Валентин Серов. Портрет Саввы Морозова

"В Морозове чувствуется сила не только денег. От него миллионами не пахнет. Это русский делец с непомерной нравственной силищей".

Рокшин, московский журналист

В начале XX века верхушку московского купечества составляли два с половиной десятка семей - семь из них носили фамилию Морозовы. Самым именитым в этом ряду считался крупнейший ситцевый фабрикант Савва Тимофеевич Морозов.

Начал семейное дело дед и тезка Саввы - хозяйственный мужик Савва Васильевич Морозов."Савва сын Васильев" родился крепостным, но сумел пройти все ступени мелкого производителя и стать крупнейшим текстильным фабрикантом. За 17 тысяч рублей (огромные по тем временам деньги) Савва получил "вольную" от дворян Рюминых, и вскоре бывший крепостной Морозов был зачислен в московские купцы первой гильдии. Дожив до глубокой старости, Савва Морозов так и не одолел грамоты, что не мешало ему отлично вести дела.

Его сын Тимофей был обучен грамоте и, хотя сам "университетов не заканчивал", часто жертвовал довольно крупные суммы на учебные заведения и на издательские дела. Что не мешало ему быть настоящим, как тогда говорили, "кровососом": заработную плату рабочим он постоянно снижал, изводил их бесконечными штрафами. И вообще считал строгость и жесткость в обращении с подчиненными лучшим способом управления.

7 января 1885 на Никольской мануфактуре разразилась забастовка рабочих, позднее описанная во всех отечественных учебниках истории как "Морозовская стачка". Длилась она две недели, это было первые организованное выступление рабочих. Когда судили зачинщиков волнений, Тимофея Морозова вызвали свидетелем в суд После суда Тимофей Саввич месяц пролежал в горячке и встал с постели другим человеком - состарившимся, озлобившимся. О фабрике и слышать не хотел переписал имущество на жену.

Семья Морозовых была старообрядческая и очень богатая. Особняк в Большом Трехсвятительском переулке имел зимнюю оранжерею и сад с беседками и цветниками.

Савва Морозов родился 15 февраля 1862 года. Его детские и юношеские годы прошли в Москве в родительском особняке, расположенном в Большом Трехсвятском переулке. Свобода детей в доме ограничивалась молельней, в которой ежедневно служили священники из Рогожской старообрядческой общины, и садом, за пределы которого их не пускала вышколенная прислуга. Отца он видел редко, мать, казалось ему, отдавала предпочтение другим детям. Впервые родители проявили к нему интерес, когда Савва был уже подростком: домашние учителя объявили Тимофею Саввичу и Марии Федоровне, что больше ни чему Савву научить не могут - мальчик проявляет недюжинные способности к точным наукам и нуждается в серьезном образовании. По окончании в 1881 гимназии Савва Морозов поступил на физико-математический факультет Московского университета, а, прослушав курс, в 1885 уехал в Англию. В Кембридже Савва Тимофеевич глубоко и успешно изучал химию, собирался защищать диссертацию, но необходимость возглавить семейное дело заставила его вернуться в Россию.

После стачки 1885 здоровье отца Саввы Тимофеича стало ухудшаться, он фактически отошел от дел. По инициативе Марии Федоровны, было создано паевое товарищество из родственников техническим директором которого и стал 25-летний талантливый инженер Савва Тимофеевич Морозов, с удовольствием взявшийся за управление мануфактурой.

Став руководителем Никольской мануфактуры, Савва Морозов поспешил уничтожить наиболее вопиющие притеснительные меры, введенные отцом. Он отменил штрафы, построил для рабочих много новых казарм, образцово поставил медицинское обслуживание. Все эти улучшения он провел на правах управляющего.
Однако, в подлинном смысле хозяином мануфактуры он никогда не являлся, поскольку большая часть паев после смерти Тимофея Саввича перешли к матери Саввы Тимофеевича, Морозовой Марии Федоровне, женщине очень властной, с большим умом и самостоятельными взглядами. Обладая огромным капиталом, Мария Федоровна никогда не забывала о делах благотворительных, и по масштабам превзошла мужа. Например, в 1908 Мария Федоровна скупила и закрыла все печально известные ночлежные дома в районе Хитровки. На средства Морозовой были построены студенческое общежитие и корпус для лаборатории механической технологии волокнистых веществ Императорского Технического училища (ныне имени Баумана). Свое завещание М. Ф. Морозова составила в 1908, распределив состояние между детьми и внуками и выделив 930 тыс. руб. на благотворительные цели Она умерла в 1911 году в возрасте 80 лет, оставив после себя 29 млн 346 тысяч рублей чистого капитала и увеличив состояние мужа, доставшееся ей по наследству, почти в 5 раз.

Незадолго до окончания университета Савва известил родителей, что влюбился и собирается женится на разведенной жене своего близкого родственника, Зинаиде Григорьевне Зиминой. Его избранница была совершенно не похожа на покорных, наивных купеческих дочек, с которыми знакомили Савву родители. Это была сильная, обаятельная, страстная женщина с острым умом. Несмотря на попытки родственников отговорить Савву от этого брака, свадьба все таки состоялась. А сразу после окончания университета молодожены отбыли в Англию.

После возвращения в Россию для жены по проекту Шехтеля был построен дом на Спиридоновке (ныне Дом приемов МИД России), где на приемах бывал весь цвет тогдашней интеллигенции Москвы. Получить приглашение на прием от Зинаиды Григорьевны почитали за честь самые высокопоставленные лица города.

Савва Тимофеевич Морозов на этих приемах появлялся редко и чувствовал себя лишним. Тяжеловесный и неуклюжий, он не мог органично вписаться в высшее общество. Через несколько лет такой жизни Морозов постепенно охладел к своей супруге и не одобрял ее чрезмерно роскошного образа жизни . Они жили в одном доме, но практически не общались. Не спасли этот брак даже четверо детей.

Хваткая, с вкрадчивыми взглядом и надменный лицом, комплексовавшая из-за своего купечества, и вся увешанная жемчугами, Зинаида Григорьевна сверкала в обществе и пыталась превратить свой дом в светский салон. У нее "запросто" бывала сестра царицы, жена московского генерал-губернатора великая княгиня Елизавета Федоровна. Чередой шли вечера, балы, приемы... Морозова была постоянно окружена светской молодежью, офицерами. Особым ее вниманием пользовался Рейнбот, офицер Генерального штаба, блестящий ухажер и светский лев.

Громкую известность Савве Морозову принесла его благотворительная деятельность. Кроме того он был меценат, и многие культурные начинания тех лет происходили при участии его капиталов. Он, впрочем, имел здесь свои взгляды — давал деньги не всем и не без разбору. К примеру, на создававшийся при деятельном участии Цветаева Музей изящных искусств Морозов не пожертвовал ни копейки. Но зато, не считаясь ни с какими расходами, он поддерживал все, в чем предчувствовал важное влияние на отечественную культуру.

В 1898 МХАТ поставил спектакль "Царь Федор Иоанович" по пьесе Алексея Толстого. Савва Морозов, случайно заехав вечером в театр, пережил глубокое потрясение и с тех пор стал горячим поклонником театра. В этом году, когда на учреждение театра требовались средства, которых не было ни у Станиславского, ни у Немировича-Данченко, он дал 10 тысяч рублей .

Морозов не только щедро жертвовал деньги - он сформулировал основные принципы деятельности театра: сохранять статус общедоступного, не повышать цены на билеты и играть пьесы, имеющие общественный интерес.

Андреева Савва Тимофеевич был натурой увлекающейся и страстной. Недаром побаивалась матушка Мария Федоровна: "Горяч Саввушка!.. увлечется каким-либо новшеством, с ненадежными людьми свяжется, не дай Бог". Бог не уберег его от актрисы Художественного театра Марии Федоровны Андреевой, по иронии судьбы - тезки его матери.

Жена высокопоставленного чиновника Желябужского, Андреева не была счастлива в семье. Муж встретил другую любовь, но супруги жили одним домом ради двоих детей. Мария Федоровна находила утешение в театре, Андреева был ее сценический псевдоним.

Завсегдатай Художественного театра Морозов стал поклонником Андревой. Он восхищался ее редкостной красотой, преклонялся перед талантом и выполнять любое её желание.

Андреева была женщина истерическая, склонная к авантюрам и приключениям. Только театра ей было мало (а точнее, она была уязвлена несомненной артистической гениальностью Ольги Книппер-Чеховой), ей хотелось театра политического. Андреева добывала для большевиков деньги. Позже охранка установит, что она собрала для РСДРП миллионы рублей.

"Товарищ феномен", как называл ее Ленин, сумела заставить раскошелиться на нужды революции крупнейшего российского капиталиста. Савва Тимофеевич пожертвовал большевикам значительную часть своего состояния.

В начале XX века Морозов стал живо интересоваться политикой. В его особняке происходили полулегальные заседания кадетов. Это, впрочем, было еще не удивительно, так как многие крупные промышленники тяготели в то время к конституционным демократам. Но Савва Морозов вскоре перестал удовлетворяться теми половинчатыми реформами, которые они собирались провести в России. Сам он имел гораздо более радикальные взгляды, что и привело его в конце концов к тесному общению с партией большевиков, придерживающейся самой крайней социалистической ориентации. Известно, что Морозов давал деньги на издание «Искры». На его средства были учреждены первые легальные большевистские газеты «Новая жизнь» в Петербурге и «Борьба» в Москве. Все это дало Витте право обвинить Морозова в том, что он «питал революцию своими миллионами». Морозов делал даже больше: нелегально провозил типографские шрифты, прятал от полиции революционера Баумана и сам доставлял запрещенную литературу на свою фабрику.

Трагедия началась с того, что Станиславский поссорился с Немировичем-Данченко из-за артистки Андреевой, которая устроила скандал из-за аартистки Книппер-Чеховой. Гениальную одаренность Ольги Леонардовны Книппер признавали абсолютно все. Андреевой же давали второстепенные роли - она требовала главных, жаловалась Станиславскому и Морозову на Немировича-Данченко. Два совладельца театра так возненавидели друг друга, что не могли спокойно разговаривать. Морозов отказался от своего директорства. Вместе со своим близким другом Максимом Горьким и Марией Федоровной он затеял новый театр. Но тут Андреева и Горький полюбили друг друга. Это открытие было для Морозова тяжелейшим потрясением.

Горький с Андреевой и ее сыном 1905

В феврале 1905, когда Савва Тимофеевич задумал провести на фабрике какие-то крайние преобразования, которые должны были дать рабочим право на часть получаемой прибыли, мать - Мария Федоровна отстранила его от управления. Кроме этого события 9 января 1905, вошедшие в историю как «Кровавое воскреснье» стали для него настоящим потрясением. Страстная, увлекающаяся, натура во всем идущая "до конца", "до полной гибели всерьез". Рогожин в романе "Идиот" словно списан Достоевским с Саввы Морозова.

