У этой телеведущей наверняка есть свои поклонники, которые уже несколько лет включают свои телевизоры в одно и то же время, чтобы посмотреть передачу "Идеальный ремонт". И руководит ими не только желание хоть одним глазком взглянуть на то, как живут отечественные звёзды, но и послушать комментарии ведущей Натальи Барбье, которая точно знает, о чём говорит. Уже много лет её деятельность связана с интерьерной журналистикой, как она сама её называет, поэтому её мнению можно доверять не меньше, чем мнению хорошего эксперта. Всю свою биографию Наталья Барбье занимается анализом и созданием интерьеров, стилей и декоративных нюансов, а вот в личной жизни Натальи Барбье , по её собственному признанию, царит умеренный минимализм.
Родилась будущая телеведущая в интеллигентной семье капитана 2-го ранга, яхтсмена и преподавательницы английского языка 53 года назад. Особое место в детских воспоминаниях занимает и бабушка, чью фамилия Наталья Троепольская впоследствии и взяла своим авторским псевдонимом. Конечно, к любимому увлечению парусным спортом отец привлекал и всю семью. Первый выход с родителями и братом на яхте состоялся, когда ведущей было всего 2 года. Основной отличительной чертой мамы нашей героини является любовь к уюту, который она умудряется обустраивать практически везде, даже на яхте, и которую передала по наследству и Наталье Барбье. Высшее образование героиня нашей статьи получала на журфаке МГУ. С тех пор вся биография Натальи Барбье связана именно с журналистикой. Первую работу она получила в "Литературной России", затем — в "Литературной газете". Из журнала "Огонёк" журналистка перешла в "Домовой", где впервые начала рассказывать об интерьерах. С этим переходом связан и псевдоним, под которым она работает и до сих пор. Работая в двух журналах одновременно, подписывать статьи приходилось разными фамилиями, поэтому в "Огоньке" она была Троепольской, а в "Домовом" — Барбье. С конца 90-х годов наша героиня стала редактором собственного журнала "Мезонин". Конечно, массовая узнаваемость пришла только после появления Натальи Барбье на телевизионных экранах.
Свою личную жизнь редактор и телеведущая наладила ещё будучи студенткой МГУ. Именно там она познакомилась с будущим мужем — известным историком литературы Александром Галушкиным. К сожалению, в прошлом году Наталья Барбье овдовела. Своё личное пространство журналистка обустраивала не в угоду изменчивой моде, а исходя из собственных вкусов. В её квартире можно найти множество старинных вещей и предметов декора, купленных за небольшие деньги на блошиных рынках. Вместо того, чтобы каждый год делать ремонт, следуя за новыми веяниями моды, Наталья Барбье предпочитает покупать книги или проводить время с друзьями. Именно поэтому вот уже 10 лет в её квартире всё остаётся практически неизменным.
Мода и стиль не заканчиваются нашим гардеробом: ведь нужно куда-то этот гардероб пристроить! Да, говорят, что с "милым рай и в шалаше", но всё-таки было бы лучше, если бы этот рай был представлен красиво, с умом и дизайнерской выдумкой обставленной квартирой или домом! В связи с этим сайт рекомендует всем модницам и модникам посетить официальный сайт нашего нового проекта - "Идеальный ремонт" - iremont.tv ! На нём вы сможете найти множество полезных советов по дизайну и не только! Идеи по оформлению, правила ремонта и многое другое! Привнесите красоту вашего образа в интерьер вместе с советами дизайнеров, а также ведущей передачи - главным редактором журнала "Мезонин" Наташей Барбье!
Моднице - модный интерьер!
В стремлении оформить интерьер в соответствии с модными трендами многие, останавливаются на стиле Прованс. Приятная глазу пастельная цветовая гамма, добротная мебель, естественные материалы и природная красота, - стиль Прованс в интерьере дома сделал своими ключевыми понятиями натуральность и естественность. Истоки стиля Прованс, как вы уже догадались, лежат на юге Франции, в провинции Прованс.
Дизайнерские решения, соответствующие стилю Прованс в интерьере дома, не искусственно надуманны, а основаны на сложившемся веками укладе жизни. Потому и чувствуешь себя так уютно в доме в стиле прованс: удобная мебель располагает к спокойному отдыху, каждый предмет интерьера и каждый аксессуар находятся на своём месте и исполняют либо прикладную, либо декоративную функцию.
Как в квартире создать элегантный, загадочный стиль Прованса
Идеальный тон для стен в стиле Прованса должен быть светлым, пастельным. Это создаст неповторимую, светлую атмосферу дачного уюта.
Мебель (и вообще любое дерево) должна быть состарена. Идеально подойдет нечто потертое, будто бы поеденное жучком - словом, все, что поможет вам на время перенестись на любимую дачу!
Расписные доски - еще одна очень яркая деталь стиля Прованс.
Для Прованса характерны и цветочные мотивы, и изящная клетка. Кирпично-красный цвет напомнит о черепичных крышах, прогретых ласковым французским солнышком.
