Часть II ВМЕШАТЕЛЬСТВО

Грубое вмешательство «Онегин, я с кровать не встану…» Здравствуй, секс, здравствуй, брак. Вам, пожалуйста, налево, а вам направо. Рассаживайтесь поудобнее. Посмотрите внимательно друг на друга: вы теперь долго не увидитесь.При встрече вы можете друг друга съесть, вот в чем

Вмешательство родственников Необоснованная, но вполне реальная причина распада семьи. Мужчины и женщины по-разному воспринимают вмешательство родных в их личную жизнь. Например, муж практически всегда прислушивается к мнению своей матери. Непонятно только, почему

Способы, или тактики, улаживания конфликтов столь же многообразны, как и сами конфликтные ситуации. Однако все они могут быть сведены к следующим:

• 1. тактика ухода или избегания конфликта,
• 2. силовое подавление или метод насилия,
• 3. метод односторонних уступок или приспособления,
• 4. тактика компромисса или сотрудничества.

Тактика ухода, или метод избегания. Наименьшей степенью такой готовности отличается тактика ухода от конфликта, которую иногда называют тактикой избегания. Тем не менее она является весьма популярным способом поведения в конфликтной ситуации, к ней нередко прибегают как участники конфликта, так и те, кто по своему должностному статусу должен выступать в роли посредника при его урегулировании. Суть этой тактики состоит в игнорировании конфликтной ситуации, отказе от признания ее существования, оставлении сцены, на которой развертывается конфликт, самоустранении или физически, или же в психологическом смысле. Эта тактика означает, что человек, оказавшийся в конфликтной ситуации, предпочитает не предпринимать никаких конструктивных шагов по ее разрешению или изменению.

На первый взгляд может показаться, что эта тактика должна оцениваться только негативно. Но при более внимательном рассмотрении оказывается, что, как и всякий метод, эта линия поведения в конфликте имеет свои плюсы и минусы.

Достоинства тактики избегания состоят в следующем:

• · она быстро осуществима, поскольку не требует изыскания ни интеллектуальных, ни материальных ресурсов. Так, например, руководитель, избегая конфликта, может не отвечать на очередную письменную просьбу подчиненного о предоставлении ему тех или иных льгот, поскольку эта просьба является необоснованной,
• · она дает возможность отсрочить или даже предотвратить конфликт, содержание которого является несущественным с точки зрения стратегических целей данной организации или группы.

Но есть в этой тактике и свои минусы. Так, при определенных условиях она может привести к эскалации конфликта, поскольку причина, его вызвавшая, тактикой избегания не преодолевается, а только консервируется. И если эта проблема реальна, существенна, то это затягивание может привести только к обострению, а не улаживанию конфликта. Тем не менее, несмотря на свои недостатки эта тактика все же может быть применена.

Тактика ухода или избегания характеризуется и определенными действиями участников конфликта, специфическими формами их поведения:

• · утаиванием, засекречиванием, информации, необходимо для урегулирования возникшего конфликта, с целью недопущения его возможного обострения при ознакомлении людей с «взрывоопасной» информацией,
• · отказом от признания самого факта существования причин конфликта, в расчете на то, что он так или иначе решится сам собой, без активного участия противоборствующих сторон,
• · затягиванием под теми или иными предлогами окончательного решения проблемы, вызвавшей противоборство.

Тактика силового подавления. Во многом противоположен рассмотренному способу ухода метод силового подавления. Использование его свидетельствует о более высокой степени готовности к разрешению конфликта по крайней мере у одной из сторон. Его сущность состоит в принудительном навязывании одной из сторон своего решения.

Силовая тактика также имеет свои специфические проявления и на поведенческом уровне. Здесь она выражается в следующих поведенческих формах:

• · использование преимущественно принудительных, силовых методов воздействия при ограниченном привлечении воспитательных средств, которые в рассмотренных условиях могут оказаться столь же малоэффективными,
• · применение жесткого, приказного стиля общения. Рассчитанного на беспрекословное подчинение одной стороны конфликта другой,
• · использование в целях обеспечения успеха силовой тактики механизма конкуренции, который был известен уже древним римлянам под названием метода «разделяй и властвуй» и который нередко применяется и поныне под более обтекаемым названием «механизма сдержек и противовесов», эти механизмы чаще всего используются на практике в виде сочетания средств наказания для нерадивых и мер поощрения для добросовестных работников.

Метод односторонних уступок, или приспособления. Одна из разновидностей тактик подобного рода - метод односторонних уступок, или приспособления. Для успешного применения этого метода также существует ряд специфических предпосылок, связанных с конкретными особенностями конфликтной ситуации. Среди таких условий могут быть следующие:

• 1. обнаружившаяся в ходе конфликта явная ошибка, допущенная одной из сторон, например администрацией завода при установлении норм выработки производимой продукции. В этих условиях невозможен ни уход от конфликта, ни его силовое подавление, а единственно возможной тактикой, которая поможет администрации «сохранить лицо», станет уступка работникам в виде, например, снижения до разумного предела норм выработки. Подобный шаг администрации, несомненно, будет воспринят как проявление ее самокритичности, способности к объективной оценке требований работников, что в конечном итоге приведет к укреплению единства коллектива, повышению эффективности его работы.
• 2. в условиях, когда значимость необходимой уступки для одной из сторон оказывается несопоставимой с ее значением для другой стороны. В этих обстоятельствах, идя на некоторые небольшие уступки, одна сторона предотвращает возможность значительного выброса конфликтной энергии другой стороной и тем самым опять-таки добивается восстановления согласия. Так, удовлетворив просьбу сотрудника о предоставлении кратковременного внеочередного отпуска по семейным обстоятельствам, руководитель не только предотвращает возможный конфликт, но и приобретает в лице этого сотрудника нового союзника.
• 3. в преддверии возможных в ближайшем будущем кризисных событий для группы, когда необходимо беречь силы, энергию, ресурсы для этого будущего и ценой уступок сохранить в данный период мир и спокойствие. Так поступают, например, правительства в условиях возникновения военной угрозы, спешно разрешая путем отдельных уступок споры с соседними государствами в расчете привлечь их на свою сторону в качестве союзников в грядущей войне.
• 4. к тактике уступок поневоле приходится прибегать, когда отказ от них грозит одной из сторон значительно более серьезным непосредственным уроном, когда складывается ситуация выбора, как говорят, «между жизнью и кошельком». Подобная ситуация нередко возникает при ведении переговоров с преступниками, захватившими заложников.

Тактика компромисса, взаимных уступок. Более надежным, эффективным методом регулирования конфликта признается тактика компромисса, взаимных уступок, которая в перспективе может стать наиболее надежной основой долговременного сотрудничества. Эта тактика находит все более широкое применение в демократических странах и рассматривается в качестве классического, т.е. образцового, способа разрешения конфликтных ситуаций.

Под компромиссом понимается путь взаимных уступок, взаимовыгодной сделки, создание условий для хотя бы частичного удовлетворения интересов противоборствующих сторон. Компромисс, таким образом, есть вид соглашений, основанный на взаимной корректировке позиций обеих сторон по обсуждаемым проблемам, поиск взаимоприемлемой позиции по спорным вопросам.

Конечно, и для успешной реализации этого метода необходим некоторый комплекс благоприятных условий. К числу таких условий можно отнести:

• 1. готовность обеих сторон к реализации своих целей путем взаимных уступок.
• 2. невозможность разрешения конфликта силовым методом или способом ухода.