Все эти обстоятельства стали причиной тяжелого нервного срыва. Морозов начал избегать людей, много времени проводил в уединении, не желая никого видеть. У него начались бессонница, внезапные приступы тоски и навязчивые страхи сумашедствия. А в морозовском роду - хотя это и умалчивалось - было немало потерявших рассудок.

Созванный в апреле по настоянию жены и матери консилиум врачей констатировал, что у Саввы Тимофеевича наблюдается «тяжелое общее нервное расстройство», и рекомендовал направить его за границу. Морозов уехал вместе с женой в Канн и здесь в номере «Ройяль-Отеля» 13 мая 1905 года был найден мертвым.

Официальная версия гласила, что это самоубийство, но Зинаида Григорьевна в это не поверила. А сопровождавший в поездке супругов врач с удивлением отметил, что глаза покойного были закрыты, а руки - сложены на животе. У кровати лежал никелированный браунинг, окно в номере было распахнуто. Кроме этого, Зинаида Григорьевна утверждала, что видела в парке убегающего мужчину, но каннская полиция следствия проводить не стала. Впоследствии все попытки выяснить правду о гибели Морозова решительно пресекла его мать Мария Федоровна, якобы сказавшая:«Оставим все как есть. Скандала я не допущу».
В память об ушедшем сыне Мария Федоровна Морозова вместе с сыном Сергеем и дочерью Юлией выделила средства на строительство двух корпусов Старо-Екатерининской больницы, корпуса для нервных больных на 60 кроватей и корпуса родильного дома на 74 кровати (оба сохранились на территории МОНИКИ, бывшая Старо-Екатерининская больница).
Свой вклад в память о муже внесла и вдова Зинаида Григорьевна Морозова, которая построила в Пресненской части Москвы дом дешевых квартир имени Саввы Морозова, затратив на него 70 тысяч рублей.
А спустя два года после гибели Саввы Морозова она вышла замуж за московского градоначальника Анатолия Рейнбота.

www.peoples.ru/undertake/finans/morozov/ ‎

16.02.2016 4815 0.0 0

Савва Морозов.Влюбленный меценат.

В журнале "Форбс" этот человек однозначно мог занимать первые позиции. Таким, как он, все по карману и нет видимых причин быть несчастным, однако... еще никому не удалось купить настоящую любовь и настоящую дружбу.
Яркая жизнь и трагическая смерть в расцвете лет...

В начале XX века верхушку московского купечества составляли два с половиной десятка семей - семь из них носили фамилию Морозовы. Самым именитым в этом ряду считался крупнейший ситцевый фабрикант Савва Тимофеевич Морозов. "В Морозове чувствуется сила не только денег. От него миллионами не пахнет. Это русский делец с непомерной нравственной силищей" - Н.Рокшин, московский журналист.

МОРОЗОВЫ.
Родоначальником мануфактурной промышленной семьи Морозовых был крепостной крестьянин села Зуева Богородского уезда Московской губернии Савва Васильевич Морозов, который родился в 1770 г. в семье старообрядцев. Сначала он работал ткачом на небольшой шелковой фабрике Кононова, получая на хозяйских харчах по 5 рублей ассигнациями в год. На Савву выпадает жребий идти в солдаты, и он, желая откупиться от рекрутства, делает крупный заем у Кононова, с которым рассчитывается в течение 2 лет.

Савва Васильевич Морозов - основатель династии.

В 1797 г. он завел собственную мастерскую, однако в следующие 15 лет его семья ничем особенным не выделялась среди других ткачей.
В 1779 в с. Зуево он организует собственное производство. В этом ему помогает жена Ульяна Афанасьевна, которая славилась своим искусством красить ткани.

Процветанию Морозовых очень помог великий московский пожар 1812 г., сразу уничтоживший всю столичную ткацкую промышленность. В послевоенные годы в разоренной России ощущался громадный спрос на льняные и хлопчатобумажные изделия, требования на миткаль и ситец были огромны. Предприятие Морозовых, сориентировавшееся на требование рынка, стало быстро богатеть.

Сначала Савва сам носил в Москву свои изделия и продавал их в дома именитых помещиков и обывателей. Потом дело расширилось и пошло настолько хорошо, что примерно в 1820 г. Савве Васильевичу удалось выкупится на волю вместе со всей семьей. Для этого он уплатил своему помещику Гавриле Васильевичу Рюмину баснословную по тем временам сумму в 17 тысяч рублей. К этому времени на Морозовском предприятии уже работало 40 человек.
Сделавшись самому себе хозяином, Морозов в 1830 г. основал в городе Богородске небольшую красильню и отбельню, а также контору для раздачи пряжи мастерам и принятия от них готовых тканей. Это заведение послужило началом будущей Богородско- Глуховской хлопчатобумажной мануфактуры.
В 1838 г. Савва Васильевич открыл одну из крупнейших в России по размерам Никольскую механическую ткацкую фабрику, которая размещалась в большом многоэтажном каменном корпусе, а через девять лет — в 1847 г. он выстроил рядом огромный прядильный корпус.
В 1842 году он получил потомственное почетное гражданство и купил дом в Рогожской слободе. Выбор места был неслучаен - Рогожская слобода была районом, в котором жили старообрядцы, и Морозов, происходивший из раскольнической семьи, хотел жить вместе со своими единоверцами.
В 1850 г. уже в очень преклонном возрасте Савва Васильевич отошел от дел и передал управление предприятием сыновьям. Умер он в 1860 г.
Сыновья продолжили дело отца. У Саввы Васильевича было пять сыновей: Тимофей, Елисей, Захар, Абрам и Иван. О судьбе последнего известно немного, а первые четыре явились сами или через своих сыновей создателями четырех главных морозовских мануфактур и родоначальниками четырех главных ветвей морозовского рода. Тимофей был во главе Никольской мануфактуры; Елисей и его сын Викула — мануфактуры Викулы Морозова; Захар — Богородской-Глуховской, а Абрам — Тверской.
Еще в 1837 г. от отца отделился старший сын Елисей Саввич, который открыл в селе Никольском свою красильную фабрику. Он, впрочем, более интересовался религиозными вопросами, поэтому процветание этой ветви Морозовых началось только при его сыне Викуле Елисеевиче.В 1872 г. он выстроил бумагопрядильную фабрику, а в 1882 г. учредил паевое «Товарищество Викула Морозов с сыновьями».
Богородское заведение Саввы Васильевича перешло к его сыну Захару. В 1842 г. он перенес его в село Глухово. Постепенно расширяя дело, он в 1847 г. построил механическую ткацкую фабрику, а в 1855 г. утвердил паевое товарищество «Компания Богородско-Глуховской мануфактуры». После его смерти в 1857 г. всеми делами заведовали его сыновья Андрей и Иван Захаровичи, при которых дело еще больше расширилось и расцвело. Потомки Абрама Саввича стали хозяевами Тверской мануфактуры.

Главы четырех семейных фирм Морозовых:
Абрам Абрамович Морозов (внук), Тимофей Саввич Морозов (младший сын), Иван Захарович Морозов (внук) и Викула Елисеевич Морозов (внук).

Между братьями началось здоровое, почти спортивное соперничество. Каждый пытался превзойти другого и доказать, что его мануфактура лучше. Когда строившаяся Нижегородская железная дорога подошла к владениям братьев, за нее взялись сразу с трех сторон. Захар требовал провести ее через Богородск, Елисей -- слева от Никольского, а Тимофей -- справа. Согласно широко распространенной в те времена народной легенде Тимофей якобы специально внедрил в ряды строителей-железнодорожников своих рабочих с тем, чтобы они под шумок провели дорогу так, как нужно хозяину.Так это было или нет, а дорога в 1861 году прошла через владения Тимофея Саввича. В том же году страна впервые узнала о селении Никольское.
«Никольское состоит исключительно из построек, принадлежащих фабрикантам Морозовым, -- писали «Владимирские губернские ведомости». -- Здесь вы не найдете ни одного гвоздя, ни одной щепки, которые бы не принадлежали Морозовым. Минимальная цифра народонаселения в местечке простирается ежегодно до 15 тыс. человек и состоит из людей, пришлых сюда ради куска насущного хлеба».
Для сравнения: в Москве к тому времени насчитывалось порядка 25 000 фабричных рабочих, в Питере -- 23 000.

ТИМОФЕЙ САВВИЧ МОРОЗОВ.

Такого злого капиталиста, каким был Тимофей Саввич Морозов, найти сложно. Рабочие на его заводах получали минимально возможную плату, большую ее часть выдавали «чеками», отоварить которые можно было только в морозовских же магазинах. Рабочий день составлял 12 -- 14 часов, при этом дирекция частенько объявляла рабочими даже дни общероссийских и главных церковных праздников. Все облагалось штрафами, на которые уходило до половины заработка. Штрафовали за песни на рабочем месте (это в ткацких-то цехах, где своего голоса не услышишь), за грязную обувь, за непосещение церковных богослужений, за то, что зазевался и не снял шапку перед мастером...

Люди жили в казармах по три семьи в комнате, да и комнаты-то были фиктивные, разделенные фанерными перегородками.
В кабинете Тимофея Саввича никто из служащих компании не имел права сидеть даже во время многочасовых совещаний.В народе хозяина не любили и слагали о нем немыслимые легенды. Говорили, что крыша его дома выложена золотыми листами. По другой версии, золотым в его доме был нужник. Говорили, что он продал душу дьяволу, и теперь его пуля не берет. Говорили, что он собственноручно замучил сорок человек, которых закопали в подвале заводоуправления. В общем, могильщиков себе Тимофей воспитал -- хоть куда. Решительных, озлобленных, голодных. Так стоит ли удивляться, что первая в России крупная стачка произошла как раз на заводах Тимофея Саввича.
Началось все с того, что дирекция Товарищества Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сын и Ко», как к тому времени называлась компания, 5 января 1885 года объявила 7 января, великий праздник Крещения Господня, рабочим днем. Такого в России еще не было. Вечером того же дня в местном трактире собрались наиболее рьяно настроенные рабочие, которые поклялись 7 января остановить фабрику. Толпы рассвирепевших людей направились громить контору, лавки, квартиры начальников.
В ночь с 7-го на 8-е в Никольское по личному распоряжению Александра III прибыли два пехотных батальона и отряд конницы. Весь поселок был оцеплен патрулями. Днем из Москвы приехал сам Тимофей Саввич, который, посовещавшись с администрацией, сделал рабочим мелкие уступки и опять уехал в столицу. Такое положение стачечников не устроило. Вечером следующего дня они выдвинули свои требования.
В конце концов в поселок ввели еще три пехотных батальона и шесть казачьих сотен. К 17 января стачка была подавлена, а ее организаторы арестованы, однако заставить народ вернуться к работе было еще сложно.