Диванных подушек должно быть много. Сами же диваны необходимы, имеющие деревянные круглые подлокотники и «юбку». Кресла могут быть либо плетеными, либо, но значительно реже - кожаные и обязательно - гармонирующие с диваном.
Горшочек с цветущей лавандой напомнит о прекрасных лавандовых полях Прованса, а симпатичные декоративные корзиночки для приятных мелочей, свечи, ажурные люстры-клетки и фарфоровая посуда создадут нежную, романтичную атмосферу.
Как видите, много усилий для того, чтобы привнести в интерьер кусочек Франции, не потребуется! Главное - следовать основным советам стиля!
— Обычно псевдоним берут, когда настоящая фамилия не слишком благозвучная или слишком уж рядовая. Но у вас и своя красивая — Троепольская…
— Мне она тоже нравится. Я и не собиралась ее менять. Когда мне было 29 лет, я работала в «Огоньке» художественным критиком — и тут начали выпускать первый в России глянцевый журнал «Домовой». Меня пригласили туда вести рубрику об интерьерах. Чтобы не обижались на основном месте работы, в «Домовом» я стала подписываться бабушкиной фамилией — Барбье. Уйдя через полгода из «Огонька», я сказала в «Домовом»: «Ребята, теперь меня можно подписывать Наталией Троепольской!» И услышала: «Извини, но теперь ты всегда будешь Наташей Барбье. Читатели уже привыкли».
— А бабушка у вас француженка?
— Наверное, моего далекого прапрадеда занесло в Россию после войны 1812 года, но бабушка Нина Константиновна — русская. Правда, в ее паспорте фамилия с «Р» на конце — «Барбиер». Но на самом деле, конечно, в русском языке эта «Р» не должна писаться и читаться. Моей прекрасной бабушке 25 января исполнилось 102 года. Мы всей семьей восхищаемся ее генетикой и надеемся, что и нам что-нибудь перепало.
Кажется, в 1918 году, во время Гражданской войны, в Саратове была страшная эпидемия азиатской холеры. Здоровый человек мог выйти на улицу, заразиться, упасть и умереть на месте. Наверное, их тела куда-то свозили и сжигали… Так, однажды вышла из дома бабушкина мама — и не вернулась. А потом бабушкин папа вышел на улицу здоровым, а вернулся уже больным. И его трое детей ухаживали за ним до его смерти. Ни один не заразился! Когда отец умер, детей определили в детский дом.
— Ужасно…
— Да. Но бабушкины рассказы о детском доме — это просто воспоминания о счастье! Под детдом отдали хороший особняк, им руководили бывшие народоволки — революционерки из дворянства. К ним поступали больные, истощенные дети, и они всех выхаживали, лечили им зубы, учили их чистить, читали им Толстого и доставали для них
молоко даже в самые трудные годы. Для бабушки до сих пор главное лакомство — стакан молока с калачом. Бабуля вышла из детдома здоровой, веселой, начитанной девушкой и встретила моего будущего дедушку. Они решили жить вместе, но поскольку были комсомольцами, то считали, что расписываться — это очень буржуазно. Даже рождение двоих детей не стало поводом для похода в ЗАГС. Лишь в 1941 году, когда началась война, бабушка подумала, что неплохо бы зарегистрировать брак — мало ли зачем документы понадобятся. Знакомые советовали: «Взяла бы ты фамилию мужа — Осипов». А она, наивная, спрашивала: «А чем моя плоха?» Но прожила без посадок с этой фамилией.
В детстве я все лето проводила на даче, и бабушка научила меня плавать, лазить по деревьям и по заборам, отбиваться от коз. После выхода на пенсию у нее обострилась астма, но она сказала: «Ерунда, я буду лечиться йогой». Помню, мы с ней сидели на берегу Волги вдвоем в позе лотоса. Я-то маленькая, гибкая, легко научилась, а бабушке было тяжелее. Но вообще она была спортивная, плавала до 80 лет.
— Вы похожи на нее?
— Характером. Она веселая, решительная, независимая — и я такая же. Мои первые слова были «я сама». Все хотела делать сама! Мама недавно вспоминала: «Ты только в первый класс пошла. Я говорю: «Доченька, давай воротнички тебе постираю». — «Нет!» И стоишь над раковиной мылишь их, трешь, развешиваешь». Мне всегда казалось, что я с любым делом справлюсь лучше, чем другие, а если сделаю что-то не так, то и некого будет обвинять.
— А интерес к интерьерам, умение делать дом красивым и уютным тоже от бабушки?
— Это уже от мамы. Она прибегала домой из школы (мама была завучем в английской спецшколе) и готовила ужин. У нас была традиция ужинать вместе, и какой бы простой ни была еда, мама всегда накрывала на стол, наливала морс в красивый кувшин, зажигала свечку. И даже на яхте у нас было чисто и красиво.
— Сразу представляется фото из глянца: роскошное судно, а на нем — красавицы и миллионеры…
— Мой папа — капитан 2-го ранга в отставке и мастер спорта международного класса. Он был членом первой яхтенной сборной СССР и основал первые на Волге яхт-клубы. А мама, как и положено боевой подруге, ездила с ним на все регаты. И нас со старшим братом они всегда брали с собой.