Конечно, и тактика компромисса, важнейшим элементом которой выступают переговоры, не является универсальной, безотказной отмычкой ко всем видам конфликтных ситуаций. Ее применение так же как и использование других рассмотренных методов, является проблемным, сопряжено с рядом трудностей, возникающих при практическом использовании тактики компромиссов. Наиболее часто возникают следующие трудности:

• 1. отказ одной из сторон от первоначально занятой позиции из-за обнаружения в ходе переговоров ее нереалистичности,
• 2. выработанное решение из-за содержащихся в нем взаимных уступок может оказаться противоречивым, нечетким и потому трудно осуществимым. Так, обещания, данные обеими сторонами, ускорить выполнение взаимных обязательств могут оказаться не обеспеченными ресурсами,
• 3. содержащийся в любом компромиссном соглашении в той или иной степени элемент отказа от первоначально занятой позиции, ее некоторая корректировка могут впоследствии повлечь за собой оспаривание принятого решения.

Но несмотря на эти и некоторые другие трудности, компромиссные решения являются оптимальными для улаживания конфликтной ситуации, поскольку они:

• 1. способствуют выявлению и учету взаимных интересов, будучи нацеленными на взаимовыгодный результат по принципу «выигрыш-выигрыш»,
• 2. демонстрируют уважение сторон к профессионализму и достоинству друг друга.

Таково основное содержание тактики взаимовыгодного сотрудничества, которая признается наукой в качестве наиболее эффективного способа регулирования конфликта.

Переговоры как способ разрешения конфликтов. Переговоры ведутся в условиях ситуации с разнородными интересами сторон, т.е. их интересы не являются абсолютно идентичными или абсолютно противоположными.

Сложное сочетание многообразных интересов делает участников переговоров взаимозависимыми. И чем больше стороны зависят друг от друга, тем важнее для них договориться путем переговоров.

Взаимозависимость участников переговоров позволяет говорить о том, что их усилия направлены на совместный поиск решения проблемы.

Переговоры - процесс взаимодействия оппонентов с целью достижения согласованного и устраивающего стороны решения.

В сравнении с другими способами урегулирования и разрешения конфликта преимущества переговоров состоят в следующем:

• 1. в процессе переговоров происходит непосредственное взаимодействие сторон,
• 2. участники конфликта имеют возможность максимально контролировать различные аспекты своего взаимодействия, в том числе самостоятельно устанавливать временные рамки и пределы обсуждения, влиять на процесс переговоров и на их результат, определять рамки соглашения,
• 3. переговоры позволяют участникам конфликта выработать такое соглашение, которое удовлетворило бы каждую из сторон и позволило избежать длительного судебного разбирательства, которое может закончиться проигрышем одной из сторон,
• 4. принятое решение, в случае достижения договоренностей, нередко имеет неофициальный характер, являясь частным делом договаривающихся сторон,
• 5. специфика взаимодействия участников конфликта на переговорах позволяет сохранить конфиденциальность.

Типология переговоров. Возможны различные типологии переговоров.

• 1. одним из критериев для классификации может быть количество участников. В этом случае выделяют: двусторонние переговоры, многосторонние переговоры, когда в обсуждении принимает участие более двух сторон.
• 2. на основе факта привлечения третьей, нейтральной, стороны разграничивают: прямые переговоры, которые предполагают непосредственное взаимодействие участников конфликта, непрямые переговоры, предполагающие вмешательство третьей стороны.
• 3. в зависимости от целей участников переговоров выделяют следующие их типы:
  • · переговоры о продлении действующих соглашений, например конфликт приобрел затяжной характер, и сторонам требуется передышка, чтобы затем приступить к более конструктивному общению,
  • · переговоры о перераспределении свидетельствуют о том, что одна из сторон конфликта требует изменений в свою пользу за счет другой,
  • · переговоры о создании новых условий, т.е. о продлении диалога между участниками конфликта и заключении новых соглашений,
  • · переговоры по достижению побочных эффектов ориентированы на решение второстепенных вопросов (отвлечение внимания, уяснение позиций, демонстрация миролюбия и т.п.).

В зависимости от целей участников выделят различные функции переговоров:

• 1. главной функцией переговоров является поиск совместного решения проблемы. Это то, ради чего, и ведутся переговоры. Сложное переплетение интересов и неудачи в односторонних действиях могут подтолкнуть к началу переговорного процесса даже откровенных врагов, чье конфликтное противостояние насчитывает несколько десятков лет.
• 2. информационная функция заключается в том, чтобы получить информацию об интересах, позициях, подходах к решению проблемы противоположной стороны, а также предоставить таковую о себе. Значимость этой функции переговоров определяется тем, что невозможно прийти к взаимоприемлемому решению, не понимаю сути проблемы, которая вызвала конфликт, не разобравшись в истинных целях, не уяснив точек зрения друг друга. Информационная функция может проявляться в том, что одна из сторон или обе ориентированы на использование переговоров для дезинформации оппонентов.
• 3. близка к информационной коммуникативная функция, связанная с налаживанием и поддержание связей и отношений конфликтующих сторон.
• 4. важной функцией переговоров является регулятивная. Речь идет о регуляции и координации действий участников конфликта. Она реализуется прежде всего, в тех случаях, когда стороны достигли определенных договоренностей и переговоры ведутся по вопросу о выполнении решений. Эта функция проявляется и тогда, когда с целью воплощении тех или иных достаточно общих решений они конкретизируются.
• 5. пропагандистская функция переговоров состоит в том, что их участники стремятся оказать влияние на общественное мнение с целью оправдать собственные действия, предъявить претензии оппонентам, привлечь на свою сторону союзников.
• 6. переговоры могут выполнять и «маскировочную» функцию. Эта роль отводится. Прежде всего, переговорам с целью достижения побочных эффектов.

В целом же следует отметить, что любые переговоры многофункциональны и предполагают одновременную реализацию нескольких функций. Но при этом функция поиска совместного решения должна оставаться приоритетной.

Материалы конференции «Модельное законодательство СНГ по миротворчеству и военно-гражданским отношениям»

Вмешательство в конфликты

с применением военной силы

,

директор Центра политических и

международных исследований

Принципы и практика использования военной силы в конфликтах за последние 10 лет изменились до неузнаваемости.

Вместо единой практики миротворчества ООН по мандатам Совета безопасности, в котором в равной мере и совместно участвовали бы страны Востока и Запада, к концу первого десятилетия после окончания «холодной войны» сложились три все дальше расходящиеся друг с другом ветви военного вмешательства в конфликты.

Первая – это продолжение «классического» миротворчества ООН – где есть свои неудачи (Руанда, Сомали) и свои удачи (Восточный Тимор, который после миротворческой операции недавно вступил 191-м государством-членом в ООН).

Вторая – вмешательство в конфликты со стороны региональных организаций и по мандатам таких организаций в отсутствие мандата ООН . Ирак – не первый случай: за десятилетие не менее 10 раз происходили военные вмешательства великих держав и региональных организаций в конфликты без мандата ООН. Действия без мандатов ООН осуществляли и НАТО, и США, и Россия, и СНГ.

Причем, по инерции «холодной войны», военное вмешательство в ряд конфликтов со стороны США, НАТО и стран Запада, с одной стороны, и вмешательство в иные конфликты со стороны России и СНГ, с другой стороны, все дальше расходятся друг с другом, и взаимно не признаются «настоящим миротворчеством».