Рабочие Никольской мануфактуры называли Тимофея Морозова не иначе как «кровососом».
И без того мизерные зарплаты он умудрялся урезать бесконечными штрафами.

На судебном процессе над организаторами стачки Тимофей Саввич выступал как свидетель. Когда его вызвали для дачи показаний, он встал и на совершенно ровном месте, в проходе между креслами, упал и в кровь разбил нос. Из зала тут же закричали: «Это тебя Бог наказывает, кровопийца!» Большинство из обвиняемых на процессе были оправданы, лишь нескольких человек приговорили к трем месяцам тюрьмы и тут же в зале отпустили, поскольку они уже провели в предварительном заключении около года.
После стачки Тимофей Саввич отменил на заводе штрафы, уволил ненавистных рабочим мастеров, дал полный расчет тем, кто пожелал уйти с фабрики. Тимофей Саввич месяц пролежал в горячке и встал с постели совсем другим человеком. О фабрике и слышать не хотел: "Продать ее, а деньги - в банк". И только железная воля его жены спасла мануфактуру от продажи. Фабрика стала ее собственностью, но управление производством она поручила сыну Савве. За оставшиеся ему четыре года жизни Тимофей Саввич так и не смог отойти от шока и, по воспоминаниям близких, часто рассказывал, что видел во сне надвигающихся на него грязных, оборванных и злых рабочих.
А к управлению фирмой приступил самый, пожалуй, знаменитый из Морозовых -- Савва Тимофеевич.

САВВУШКА.

Нет, бывает, конечно, что яблоко от яблони падает далековато, но чтоб его уж так забросило...
Савва Морозов родился 15 февраля (по новому стилю) 1862 года. Его детские и юношеские годы прошли в Москве в родительском особняке, расположенном в Большом Трехсвятском переулке. Свобода детей в доме ограничивалась молельней и садом, за пределы которого их не пускала вышколенная прислуга. Отца он видел редко, мать, казалось ему, отдавала предпочтение другим детям.
Будущий капиталист и вольнодумец воспитывался в духе религиозного аскетизма, в исключительной строгости. По субботам в доме меняли нательное белье. Братьям, старшему Савве и младшему Сергею, выдавалась только одна чистая рубаха, которая обычно доставалась Сереже - маминому любимчику. Савве приходилось донашивать ту, что снимал с себя брат. Более чем странно для богатейшей купеческой семьи, но это было не единственное чудачество хозяйки.
Занимая двухэтажный особняк в 20 комнат, она не пользовалась электрическим освещением, считая его бесовской силой. По этой же причине не читала газет и журналов, чуралась литературы, театра, музыки. Боясь простудиться, не мылась в ванне, предпочитая пользоваться одеколонами. И при этом держала домашних в кулаке так, что они рыпнуться не смели без ее дозволения. Применялись при этом веками испытанные "формы воспитания" - за плохие успехи в учебе юную купеческую поросль нещадно драли.
Савва не отличался особым послушанием. По его собственным словам, еще в гимназии он научился курить и не верить в Бога. Характер у него был отцовский: решения принимал быстро и навсегда.
Впервые родители проявили к нему интерес, когда Савва был уже подростком: домашние учителя объявили Тимофею Саввичу и Марии Федоровне, что больше ничему Савву научить не могут - мальчик проявляет недюжинные способности к точным наукам и нуждается в серьезном образовании.
По окончании в 1881 году гимназии Савва поступил на физико-математический факультет Московского университета. Там серьезно изучал философию, посещал лекции по истории В.О.Ключевского. Потом продолжил образование в Англии. Изучал химию в Кембридже, работал над диссертацией и одновременно знакомился с текстильным делом. В 1887-м, после морозовской стачки и болезни отца, вынужден был вернуться в Россию и принять управление делами.
На отцовских предприятиях Савва провел полнейшую модернизацию производства: поставил новые станки, оборудовал все фабрики мощными паровыми машинами, провел электрическое освещение, сократил управленческий аппарат и ввел твердые расценки. Построил трехэтажные каменные общежития для семейных рабочих и дома дешевых квартир, перевел товарищество на девятичасовой рабочий день и открыл в Никольском первый публичный театр.

Построенная в те далекие времена больница до сих пор функционирует и называется Морозовской. Огромные кирпичные корпуса с просторными палатами и кабинетами и сегодня вызывают удивление и восхищение. Для снабжения больницы, яслей и богадельни мясомолочной продукцией в хозяйственных пристройках держали коров и кур.
На окраине поселения был разбит прекрасный зеленый парк. Здесь рабочие отдыхали, по праздникам приносили самовары, накрывали столы, весело с песнями и плясками проводили время. У входа в парк возвышалась открытая сцена, знаменательная тем, что на ней 7 августа 1918 года пел Федор Шаляпин. Савва был инициатором постройки летнего театра, а позднее, в 1904 году, каменного здания театра на 1350 мест.
Создал первое в стране общество трезвости, открыл «сад отдыха», где для рабочих по вечерам играл специально нанятый оркестр, а по выходным на летней эстраде выступали приглашенные из столицы артисты и в котором рабочим бесплатно раздавали чай и сладости. На территорию сада запрещено было проносить спиртные напитки, однако, по воспоминаниям местных жандармов, рабочие все равно умудрялись перебрасывать завернутые в толстые тряпки бутылки через высокую ограду.
Родственники, представители ветви Елисеевичей, восприняли социальные преобразования Саввы как личный вызов и тоже ринулись улучшать условия быта рабочих. Ими в короткий срок были выстроены две больницы, школа и читальный зал. Только вот в культуре хозяин Товарищества мануфактур «Викула Морозов с сыновьями» Алексей Викулович был не силен. А поэтому решил бить по спорту и построил в поселке футбольный стадион, ставший одним из лучших стадионов России. При стадионе из рабочих Викуловской мануфактуры была создана футбольная команда клуб-спорт «Орехово», неоднократно становившаяся чемпионом империи.
Однако все преобразования Савва проводил всего лишь как наемный директор: после смерти Тимофея Саввича все семейные предприятия перешли к его жене, Марии Федоровне. Втайне Мария Федоровна гордилась сыном - Бог не обделил его ни умом, ни хозяйской сметкой. Хотя и сердилась, когда Савва распоряжался сначала по-своему, как считал нужным, и лишь затем подходил: "Вот, мол, маменька, разрешите доложить…"

Отец боялся, что «социалист» Савва пустит по ветру семейное имущество, и оставил ему лишь незначительные паи, приносящие неплохой доход, но не дающие права решающего голоса. Тимофей Саввович топал на сына ногами и ругал его социалистом.
"- А в добрые минуты, совсем уж старенький - гладит меня, бывало, по голове и приговаривал: "Эх, Саввушка, сломаешь ты себе шею" ,- вспоминал Савва Морозов.
Между тем тревоги отца были напрасны: реорганизованные Саввой фабрики заработали вдвое продуктивнее, чем прежде. Деньги, которые молодой директор, казалось, просто выбросил, весьма быстро вернулись в семью и принесли неплохие дивиденды.
Сказать, что Савву в народе любили, -- значит не сказать ничего. Его просто обожали и ласково называли Саввушкой. Он ходил по Никольскому в стоптанных ботинках и запросто разговаривал с людьми. «Вот подождите, -- говорил он рабочим, -- лет через десять я здесь улицы золотом замастырю». В народе ходили легенды о том, что по вечерам Савва часто переодевается в крестьянскую рубаху и ходит в таком виде по улицам, а потом того, кого заметил в плохом отношении к рабочему люду, выгоняет без объяснения причин.

СКАНДАЛЬНАЯ ЖЕНИТЬБА.
Савва Тимофеевич проявил упорство не только в реорганизации текстильного производства, но и в собственной женитьбе. Он влюбился в жену своего троюродного племянника, Сергея Викуловича, сына Викулы Елисеевича, соседа по Никольскому, молодую красавицу Зинаиду Григорьевну, урожденную Зимину
настоял на ее разводе, и, несмотря на протесты со стороны родственников, перед окончанием университета обвенчался с ней.
Мать Саввы часто выговаривала ему: «Уж порадовал ты меня, Саввушка. Первый жених на Москве, а кого в дом привел... Что бесприданница твоя Зиновия - еще полбеды, разводка, вот что плохо. Мало ли в Москве достойных фамилий, а ты Зимину взял, дочку купца второй гильдии, да еще мужнюю жену, от племянника увел».
И для семьи Морозовых, и для семьи Зиминых развод Зинаиды и женитьба Саввы на разведенной были страшным позором. Отец Зины (на самом деле ее звали Зиновией, на светский манер она нарекла себя сама) говорил дочери: «Мне бы, дочка, легче в гробу тебя видеть, чем такой позор терпеть».
Про Зинаиду в народе была сложена отдельная легенда. Говорили, что она сама «из заводских», что работала на Никольской фабрике Елисея Саввича присучальщицей, то есть следила за тем, чтобы не рвалась нить, что там-то ее и заметил младший из клана Елисеевичей, который и взял девушку в барские хоромы. На самом же деле Зина была дочкой купца второй гильдии Зимина, хозяина «Зуевской мануфактуры И.Н. Зимина».
Семнадцати лет отроду её выдали замуж за Сергея Викуловича Морозова, который зачастую предпочитал компанию друзей обществу молодой жены. Как-то накануне Рождественского бала он уехал на охоту - Зинаида Григорьевна проявила своеволие, отправилась на бал одна. За её спиной шептались, она делала вид, что не замечает. В этот вечер она встретила Савву Тимофеевича Морозова, дядю своего мужа. Позже Савва признался, что влюбился в неё с первого взгляда.
Морозовым везло на властных, надменных, умных и очень честолюбивых жен. Зинаида Григорьевна лишь подтверждает это утверждение. Умная, но чрезвычайно претенциозная женщина, она тешила свое тщеславие способом, наиболее понятным купеческому миру: обожала роскошь и упивалась светскими успехами. Муж потворствовал всем ее прихотям.

З. Морозова ждет первенца - Тимофея. 1888 г.

Для любимой жены Савва Морозов построил в 1893 году замок, какого не бывало в Москве. Зинаида денег мужа не считала и слухи о роскошестве особняка быстро облетели всю Москву (все интерьеры были тщательнейшим образом проработаны Шехтелем, при участии Врубеля). Готические башенки, стрельчатые окна, зубцы на стенах - от дома веяло тайной, духом средневековья. Этот же особняк считается одним из прообразов особняка булгаковской Маргариты.
Сейчас он принадлежит МИД РФ, находится по адресу Спиридоновка, д.17 и используется для приемов на высшем уровне (в частности именно здесь в свое время заседала "Большая Восьмерка").