Спортивное детство дало мне отличную закалку — и не физическую даже, а душевную. Я знаю, что нельзя паниковать, надо работать в команде и что слово капитана — закон. Это пригодилось во взрослой жизни. Чаще всего я спала на носу на запасных парусах, и самое лучшее снотворное для меня до сих пор — мерное биение волны о борт.
Первый раз меня взяли на яхту в два года — на регату на Балтике. Во время сильнейшего шторма мама привязала меня и себя к мачте, чтобы не смыло за борт. А вот брата смыло, за ним пришлось возвращаться! И в таких сложных походных условиях мама, страшная аккуратистка, умудрялась создать уют. Койки, которые на сленге называют «гробиками», у нас всегда были застелены чистейшим бельем, а в тарелках — вкусная еда, хотя при отсутствии холодильника и при наличии качки готовить непросто.
— А сами научились создавать уют в неблагоприятных условиях, когда поступили в МГУ и стали жить в общежитии?
— Когда я поступила на журфак, мой индивидуализм не позволил мне жить в общежитии. Я получала повышенную стипендию, подрабатывала в фирме «Заря» то Снегурочкой, то мойщицей окон и снимала сначала комнаты, потом квартиры. В каких только не жила — и с клопами, и с тараканами… Но свой уголок старалась расчистить.
На первом или втором курсе я снимала на окраине Москвы крошечную комнату с кроваткой и с бюро вместо письменного стола. Мне было очень неуютно там, но я придумала, как исправить положение: накрыла журнальный столик старинным павловопосадским платком, который мне подарила бабушка, и прикрепила вырезанную из журнала «Юный художник» репродукцию «Охотников на снегу» Брейгеля Старшего — мою любимую картину любимого художника. Денег было мало, но я покупала одно большое желтое яблоко голден и клала его рядом с картиной. Засыпая, любовалась натюрмортом: замечательный платок, чудесная картина и красивое яблоко. На пятый-шестой день оно скукоживалось, я его съедала и покупала новое. Мне нужен свой уголок, и я всегда найду способ сделать его удобным и уютным. Наверное, поэтому я и стала заниматься интерьерами.
— Представляю, как вы развернулись, купив свою квартиру!
— Моя первая квартира была однокомнатная, на первом этаже, но отремонтировала я ее по тем временам очень стильно. Белые стены, минимум мебели, а вдоль пустой стены я поставила на пол десять горшочков с цикламенами. Внизу стояли яркие цветы, а над ними висели картины знакомых художников — было красиво. Когда мы с Сашей (муж Наталии, известный историк литературы Александр Галушкин. Умер в прошлом году. — Прим. «ТН») поженились, купили двушку, но тоже на первом этаже. Там основной задачей было использовать каждый сантиметр для книжных стеллажей и полок.
— Мы с мужем вместе учились на журфаке МГУ на кафедре литературной критики, Саша потом всю жизнь занимался историей литературы. C мужем Александром Галушкиным на даче в Черногории. Фото из личного архива Наташи Барбье
В обеих квартирах преобразования не потребовали слишком уж больших усилий и денег. Но, чтобы их сделать, надо было сесть, подумать, включить фантазию… Из двухкомнатной мы лет пятнадцать назад переехали в нынешнюю, расселив коммуналку. Ничего сильно не меняли, чтобы сохранить ауру места. Ведь бывает, что интерьер удачный, но не для этого дома — и возникает дисгармония. Глупо делать в старом доме с потолками, украшенными лепниной, минималистический интерьер или в панельной пятиэтажке — псевдоампир.
— Чего еще делать не стоит? Какие ошибки люди совершают чаще всего во время ремонта?
— Люди часто затевают неподъемный ремонт. Их первая ошибка — переоценка своих сил, а вторая — неверное представление о необходимом.
— Это как?
— Предположим, у вас есть бюджет на две пары зимних сапог. Надо представить свой образ жизни, свою работу, способ передвижения по городу, не забыть про климат. Будет
ошибкой купить две пары сапог на высокой шпильке. И две пары валенок или угг тоже. Наверное, стоит обзавестись одной парой сапог на шпильке — для выхода в свет, и одной — на низком устойчивом каблуке, чтобы ходить по снегу и грязи. Так и с ремонтом: надо помнить о своем бюджете и образе жизни и не пытаться сделать все самое красивое или остромодное. Лучше учитывать основные тенденции, но адаптировать их, чтобы было удобно и приятно тебе самому. Я не сторонник перфекционизма: он мучает людей, губит их нервы.
— Вы понимаете это, глядя на ситуацию со стороны. А когда дело касается лично вас?
— В моей квартире стены кривые — и я не думаю, что их нужно выравнивать. Ну, немножко «закосила» стена — так у нас испокон веков все стены «закашивают». И паркет очень старый, скрипит. У меня есть деньги на новый, да и старый не слишком дорого отциклевать, но мне его жалко трогать — я думаю: пусть еще поскрипит старичок.