Запад не признает действия по мандатам СНГ в Таджикистане и Абхазии, а также действия России по двусторонним соглашениям в Молдове и Южной Осетии/Грузии правомерным или истинным миротворчеством, а также жестко критикует методы военного решения Россией чеченского конфликта.

Россия не признает правомерными действия Запада, и особенно НАТО, в отношении Союзной Республики Югославия в 1999 году, и действия США и Великобритании с союзниками против Ирака без мандата ООН в 2003 году.

Апогея взаимная критика военного вмешательства в конфликты достигала именно в 1999 году, когда на Стамбульском саммите ЕС Запад жестко критиковал Россию за Чечню, а Россия в ответ грозила выходом из ОБСЕ и Договора ДОВСЕ (до сих пор следы этого кризиса видны в тексте Внешнеполитической доктрины России, где дана неожиданно жесткая и сдержанная оценка ОБСЕ).

В том же году Россия жестко критиковала Запад и НАТО за бомбардировки Белграда без мандата ООН в течение 11 недель (потом мандат был согласован) и военное вмешательство в Косово стало совместным – НАТОвско-российским. Россия прерывала на год программу «Партнерство во имя мира» и всякое военное сотрудничество с НАТО, отношения оказались отброшенными на уровень 1993 года.

Новый всплеск критики Россией западных действий вне мандата ООН наступил в связи с кампанией в Ираке. Но просто удивительно, как быстро президент Буш, выигравший военную кампанию, «простил» президента Путина (и публично заявил об этом на торжествах в Петербурге) за «особую линию». Да и Путин в той же серии совместных интервью «простил» Буша за действия без мандата ООН.

За пятилетие между 1999 и 2003 годами четыре раза сменилась формула вмешательства в конфликты . В период Косово господствовала формула «гуманитарная интервенция » (то есть военное вмешательство для предотвращения гуманитарной катастрофы и геноцида»). Запад ее развивал, ее почти внесли в доктринальные установки НАТО, в ООН была создана комиссия Сануна-Эванса, обосновавшая «гуманитарную интервенцию» в докладе «Ответственность по защите » (Responsibility to Protect). Россия жестко критиковала эту формулу и отрицает ее до сих пор.

После 11 сентября и в период военной кампании в Афганистане появилась новая формула «контр-террористическая операция ». Россия ее тут же поддержала, потому что именно так «закодировала» свои действия в Чечне. Произошел прагматичный «размен» российской поддержки (в том числе голосом в СБ ООН) американской кампании в Афганистане на изменение западной позиции в отношении военных действий России в Чечне.

При подготовке операции в Ираке и в связи с выходом Северной Кореи из ДНЯО возникла формула «предотвращения распространения оружия массового уничтожения » с помощью «превентивных действий». Вскоре формула «преэмптивного удара » (pre-emptive strike) заменила формулу «контр-распространения» в связи с отрицательными результатами работы инспекторов МАГАТЭ (IAEA) в Ираке и ненахождением ОМУ.

Наконец, непосредственно в период военной кампании в Ираке формула «контр-распространения» была отодвинута на задний план, а на первый план вышла формула «изменение режима » (coercive regime change ) с помощью военной силы. Причем изменение режима пообещали Ирану, Судану, в более далекой перспективе недемократичному исламскому Пакистану, и уж точно – Северной Корее.

При этом Россия поддержала (и активно) формулу «вмешательство для предотвращения распространения ОМУ», но резко критикует формулы «преэмптивного военного вмешательства» (pre-emptive military intervention) и особенно «насильственного изменения режимов» (coercive regime change) , хотя делает негласное исключение для «насильственного свержения режима талибов», которое Россия поддержала, в том числе своим оружием и помощью Северному альянсу.

Как видим, водораздел между западными и российскими политическими принципами не такой уж жесткий. Происходит политизированный поиск новых форм и допустимых норм вмешательства в конфликты как в России, так и в НАТО, ЕС, США, на Западе в целом.

Военное вмешательство в конфликты, как с выполнением правовых процедур, так и с нарушением традиционного международного права стало за 10 лет негласной «нормой» международной жизни.

Все операции последнего десятилетия в конфликтных регионах – Афганистан, Югославия и Ирак, Абхазия и Южная Осетия в Грузии и Приднестровье, Таджикистан и Чечня – непростые и неоднозначные случаи с точки зрения международного, в том числе международного гуманитарного права.

Но стоит ли копаться в прошлом – талибы рассеяны, режим Хуссейна уже пал, Грозный разбомблен, Таджикские мирные соглашения, как и Дейтонские соглашения по Боснии подписаны и частично выполнены… Все-таки стоит. Потому что практика военного вмешательства в конфликты ширится, дает ежегодные политические результаты и дивиденды, и ряд организаций – в том числе ООН, НАТО, ЕС, СНГ/ОДКБ в данный момент создают новые инструменты будущего военного вмешательства: НАТО формирует Силы ответного реагирования (NRF - NATO Response Force), Европе5йский Союз формирует собственные Силы быстрого реагирования (Rapid Reaction Forces), СНГ/ОДКБ (Commonwealth of independent States / Organization of Collective security treaty – OCST) сформировало Силы быстрого развертывания для Центральной Азии. Совет Россия-НАТО разрабатывает концепцию совместных российско-натовских миротворческих операций.

Задача политиков, военных и исследователей России и Запада – сделать шаг навстречу друг другу в преодолении взаимного непризнания миротворческих действий друг друга. Необходимо искать взаимоприемлемые формулы использования военной силы в конфликтах, необходимо учиться видеть спорные ситуации глазами «другой стороны».

ФОРМЫ ПРОЯВЛЕНИЯ КОНФЛИКТОВ.

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА В КОНФЛИКТ

Конфликт может выражаться в скрытой и открытой формах.

Скрытая форма - это состояние неудовлетворенности, внутреннее несогласие с действиями, решениями руково­дителя, актива, что может проявляться в формальном ис­полнении требований, равнодушии, высокомерии, само­изоляции от коллектива, интригах.

Открытая форма может быть активной и пассивной. К активным формам проявления конфликта относятся от­крытые столкновения: острые ссоры, споры, бунт, драки, отказ выполнять требование, задание, разные формы не­подчинения, саботаж, мстительность, агрессивность, аф­фективные действия. Пассивная форма может выражаться в сознательном уходе в мир фантазий, наркомании, алко­голизме.

Формы выражения конфликта во многом зависят от уровня развития личности, коллектива, возраста участни­ков конфликта, их индивидуального жизненного опыта, личностных качеств, типа конфликта, специфики деятель­ности коллектива, от стиля управления коллективом.

Умение управлять конфликтными отношениями пред­ставляет собой одну из сложных социально-психоло­гических и педагогических проблем. Вовремя и успешно разрешенные конфликты вносят существенные корректи­вы в социально-психологический климат коллектива, спо­собствуют формированию устойчивости индивида в си­туации повышенной сложности, умения принимать свое­временное, правильное решение без эмоциональных взры­вов.

Существует прямая зависимость между успешностью разрешения конфликта в детском коллективе и той пози­цией, которую занимает педагог по отношению к данному явлению.

Рассмотрим некоторые встречающиеся в практике ва­рианты возможных позиций педагога.