Особняк Морозова на Спиридоновке.

В этом же особняке Морозов какое-то время укрывал находящегося в бегах революционера Баумана. И вот незадача: именно в это время Морозова решил посетить с обедом сам московский генерал-губернатор Сергей Александрович... Прием был обставлен шикарнейшим образом. Сергей Александрович сидел за столом и даже не подозревал, что сидящий здесь же "друг семьи" Морозовых есть не кто иной, как опаснейший революционер Бауман, которого искала и не могла найти вся московская полиция.
Личные апартаменты Зинаиды Григорьевны были обставлены роскошно и эклектично. Спальня "Ампир" из карельской березы с бронзой, мраморные стены, мебель, покрытая голубым штофом. Аппартаменты напоминали магазин посуды, количество севрского фарфора пугало: из фарфора были сделаны даже рамы зеркал, на туалетном столике стояли фарфоровые вазы, по стенам и на кронштейнах висели крохотные фарфоровые фигурки.
Кабинет и спальня хозяина выглядели здесь чуждо. Из украшений - лишь брозовая голова Ивана Грозного работы Антокольского на книжном шкафу. Пустые эти комнаты напоминали жилище холостяка.
Вообще, матушкины уроки не пропали даром. По отношению к себе Савва Морозов был крайне неприхотлив, даже скуп - дома ходил в стоптанных туфлях, на улице мог появиться в заплатанных ботинках. В пику его непритязательности, мадам Морозова старалась иметь только "самое-самое": если туалеты, то самые немыслимые, если курорты, то самые модные и дорогие. Савва на женины дела смотрел сквозь пальцы: обоюдная бешеная страсть скоро переросла в равнодушие, а потом и в совершенное отчуждение. Они жили в одном доме, но практически не общались.

С.Т. Морозов - с детьми Марией, Тимофеем, Еленой. 1897 год

Хваткая, с вкрадчивыми взглядом и надменный лицом, комплексовавшая из-за своего купечества, и вся увешанная жемчугами, Зинаида Григорьевна сверкала в обществе и пыталась превратить свой дом в светский салон. У нее "запросто" бывала сестра царицы, жена московского генерал-губернатора великая княгиня Елизавета Федоровна. Чередой шли вечера, балы, приемы…

Морозова была постоянно окружена светской молодежью, офицерами. Особым ее вниманием пользовался А.А.Рейнбот, офицер Генерального штаба, блестящий ухажер и светский лев. Морозова понимала, что королеву признают в ней из-за денег, а не из-за происхождения, и даже парижские платья не сделают её профиль благороднее. Да и не похожа на записных красоток своего времени: её щёки не были румяными, плечи покатыми, а взор наивным - смуглая, "бровьми союзна", с тёмной цыганщиной в глазах, она была для своего времени слишком эффектна, слишком целеустремлённа, слишком расчётлива.

ТЕАТР.
Всем известна история о том, как в Москве в 1897 году в «Славянском базаре» встретились купец первой гильдии Алексеев, взявший себе потом по бабке псевдоним Станиславский, и дворянин, театральный критик Немирович-Данченко и что потом из этого вышло. А вот о том, что без помощи другого купца, а именно Саввы Тимофеевича, из этого не вышло бы ровным счетом ничего, известно уже гораздо меньше.Согласно легенде Савва Тимофеевич как-то посетил спектакль молодого еще Художественного театра, посмотрел на Москвина в роли царя Федора Иоанновича и так растрогался, что тут же пришел на собрание акционеров театра и скупил все его паи. На самом деле Савва был одним из первых купцов, откликнувшихся на просьбу Алексеева и Немировича-Данченко помочь в создании первого в России общедоступного театра.
За четыре года Савва израсходовал на Московский художественный театр более 200 000 рублей. Он отремонтировал под его нужды театр «Эрмитаж», на сцене которого выступала труппа МХТ, покупал костюмы для спектаклей, а для пьесы «Снегурочка» даже снарядил экспедицию за костюмами на Север, покрывал убытки и выступал как главный поручитель в финансовых вопросах.
Савва Тимофеевич, занимая должность технического директора, лично руководил осветительной службой театра. Как-то один из его друзей, придя в особняк на Спиридоновке, увидел, как Савва на дорогущем столе красного дерева смешивает какие-то лаки. «Савва, ты бы хоть подстелил что-нибудь, испортишь ведь мебель», -- заикнулся гость. «Стол что, ерунда, -- ответил хозяин, -- такой любой столяр за сто рублей сделает. А вот лунный свет только у меня в театре будет». Главный осветитель МХТ, дипломированный химик готовил цветной лак для световых фильтров «Снегурочки».
Если за период до 1902 года Савва истратил на театр 200 000 рублей, то за один только 1903 год его расходы по той же статье составили 300 000 рублей. Связано это было с тем, что Савва нашел для театра в Камергерском переулке новое здание, которое арендовал на двенадцать лет и полностью перестроил. А в 1904 году он вышел из Товарищества для учреждения в Москве Общедоступного театра, безвозмездно передав все свои паи театру. И виной тому была, как это часто бывает, женщина...

ЛЮБОВЬ.

Савва Тимофеевич был натурой увлекающейся и страстной. Недаром побаивалась матушка Мария Федоровна: "Горяч Саввушка!.. увлечется каким-либо новшеством, с ненадежными людьми свяжется, не дай Бог".
Мария (в девичестве Юрковская) была женой страстного театрала - действительного статского советника Андрея Алексеевича Желябужского, который был членом правления Российского театрального общества. Он был старше супруги на 18 лет и занимал высокий пост в железнодорожном ведомстве России. У супругов было двое детей сын Юрий и дочь Екатерина.

И она, и ее муж страстно любили сцену - господин Желябужский был талантливым актером-любителем. Статский советник вместе с женой выступали в домашних спектаклях, видный московский фабрикант господин Алексеев, красавец, франт и звезда любительской сцены (там его знали под псевдонимом Станиславский), был их добрым знакомым. Желябужский выбрал себе сценическое имя Андреев. Под этой фамилией дебютировала и Мария Федоровна на сцене Московского художественного театра.
Андреева не была счастлива в семье. Ее муж встретил другую любовь, однако супруги, соблюдая приличия, жили одним домом ради двоих детей. Мария Федоровна находила утешение в театре.
Судьба свела её с Константином Сергеевичем Станиславским, с которым она какое-то время вместе играла в спектаклях. А когда Станиславский и Немирович-Данченко стали создавать Художественный театр, Мария приняла в этом самое деятельное участие. Перед её обаянием не мог устоять ни один чиновник, а меценаты по первому её слову жертвовали немалые деньги.
Тогда в ее жизни появился Савва Тимофеевич Морозов. Миллионер был сдержан, немногословен, не любил, когда на него обращали внимание, но деньги дал он, а не кичившиеся своей благотворительностью купцы. Тогда мрачноватый и неразговорчивый Морозов сильно ее забавлял; то, что смеяться над ним нельзя, она поняла позднее.
Она знала, что московский миллионер влюбился в нее отчаянно и сразу, и ей это льстило. А он быстро понял, какую муку может принести любовь к красивой, умной и абсолютно недоступной женщине.
Завязался бурный роман. Морозов восхищался ее редкостной красотой, преклонялся перед талантом и мчался выполнять любое желание.
Пройдет несколько лет, и Станиславский напишет ей резкое письмо: "Отношения Саввы Тимофеевича к Вам - исключительные… Это те отношения, ради которых ломают жизнь, приносят себя в жертву… Но знаете ли, до какого святотатства Вы доходите?.. Вы хвастаетесь публично перед посторонними тем, что мучительно ревнующая Вас Зинаида Григорьевна ищет Вашего влияния над мужем. Вы ради актерского тщеславия рассказываете направо и налево о том, что Савва Тимофеевич, по Вашему настоянию, вносит целый капитал… ради спасения кого-то….
Я люблю ваши ум и взгляды и совсем не люблю вас актеркой в жизни. Эта актерка - ваш главный враг. Она убивает в вас все лучшее. Вы начинаете говорить неправду, перестаете быть доброй и умной, становитесь резкой, бестактной и на сцене, и в жизни".
Это письмо написано сразу после того, как Андреева, первая актриса театра, игравшая главные роли, объявила, что порывает с МХАТом. Она запомнила его на всю жизнь - упрек был справедлив, тогда в ней оставалось чересчур много от болтливой московской кокетки.
В театре, быстро завоевавшем популярность, Мария играла ведущие роли, многие москвичи ходили в Художественный «на Андрееву». Но вскоре в театре появилась еще одна прекрасная актриса - Ольга Книппер, и Станиславский стал отдавать ей роли, на которые претендовала Андреева. Возник конфликт, который Станиславский не смог или не захотел вовремя погасить, а его опрометчивые высказывания о романе Марии с Морозовым, сравнение игры Андреевой и Книппер в пользу последней только «подлили масла в огонь». Андреевой давали второстепенные роли - она требовала главных, жаловалась Станиславскому и Морозову на Немировича-Данченко. В конце концов два совладельца театра так возненавидели друг друга, что не могли спокойно разговаривать.
Мария решила уйти из Художественного театра, отправив на прощание едкое письмо Станиславскому: «Художественный театр перестал быть для меня исключением, мне больно оставаться там, где я так свято и горячо верила, что служу идее... Я не хочу быть брамином и показывать, что служу моему богу в его храме, когда сознаю, что служу идолу и капище только лучше и красивее с виду. Внутри него - пусто».
Преданность Саввы своему кумиру не знала границ. Он тут же заявил, что более не несет перед МХАТом никаких финансовых обязательств, и решил создать в Петербурге новый театр, руководить которым будут Андреева и Горький. Революция 1905 года помешала осуществлению его грандиозных замыслов.

СТРАСТЬ И РЕВОЛЮЦИЯ.
Андреева была женщина истерическая, склонная к авантюрам и приключениям. Только театра ей было мало, ей хотелось театра политического. Сначала Мария Федоровна подружилась с марксистом-репетитором своего сына, затем с его друзьями-студентами, они изучали «Капитал», потом ее попросили собрать для партии немного денег, и дело пошло так хорошо, что хватило на издание «Искры». Потом студентов сослали. Мария Федоровна, играя в этот день Ирину, так рыдала, что встревоженный Морозов помчался на Петровку, в магазин Пихлау и Бранта, купил целую партию меховых курток - их хватило на всех арестованных студентов Московского университета, а потом внес министру внутренних дел десять тысяч рублей залога.
Морозов давал деньги, которые шли и на поддельные паспорта, и на оружие, и на «Искру», а в ней печатали репортажи из Орехово-Зуева, где рассказывалось, как голодают его собственные рабочие. (О том, что правды здесь мало, Мария Федоровна не думала - на фабрике она не появилась ни разу.)
Она быстро подобрала ключи к незанятому сердцу сорокалетнего олигарха, и через нее в партийную кассу шустро потек денежный ручеек. Ей удалось быстро убедить Савву в верности марксистских идей, она познакомила своего нового любовника с Горьким, Красиным и Бауманом. И Савва увлекся новой идеей не на шутку: он давал деньги на издание «Искры», покупал теплую одежду для ссыльных, финансировал побеги из тюрем, прятал беглых каторжников в собственном кабинете. Смешно, но факт: Савва лично тайно проносил на свои фабрики революционную литературу и распространял ее среди рабочих.