В моем доме не так много дорогих вещей. Часть я купила за совсем небольшие деньги на блошиных рынках в Измайлово или заграницей. Светильник в столовой в прошлой жизни был дворовым фонарем и висел над крыльцом итальянского дома — его привезла из поездки моя подруга. Круглый стол, который под ним стоит, мы с мужем нашли
на помойке. Это крепкий советский раскладной стол. Конечно, на нем есть царапины и зазубрины, но под скатертью их не видно. А диванчик возле стола — на самом деле бельгийская садовая скамья, купленная на распродаже. Чтобы подчеркнуть фактуру дерева, мы с Сашей натерли его подсолнечным маслом — тогда у нас было только оно, специальные средства еще не продавались. Стулья, пожалуй, самая дорогая мебель в доме, но и их я купила со скидкой. Диванчик в гостиной был приобретен в ИКЕА и обит темным бархатом — после чего он смотрится по-другому. В прихожей стоит замечательное старинное кресло, которое мне подарили друзья — антиквар и архитектор. Когда его реставрировали, нашли клад.
— Я была уверена, что клады в стульях только у Ильфа и Петрова бывают!
— Как видите, не только. «Клад» — советские 25-рублевые купюры и газету 1968 года, в которую они были завернуты, — реставратор выложил под прозрачным пластиком на задней стороне спинки кресла. В роли журнальных столиков у меня выступают седло для езды на слоне и старый сундук. Седло привезла из Индии подруга. Американский дорожный сундук пылился на чердаке старого дома, где снимала офис редакция журнала «Мезонин». Его нашли рабочие, делавшие ремонт, и хотели выбросить на помойку, но я его забрала и помыла. Видимо, брошенные, забытые старые вещи тянутся к таким людям, как я, которые всегда готовы их взять на постой.
— Пока мы не ушли далеко от редакции «Мезонина», хотела спросить: почему вы, окончив факультет журналистики, стали писать о живописи, а потом об интерьерах?
— Вначале я писала о литературе: я окончила кафедру литературной критики. Мы с мужем вместе учились у выдающегося литературоведа Галины Андреевны Белой, но муж всю
жизнь занимался историей литературы, а я после университета пошла корреспондентом на так называемую беременную ставку в газету «Литературная Россия». Оттуда мне пришлось уйти из-за своих взглядов. Тогда начали публиковать «Жизнь и судьбу» Василия Гроссмана, и я напечатала в газете дневники Гроссмана и еще не издававшиеся на тот момент стихи Галича. А потом интервью с ректором Историко-архивного института Афанасьевым, в котором он говорил в числе прочего о негативной роли коммунистической партии в судьбе страны.
Через некоторое время после выхода этих статей я шла зимой по Тверскому бульвару — а вдоль него тогда стояли щиты, на которых вывешивали свежие выпуски газеты «Правда», — и в очередном выпуске «Правды» с правой стороны увидела колонку, в которой разгромили и заклеймили мои публикации! Шагая мимо щитов, я понимала, что уволена. Но началась перестройка, так что это было не очень страшно. Я подумала: уволили — ну и черт с ними. Ушла в более свободную «Литературную газету», а оттуда через год в «Огонек», где стала заниматься цветными вкладками в отделе искусств. И уже потом — в «Домовой», писать об интерьерах. А через несколько лет меня и мою подругу Анну Фадееву пригласили делать первый в России журнал об интерьерах.
— Тяжело оказалось делать свой журнал, да еще быть первопроходцем?
— Разумеется. Это же не только творческий процесс, но и организационный. За время, что выходит «Мезонин», было три кризиса, и всякий раз нужно сохранить журнал
и сотрудников, где-то пойти на компромиссы, где-то поджаться, где-то, наоборот, сделать неожиданный рывок — веселый и наглый. Я помню каждого человека, которого мне пришлось уволить! Первый номер журнала вышел в августе 1998 года — как раз в те дни, когда бабахнул кризис. А у нас была веселая красивая обложка с крупным заголовком: «Осень, жизнь удалась!» В киосках и магазинах лежал наш жизнерадостный журнал, а меня через два дня на третий увозили в больницу с сердечным приступом. Я работала, работала, потом приходила домой и рыдала, рыдала, пока не становилось плохо. Но прорвались же.
— У «Идеального ремонта» на Первом канале аудитория гораздо шире, чем у журнала. Что в вашей жизни изменилось, когда вы начали вести телепрограмму?
— Стала красить ногти красным лаком. Поняла, что руки часто оказываются в кадре: я постоянно что-то показываю, и значит, надо сделать на них акцент.
— Я думала, вы расскажете, как вас стали узнавать на улице…
— Да, это бывает смешно. Программа снимается не только в студии, мы делаем сюжеты в разных странах на всяческих блошиных рынках. И вот полдня снимаешь материал в Стамбуле, на базаре, роешься в завалах и ищешь ковры. Жара, усталость, голод. Видишь, что за углом продают арбузы кусками, бежишь к лотку вся в пыли, грим течет,
передатчик болтается — а продавцы тебе русским языком говорят: «Ой, вы Наташа Барбье! А мы из Казахстана, мы так любим вашу передачу». Или тащишь из супермаркета пакеты с едой — причем тот, что с мясом, порвался, и из него капает, — а кто-то просит автограф. Я тогда чуть сумки от удивления не уронила. С одной стороны, приятно и трогательно, когда говорят, что смотрят твою программу, а с другой — меня не возбуждает узнаваемость, без нее проще и свободнее. Не представляю, как живут герои нашей программы — их-то узнают в сто раз чаще.