Позиция силового (авторитарного) вмешательства в конфликт. Педагог признает наличие конфликта, пытается фиксировать участвующие стороны и расстановку сил. Но педагог не столько стремится разрешить конфликтную ситуацию, сколько с ней борется, считая, что всякий кон­фликт в детском коллективе - это зло. Как правило, еди­нолично определяет правого и виноватого и, применяя соответствующие санкции, подавляет конфликт, но в дей­ствительности разрешения конфликта не происходит. Он может принять другие формы, или конфликтующие пере­несут его выяснение за пределы школы, что чаще приво­дит к проявлению силовых форм решения конфликта, но уже со стороны конфликтующих сторон.

Позиция невмешательства. Чаще занимается педаго­гом-либералом. Он старается не замечать конфликтных ситуаций, столкновений, которые возникают в руководи­мом им коллективе. Не вмешивается в конфликт до тех пор, пока ему на него не укажут или он не коснется его лично. Его реакцию на создавшуюся ситуацию могут вы­звать замечания, критика со стороны администрации или коллег. Вполне вероятно, что разрешение конфликта он возложит на актив класса.

Позиция замалчивания конфликта. У некоторых педа­гогов сложилось мнение, что возникновение конфликтов в руководимом ими коллективе свидетельствует об их про­фессиональной слабости, педагогической неудаче. Кон­фликт, по убеждению таких педагогов, высвечивает их воспитательное бессилие. Наличие конфликтной ситуации просто не признается, отвергается. Педагог, таким обра­зом, пытается уйти от проблемы простым ее непризнани­ем. Чаще всего эта позиция возникает вследствие незна­ния, как из этой ситуации выйти. Ситуация может перейти в форму запущенности, хронического состояния, что. крайне негативно сказывается на развитии коллектива.

Поиск путей целесообразного вмешательства в кон­фликт. Решая этот вопрос, педагог опирается на собст­венные знания коллектива, его воспитательные возможно­сти, анализирует ситуацию и прогнозирует варианты раз­вития конфликтных отношений, возможные последствия. Может быть принято решение о временном невмешательстве, о предании гласности причин конфликта, о необхо­димости срочного воздействия на конфликтующие стороны с применением прямых или косвенных методов разре­шения конфликта.

Можно расширить или сузить сферу влияния конфликтующих сторон, что позволит ослабить или усилить напряженность и ускорить процесс выяснения взаимных претензий. Можно переключить внимание конфликтующих сторон на другой объект, что дает возможность принять нестереотипное решение по выходу из ситуации принесет элементы нового, необычного. В таких ситуациях применение проблемного метода обучающего характера необходимо в отношении каждой конфликтующей стороны, что способствует формированию активного позитивного жизненного опыта. Конечно, нельзя не прогнозировать возможное поведение конфликтующих сторон. Переключить внимание можно и за счет смены вида деятельности, которая стимулировала бы новые доминирующий интересы.

Роль “судьи” может взять на себя сам учитель, но при условии, что его авторитет основан не столько на ролевой позиции, сколько на принятии конфликтующими сторонами его личностных качеств. Важно оказываемое дове­рие как гарант справедливого разрешения конфликта, когда недопустимо ущемление чувства собственного досто­инства ни одной из сторон. Существенное значение для успешного разрешения конфликта имеет владение учителем методом убеждения, аргументации. Аргументация

может строиться на основе аналогии, сравнения, экстраполяции, доведения до абсурда, признания позитивного в негативном или негативного в позитивном, исключения отрицательного, допущения несуразного.

К разрешению конфликтной ситуации может быть при­влечен и коллектив. Основная сложность - уметь понять необходимость коллективного вмешательства. Иногда оно может усугубить, ужесточить конфликт, особенно в детском коллективе. “Существует такая область отноше­ний в детской среде, - писал В.А.Сухомлинский, - куда не всегда можно и нужно допускать посторонних”.

Практика вмешательства в конфликт не лишена и харак­терных ошибок, которые допускаются педагогами. К наи­более типичным можно отнести следующие.

Недооценка или переоценка значимости общественного мнения группы или коллектива для того или иного участника конфликта. Чаще всего подобная ошибка допускается из-за отсутствия знаний о неформальной структуре коллектива, статусе каждого его члена в этой струк­туре. Чем выше статус учащегося в неформальной струк­туре коллектива, тем острее его чувствительность к мне­нию этого коллектива. Однако если речь идет о новичке, то эта зависимость может оказаться иной. Например, для новичка, обладающего невысоким статусом в неформальной структуре коллектива, сам коллектив может быть ре­ферентным, значимым. Уровень развития коллектива оп­ределяет значимость общественного мнения для каждого его члена.

Преувеличение педагогом роли возможного собст­венного влияния. Эта ошибка - следствие непонимания учителем уровня своего авторитета и конфликтующих сторон. Работая с учащимися младших классов, учитель пользуется безграничным авторитетом. Наблюдается эф­фект иррадиирующего авторитета. Младшие школьники обращаются к учителю за помощью, советом по самому широкому кругу вопросов. Педагогу щедро авансируется доверие и при решении сугубо личных проблем учащего­ся. Но по мере взросления школьников ситуация меняется, мы больше сталкиваемся с явлением дискретности, изби­рательности авторитета. Другими словами, он принимает­ся в одних областях и не распространяется на другие, чаще всего сугубо личностные. Поэтому и эффективность соб­ственного влияния педагога на конфликтующие стороны может быть очень различной, порой не адекватной его ожиданиям.

Недооценка или переоценка предшествующего собст­венного опыта регулирования отношений в коллективе.

Решаясь на вмешательство в конфликт, педагог скло­нен занимать позицию над конфликтующими, позицию “верховного судьи”. Но нужно помнить, что быть объек­тивным крайне сложно. В процессе профессиональной деятельности у педагога складываются определенные от­ношения к тем или иным ученикам. Они могут иметь оттенки явной симпатии, нейтралитета или даже антипатии. Трудно ожидать, что педагог может разом от этих чувств освободиться. “Третий” при столкновении двоих вступает в сложные межличностные отношения с обоими и, сам об­ладая специфическими чертами характера, не может пре­тендовать на полную объективность. В большинстве слу­чаев мы отдаем предпочтение тому из двоих, кто ближе нам по психологическому складу, по социальной и ценно­стной ориентации.

В процессе формирования профессионального мастер­ства в разрешении конфликтных ситуаций педагог должен не столько стремиться отказаться от своей индивидуаль­ности, сколько четко сформулировать ориентиры спра­ведливости для конфликтующих сторон и использовать методы, позволяющие им услышать друг друга, понять и принять. Стремления педагога должны быть направлены на создание ситуации, в которой обе стороны сохранят чувство собственного достоинства.

В целом своевременное разрешение конфликтов (осо­бенно в детском коллективе) является одним из факторов формирования самосознания, творческой самостоятельности и нравственной устойчивости. Как показывают наблюдения, конфликт в детском коллективе, оставленный без своевременного вмешательства взрослого, часто приводит к развитию культа силы, особенно если причина противо­речий - дележ общего объекта притязаний. Вмешательство педагога в конфликтную ситуацию всегда должно нести урок нравственности, помогая учащимся понять суть социальных ценностей, обогатить их небольшой жизненный опыт.

Стремясь разрешить конфликт, необходимо опреде­литься, что же мы должны для себя выяснить:

установить действительных участников конфликтной ситуации;

определить в пределах возможного причины, цели, мотивы, особенности характера конфликтующих сторон;

изучить ранее существовавшие межличностные от­ношения участников конфликта;

изучить намерения конфликтующих сторон и представления о способах разрешения конфликта;

определить отношение к конфликту не вовлеченных в него членов группы, коллектива;

принять решение о наиболее приемлемых способах разрешения конфликта.

