так, что стекла скрывались. За окном, внизу, был узкий выступ, засаженный цветами.

Я проснулся при таком положении восходящего над чертой моря солнца, когда его лучи проходили внутрь комнаты вместе с отражением волн, сыпавшихся на экране задней стены.

На потолке и стенах неслись танцы солнечных привидений. Вихрь золотой сети сиял таинственными рисунками. Лучистые веера, скачущие овалы и кидающиеся из угла в угол огневые черты были, как полет в стены стремительной золотой стаи, видимой лишь в момент прикосновения к плоскости. Эти пестрые ковры солнечных фей, мечущийся трепет которых, не прекращая ни на мгновение ткать ослепительный арабеск, достиг неистовой быстроты, – были везде, вокруг, под ногами, над головой. Невидимая рука чертила странные письмена, понять значение которых было нельзя, как в музыке, когда она говорит. Комната ожила. Казалось, не устоя пред нашествием отскакивающего с воды солнца, она – вот-вот – начнет тихо кружиться. Даже на моих руках и коленях беспрерывно соскальзывали яркие пятна. Все это менялось неуловимо, как будто в встряхиваемой искристой сети бились прозрачные мотыльки. Я был очарован и неподвижно сидел среди голубого света моря и золотого – по комнате. Мне было отрадно. Я встал и, с легкой душой, с тонкой и безотчетной уверенностью, сказал всему: «Вам, знаки и фигуры, вбежавшие с значением неизвестным и все же развеселившие меня серьезным, одиноким весельем, – пока вы еще не скрылись, – вверяю я ржавчину своего Несбывшегося. Озарите и сотрите ее».

Едва я окончил говорить, зная, что вспомню потом эту полусонную выходку с улыбкой, – как золотая сеть смеркла; лишь в нижнем углу, у двери, дрожало еще некоторое время подобие изогнутого окна, открытого на поток искр; но исчезло и это. Исчезло также то настроение, каким началось утро, хотя его след не стерся до сего дня.

Вечером у Стерса играли в карты. Среди собравшихся был Томас Гарвей, молодой человек, застрявший в Лиссе из-за тяжёлой болезни. Во время игры Гарвей услышал женский голос, отчётливо произнёсший: «Бегущая по волнам». Причём остальные игроки ничего не услышали.

Днём раньше из окна харчевни Гарвей наблюдал, как с парохода сошла девушка, державшаяся так, будто была одарена тайной подчинять себе обстоятельства и людей. Наутро Томас отправился выяснять, где остановилась поразившая его незнакомка, и узнал, что зовут её Биче Сениэль.

Ему почему-то виделась связь между незнакомкой и вчерашним происшествием за картами. Эта догадка окрепла, когда в порту он увидел судно с лёгкими обводами и на борту его надпись: «Бегущая по волнам».

Капитан Гёз, неприветливый и резкий человек, отказался взять Гарвея пассажиром без разрешения владельца - некоего Брауна.

С запиской Брауна капитан принял Гарвея почти что любезно, познакомил со своими помощниками Синкрайтом и Бутлером, которые произвели неплохое впечатление, в отличие от остальной команды, похожей больше на сброд, чем на моряков.

Во время плавания Томас узнал, что судно построено Нэдом Сениэлем. Портрет его дочери Биче Сениэль Гарвей уже видел на столе в каюте капитана. Гёз купил корабль, когда Нэд разорился.

В Дагоне на борт поднялись три женщины. Гарвею не хотелось принимать участие в начавшемся у капитана веселье, и он остался у себя. Через некоторое время, услышав крики одной из женщин и угрозы пьяного капитана, Гарвей вмешался и, защищаясь, свалил капитана ударом в челюсть.

В бешенстве Гёз приказал посадить его в шлюпку и пустить её в открытое море. Когда шлюпку уже относило от борта, закутанная с ног до головы женщина ловко перескочила к Гарвею. Под градом насмешек они отчалили от корабля.

Когда незнакомка заговорила, Гарвей понял, что именно этот голос он услышал на вечеринке у Стерса. Девушка назвалась Фрези Грант и велела Гарвею держать курс на юг. Там его подберёт судно, идущее в Гель-Гью. Взяв с него слово никому о ней не рассказывать, в том числе и Биче Сениэль, Фрези Грант сошла на воду и унеслась вдаль по волнам. К полудню Гарвею действительно встретился «Нырок», идущий в Гель-Гью. Здесь, на судне, Гарвей снова услышал о Фрези Грант. Однажды при совершенно спокойном море поднявшаяся волна опустила фрегат её отца вблизи необычайной красоты острова, причалить к которому не было возможности. Фрези, однако, настаивала, и тогда молодой лейтенант вскользь заметил, что девушка так тонка и легка, что смогла бы добежать по воде. В ответ она спрыгнула на воду и легко побежала по волнам. Тут опустился туман, а когда он рассеялся, не видно было ни острова, ни девушки. Говорят, она стала являться потерпевшим кораблекрушение.