— За два года ее существования вы сделали ремонт десяткам звезд. Подружились с кем-нибудь из них?
— Я всех героев «Идеального ремонта» полюбила за время работы, и думаю, что они ко мне тоже хорошо относятся. У меня сложились славные отношения с Валентиной Титовой, Ларисой Голубкиной, общаюсь с Аленой Свиридовой. Несколько раз мы ездили в гости к Этушам: за время съемок моя команда с ними подружилась. Анна Николаевна Шатилова встречала нас как родных и угощала пирогами и чаем. Это было не только приятно, но и действительно нужно: мы в день снимаем несколько сюжетов, к вечеру я порой от голода на ногах не стою. И к Шатиловой приехали вечером, голодными и уставшими, но за время съемок ее сюжета отдохнули.
— Я всех героев «Идеального ремонта» полюбила за время работы, и думаю, что они ко мне тоже хорошо относятся. На съемках программы у Алисы Фрейндлих. Слева от актрисы — ее внучка Аня, справа — дочь Варвара. Фото из личного архива Наташи Барбье
Иногда героям программы приходится включать актерские способности. Один раз не успели повесить люстру, которую надо было долго собирать, а отложить съемки невозможно. Выкрутились. Я говорила, показывая на потолок: «Какая у вас теперь чудесная хрустальная люстра!» И Лолита Милявская, глядя на крюк в потолке, ахала: «Боже, какая красота!» А красота лежала в углу — потом оператор снимал ее отдельно.
Мне тоже приходится играть. Мы сделали гостиную для Инны Макаровой и Натальи Бондарчук в загородном доме — начали проект осенью, а заканчивали зимой. В той части дома, где шел ремонт, никто не жил, и к съемкам ее не протопили. Холод был зверский, но мне надо было сниматься в платьице. Я говорю: «Как у вас прекрасно, уютно!» Рассказываю, как мы что сделали, а за мной горит камин, и я с каждой фразой придвигаюсь к нему ближе, потом кладу на камин одну ногу, меняю ногу — а лицо воодушевленное!
Или снимаем финал у Зинаиды Кириенко, я что-то рассказываю на камеру, и вдруг раздается страшный грохот — какой-то очень тяжелый и наверняка ценный предмет падает за
моей спиной. Но я, не оборачиваясь и не меняясь в лице, говорю: «Продолжаем работать». Оказалось, это монитор упал. Такие происшествия держат в тонусе. Как и вся работа на «Идеальном ремонте»: мне бывает нужно вспомнить что-то из самых разных областей — про техники, стили мебели, национальные промыслы, текстиль, решить кучу вопросов из разных областей. Не расслабишься — и это здорово. Я дружу с сыном Натальи Петровны Бехтеревой Святославом Медведевым, директором Института мозга Академии наук, и от него узнала, что мы не стареем, если все время думаем и решаем какие-то задачи. Так что «Идеальный ремонт» — это не просто ремонт гостиных и кухонь звезд, но и в некотором роде постоянный «ремонт» меня самой.
Наташа Барбье
Настоящее имя: Наталия Троепольская
Семья: мать — Наталия Владимировна, преподаватель английского языка; отец — Владимир Борисович, капитан 2-го ранга в отставке
Образование: окончила факультет журналистики МГУ
Карьера: работала в газетах «Литературная Россия» и «Литературная газета», журналах «Огонек» и «Домовой». В 1998 году стала главным редактором первого в России журнала об интерьерах «Мезонин». Создала выставочные проекты «Неделя декора», «Неделя садов». Вела программу «Дом с мезонином» (Домашний). С 2013 года — ведущая программы «Идеальный ремонт» (Первый канал)
Наталья Барбье - это псевдоним, настоящее имя прекрасного журналиста и телеведущей - Наталья Владимировна Троепольская. Публичное имя не было вымышлено, так как оригинальная фамилия была настоящей и принадлежала родной бабушке героини статьи. Необычное сочетание имени и фамилии великолепно гармонирует с мягкостью и обаянием Натальи. Она является эталоном женской мудрости, внутренней красоты и острого ума. Безусловно, никто не осуждает талантливую любимицу многих зрителей. Наоборот, в народе считают, что выбранный псевдоним как нельзя кстати подходит аристократической внешности.