В разрешении конфликтных ситуаций используют как прямые, так и косвенные методы. Владение этими методами позволит педагогу быть более гибким такти­ком, учитывая не только собственные возможности, но и множество других факторов, характеризующих особен­ности ситуации, сопутствующих ей обстоятельств.

В практике руководства коллективами широко распро­страненыпрямые методы угашения конфликтов, среди ко­торых индивидуальная беседа, групповое и коллективное обсуждение .

При организации индивидуальной беседы руководитель (учитель) поочередно приглашает к себе конфликтующих и просит каждого изложить суть и причины столкновения. При этом необходимо пресекать любую попытку оценоч­ных суждений и требовать привести только факты, избегая эмоций. Далее учитель, насколько это возможно, уточняет факты. Как только он, независимо от суждений конфлик­тующих, приходит к определенному решению, так вызы­вает обоих и просит их в его присутствии высказать все, что они считают нужным, при этом прерывает любые проявления негативных эмоций и объявляет им свое ре­шение. Оно может быть в пользу одного либо не в пользу обоих; в любом случае педагог прям, деловит и опирается на свой авторитет, этические традиции, существующие в обществе. Это решение служит сигналом, что инцидент исчерпан и возвращаться к нему - отнимать время у заня­тых людей.

Педагог может принять решение прибегнуть к группо­вому или коллективному обсуждению.

Педагог предлагает конфликтующим высказать свои претензии друг к другу в присутствии всей группы на соб­рании. Последующее решение он принимает на основе вы­ступлений участников обсуждения, и решение объявляется от лица группы.

Если конфликт, несмотря на указанные меры, не утиха­ет, педагог прибегает к санкциям в отношении конфлик­тующих (одного из них либо обоих): от повторных крити­ческих замечаний (с глазу на глаз и при группе) до адми­нистративных воздействий, коль скоро конфликт наносит ущерб учебному процессу.

Если и это не помогает, педагогу необходимо изыскать способы развести конфликтующие стороны (по разным классам, группам) так, чтобы они реже встречались.

В современных условиях становления многополярного мира, несмотря на усилия международных организаций и гражданского общества, вооружен­ная агрессия по-прежнему остается не только распространенной альтернати­вой ди­пломатическому урегулированию конфликтов, но и одной из посто­янно совер­шенствуемых насильственных практик.

По мнению экспертов, в данный мо­мент мировой истории происходит масштабное вне­дрение военных приемов и средств в сферу международных отношений. Ме­сто войны, ранее являвшейся, факти­чески, единственной формой вооружен­ного проти­воборства стран и на­родов, в XX – начале XXI веков все активнее занимают терроризм, геноцид, ин­тер­венция и т.д. Последнее из этих понятий в настоя­щее время получает все бо­лее широкое распространение на между­народной арене, хотя в «Концепции внешней политики Российской Федера­ции», ут­вержденной Президентом В.В. Путиным 12 февраля 2013 года, по­добные операции названы «подрываю­щими устои междуна­род­ного права».

По мнению Министра ино­странных дел России С.В. Лаврова, использо­ва­ние воен­ных интервенций с целью смены политических режимов в небла­гопо­лучных странах – это «прямой путь к потере кон­троля за глобальными про­цес­сами, что больно ударило бы по всем членам мирового сообщества, вклю­чая инициаторов внешнего вмешательства» . Это убеждение поддержива­ется и со­трудниками зарубежных научных организаций, по словам которых, сейчас «почти невозможно установить глобальный демокра­тический контроль над про­ведением интервенций», а «начав интервенцию, становится невозможно ее кон­тролировать» . Опасность усиливается еще и тем обстоятельством, что в рамках подобных операций главной действующей силой часто стано­вится отнюдь не армия, а иные государственные ве­домства и институты (например, специальные службы), акции кото­рых, как правило, носят скрытый, неяв­ный характер.

Между тем, изучение интервенции с теоретической точки зрения является для оте­чест­венной науки сравнительно новой темой. Несмотря на то, что от­дельные случаи иностранного военного вмешательства во внутренние дела не­зависи­мых госу­дарств (Кореи, Греции, Вьетнама и т.д.) нашли отражение в ис­сле­дователь­ской литературе, на данный момент сложно говорить о существова­нии общей тео­рии, способной объяснить сущностные черты таких операций. Этот факт не может не вызывать озабоченности, если учесть, что еще в 1874 году в книге «Начало невмешательства» профессором Л.А. Камаровским был поставлен вопрос о необходимости создания общей теории интервенций. Он считал, что отвергать возможность существования такой теории могут только «люди мало знакомые с природой государства и законами» , однако до настоя­щего времени обращения исследователей к этой теме были достаточно ред­кими. В результате, в научной литературе по данной проблеме от­сутствует даже уни­фицированный терминологический аппарат.

Как правило, отечественные ученые употребляют термин «интервенция» в значении «насильственное вмешательство одного или не­скольких госу­дарств во внутренние дела другого государства» . Это определе­ние является устояв­шимся, но вряд ли можно полностью с ним согласиться. Указанная дефиниция, описывая особый вид международных конфликтов, не позволяет до конца по­нять ни причины и цели осуществления интервенции, ни специ­фические сред­ства, используемые для достижения этой цели, ни систему от­ношений, возни­каю­щих в ее процессе, ме­жду противоборствующими сторо­нами.

Зарубежные специалисты также не смогли придти к единообразному опре­делению «интервенции» – наиболее классической стала дефиниция не­мецкого юриста Л.Ф. Оппенгейма, звучащая следующим образом: «насиль­ственное вмешательство одного государства в дела другого государства с це­лью поддер­жания или изменения текущего положения вещей» . Впрочем, сейчас в политиче­ской науке используется и более упрощенное определение: «на­сильст­венное вмешательство одного государства в дела другого государ­ства» .

Естественно, использовать столь расплывчатое определение в сколько-ни­будь масштабном научном исследовании не представляется возможным, по­скольку в таком случае терминологическая гра­ница между различными видами военно-политических операций будет практически стерта. И если сейчас, ска­жем, пу­таницы между понятиями «интервенция» и «война» в ис­следователь­ской литературе, как правило, уже не происхо­дит, то по­нятия «интер­венция» и «вторжение» часто совершенно не­верно ис­пользу­ются как сино­нимы. Для по­нимания основных характери­стик интер­венции не­об­хо­димо, в первую оче­редь, выявить черты, отличаю­щие данный вид кон­флик­тов от иных форм межгосу­дарственного противо­стояния.

В первую очередь, важным отличием интервенции от войны или вторже­ния является тот факт, что вмеша­тельство может осу­ществляться без непосред­ственного участия армейских подразделений с помощью специальных разведы­ва­тельно-ди­версионных органов, а также средств дипломатии (формами интер­венции могут быть названы поли­ти­ческие убийства, шантаж, организация за­го­воров и пере­воротов и др. ). Отсюда, раз­ли­чают откры­тые и скрытые интер­вен­ции – если первые прово­дятся с откры­тым примене­нием военной силы, то вто­рые реали­зуются с помощью секретных, не­гласных ме­тодов и средств. В со­временных условиях эта особенность интер­венций при­обрела большую акту­альность, и во внешнеполи­тических конфлик­тах цели сто­рон все чаще дос­ти­гаются не за счет прямого воору­женного воз­действия, а с ис­пользо­ванием аль­тернативных форм: диверсионных, эконо­миче­ских, дипло­матиче­ских, инфор­мационных, психоло­гических и т.д. В этой связи российский военный специа­лист В.А. Золотарев считает, что « новую эпоху «невоинствующих» войн, в ко­торых политические цели достигаются не посредством прямого вооруженного вмешательства, а путем применения иных форм насилия, подрыва мощи про­тивника изнутри» от­крыло политическое противостояние СССР и США во вто­рой половине XX века. Тем не менее, можно утверждать, что начало этой «эпохи» было свя­зано, скорее, с Первой мировой войной, когда использование разведыва­тельно-диверсионных средств для инспирирования внутриполитиче­ской дес­табилизации противников приобрело большие масштабы – подобные методы с разной степенью успешности применялись как державами Антанты, так и Тройственного Союза.