Гарвей слушал легенду с особым вниманием, но это заметила только Дэзи, племянница Проктора. Наконец «Нырок» подошёл к Гель-Гью. Город был во власти карнавала. Гарвей пошёл вместе с пёстрой толпой и оказался около мраморной фигуры, на постаменте которой была надпись: «Бегущая по волнам».

Город, оказывается, был основан Вильямсом Гобсом, потерпевшим крушение сто лет назад в окрестных водах. А спасла его Фрези Грант, прибежавшая по волнам и назвавшая курс, выведший Гобса к пустынному тогда берегу, где он и обосновался.

Тут Гарвея окликнула какая-то женщина и сообщила, что в театре его ждёт особа в жёлтом платье с коричневой бахромой. Не сомневаясь, что это Биче Сениэль, Гарвей поспешил в театр. Но женщиной, одетой, как было сказано, оказалась Дэзи. Она была разочарована тем, что Гарвей назвал её именем Биче, и быстро ушла. Через минуту Гарвей увидел Биче Сениэль. Она привезла деньги и теперь искала встречи с Гёзом, чтобы выкупить судно. Гарвею удалось узнать, в какой гостинице остановился Гёз. Наутро он отправился туда вместе с Бутлером. Они поднялись к капитану. Гёз лежал с простреленной головой.

Сбежался народ. Вдруг привели Биче Сениэль. Оказалось, что накануне капитан был сильно пьян. Утром к нему пришла барышня, а потом прогремел выстрел. Девушку задержали на лестнице. Но тут заговорил Бутлер и признался, что это он убил Гёза.

У него был свой счёт с мошенником. Оказывается, «Бегущая по волнам» везла груз опия, и Бутлеру причиталась значительная часть дохода, но капитан обманул его.

Гёза он в номере не застал, а когда тот появился с дамой, Бутлер спрятался в шкаф. Но свидание окончилось безобразной сценой, и, чтобы избавиться от Гёза, девушка выпрыгнула из окна на лестничную площадку, где её потом и задержали. Когда Бутлер выбрался из шкафа, капитан накинулся на него, и Бутлеру не оставалось ничего другого, как убить его.

Узнав правду о корабле, Биче распорядилась продать осквернённое судно с аукциона. Перед расставанием Гарвей рассказал Биче о своей встрече с Фрези Грант. Биче вдруг стала настаивать, что рассказ его - легенда. Гарвей же подумал, что Дэзи отнеслась бы к его рассказу с полным доверием, и с сожалением вспомнил, что Дэзи помолвлена.

Прошло какое-то время. Однажды в Леге Гарвей повстречал Дэзи. Она рассталась с женихом, и в рассказе её об этом не чувствовалось сожаления. Вскоре Гарвей и Дэзи поженились. Их дом на берегу моря посетил доктор Филатр.

Он рассказал о судьбе судна «Бегущая по волнам», обветшавший корпус которого он обнаружил возле пустынного острова. Как и при каких обстоятельствах экипаж покинул судно, так и оставалось загадкой.

Видел Филатр и Биче Сениэль. Она была уже замужем и передала для Гарвея коротенькое письмо с пожеланием счастья.

Дэзи, по её словам, ожидала, что в письме будет признано право Гарвея видеть то, что он хочет. Дэзи Гарвей говорит от лица всех: «Томас Гарвей, вы правы. Все было так, как вы рассказали. Фрези Грант! Ты существуешь! Отзовись!»

«Добрый вечер, друзья! - услышали мы с моря. - Я тороплюсь, я бегу...»

Агашина Диана

Отзыв на роман А.С.Грина "Бегущая по волнам" соответствует структуре жанра, не является простым пересказом текста, присутствуют элементы анализа произведения.

Скачать:

Предварительный просмотр:

III городские литературные чтения

«Россия как судьба…»

Секция «В мире детской литературы. «Открывая книгу – открываем мир». Книги-юбиляры в 2016 году.

ОТЗЫВ

на книгу А.С.Грина «Бегущая по волнам»

выполнила : ученица 6 «Б» класса

МБОУ «Школа №178» г.о.Самара

Агашина Диана

руководитель : учитель русского

Языка и литературы Гагарина О.В.