Достижения Марии высоко оценил вождь пролетарской революции товарищ Ленин, присвоив Андреевой партийную кличку «Товарищ Феномен». Савва революционером не стал. Он лишь сочувствовал рабочему классу, мечтал о демократических переменах в обществе. Богатый предприниматель «внимательно следил за работой Ленина, читал его статьи и однажды забавно сказал о нем: «Все его писания можно озаглавить: «Курс политического мордобоя» или «Философия и техника драки».
Но была еще одна любовь в жизни Андреевой. Когда-то перед одним из спектаклей в ее гримуборную привели Максима Горького - странного, высокого, худого как щепка, нелепо одетого, дурно воспитанного человека. Но у него длинные пальцы, лучезарная улыбка и прекрасные голубые глаза. Он говорил басом, курил в кулак, держался то слишком выспренно, то чересчур скованно и обожал дешевые безделушки, на которые ей было противно смотреть. Он был гением (Мария Федоровна поверила в это, как в «Капитал»), настоящим человеком, победившим и несправедливость, и нужду, в нем воплотилось, все чему она хотела служить.

Андреева и Горький стали любовниками.
Это открытие было для Саввы тяжелейшим потрясением. Морозов любил ее больше жизни, она была его мечтой и проклятием. Ради нее он сломал свою судьбу, но об этом Мария Федоровна давным-давно забыла…

Актер А.А.Тихонов рассказывал об этом так:
"Обнаженная до плеча женская рука в белой бальной перчатке тронула меня за рукав.
- Тихоныч, милый, спрячь это пока у себя… Мне некуда положить…
Мария Федоровна Андреева, очень красивая, в белом платье с глубоким вырезом, протянула мне рукопись с горьковской поэмой "Человек". В конце была сделана дарственная приписка - дескать, что у автора этой поэмы крепкое сердце, из которого она, Андреева, может сделать каблучки для своих туфель.
Стоявший рядом Морозов выхвати рукопись и прочел посвящение.
- Так… новогодний подарок? Влюбились?
Он выхватил из кармана фрачных брюк тонкий золотой портсигар и стал закуривать папиросу, но не с того конца. Его веснушчатые пальцы тряслись".

Через год Андреева ушла от мужа, так и не получив развод. Светские приятели сделали вид, что ее не существует - семейство знакомого камергера проходило мимо, не раскланиваясь, ее перестали приглашать друзья мужа, и лишь Савва Морозов по-прежнему оставался ее рыцарем - он жалел только о том, что ему, постороннему человеку, невозможно за нее заступиться… Это было и трогательно, и смешно, и она с удовольствием пересказывала его слова Горькому.
Савва Тимофеевич жил по законам русской литературы, где страдание от любви и потакание стервам и истеричкам почиталось за добродетель. Даже после того, как Андреева и Горький стали жить вместе, Морозов все равно трепетно о Марии Федоровне заботился. Когда она на гастролях в Риге попала в больницу с перитонитом и была на волосок от смерти, ухаживал за ней именно Морозов. Ей он завещал страховой полис на случай своей смерти (в случае смерти Морозова Андреева могла получить по страховке 100 тысяч рублей). По сути, это был смертный приговор, подписанный собственной рукой.

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СТРАСТИ.
«Экий омерзительный человек, в самом деле! - в сердцах однажды воскликнул Савва Тимофеевич, крепко поругавшись с Максимом Горьким. - Зачем он представляется босяком, когда все вокруг отлично знают, что его дед был богатым купцом второй гильдии и оставил семье большое наследство?»
Морозов не смог противостоять маститому сопернику, и вынужден был налаживать отношения с женой, и не без успеха. Женщины едва знали друг друга - жена Морозова была глубоко безразлична Марии Федоровне. А та благодаря Андреевой испытала унижение, которого хватило на всю жизнь: муж влюбился в эту даму и в течение нескольких лет жил со своей законной женой так, как могли бы жить брат с сестрой; потом у дамы появился любовник, и Савва снова вернулся в супружескую постель...
Зинаида Григорьевна Морозова не разбиралась в нюансах. Она считала Савву сбившимся с пути, вывихнутым, неправильным человеком, но они прожили в любви и согласии больше десяти лет, и она оплакивала свою молодость, прекрасное начало их брака, то, как он заботился о ней и старался ее порадовать. Муж вернулся к ней, но он все равно любил другую. Ей казалось, что статская советница приворожила Савву, а затем выжала и бросила. Через год у Морозовых родился четвёртый ребёнок - сын Савва.…

Савва Морозов с детьми: Тимофеем, Марией, Еленой, Саввой. Москва, 1905 год.

Шел 1905 год, в стране наступили тревожные времена, назревала первая русская революция. После кровавого воскресенья волнения рабочих усилились и охватили многие города России. Орехово-Зуево не было исключением. Немалую роль в формировании революционного настроя рабочих Морозовской мануфактуры сыграл Леонид Красин, которого Савва пристроил руководить строительством электростанции еще в 1904 году.

Красин хорошо разбирался не только в электричестве, но и в изготовлении взрывных устройств. Недаром он возглавлял Боевую техническую группу при большевистском руководстве. Экспроприации Красина заключались в организации бандитских налетов на банковские экипажи с целью захвата денег.
В Москве в квартире Горького была оборудована мастерская Красина, которую зорко охраняли грузинские боевики легендарного Симона Камо. Именно здесь были сконструированы бомбы, взорвавшиеся в резиденции Столыпина в августе 1906 года. В тот раз Столыпин не пострадал, но в результате взрыва 32 человека были убиты и десятки получили ранения. Террористические акции набирали обороты. «Красин мечтал создать портативную «бомбу величиной с грецкий орех», - вспоминал Лев Троцкий. Боевые заслуги Красина были высоко оценены соратниками, и его назначили казначеем ЦК.
Наконец, Савва осознал, какую угрозу для общества представляют пламенные революционеры, и прекратил денежные вливания в их казну. Такой поворот не устраивал большевиков, они попытались надавить на спонсора, но Савва был непреклонен, большевики тоже.
В начале 1905 года на Морозовской текстильной мануфактуре началась массовая забастовка. Савва решил пойти на компромисс. Он попросил у своей матери доверенность на ведение дел, чтобы договориться с рабочими и выполнить их требования. Но мать, по-прежнему возглавлявшая мануфактуру, категорически отказалась идти на поводу рабочих. Когда сын попытался возразить, она заявила: «И слушать не хочу! Сам не уйдешь - заставим!». И она выполнила угрозу - Савва был отстранен от руководства.
Круг одиночества неумолимо сжимался. Морозов остался в совершенной изоляции. Талантливый, умный, сильный, богатый человек не мог найти, на что опереться. Любовь оказалась невозможной и неправдой. Светская жена раздражала. Друзей в своем кругу у него не было, да и вообще среди купцов было невообразимо скучно. Он презрительно называл коллег "волчьей стаей". "Стая" отвечала ему боязливой нелюбовью. Постепенно пришло понимание истинного отношения к нему со стороны "товарищей": большевики видели в нем всего лишь глупую дойную корову и беззастенчиво пользовались его деньгами. В письмах "искреннего друга" Горького сквозил откровенный расчет.
Савва впал в жестокую депрессию. Причины назывались разные, в том числе конфликт с матерью. Возможно, действия мамаши задели его самолюбие, но никоим образом не коснулись его достатка. Морозов оставался богатым промышленником. Ему принадлежали рудники, лесозаготовки, химические заводы, больницы, газеты. Разрыв с Андреевой произошел за несколько лет до этого и тоже не мог стать причиной нервного срыва. По Москве распускали слухи о его безумии.
Савва Тимофеевич начал избегать людей, много времени проводил в полном уединении, не желая никого видеть. Его жена бдительно следила, чтобы к нему никто не приходил, и изымала поступавшую на его имя корреспонденцию. По настоянию жены и матери был созван консилиум, который поставил диагноз: тяжелое нервное расстройство, выражавшееся в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессонице, приступах тоски. Врачи рекомендовали направить "больного" для лечения за границу.

КОНЕЦ ВСЕМУ.
15 апреля Савва Тимофеевич вместе с женой и доктором отправился во Францию, в Канны. Такое решение приняли на семейном совете, чтобы удалить Савву от опасных друзей, а заодно поправить здоровье. Видимо, уже тогда по Европе бродил не только «призрак коммунизма», но и его агенты. Позднее Зинаида Григорьевна вспоминала, что около их дома во Франции постоянно отирались некие подозрительные личности.

Обнаруженный в архиве г.Канны снимок Ройял-Отеля,где был убит С.Т.Морозов

Ничто не предвещало трагической развязки - накануне Савва собирался в казино и был в нормальном расположении духа.
13 мая в апартаментах Морозова прогремел выстрел. Зинаида Григорьевна вбежала в комнату мужа и обнаружила его с простреленным сердцем. Через распахнутое окно она заметила убегающего человека. Рядом с телом убитого полиция нашла две записки. В одной было написано: «Долг - платежом. Красин». В другой - посмертное обращение Саввы, в котором он просил никого не винить в его смерти.

Предсмертная записка Морозова

Почерк последней записки был похож на почерк Красина. Личный врач Морозова с удивлением отметил, что руки убитого были аккуратно сложены на животе, глаза закрыты. Доктор сомневался, что самоубийца мог это сделать без посторонней помощи.
До конца своей жизни Зинаида Григорьевна не верила в самоубийство Саввы и утверждала, что в Каннах ее мужа посещал Красин. По настоянию матери погибшего была принята официальная версия - самоубийство на почве нервного срыва. «Оставим все как есть. Скандала я не допущу» , - решила она.
Расследование факта самоубийства С. Т. Морозова, было поручено контрразведчику, полковнику Сергею Николаевичу Свирскому.
"В настоящий момент на основе собранных данных мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть факта самоубийства Саввы Морозова,— докладывал он Николаю II.— Протокол о самоубийстве Морозова был составлен французской криминальной полицией со слов лица, пожелавшего остаться неизвестным... фото трупа отсутствует, свидетельства о смерти тоже нет... "

Акт о смерти С.Т.Морозова (Канны)

Металлический гроб с неким телом был доставлен в Москву через Ревель на борту яхты «Ева Юханссон», приписанной к гельсингфорскому яхт-клубу троюродным братом Саввы купцом 3-й гильдии Нижегородской губернии Фомой Пантелеевичем Морозовым. При отпевании гроб не вскрывался и был закопан на Рогожском кладбище без вскрытия. По правилам русской православной церкви самоубийц принято хоронить за оградой кладбищ; в данном случае твёрдое правило было нарушено, значит, в гробу находилось тело кого угодно, но только не самоубийцы.
По своему вероисповеданию Савва Морозов, как, впрочем, и весь клан Морозовых, был старообрядцем, а среди них самоубийство всегда считалось и считается по сей день самым страшным, а главное, непростительным грехом. Самоубийство влечёт за собой отречение от веры и церкви, от семьи и детей... Если принять на веру версию о том, что Савва всё-таки застрелился, тогда становится непонятным, почему гроб с его телом отпевался в полном соответствии с церковными обрядами и канонами, почему вся семья принимала в погребении самое живое участие.