В дальнейшем, широкое распространение получила, например, эконо­миче­ская интер­вен­ция, включающая в себя финансирование оппозиционных сил; провоцирование забастовок; подделку национальной валюты; введение санкций экономического характера и т.д. Та­кие методы применялись в 1951 году в отно­шении Китая после его вступления в Корейскую войну, в 1972–1973 годах в Чили, в 1980-х годах – против Никарагуа и т.д. Даже дея­тель­ность Ко­мин­терна по финансированию социалистических партий и групп в Европе и за ее пределами может считать формой экономической ин­тервен­ции. В этой связи обратимся к решению Международного суда ОНН по делу «Никарагуа против США». В данном документе содержалось доста­точно любопытное указание на то, что « помощь повстанцам в виде поставок оружия или оказания тыловой либо иной помощи», будучи формой интер­венции, не является формой «воору­женного нападения» . Тем самым, воз­можность осуществления невооружен­ных интервенций была признана офи­циально.

Помимо этого, в рамках современных концепций все больше специалистов склоняются к идее, что интервенцией можно называть лишь операцию, ко­то­рая прово­дится в странах, где уже существуют серьезные внутриполити­че­ские про­тиво­речия, либо перешедшие в фазу вооруженной борьбы, либо имеющие тен­ден­цию к этому. В этом состоит ее коренное отличие от втор­жения, которое в основном направлено против внутренне стабиль­ных го­су­дарств, и имеет своей целью, как раз, дестабилизацию поло­же­ния в них для из­влечения выгоды (тер­риториальных захватов, наложения кон­трибу­ции, распространения влияния и т.д.). Примени­тельно к интервен­ции, можно на­блюдать совершенно противопо­ложную кар­тину – как выра­зился известный американский политолог С. Хан­тингтон, «политические причины, провоци­рующие военную ин­тервен­цию… лежат в области отсутствия или низкого уровня эф­фективности полити­ческих институтов» , то есть внутренняя сла­бость, а вовсе не сила, го­сударства соз­дает предпосылки для иностранного вмешательства.

Более того, военные интервенции «происходят не в вакууме, и никогда не были абсолютно неожиданными», «они рождаются из череды серьезных поли­тических кризисов» в далеко не благополучных странах. К моменту вве­дения иностранных войск на территорию независимого государства, леги­тимность действующей власти в нем уже находится под сомнением, как это было на Кубе в 1906 году или в Советской России в 1918 году. И хотя зару­бежные интервен­ции также часто направлены на извлече­ние вы­годы, но предпола­гают ее полу­чение за счет урегулирования конфликтов на оп­реде­ленной терри­тории, а от­нюдь не их провоцирования или эскалации. Даже минимальный опыт их изуче­ния доказывает, что, иностранное военное вмешатель­ство часто направлено не только на подавле­ние насилия на конкретной террито­рии, но и на инспириро­вание там соци­ально-по­литических изме­нений. К числу таковых можно при­числить получе­ние автоно­мии или независимости отдельными регионами страны, подверг­шейся интер­венции (если ожесточен­ная борьба за независи­мость была при­чиной вмеша­тельства), демилитариза­цию, принятие новых за­конов и подза­конных актов, из­менение формы госу­дарственного устройства (от демокра­тии до военной дик­татуры) и т.д.

На данную особенность обращали внимание многие ученые. На­пример, исследователи из США С. Бланк и Л. Грин­тер пришли к вы­воду, что «с 1775 года в каждой крупной гражданской войне или революции между­народная ин­тервенция играла или стремилась играть огром­ную роль» . Вторил им и акаде­мик Академии военных наук Российской Федерации, профессор Л.И. Оль­штынский, по словам кото­рого, «революции и граж­дан­ские войны в ис­тории были часто свя­заны с вмешатель­ством внешних сил разных форм и масшта­бов» . Об этом же писал и сотрудник американского Стратегического исследова­тельского центра К. Пол, указывая на тот факт, что интервенция рож­дается как ответная реакция на какой-либо непредвиденный кризис, могущий привести к неприемлемым последствиям, а потому требующий немедленных действий .

Профессор Оксфордского университета сэр А. Робертс выделил 8 ос­нов­ных причин интервенций, имевших место в истории международных от­ноше­ний: помощь законному правительству в условиях гражданской войны; ответ­ная интервенция (контр-интервенция); защита собственных граждан в другой стране; самоза­щита; поддержка нации или колонии в борьбе за само­определе­ние; препятст­вие беспорядкам и терроризму; предотвращение мас­сового нару­шения прав человека . Как видно, почти все эти причины свя­заны с наличием в стране, подвергшейся интервенции, вооруженной борьбы между различными груп­пами.

Другой крупный западный исследователь этого феномена – профессор Гарвардского университета С. Хофф­манн – также видел прямую взаимосвязь между внешней интервенцией и внут­ренними конфликтами. В книге «Миро­вой беспорядок» 1998 года издания он утверждал, что двумя ос­нов­ными при­чи­нами, создающими необходимость иностранного во­енного вмеша­тельства в дела суверенного государства, могут быть либо угроза между­народ­ному миру с его стороны, либо массовое нарушение в нем прав чело­века . Оба эти фактора прямо характеризуют степень конфликт­но­сти полити­ческого режима. В эту концепцию органично вписы­вается даже интер­венция Ан­танты в Россию, так как, с одной сто­роны, стремление боль­шеви­ков к органи­за­ции мировой рево­люции угрожало глобальному миру, а с дру­гой – проводи­мая в РСФСР поли­тика «красного террора» вполне может трак­товаться как мас­штабное на­руше­ние прав чело­века. Соответственно, легитимация интервенций, как правило, связыва­ется не столько с националь­ными инте­ресами, сколько с необходимо­стью от­стаивания общечеловеческих ценно­стей, сохранения мира и стабильно­сти, как на конкретной территории, так и в глобальном масштабе.

Подобный подход далеко не нов и встречается даже в правовых концеп­циях XIX века. К примеру, в работах Х. фон Роттека, утверждалось, что в слу­чае распада го­сударства на не­сколько борющихся самостоятельных образова­ний, оказание военной по­мощи любому из них являлось абсолютно законным и приемле­мым актом . Британский пра­вовед и политический деятель сэр Р. Фил­лимор в «Комментариях по международному праву» делал недвусмысленное заключение, что государ­ство имеет полную возможность вмешиваться во внут­ренние дела соседей, если ими установлен по­литический режим, открыто враж­дебный правительствам и народам других стран . Причем в ту эпоху, как и сего­дня, легитимность ин­тервенции зависела от масштаба конфликта, числа жертв и динамики эскала­ции .