Самара, 2016

Имя Александра Степановича Грина, я думаю, у многих ассоциируется с повестью «Алые паруса». Мне эта книга тоже очень понравилась. Такая нежная и «легкая» Ассоль, совсем не похожая на всех людей, которые её окружали. А красавец Грей, я думаю, является мечтой многих девушек. Он такой смелый, ответственный, мужественный и способен на поступки, которые непонятны обычным людям, но от которых сразу приходишь в восторг.

Узнав, что в моей библиотеке есть еще одна книга этого автора, я заинтересовалась ею. Это роман «Бегущая по волнам». Само название уже говорит о каком-то волшебстве. К тому же, я как-то слышала такое выражение в песне. В общем, я взялась прочесть этот роман.

Не скрою, что книга мне поначалу показалась немного скучной. Но чем дальше я читала, тем интереснее мне было, что произойдет дальше. А когда роман подошел к концу, я немного расстроилась, что больше не смогу находится в такой чудесной атмосфере.

В этом произведении подняты такие важные и всегда актуальные вопросы, как любовь и самоотречение, правда и ложь, страх и его преодоление, стойкость духа и неумение подняться над житейской суетой.

События в романе происходят то в Лиссе, то в море на корабле «Бегущая по волнам», то на судне «Нырок», то в городе Гель-Гью, то в Леге. Но в любом случае, все действия разворачиваются в глубокой связи с морем.

Главным героем произведения является Томас Гарвей, который ищет своё Несбывшееся. Он случайно видит в морском порту прекрасную девушку. Позже он узнает, что ее имя Биче Сениэль. Гарвей во что бы то ни стало хочет найти её, и отправляется в путешествие по морю с не очень-то приветливым капитаном корабля с говорящим названием «Бегущая по волнам».

Эта фраза является центром повествования. Каждый раз мы слышим или видим её всё в новом и новом обличии. Это то корабль, то некая девушка из легенды, то статуя в портовом городе.

Еще одной особенностью романа является то, что читатель вместе с героем произведения невольно возвращается к тому, о чем, казалось бы, уже не будет возможности узнать. В реальной жизни мы редко узнаем, что стало с человеком, который когда-то был нам близок. Но в книге Гарвей узнает о гибели корабля «Бегущая по волнам», о дальнейшей судьбе Биче Сениэль, о Дези, с которой расстался не так, как хотел бы.

Если говорить о сюжете, то он разворачивается вокруг путешествия по морю Томаса Гарвея, которому доктор Филатр прописал смену обстановки после болезни.

Гарвей, как в любом приключенческом романе, проходит через многие испытания, прежде чем встречается со своей будущей женой. И только из последних глав романа мы узнаем, что Гарвей понял, что всегда искал Дези. Именно воспоминание о ней всегда согревало его душу. Я очень рада, что всё так хорошо закончилось. Дези и Гарвей женаты, живут в доме своей мечты, могут принимать друзей и открыто говорить то, что думают, не скрывая правды.

Еще одной особенностью произведения является то, что мы почти всё время слышим, что думает главный герой, какие чувства он испытывает. Этот момент, я думаю, очень отличает книгу от любого кинофильма. Где не всегда понятно, как себя чувствует герой на самом деле.

«Я вздрогнул – так стукнула в виски кровь. Вздох не одного изумления –большего, сложнейшего чувства – задерживал во мне биение громко затем заговорившего сердца. Два раза я перевел дыхание, прежде чем смог еще раз прочесть и понять эти удивительные слова, бросившиеся в мой мозг, как залп стрел». Здесь описан момент, когда Гарвей случайно увидел название корабля, которое совсем недавно вдруг очень явственно всплывало в его мозгу.

«Пока происходили эти объяснения, я был так оглушен, сбит и противоречив в мыслях, что, хотя избегал подолгу смотреть на Биче, все еще раз спросил ее взглядом. Незаметно для других, и тотчас же ее взгляд мне точно сказал: «Нет». Здесь говорится о чувствах, которые испытывал Гарвей, когда находился в комнате гостиницы, где обнаружил труп Геза.

Некоторая двойственность прослеживается и в том, что Биче и Дези на карнавале одеты в одинаковые платья. Их путает Гарвей.

Эта двойственность не просто символична, она напоминает сложность характера почти любого реального человека. Ведь иногда мы так спешим поверить в нечто волшебное, а иногда не замечаем красоту окружающих нас вещей, смотря на мир безразлично. Так и Биче не может поверить в существование Фрези Грант, а Гарвей не хочет отказаться от своих принципов, исказить правду в угоду даже любимой им женщины.

Интересно еще и то, что Фрези Грант – самая нереальная женщина, но говорит как обычные люди. А вот Биче видится Гарвею чем-то нереальным, она как бы плывет над этой грязной обстановкой, в которой оказалась случайно. Да и говоря или думая о Дези, Гарвей всегда вспоминает то ощущение, которое остается от соприкосновения с чем-то необычным.