Рогожское кладбище и фамильная усыпальница Саввы Морозова

ФИНАЛЬНЫЕ ШТРИХИ.
ДВОРЯНКА ЗИНАИДА МОРОЗОВА.

З.Г.Морозова в Покровском-Рубцово после похорон мужа. Май 1905

Вдова Саввы вскоре в 1907 году вышла замуж в третий раз. На Кузнецком мосту она встретила своего давнего поклонника - генерала Рейнбота, бывшего тогда градоначальником Москвы. Он прислал ей розы,она поблагодарила его, они некоторое время переписывались, потом обвенчались. Рейнбот был женат, но развёлся. Морозова выходила замуж третий раз, и её фамилия стала двойной.
Это был союз тщеславия и расчёта: нищий Рейнбот обретал материальную стабильность, купчиха Морозова становилась дворянкой. Рейнбот обратился в Московское депутатское дворянское собрание с просьбой внести в родословную книгу Московской губернии его жену - Зинаиду Григорьевну Рейнбот и выдать ей документы о дворянстве. Морозова подарила мужу 380 десятин пустопорожней земли, чтобы чета Рейнбот была внесена в родословную книгу московского дворянства.
Новый муж не оправдал надежд. При нём взятки стали совершенно законным явлением. Если владельцы игорных домов или торговых рядов выплату задерживали, то секретарь звонил и напоминал: "Генерал Рейнбот просил передать, что он по-прежнему живёт на Тверском бульваре". Рейнбота обвинили в казнокрадстве, последовали скандальная отставка и долгий судебный процесс, высочайшим повелением бывший градоначальник был помилован. Морозова нанимала лучших адвокатов, отдельным томом были изданы "Оправдательные документы по делу Рейнбота". Самолюбию гордой и умной женщины был нанесён сильнейший удар. В 1916 году по инициативе Зинаиды Григорьевны супруги Рейнбот навсегда расстались.
До самой революции она жила в любимом своем имении «Горки», которое превратила в первую в мире индустриальную агропромышленную ферму. А после революции в «Горках» поселился Ленин. Хотя и Зинаиду Григорьевну отсюда никто не выживал: ей отвели целый флигель.
После революции Морозова-Рейнбот чудом избежала репрессий, но лишилась всех своих имений - ей приходилось продавать личные вещи и ценности. Дети умирали молодыми, внуки болели туберкулёзом, начиналась война. Зинаида Григорьевна Морозова умерла в 1947 году. Прах её покоится в семейном склепе Морозовых на старообрядческом Рогожском кладбище в Москве.

РЕВОЛЮЦИОНЕРКА АНДРЕЕВА.
Родственники Морозова опротестовали право Андреевой распоряжаться полисом, но дело проиграли. «Ведал всеми этими операциями Красин», - писала Андреева в письме Николаю Буренину, соратнику Ленина. Большая часть полученных денег по полису пошла в большевистскую кассу. Около 28000 рублей было передано Евгении Крит - сестре Андреевой, у которой воспитывались ее дети. Сама Андреева вместе с «буревестником революции» приступила к выполнению нового задания большевистского комитета по сбору денег.
С этой целью они отправились в Нью-Йорк с рекомендательным письмом Исполкома РСДРП и личной запиской Ленина. Максим Горький в своих страстных выступлениях перед американцами разоблачал кровожадную политику царизма и просил денег на поддержку революции в России.
Савву Морозова новая власть вспоминала как богатого фабриканта-эксплуататора, стараясь придать забвению его крупные денежные вклады, которые пошли на революционное дело.

М.Ф. Андреева с сыном и Горьким. 1905 год.

Новый период жизни начался для Андреевой после октябрьских событий 1917 года. Назначенная комиссаром театров и зрелищ союза коммун Северной области, куда входил и Петроград, она развила бурную деятельность. Открытие и закрытие театров, продовольственные пайки и жилье для актеров, новые революционные пьесы и т.д. и т.п. На личную жизнь времени практически не оставалось. Хотя она и приезжала временами к Горькому, который в этот период жил под Берлином, но их отношения постепенно становились просто дружескими.
В 1931 году Андрееву назначили директором Дома ученых в Москве. Благодаря её энергии и организаторским способностям Дом ученых быстро завоевал авторитет среди интеллигенции, появилась даже фраза, не нуждающаяся в пояснении: «Сходить к Андреевой». Домом ученых Мария Федоровна руководила до 1948 года (в тот год ей исполнилось 80 лет!), пережив вместе с ним войну и эвакуацию.
Скончалась Мария Федоровна Андреева 8 декабря 1953 года. В конце жизни она написала интереснейшие воспоминания, которые были изданы в 1961 году. Говорят, что именно она стала прообразом булгаковской Маргариты. Вполне возможно, так как Булгаков хорошо знал и Андрееву, и все перипетии её отношений с Горьким.

ЛЕГЕНДЫ И ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ.
Самоубийство Саввы сразу же породило несколько легенд, одна краше другой. По первой Савва не смог пережить того, что Андреева предпочла ему Горького. По второй Савву застрелил главный большевистский террорист и хороший знакомый Морозова Красин, которому Савва отказал в очередном денежном транше. И, наконец, по третьей, самой красивой, Савва вовсе не стрелялся. Он бросил весь свой капитал, переоделся в простое крестьянское платье и пошел бродить по России.Согласно полицейскому акту в 1907 году в Никольском объявился мужик, выдававший себя за Савву Тимофеевича Морозова. Его привечали в компаниях, охотно поили в кабаках, но потом уличили во лжи и сильно побили.
Из воспоминаний дальнего родственника Морозова - Федора Морозова:
"В соответствии с завещанием Саввы Морозова его останки должны были быть погребены по старообрядческим правилам на Малоохтенском кладбище в Петербурге, что, однако, не было исполнено. Все его счета, включая заграничные, целиком завещаны тому же Фоме Морозову, а не жене, детям или родному брату Сергею, что, согласитесь, очень необычно и подозрительно.
И, наконец, кое-что о загадочном Фоме, троюродном брате Саввы Тимофеевича, купце 3-й гильдии Ардатовского уезда Нижегородской губернии. С раннего детства Фома и Савва были очень похожи друг на друга. С годами это сходство не пропало, и на Нижегородской ярмарке, где Савва председательствовал в биржевом комитете, Фома нередко подменял его, слегка остригаясь и надевая модные костюмы брата.
В финансовых делах Фома не был новичком: ему принадлежала брокерская фирма на той же Нижегородской ярмарке... Гроб с телом Саввы привёз в Москву не его племянник Карпов, посланный семьёй в Канн, а именно Фома, причем привёз его не из Канн, а из Гельсингфорса, где гроб, собственно, и был приобретён у похоронной конторы «Улоф Свенсон и Ко».
Самое любопытное: на деревенском кладбище близ местечка Лахти была обнаружена могила... Фомы Морозова, скончавшегося в 1903 году от объедения в лютеранском лазарете Марии Магдалины в Гельсингфорсе. Могила недавно вскрывалась. Но доказать подмену Саввы Морозова на Фому Морозова мы не имеем возможности, не располагая отпечатками пальцев их обоих. Доказать, что Фома Морозов, привезший в Москву гроб Саввы, и Фома Морозов, скончавшийся в Гельсингфорсе,— одно лицо, невозможно, так как все необходимые для опознания дсйсуценты нам недоступны. Факт покупки металлического гроба в Гельсингфорсе Морозовыми не отрицается и не сбывается — мол, где купили подешевле, оттуда и привезли.
Есть основания утверждать, что тело было помещено в гроб в Ревеле, но ни доказать, на опровергнуть этого невозможно. Что же касается странностей завещания, то Морозовы объясняют их просто: Савва считал, что семье будет достаточно акций и недвижимости, а из всей дальней родим он больше всех жалел Фому, которому и завещал свои главные капиталы. Вот и всё...
О том, что произошло дальше, мне известно со слов моего родного деда Никиты Степановича Морозова, совладельца брокерской конторы Фомы Морозова. Хотя компаньон деда умер в 1903 году, факт его смерти не афишировался, его паспорта продолжали иметь юридическую силу, а контора на Нижегородской ярмарке продолжала свою бурную деятельность как ни в чём не бывало до самой революции 1917 грда. С 1905 года она выполняла самые пикантные и странные поручения Саввы Тимофеевича Морозова, жившего по документам своего умершего троюродного брата до самой своей кончины.
От старообрядцев я много раз слышал о том, что на Малоохтенском старообрядческом кладбище до октября 1967 года была могила с большим крестом и доской, надпись на которой свидетельствовала, что здесь 14 октября 1929 года захоронено тело Саввы Морозова. Крест этот был снесён в канун 50-летия Великого Октября по распоряжению одного из секретарей Ленинградского обкома КПСС. В 1990 году мне поведал об этом «по страшному секрету» другой секретарь того же обкома..."

P.S. В 1992 году краевед Орехово-Зуево Владимир Сергеевич Лизунов написал серию работ об истории города. Рассказывая о династии Морозовых, он упомянул икону Святого Саввы Стратилата. Около столетия икона олицетворяла дань уважения выдающемуся человеку своей эпохи - Савве Тимофеевичу Морозову, а после широкой огласки историческая реликвия была украдена.

Вот и вся история жизни русского мецената и обыкновенного человека. Очень бы хотелось отдать дань светлой памяти Саввы Тимофеевича Морозова, именем которого в России не названы ни один театр, ни один музей, ни одна улица, ни один переулок...

Как-то непопулярна в новой, современной России идея благотворительности и меценатства. Обмельчали предприниматели, наверное, и даже традиции дореволюционного, русского меценатства не вдохновляют нынешних крупных бизнесменов, - излишки денег пойдут скорее на кипрский оффшор, чем во что-то, нуждающееся в поддержке на Родине.