Данная особенность достаточно ярко выражена и в докладе «Международ­ной комиссии по гуманитарной интервенции и государственному суверени­тету» 2001 года. В документе главными причинами возможного военного вме­ша­тельства в конфликт были названы неспособность государства защитить гра­ждан и массовые потери среди населения (геноцид, «этнические чистки» и т.д.), а условиями интервенции провозглашались: наличие благих на­мерений; соот­ветствие масштабов цели используемым средствам; исчерпание возможностей мирного урегулирования; гарантии достижения положитель­ных результатов .

К этому стоит добавить замечание профессора Гронинген­ского универ­си­тета У.Д. Верви, по мнению которого, государство-интервент должно в обяза­тель­ном порядке быть бес­пристрастным и не иметь какой-либо полити­ческой или экономической заин­тересованности в исходе кон­фликта . Кроме того, важ­ное дополнение к этому списку сделал Президент школы права Тал­линнского университета Р. Мюллерсон – по его словам, интервенты должны преследовать цель «остановить или предотвратить страдания населения, а не способствовать смене политического режима» в стране . Впрочем, на прак­тике в современном мире достижение первой цели подчас практически не­осущест­вимо без второй. В таком ракурсе совершенно не удивительно, что ле­гитимность интервен­ции, как операции, не носящей харак­тер войны, как в прошлом, так и в настоя­щее время, строится в основном на общественной поддержке .

Фактически, можно утверждать, что действия инициаторов интер­венции часто представляют собой попытку разрешить внутренний конфликт с помо­щью внешнего . Недаром российский исследователь И.П. Чернобровкин на­звал военную ин­тервенцию «крайним средством миротворческого контроля», необходи­мую в условиях, когда «по­сред­ничество и невоенные ресурсы дав­ле­ния ока­зываются недоста­точными для прекращения… насилия» . В этом его поддер­живает политолог А.А. Су­шен­цов, считающий, что уже долгое время «на практике стирается грань между боевыми дей­ствиями и миротвор­чест­вом» . Далеко не нов такой взгляд и для зарубежной науки – на­пример, в рабо­тах Дж. Старки и Л. Оппенгейма по международ­ному праву интер­венция на­зы­вается в числе средств урегулирования террито­риаль­ных спо­ров наряду, ска­жем, с блокадой и эмбарго .

Таким образом, интервенция представляет собой интернационализирован­ный внутренний конфликт («военные действия внутри страны, которые при­ни­мают харак­тер международных» ) и является внешней реакцией на начало в каком-либо государстве восстания, геноцида, гражданской войны. Такие случаи в истории международных отношений далеко не редки. Например, только в XX веке через интернационализацию прошли вооружен­ные конфликты в Финлян­дии в 1918 году (противников поддерживали в ос­новном РСФСР, Германия и Швеция), в Испании в 1936–1939 годах (наибо­лее активными иностранными участниками в ней были Германия, Италия, Португалия и СССР), во Вьетнаме в 1957–1975 годах (в этом конфликте в разной степени принимали участие около 10 зарубежных стран), в Никарагуа в 1981–1990 годах и т.д. В вооруженном конфликте в России в 1918–1920 годах также участво­вало также более де­сятка стран.

В XIX–XX веках интернационализация была обусловлена не столько ини­циативой международного сообщества, сколько стремлением самих уча­стников внутреннего конфликта заручиться поддержкой из-за рубежа (такого рода по­мощь должна была уравновесить силы или склонить «чашу весов» на сторону того из противоборствующих лагерей, кто смог заручиться поддерж­кой более могущественной державы). Поводом к интернационализации могло служить принципиальное неравенство сил (асимметрия в во­енно-техниче­ском и полити­ческом потенциале), нарушение противником об­щепринятых правил и законов, а также непропорционально большое число жертв с одной из сторон. Сегодня же наблюдается иная ситуация – широкое распространение полу­чили операции по принуждению к миру, в рамках которых доминирующей стала после­дова­тельность «сила – право – мир». Ведь государства, как пра­вило, не стремятся признавать суще­ствование вооруженного конфликта в рамках своих границ (даже в тех слу­чаях, когда он очевиден), поэтому меж­дународному сообществу приходится использовать силовые методы оста­новки взаимного насилия. Этот механизм современные французские иссле­дователи называют «гибридом из диплома­тических и военных методов раз­решения конфликтов». Силовое воз­действие в этой системе не является глав­ным элементом, но обойтись без него невоз­можно – как пишет француз­ский генерал П. Сартр, «отказ от использова­ния силы ради достижения целей ми­ротворческой операции придает ей некий имидж, который не только не сдерживает деструктивные элементы, но и даже может спровоцировать их» .

В рамках современных представлений можно выделить три формы ин­тер­национализации внутреннего вооруженного конфликта :

1. Прямая поддержка группировок, участвующих во внутреннем противо­борстве, разными государствами или группами государств;
2. Вмешательство иностранного государства или группы государств в кон­фликт на стороне одной из противоборствующих группировок;
3. Вмешательство иностранного государства или группы государств в кон­фликт с целью его урегулирования.

Третья разновидность как раз и может быть названа интервенцией.

По всей видимости, ключевым в данной схеме является тот факт, что ино­странное военное вмешательство ведет к интернационализации внутрен­него вооруженного конфликта независимо от своей интенсивности . Так, чис­лен­ность воинского контингента, отправленного в другую страну для проведения военно-политических операций, решающего значения в данном вопросе не имеет. Даже минимальное количество зарубежных военспе­цов может изменить баланс сил и способствовать эс­калации кон­фликта. В результате изучения раз­личных форм и методов иностранного вмешательства, С. Хоффманн предложил их дифференциацию по степени интенсивности на три категории: в первом слу­чае действия зарубежных сил ограничиваются оказанием гуманитарной по­мощи населению страны, в которой происходит конфликт; на втором уровне прово­дятся операции по «принуждению к миру» как в оборонительной, так и в насту­пательной форме; третий сценарий предусматривает применение лю­бых средств, способных подвигнуть противников к прекращению огня и пе­реходу к переговорам, вплоть до физической ликвидации политических ли­деров проти­воборствующих лагерей. Несмотря на то, что подобный формат урегулирова­ния, по сути, означает выход за рамки правового поля, он неод­нократно приме­нялся в ходе конфлик­тов на Ближнем Востоке, в Азиатско-Тихоокеанском ре­гионе, на Кавказе и в Латинской Америке .

Правда, по данным ведущего научного сотрудника Института мировой экономики и международных отношений РАН Е.А. Степановой, применение таких ме­то­дов уре­гули­рования во второй половине XX века доказало их не­со­стоятель­ность – из 190 проанализированных ей случаев использования ино­странной во­енной интер­венции лишь в 57 (то есть, в 30%) имело место прекра­щение от­крытой кон­фронтации . Мало того, благодаря исследова­ниям американ­цев Ф. Персона и М.О. Лаунсбери из Уэйнского государствен­ного университета удалось установить, что интервенции в гражданские войны не способны принципиально изменить и политический режим страны – из 109 рас­смот­ренных учеными эпизодов в 80% случаев недемократические государства по­сле зарубежных вмеша­тельств остались таковыми же. При этом в таких стра­нах на 7–11% более ве­роятно отсутствие экономического роста по сравнению с государствами, не пережившими внешней интервенции, и в среднем на 4% бо­лее распростра­нена коррупция среди чиновников .