"Капитанская дочка" Наталья Барбье. Биография
Дизайнер с творческой душой и прирожденным чувством стиля родилась в Кронштадте 3 сентября (год умалчивается). Практически сразу вся семья перебралась в Саратов на постоянное место жительства. Наталья Барбье Дева по гороскопу. Она обладает всеми ведущими чертами людей, родившихся в сентябре. Умеет легко находить общий язык с людьми, неконфликтная, кроткая и милая в общении. Ее отец Владимир уходил в море по роду своей профессии. Он моряк-капитан и яхтсмен. Себя она всегда называет не иначе как "капитанская дочка". Мама всю жизнь проработала преподавателем английского языка. Благодаря постоянному домашнему обучению Наташа с детства идеально произносит иностранные слова. Уже будучи взрослой и успешной, Наталья Барбье постоянно благодарит родителей за счастливое детство, которое они ей сумели подарить. Недаром говорят, что дети, которые выросли в любви и ласке, впоследствии не страдают от комплексов и невысказанных обид. Несмотря на детство, проведенное в приморском городке, она выбрала совершенно другую сферу деятельности, о чем ни капли не жалеет.
Образование и карьера
Наталья Барбье, биография которой могла бы быть связана с карьерой покорителя морских просторов, отдала предпочтение журналистике. Окончила Московский государственный университет. Художественный критик по образованию (получено в аспирантуре), она очень тонко чувствует красоту и обладает безупречным чувством стиля. Проходила стажировку на телеканале BBC. Начало карьеры было ознаменовано работой простым корреспондентом в "Литературной России". Также принимала активное участие в создании журналов "Домовой", "Огонек". Несмотря на ограниченность выбранной профессии, она умудрялась расширять ее возможности. Ее любовь к красивым домам и интерьерному искусству была взращена работой в качестве редактора "Мезонина". Этот популярный журнал получил нового талантливого сотрудника в лице Натальи Барбье в 1998 году.
Работа на телевидении
Приглашения выступить в качестве ведущей поступали с завидной регулярностью, она ответила согласием на предложение организаторов программы "Идеальный ремонт". Ведущая Наталья Барбье по сей день участвует в этой передаче в качестве главного эксперта. Также помогает разбираться в тонкостях дизайна в проектах "Интерьеры" и "Дом с мезонином". Этот процесс дается ей гораздо проще, чем журналистика в чистом виде. Она заняла именно ту нишу, в которой разбирается лучше всего. Наталья Барбье помогает миллионам телезрителей создать интерьер своей мечты.
Организация выставок
Ежегодно Наталья выступает организатором тематических выставок по декорированию. Занимает президентский пост "Объединения декораторов интерьеров". Она стала практически первопроходцем в теме развития решений для украшения дома и принесла свои идеи в народные массы. Ей удалось создать совершенно новый вид интерьерной журналистики, который интересен зрителям. Наталья активно раздает советы и делится собственными знаниями. Ее репортажи всегда полны эмоций, логики и особенного шарма.
Стремление к систематизации
Созданию понятия "интерьерная журналистика" предшествовали долгие поиски информации и общение с людьми, нуждающимися в изменениях. Все женщины мечтают об уютном жилье и красивом убранстве квартиры. Окружающее пространство имеет немалое значение для эмоционального фона человека, его самочувствия. В своих проектах Наталья Барбье рассказывает, как, используя простые вещи, организовать личное пространство. Основной идеей она предлагает гармоничное обустройство для счастливой жизни.
Интерьер - это душа дома
Наталья умеет давать точные характеристики интерьерным решениям. Она говорит, что необязательно проводить ремонт каждый год, достаточно освободиться от лишних вещей и правильно организовать атмосферу дома. Важный момент, на который она просит обратить особое внимание - это порядок в доме. Без него даже самый шикарный ремонт не сможет проявиться во всей красе. Советует не хранить и не покупать реально лишние вещи, которые будут лишь захламлять балконы и кладовки. Все предметы должны быть нужными и любимыми, только в этом случае домой захочется возвращаться снова и снова.
Личная философия
В силу своей деятельности Наталья очень много рассуждает о жизни. Скрывает свой настоящий биологический возраст, но с уверенностью заявляет, что главное - внутреннее ощущение, а не цифры в паспорте. Пытается донести до людей, что красивые вещи всегда должны присутствовать в интерьере, а не появляться лишь на редких праздниках. Очевидно, что русский менталитет не дает обществу развиваться в правильном русле, все привыкли откладывать все до лучших времен, забывая, что жить нужно здесь и сейчас. Красота должна быть внутри, а не появляться только напоказ для других. Ненормально, когда люди покупают дорогие брендовые вещи, а дома ужинают дешевой едой из бумажной посуды. Всегда и во всем должен быть баланс, важно быть, а не казаться. У себя дома Наталья имеет много винтажных вещей, которые находит даже на блошиных рынках.
Семья и дом
Наталья Барбье, личная жизнь которой спрятана от посторонних глаз, всячески старается скрыть информацию о своей семье. Но публичному человеку нельзя завуалировать абсолютно все, поэтому кое-какие факты о семье журналиста-дизайнера имеются. Известно, что муж Натальи Барбье по имени Александр Галушкин всегда и во всем поддерживает любимую супругу. Вместе они приобрели дом на морском побережье Черногории, как Наталья мечтала. Город Ульцин не был переполнен русским населением, но со временем многие представители богемы пожелали иметь недвижимость в сказочном месте. К тому же по тем временам жилье обошлось семье Натальи дешевле, чем можно было бы приобрести аналогичный вариант в Италии. Достаточно дальновидным поступком было приобретение заграничного дома в те года, когда цены были более приятными, чем сейчас.