А ведь среди тех, царских меценатов, были не просто люди, которым некуда девать деньги, это были личности, широко образованные и эстетически развитые, знающие толк и в культуре, и предметах роскоши, поддерживающие русскую науку.

Взять, к примеру, Савву Морозова, знакомого всем нам со школьной скамьи, - глыба ведь, а не человек!

Детство и юность

Савва Тимофеевич Морозов родом из старообрядческой купеческой семьи. Она была почтенная, богатая – уж постарался дед Саввы Тимофеевича в своё время, заложив купеческие основы фамилии. В Москве все знали большой морозовский двухэтажный особняк в Трёхсвятительском переулке, с зимней оранжереей и огромным садом с беседками.

Несмотря на некоторую зашоренность кругозора набожной матушки, её сыновья Савва и Сергей получили достаточно хорошее домашнее образование, позже Савва обучался в 4-й Московской гимназии на Покровке (где, по его словам, он научился курить и не верить в бога).

Позже, в 1881 году, юный Савва Тимофеевич поступил студентом на физико-математический факультет Московского императорского университета, который закончил через 6 лет дипломированным химиком. Обучение Савва продолжил в Великобритании, в Кембриджском университете, одновременно знакомясь с текстильном делом на английских фабриках.

Дела торговые морозовские

Вернувшись в Россию, в возрасте 25 лет Савва Тимофеевич принял от отца управление Никольской мануфактурой товарищества «Саввы Морозова сын и Ко». Будучи пайщиком товарищества, он владел всего 10 % паёв мануфактуры, остальной частью владела его суровая, стальная в делах матушка.

Помимо управления мануфактурой Савва директорствовал на посту московского Трёхгорного пивоваренного товарищества, держал хлопковые поля в Туркестане, владел заводами на Урале.

В 1905 году Морозов учредил анонимное общество соединённых химических заводов «С. Т. Морозов, Крель и Оттман». Будучи крупным российским предпринимателем, Морозов возглавлял комитет Нижегородской ярмарки, состоял членом московского отделения Совета торговли и мануфактур.

На Всероссийской промышленной ярмарке в Нижнем Новгороде Савва Тимофеевич лично подавал государю хлеб-соль, а позже (тут же, на ярмарке) произнёс свою знаменитую речь: «Богато наделённой русской земле и щедро одарённому русскому народу не пристало быть данниками чужой казны и чужого народа… Россия, благодаря своим естественным богатствам, благодаря исключительной сметливости своего населения, благодаря редкой выносливости своего рабочего, может и должна быть одной из первых по промышленности стран Европы».

Морозовская Никольская мануфактура занимала в России третье место по рентабельности. Изделия мануфактуры сумели вытеснить английские ткани в Китае и Персии.

Меценатство и политическая деятельность Морозова

В 1893 году Морозов купил на Спиридоньевке дом А. Н. Аксакова, снёс его и построил роскошный особняк, принадлежащий сегодня МИДу России). Именно здесь он вместе со своей женой Зинаидой Григорьевной устраивал балы и светские вечеринки. В этом доме бывали такие люди, как Чехов, Шаляпин, Горький, Боткин, Станиславский и множество других не менее известных людей России.

Морозов охотно помогал Малому Художественному театру, заведовал его финансами и был председателем паевого товарищества по эксплуатации театра. Только на строительство здания МХТ в Камергерском переулке им было пожертвовано 300 тысяч рублей – огромная сумма денег по тем временам.

Морозов же сформулировал и главные принципы деятельности театра: не повышать цены на билеты для людей и ставить пьесы, имеющие большой общественный интерес.

С начала 1900-х годов увлёкся Морозов (и на беду себе) политикой. Будучи поначалу по взглядам либералом, земцем-конституционалистом, он постепенно дрейфовал в сторону революционно настроенных леваков. Говоря проще, - начал симпатизировать большевикам. В 1905 году, в разгар революционных волнений в России, прятал у себя одного из большевистских деятелей – Н. Э. Баумана. Морозов дружил с Максимом Горьким, был знаком с Леонидом Красиным.

Совершенно особые отношения связывали Морозова с другой большевичкой, актрисой МХТ – Марии Фёдоровной Андреевой. Это был, конечно же, любовный роман, в который Савва Тимофеевич кинулся со всей безумной страстью своей натуры.

Андреева была связана с партией РСДРП, добывала для большевиков деньги. «Товарищ феномен» - именно так называл Андрееву Ленин, - сумела добыть для партии от Саввы Морозова весьма крупные суммы денег (значительную часть его состояния). При его поддержке субсидировались такие газеты как знаменитая «Искра», «Новая жизнь (Санкт-Петербург), «Борьба» (Москва). Курьёзом, наверное, можно считать, что Морозов не просто прятал от полиции революционных товарищей, спонсировал большевистскую прессу, но и провозил её… на собственную фабрику.

Такую революционность Морозова русский писатель Марк Алданов объяснял так: «Савва субсидировал большевиков оттого, что ему чрезвычайно опротивели люди вообще, а люди его круга в особенности». Вот такая натура русских образованных капиталистов начала ХХ-го века: получив образование за рубежом, увидев жизнь в Европе, страстно возненавидеть российский старообрядческий уклад, консервативное мещанство окружающих и кинуться в спасении к людям, мечтающим этот уклад просто-напросто смести…

Последние годы Саввы Тимофеевича

Трагическим катком прокатилась по судьбе Морозова первая русская революция 1905 года. Восставшие рабочие Никольской мануфактуры потребовали от руководства фабрики принять их условия. Морозов и рад был договориться с ними, да на его пути встала его строгая, с железной деловой хваткой матушка, ведавшая всеми делами мануфактуры. После непродолжительного конфликта, она ограничила Савву Морозова в делах управления фабрикой, что очень тяжёло сказалось на его здоровье.

Нервное расстройство Морозова на фоне тяжкой депрессии выражалось то в чрезмерном возбуждении, беспокойстве и бессоннице, то в приступах крайней подавленности, нежелании что-либо делать. В Москве появились слухи о сумасшествии Морозова.

По совету врачей Савва Тимофеевич выезжает на лечение в Европу, и однажды в мае 1905 года его находят с простреленной грудью в одном из гостиничных номеров города Канн.

По официальной версии Морозов покончил жизнь самоубийством, хотя до сих пор вокруг его смерти очень много неясного и загадочного.

Фигура Саввы Морозова достаточно неоднозначная для своего времени. Чем-то похож он на одного из персонажей романа «Идиота» Достоевского - купца Рогожина. Такая же мятущаяся душа, неприятия своего окружения, любовь к капризной интеллигентке, которая предала его, уйдя к другому (а Мария Андреева ушла от Морозова к Горькому), Достоевский словно провидец живописал биографию Морозова задолго до жизни самого Саввы Тимофеевича…

Цитата сообщения Загадочная смерть в Каннах. Савва Морозов.

Загадочная смерть в Каннах

Всем известно, что знаменитый промышленник и меценат, один из главных спонсоров большевистской партии Савва Морозов был найден мертвым в одной из гостиниц французского города Канны. Споры о том, было ли это самоубийством или кто-то расправился с Саввой Тимофеевичем, продолжаются более ста лет. Авторы фильма нашли новые неожиданные доводы в пользу каждой из этих версий и
расширили "круг подозреваемых". Однако самой неожиданной находкой стали свидетельства о том, что гибель Саввы Морозова была лишь инсценировкой. В фильм включены интервью потомков С.Т. Морозова и компетентных экспертов, кадры хроники, документальные материалы, а также игровые эпизоды. В фильме принимают участие: Марина Смольянинова, Ирина Морозова, Федор Морозов (потомки С.Т. Морозова), Любовь Сыроежкина (директор Орехово-Зуевского историко-краеведческого музея), Людмила Каминская (начальник Музея истории московской милиции КЦ ГУВД по г.Москве), Михаил Виноградов (доктор медицинских наук), Митрополит Корнелий (предстоятель Русской православной старообрядческой церкви) и другие.

Начнем с родословной Саввы Тимофеевича Морозова.
В начале 19 века первый Савва не имел отчества. А просто назывался “Савва сын Васильев”, так как родился крепостным. Предпримчивый крестьянин Владимирской губернии открыл мастерскую, выпускавшую шелковые кружева и ленты. На единственном станке работал сам, и сам же пешком ходил в Москву, за 100 верст, продавать товар скупщикам. Постепенно он перешел на суконные и хлопчатобумажные изделия. Ему везло. За 17 тысяч рублей - огромные по тем временам деньги - Савва получил “вольную” от дворян Рюминых, и вскоре бывший крепостной Морозов был зачислен в московские купцы первой гильдии.
Дожив до глубокой старости, Савва Васильевич так и не одолел грамоты, однако это не мешало ему отлично вести дела. Своим сыновьям он завещал четыре крупные фабрики, объединенные названием “Никольская мануфактура”. Его сын оказался ловким и оборотистым наследником. Тимофей был обучен грамоте и, хотя “университетов не заканчивал”, но часто жертвовал довольно крупные суммы на учебные заведения и на издательские дела.
7 января 1885 года на Никольской мануфактуре разразилась забастовка рабочих, “Морозовская стачка”. Когда судили зачинщиков волнений, Тимофея Морозова вызвали в суд свидетелем. Зал был переполнен, атмосфера накалена до предела. Гнев публики вызвали не подсудимые, а хозяин фабрики.
Савва Тимоффевич вспоминал тот суд: “В бинокли на него смотрят, как в цирке. Кричат: “Изверг! Кровосос!”. Растерялся родитель. Пошел на свидетельское место, засуетился, запнулся на гладком паркете - и затылком об пол, как нарочно перед самой скамьей подсудимых. Такой в зале поднялся глум, что председателю пришлось прервать заседание.” После суда Тимофей Саввич месяц пролежал в горячке и встал с постели совсем другим человеком. О фабрике и слышать не хотел: “Продать ее, а деньги - в банк”. И только железная воля его жены спасла мануфактуру от продажи. Производственные дела Тимофей Морозов отказался вести напрочь: переписал имущество на жену, так как старший сын, по его разумению, был молод и горяч.

Савва Тимофеевич, мать - Мария Фёдоровна Морозова и жена Зинаида Григорьевна Морозова

Савва Тимофеевич Морозов
Будущий капиталист и вольнодумец воспитывался в духе религиозного аскетизма, в исключительной строгости. По субботам в доме меняли нательное белье. Братьям, старшему Савве и младшему Сергею, выдавалась только одна чистая рубаха, которая обычно доставалась Сереже - маминому любимчику. Савве приходилось донашивать ту, что снимал с себя брат. Более чем странно для богатейшей купеческой семьи, но это было не единственное чудачество хозяйки. Занимая двухэтажный особняк в 20 комнат, она не пользовалась электрическим освещением, считая его бесовской силой. По этой же причине не читала газет и журналов, чуралась литературы, театра, музыки. Боясь простудиться, не мылась в ванне, предпочитая пользоваться одеколонами. И при этом держала домашних в кулаке так, что они рыпнуться не смели без ее дозволения. Применялись при этом веками испытанные “формы воспитания” - за плохие успехи в учебе юную купеческую поросль нещадно драли.