Тем не менее, эти аргументы пока не принимаются во внима­ние поли­ти­че­скими деятелями, поскольку интервен­ция воспринимается как крайнее средство решения конфликтных ситуаций, и ее экстренный харак­тер нивели­рует недос­таточную эффективность. В 2000 году Генеральный секретарь ООН К. Аннан специально об­ратил на это внимание мирового сооб­щества: «вооружен­ная ин­тервенция всегда должна оставаться крайним средст­вом, однако перед лицом массовых убийств от этого средства нельзя отказы­ваться» .

Учитывая все эти обстоятельства, определение интервен­ции необходимо сформулировать следующим образом – «это умышленное вмешательство од­ного или не­скольких госу­дарств во внутренний конфликт на территории другого государства с целью его прекращения ». Такая дефиниция в равной степени учитывает как современные стандарты проведения подобных акций, так их исторические формы. Исходя из него, вме­шательство во­все не обяза­тельно явля­ется насильственным, но вполне может быть добро­вольным; оно не всегда призвано причинить вред народу страны, подверг­шейся интервенции, но бы­вает призвано оказать ему под­держку. Собственно, и прекращение кон­фликта может быть достигнуто не за счет достижения мирных договоренно­стей, а с помощью военного разгрома одного или не­скольких противоборст­вующих групп и лагерей. Если извест­ный французский исто­рик М. Фуко назы­вал едва ли не главным инструмен­том поддержания межго­су­дарственного ба­ланса в Европе войну , то наибо­лее радикальным средст­вом восста­новления нарушенного политического ба­ланса внутри страны счи­та­лась и считается именно интервенция.

Лавров С.В. Внешнеполитическая философия России. // Международная жизнь. 2013. №3. С. 3.

Pandolfi M., McFalls L. Global Bureaucracy. // Conflict, Security and the Reshaping of Society: The civilization of war. London: Routledge, 2010. Pp. 182, 183.

Камаровский Л.А. Начало невмешательства. М., 1874. С. 1.

Советский энциклопедический словарь. М.: Советская Энциклопедия, 1986. С. 496.

Oppenheim L. Interna­tional Law. Vol. I. London, 1955. P. 134.

Kelsen H. General Theory of Law and State. Cambridge: Harvard University Press, 1945. P. 332.

Архипов А.И. Экономический словарь. М.: Проспект, 2004. С. 269.

Люткене Г.В. Совремнные концепции войны: социально-философский анализ: Автореф. дисс. … канд. полит. наук. М., 2011. С. 19.

Золотарев В.А. Военная безопасность Государства Российского. М., 2001. C. 291.

Хохлюк Г.С. Уроки борьбы с контрреволюцией. М.: Мысль, 1981. С. 142–143.

Краткое изложение решений, консультативных заключений и постановлений Международ­ного Суда. 1948–1991. Нью-Йорк: Организация Объединенных Наций, 1993. С. 205.

Huntington S.P. Political Order in Changing Societies. Yale, 1968. P. 195–196.

Kapetanyannis K. Socio-Political Conflicts and Military Intervention. The case of Greece: 1950–1967: PhD Thesis. London, 1986. P. 317, 335

Blank S.J., Grinter L.E., Magyar K.P., Ware L.B., Weathers B.E. Conflict, Culture, and History: Regional Dimensions. Washington, 1993. P. 5.

См.: Ольштынский Л.И. Периодизация и характер гражданской войны в России в свете совре­менной военной науки (военно-теоретический и социально-политический анализ) [Элек­тронный ресурс]. – Режим доступа: www.lennor.ru/content/view/14/23/lang,ru/ (дата обра­щения 21.08.2014)

Paul C. Marines on the Beach: The Politics of U.S. Military Intervention Decision Making. West­port: PSI, 2008. P. 71.

Roberts A. Beyond «dictatorial interference». // The Empire of Security and the Safety of the People. / Ed. by W. Bain. New-York, 2006. P. 161.

Hoffmann S. World Disorders: Troubled Peace in the Post–Cold War Era. Lanham: Rowman and Littlefield, 1998. P. 161–164.

См.: von Rotteck H. Das Recht der Einmischung in die inneren Angelegenheiten eines fremden Staates vom vernunftrechtlichen, historischen und politischen Standpunkte erörtert. Freiburg, 1845. P. 10–47.

См.: Phillimore R. Commentaries upon International Law. Vol. 1. Philadelphia, 1854. P. 433–483.

Le Mon C.J. Unilateral Intervention by Invitation in Civil Wars: The Effective Control Test Tested. // New York University Journal of International Law and Politics. 2003. Vol. 35. №3. P. 744–748.

Лапанович Е.А. Гуманитарная интервенция: между моралью и правом. // Электронное приложение к «Российскому юридическому журналу». 2014. №2. С. 22.

Verwey W.D. Humanitarian Intervention under International Law. // Netherlands International Law Review. 1985. Vol. 32. P. 418.

Müllerson R. International legal politics and use of force. // Theory and Practice of the restora­tion of rights. 2013. №1. P. 30.

Hillen J. American Military Intervention: A User’s Guide. // The Backgrounder. 1996. May 2.

Чернобровкин И.П. Принципы и тенденции миротворческого контроля внутригосударствен­ных конфликтов. // Политическая наука. 2005. №4. С. 141.

Сушенцов А.А. Война как правовая процедура. // Международные процессы. 2007. Том 5. №1(13). С. 134.

Starke J.G. An Introduction to International Law. London, 1958. P. 341.; Oppenheim L. Interna­tional Law. Vol. II. London, 1995. P. 132.

Стюарт Дж.Г. К единому определению вооруженного конфликта в международном гумани­тарном праве: анализ интернационализированного вооруженного конфликта. // Ме­ждународ­ный журнал Красного Креста. 2003. Том 85. №850. С. 131.

Sartre P. Making UN Peacekeeping More Robust: Protecting the Mission, Persuading the Ac­tors. New-York: International Peace Institute, 2011. P. 10.

Подробнее см.: Егоров С.А. Косовский кризис и право вооруженных конфликтов. // Между­народное право. 2000. №3. С. 90–106.

См.: Cryer R. «The fine art of friendship»: jus in bello in Afghanistan. // Journal of Conflict and Security Law. 2002. Vol. 7. №1. P. 37–83.

См.: Kelley J.B. Assassination in Wartime. // Military Law Review. 1965. Vol. 30. P. 101–111.; Beres L.R. Assassination and the Law: A Policy Memorandum. // Studies in Conflict and Terror­ism . 1995. Vol. 218. P. 299–315.; Gross M.L. Fighting by Other Means in the Mideast: a Critical Analysis of Israel’s Assassination Policy. // Political Studies. 2003. Vol. 51. P. 350–368.; Schmitt M.N. State-Sponsored Assassination in International and Domestic Law. // Essays on Law and War at the Fault Lines. Hague: Asser Press, 2011. P. 283–360.

См.: Степанова Е. Интернационализация локально-региональных конфликтов. // Междуна­род­ная жизнь. 2000. №11. С. 83–94.

Pearson F., Lounsbery M.O. Post-Intervention Stability of Civil War States. // Critical Issues in Peace and Conflict Studies. / Ed. by T. Matyуk, J. Senehi, S. Byrne. Plymouth: Lexington Books, 2011. P. 48–49, 51.

Цит. по: Мошкин С.В. Гуманитарные интервенции: условия и приоритеты. // Научный еже­годник Института философии и права УрО РАН. Екатеринбург, 2007. С. 242.

См.: Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Кол­леж де Франс в 1977–1978 учебном году. СПб.: Наука, 2011. С. 391–393.

Иванов А.А.