Двойственны почти все персонажи книги. Даже капитан Гез показал очень противоречивым человеком. Он то играет в карты, напившись изрядно, то вполне прилично играет на скрипке, то практически выбрасывает в открытое море Гарвея, то говорит Биче о своей любви к ней.

Но все же страсть к наживе, к легким и нечестным деньгам губит Геза и его помощника Бутлера, который убивает своего капитана.

Язык романа тоже достоин похвал. Грин очень часто прибегает к сравнениям. Например: «Среди мужчин было два старика. Первый, напоминающий разжиревшего, оскаленного бульдога, широко расставив локти, курил, ворочая ртом огромную сигару; другой смеялся…»; «Он ринулся за мной, как собака»; «Она нравилась мне, как теплый ветер в лицо; «Я был затерян, как камень, упавший в воду».; «Как мрамор в луче, сверкала ее рука».

В романе встречаются и метафоры. Например: «я оглушил себя такой порцией виски, какую сам счел бы в иное время чудовищной, и зарылся в постель…»; «хор мыслей пролетел и утих»; «вдали над нами тронулась светлая лавина востока, устремив яркие копья наступающего огня, скрытого облаками».

Встречаются и эпитеты: «дикая ночь», «внезапная красота», «в своей жадной надежде», «нарядный черный автомобиль среди того пестрого и оглушительного движения».

Особую роль играют детали портрета героев. Они дают очень точную характеристику своему обладателю.

«Я остановил женщину. Толстая крикливая особа лет сорока с повязанной платком головой и щеткой в руках, узнав, что мы справляемся, дома ли Гез, бешено показала на противоположную дверь в дальнем конце. «Дома ли он – не хочу и не хочу знать!- объявила она, быстро заталкивая пальцами пол платок выбившиеся грязные волосы и приходя в возбуждение». Вызывает некоторое отвращение и портрет Геза: «его профиль шел от корней волос откинутым, нервным лбом – почти отвесной линией длинного носа, тоскливой верхней и упрямо выдающейся нижней губой - к тяжелому, круто завернутому подбородку. Линия обрюзгшей щеки, подпирая глаз, внизу была соединена с мрачным усом».

В романе много диалогов, это придает повествованию некую реалистичность, даже когда Гарвей разговаривает с Фрези Грант.

Еще одной особенностью романа является то, что даже незначительные, на первый взгляд, люди способны на великие поступки. Как, например, Кук, который показался мне сначала сплетником и занудой. Но впоследствии мы узнаем, что он погиб («был застрелен при нападении на дом Граса Парана»). Смерть за статую … На это способен далеко не каждый человек.

После прочтения книги мне захотелось узнать, что думает об этом романе критик, как он понял суть произведения.

«За свою жизнь Грин много видел горя и раздавленных жизнью людей. Еще больше он видел изуродованных душ, всеобщую болезнь бездуховности, следствием которой были разные пороки и изъяны: индивидуализм, невосприимчивость к прекрасному, эгоизм, взаимопонимание. Грин хотел видеть людей другими, лучше, ему рисовался идеал гармоничного человека, свободной личности с богатой духовной жизнью, с развитым чувством прекрасного, с уважением к внутреннему миру других».

Этот роман критик В.Харчев называет «самым причудливым и таинственным, загадочным и волшебным».

Я бы посоветовала прочесть «Бегущую по волнам» А.С.Грина всем девочкам. Мальчики тоже найдут в нем много интересных моментов, но, я думаю, что им далеко до понимания книги, ведь она учит не только мужеству, но и умению и желанию видеть прекрасное там, где другие его не замечают. А для современных мальчиков пожертвовать чем-то ради девочек трудно. Поэтому трудно почувствовать внутреннюю красоту человека, девочки. А вот Гарвей даже нисколько не пожалел о том, что так много денег отдал Гезу за то, чтобы тот довез его на своем корабле. И еще Гаврею не было жалко денег, на которые он купил и построил (с помощью Товаля) дом мечты для Дези.

Меня эта книга заставила задуматься над вопросами очень сложными, взрослыми. Почему так нелегко держать свой курс и не подчиняться мнению большинства? Как сделать свою жизнь интереснее и замечать красоту и чудеса рядом с собой? Как научиться снова доверять людям, которые тебя предали однажды? Почему реальная жизнь иногда похожа на карнавал суеты, а богатая внутренняя жизнь человека может остаться незамеченной?

Прочтите роман «Бегущая по волнам», и вы найдете в нем что-то свое, чего вы еще не поняли или над чем у вас еще не было времени подумать. Приятного вам прочтения, дорогие люди!

fkrchr.ru