Любовь навсегда
Семья имеет большое значение в жизни Натальи, поэтому в их доме всегда царит мир и любовь. Их пару можно назвать идеальной. Мягкая женская мудрость и демократичный характер помогли ей построить счастливый брак.
Запретная тема про детей
Если спросить, кто обожает детей? Все знакомые героини скажут: Наталья Барбье! Дети ее любят взаимно. Она с удовольствием играет и занимается со всеми знакомыми детишками. Но про своих они с супругом интригующе молчат. В обществе сложилось мнение, что они являются представителями течения "чайлдфри" и выбрали свою позицию по этому вопросу, которая предусматривает категоричный отказ от рождения собственных детей. Но, возможно, паре пока просто физически не удается обзавестить наследниками.
— и оказалось, что он не только про коньки, но и про город Саратов, где прошло мое счастливое детство.
Так вот, предлагаю всем, кто хочет и может, написать про свой родной город, каким они его помнят в школьные годы. Нас много и мы из разных мест — соберутся чудесные рассказы, можно со старыми фотографиями, и получится такой географически-ностальгический срез страны, где мы выросли, которая, несмотря ни на что, нам важна и дорога.
Блог так и будет называться «Города детства». Я начинаю с Саратова. А вы пишите мне в почту или оставляйте заявки в комментариях — на СВОЙ город...
В моем детстве, разумеется, небо было чистое и синее, звезды сумасшедшие, зимы долгие, жара как этим летом, река большая, трава выше головы и вообще было счастье. Хоть и родилась я в единственном роддоме крепости Кронштадт, поскольку папа там служил, но выросла — и осознавала себя уже отчетливо — в городе Саратове, где окрепла после туберкулезной балтийской мороси физически и, стало быть, взросла духовно. Этот город и считаю родиной. У меня было очень хорошее детство. Оно стало моим стержнем во всех сложных жизненных ситуациях. Я думаю, мне легче проходить испытания потому, что я была любима, у меня были друзья и у меня был хороший город. По крайней мере, он был таким 40 лет назад. Город исследовался мною по возрастающей: я еще помню первые годы на самой окраине, за железнодорожным вокзалом, в пыльных садиках, которые уже покинули обитатели, переселенные в новые хрущевки по соседству, и где еще обильно падали никому не нужные яблоки и заросли паслена скрывали вечную возню диких кошек и ручных кур. Всегда пахло креозотом, всегда пахло коноплей. Воронья слободка советских времен, но там мы прожили недолго, потому что мама активно меняла квартиру. А меня частенько отдавали дедушке с бабушкой, и это был уже другой Саратов, словно вечный, словно еще не трамвай ездил за пределами двора, а, может, даже кареты, на производстве которых разорился мой прадедушка, владелец каретной мастерской, не угадавший, как быстро в хлебном, богатом, по-немецки продвинутом Саратове пустят конку...
Мой дед был деканом истфака университета — а Саратовский университет был славен волнами столичных ученых, мигрировавших сюда от гражданской войны, от Второй мировой, от голода, от репрессий... Культурная среда бульонной крепости, консерватория неоготической, опять-таки немецкой постройки, особняки модерна и даже раннего Шехтеля, он тоже наш, саратовский, но больше все же крепких купеческих домов с фальшампирными полуколоннами и иногда залихватскими загогулинами начала XX века... Так вот, дед жил на целом втором этаже частного дома, длинная лестница вела в комнаты, все кругом объединенные вокруг голландской печки, не отсюда ли моя пиротехническая страсть к каминам и кострам? Там не было горячей воды и ванной, хорошо помню корыто и холодный горшок, всегда прилипавший к моей задумчивой попе, зато был подвал. Или погреб? Кадушки с мочеными яблоками и помидорами, виртуозно заготавливаемые дедом, который, несмотря на наличие настоящего кабинета с настоящими книжными шкафами и настоящим огромным столом, как у настоящего ученого, по-крестьянски обожал сам все делать и, кажется, умел и сапоги тачать, и птичьи клетки мастерить... И была домработница, что воспринималось совершенно нормально, у нее частенько одалживались деньги до зарплаты, и она виртуозно варила гречневую кашу, которую люблю до сих пор. Меж тем, пока в этом чудесном доме, в большом зеленом дворе, в тихом центре, за красной линией улицы Кирова — бывшей Немецкой и ныне снова ей же — я составляла из цветных хрустальных бабушкиных бокалов пирамидки и сложные фигуры в постоянный ущерб их количеству, моя энергичная мама составила цепочку из 15, не меньше, квартир и выменяла нашу скромнейшую «двушку» на «трешку» в самом красивом и самом, как сейчас сказали бы, престижном районе города — на набережной. И впрямь, набережная Саратова, сталинской постройки, прямая, по-французски геометричная и по ВДНХовски размашистая, хороша была в моем детстве! Цветники и пихты, строгие причалы для больших пароходов, ширь несусветная — из моего окна Волгу видно было километров на 60, вдоль и чуть наискосок. Здесь прошло мое зрелое детство, по этим аллеям я гуляла вплоть до последнего звонка, а дома загодя собран был полосатый матерчатый чемоданчик, с которым я наутро уехала поступать в МГУ и больше уже не вернулась. Всерьез, имею ввиду.
Фото предоставлено автором Саратовская консерватория на Немецкой улице. Открытка начала ХХ в. Так вот, начав с завокзальной окраины, отыграв неизбежные и скучнейшие (на мой вкус) «дочки-матери» во дворах старого центра, я стала «девочкой с набережной». По иронии спецшкола с углубленным английским находилась около вокзала, и каждый день я проезжала весь город, узкий в центре и длинный вдоль реки, на троллейбусе утром и проходила обратно пешком после занятий. Топография центральных улиц снится мне и сейчас. Что осталось от них? Мои друзья-архитекторы говорят: «Лучше не приезжай». А тогда мой путь был ровно с запада на восток, к реке, и редкие сталинские дома и не менее редкие постсталинские перемежались настоящей частной застройкой: двух-, максимум трехэтажными каменными особнячками и деревянными домиками, чьи архитектурные излишества или, наоборот, скромности позволяли мне тогда уже угадывать характер построивших их купцов, адвокатов, мелких промышленников... Безжалостно рассеченные перегородками парадные залы провинциального толка, фасадные окна с занавесками по числу заселенных сюда семей, деревянные ворота и дворы, дворы как отдельные миры с сарайчиками, качелями, яблонями... Зимой проход у каждых ворот был травмоопасным, сугробы вставали стеной до самых окон, сосульки были нереально огромными, и сшибать их было жутко и весело. Я шла мимо Художественного музея имени Радищева — реальной гордости города, чудесного красненького особняка, специально построенного отцами города, чтобы разместить живописную коллекцию Боголюбова, неплохого, тонкого пейзажиста, радетеля памяти деда. Музей был для меня точкой притяжения, я ходила туда едва ли не каждые выходные, мечтала стать искусствоведом, в сущности, почти что стала. Если не музей, то ТЮЗ: саратовским ТЮЗом тогда руководил режиссер Киселев, и было интересно, и были спектакли, на которых я заливалась горячими слезами, типа «Не стреляйте в белых лебедей», как сейчас помню. Видимо, отпереживав положенное со всей впечатлительностью провинциальной романтической девочки, я разлюбила театр позже, в свои университетские годы мстительно утвердив приоритет интимности книжного слова... И было еще чуть ли не десяток театров и студий, но не запомнились, разве что как драмколыбель Янковского, и был Дворец пионеров, где моя мама когда-то училась в одном театральном кружке с Табаковым и куда меня отдали в балетную студию, а толку? И слава богу. Родители по-умному брали меня в гости всегда и всюду, я из угла слушала взрослые разговоры, как обычно, шарясь по полкам: хорошие книги были большим дефицитом. Мне разрешали читать все, что найду. У меня была просто болезнь: я не могла не читать постоянно. У другой бабушки — тоже огромный двор с тайными углами, не до конца изученными, тоже старый дом и печка, — непрочитанным оставался только Лопе де Вега, от нечего делать дошла очередь и до него, и еще пару лет я шпарила цитатами из «Овечьего источника» к изумлению одноклассников...
Фото предоставлено автором Старый троллейбус на Московской улице. Середина XX в. И была Река, просто великая река — до сих пор не могу без легкого волненья петь «Издалека долго...» Она для меня как Миссисипи для Марка Твена — целая жизнь со своими правилами, целый мир приключений и опасностей, тайных вылазок, первых майских купаний в ледяной воде, ледоходов и разливов, отмелей и водоворотов, рыбалки и еще раз рыбалки. Мы освоили все, что держалось на воде: ну лодки само собой (подбирали старые — одна, с проломленным днищем, не дожила до другого берега, а мы доплыли), плоты, сколоченные доски, куски пенопласта... Завернутые в майку спички, соль, пара картошек — все умели плавать с одной поднятой вверх рукой, чтобы не замочить стратегический запас, костер на другом берегу, страшные рассказы бывалых рыбаков про «того сома, что в прошлом году ребенка с отмели утащил...» и бедные счастливые родители, всерьез думавшие, что в тихий час ребенок лежит в кроватке, тогда как я уже давно вылезла в окно и удрала огородами и лопухами... Впрочем, это уже вдали от города, но река и город так рифмовались, все стремилось к реке, казалось, улицы стекают к ней, и мы катились на портфелях по длинным, в полквартала, раскатанным ледяным дорожкам — вниз, к набережной. Моя роза ветров была всегда авантюрной. Два направления влекли меня: к вокзалу, откуда поезда уходили в Москву, и к речному порту, откуда в Москву уплывали пароходы. Про аэропорт как-то в голову не приходило. Когда уезжала навсегда, я еще не знала, что заберу этот город с собой целиком. В моей памяти он так хорош, что, пожалуй, и вправду не надо возвращаться...