Представители 4-х ветвей семьи Морозовых (4-х морозовских мануфактур):
Морозов Абрам Абрамович, Морозов Тимофей Саввич, Морозов Василий
(Макар?) Захарович,Морозов Викул Елисеевич

Москва. Фото Бергнера А.(?)

Савва не отличался особым послушанием. По его собственным словам, еще в гимназии он научился курить и не верить в Бога. Характер у него был отцовский: решения принимал быстро и навсегда.
Он поступил на физико-математический факультет Московского университета. Там серьезно изучал философию, посещал лекции по истории В.О.Ключевского. Потом продолжил образование в Англии. Изучал химию в Кембридже, работал над диссертацией и одновременно знакомился с текстильным делом. В 1887-м, после морозовской стачки и болезни отца, вынужден был вернуться в Россию и принять управление делами. Было Савве тогда 25 лет.
Он выписал из Англии новейшее оборудование. Старику претили нововведения сына, но в конце концов он сдался: на мануфактуре были отменены штрафы, изменены расценки, построены новые бараки. Тимофей Саввович топал на сына ногами и ругал его социалистом.
- А в добрые минуты, совсем уж старенький - гладит меня, бывало, по голове и приговаривал: “Эх, Саввушка, сломаешь ты себе шею”.
Но до осуществления тревожного пророчества было еще далеко.

Втайне Мария Федоровна гордилась сыном - Бог не обделил его ни умом, ни хозяйской сметкой. Хотя и сердилась, когда Савва распоряжался сначала по-своему, как считал нужным, и лишь затем подходил: “Вот, мол, маменька, разрешите доложить…”
На любовном фронте
В Москве Савва Тимофеевич наделал много шума, влюбившись в жену своего двоюродного племянника Сергея Викуловича Морозова - Зинаиду. Ходили слухи, что Сергей Викулович взял ее из ткачих на одной из морозовских фабрик. По другой версии, она происходила из купеческого рода Зиминых, и ее отец, богородский купец второй гильдии Григорий Зимин, был родом из Зуева. Зинаида Григорьевна обожала роскошь и упивалась светскими успехами. Муж потворствовал всем ее прихотям.

Савва Морозов и Зинаида Григорьевна, его жена

Морозовым везло на властных, надменных, умных и очень честолюбивых жен. Зинаида Григорьевна лишь подтверждает это утверждение. Умная, но чрезвычайно претенциозная женщина, она тешила свое тщеславие способом, наиболее понятным купеческому миру: обожала роскошь и упивалась светскими успехами. Муж потворствовал всем ее прихотям.
Личные апартаменты Зинаиды Григорьевны были обставлены роскошно и эклектично. Спальня “Ампир” из карельской березы с бронзой, мраморные стены, мебель, покрытая голубым штофом. Аппартаменты напоминали магазин посуды, количество севрского фарфора пугало: из фарфора были сделаны даже рамы зеркал, на туалетном столике стояли фарфоровые вазы, по стенам и на кронштейнах висели крохотные фарфоровые фигурки.
Кабинет и спальня хозяина выглядели здесь чуждо. Из украшений - лишь брозовая голова Ивана Грозного работы Антокольского на книжном шкафу. Пустые эти комнаты напоминали жилище холостяка.
Вообще, матушкины уроки не пропали даром. По отношению к себе Савва Морозов был крайне неприхотлив, даже скуп - дома ходил в стоптанных туфлях, на улице мог появиться в заплатанных ботинках. В пику его непритязательности, мадам Морозова старалась иметь только “самое-самое”: если туалеты, то самые немыслимые, если курорты, то самые модные и дорогие.
Савва на женины дела смотрел сквозь пальцы: обоюдная бешеная страсть скоро переросла в равнодушие, а потом и в совершенное отчуждение. Они жили в одном доме, но практически не общались.

Савва Тимофеевич Морозов с детьми.

Не спасли этот брак даже четверо детей.
Хваткая, с вкрадчивыми взглядом и надменный лицом, комплексовавшая из-за своего купечества, и вся увешанная жемчугами, Зинаида Григорьевна сверкала в обществе и пыталась превратить свой дом в светский салон. У нее “запросто” бывала сестра царицы, жена московского генерал-губернатора великая княгиня Елизавета Федоровна. Чередой шли вечера, балы, приемы… Морозова была постоянно окружена светской молодежью, офицерами. Особым ее вниманием пользовался А.А.Рейнбот, офицер Генерального штаба, блестящий ухажер и светский лев.

Зинаида Григорьевна Морозова - Жена Саввы Морозова

Позднее он получил генеральский чин за борьбу с революционным движением. А через два года после смерти Саввы Тимофеевича обвенчался с Зинаидой Григорьевной. Надо думать, ее тщеславие было удовлетворено: она стала потомственной дворянкой.

Савва Тимофеевич и Мария Фёдоровна Андреева
Ведя строгий счет каждому целковому, Савва не скупился на тысячные расходы ради хорошего, по его мнению, дела. Он давал деньги на издание книг, жертвовал Красному кресту, но его главный подвиг - финансирование МХАТа. Только строительство здания театра в Камергерском переулке обошлось Морозову в 300 тысяч рублей.
В 1898 году МХАТ поставил спектакль “Царь Федор Иоанович” по пьесе Алексея Толстого. Савва Морозов, случайно заехав вечером в театр, пережил глубокое потрясение и с тех пор стал горячим поклонником театра.
Савва Тимофеевич был натурой увлекающейся и страстной. Недаром побаивалась матушка Мария Федоровна: “Горяч Саввушка!.. увлечется каким-либо новшеством, с ненадежными людьми свяжется, не дай Бог”.

"Портрет М.Ф. Андреевой" 1905

Бог не уберег его от актрисы Художественного театра Марии Федоровны Андреевой, по иронии судьбы - тезки его матери.
Жена высокопоставленного чиновника А.А.Желябужского, Андреева не была счастлива в семье. Ее муж встретил другую любовь, но супруги, соблюдая приличия, жили одним домом ради двоих детей. Мария Федоровна находила утешение в театре - Андреева был ее сценический псевдоним.
Став завсегдатаем Художественного театра, Морозов сделался и поклонником Андревой - у нее была слава самой красивой актрисы русской сцены. Завязался бурный роман. Морозов восхищался ее редкостной красотой, преклонялся перед талантом и мчался выполнять любое желание.

Станиславский об Андреевой и Морозове
“Отношения Саввы Тимофеевича к Вам - исключительные… Это те отношения, ради которых ломают жизнь, приносят себя в жертву… Но знаете ли, до какого святотатства Вы доходите?.. Вы хвастаетесь публично перед посторонними тем, что мучительно ревнующая Вас Зинаида Григорьевна ищет Вашего влияния над мужем. Вы ради актерского тщеславия рассказываете направо и налево о том, что Савва Тимофеевич, по Вашему настоянию, вносит целый капитал… ради спасения кого-то….
Я люблю ваши ум и взгляды и совсем не люблю вас актеркой в жизни. Эта актерка - ваш главный враг. Она убивает в вас все лучшее. Вы начинаете говорить неправду, перестаете быть доброй и умной, становитесь резкой, бестактной и на сцене, и в жизни”.

М.Ф. Андреева

Страсть и революция
Андреева была женщина истерическая, склонная к авантюрам и приключениям. Только театра ей было мало (а точнее, она была уязвлена несомненной артистической гениальностью Ольги Книппер-Чеховой), ей хотелось театра политического. Она была связана с большевиками и добывала для них деньги. Позже охранка установит, что Андреева собрала для РСДРП миллионы рублей.
“Товарищ феномен”, как называл ее Ленин, сумела заставить раскошелиться на нужды революции крупнейшего российского капиталиста. Савва Тимофеевич пожертвовал большевикам значительную часть своего состояния.

М.Ф. Андреева. Художник И.И. Бродский М.Ф. Андреева. Художник И. Репин.

Страстная, увлекающаяся, натура во всем идущая “до конца”, “до полной гибели всерьез”. Рогожин в романе “Идиот” словно списан Достоевским с Морозова - или великий писатель знал сам тип талантливого русского бизнесмена, скучавшего со своими деньгами, сходившего с ума от окружавшей пошлости и тщеславия, и ставившего все в конце концов на женщину и на любовь.
Русский богатей, как только он становится образован, влюбляется в роковую интеллигентку, воплощающую для него культуру, прогресс и страсть одновременно. И тут или он гибнет, не в силах преодолеть маргинальность своего существования, или… становится интеллигентом.

Андреева и Горький

“Жалость унижает человека”
Трагедия началась с того, что Станиславский поссорился с Немировичем-Данченко.
А поссорились они из-за артистки Андреевой, которая устроила скандал из-за артистки Книппер-Чеховой. Гениальную одаренность Ольги Леонардовны Книппер признавали абсолютно все.
Андреевой же давали второстепенные роли - она требовала главных, жаловалась Станиславскому и Морозову на Немировича-Данченко. В конце концов два совладельца театра так возненавидели друг друга, что не могли спокойно разговаривать. Морозов отказался от своего директорства. Вместе со своим близким другом Максимом Горьким и Марией Федоровной он затеял новый театр.

Андреева и Горький

Но тут Андреева и Горький полюбили друг друга. Это открытие было для Саввы тяжелейшим потрясением.
Актер А.А.Тихонов рассказывал об этом так:
“Обнаженная до плеча женская рука в белой бальной перчатке тронула меня за рукав.
- Тихоныч, милый, спрячь это пока у себя… Мне некуда положить…
Мария Федоровна Андреева, очень красивая, в белом платье с глубоким вырезом, протянула мне рукопись с горьковской поэмой “Человек”. В конце была сделана дарственная приписка - дескать, что у автора этой поэмы крепкое сердце, из которого она, Андреева, может сделать каблучки для своих туфель.
Стоявший рядом Морозов выхвати рукопись и прочел посвящение.
- Так… новогодний подарок? Влюбились?
Он выхватил из кармана фрачных брюк тонкий золотой портсигар и стал закуривать папиросу, но не с того конца. Его веснушчатые пальцы тряслись”.

Соперники - С.Т.Морозов и А.М.Горький

Морозов не смог противостоять маститому сопернику, и вынужден был налаживать отношения с женой, и не без успеха. Через год у них родился четвёртый ребёнок - сын Савва. «Экий омерзительный человек, в самом деле! - в сердцах однажды воскликнул Савва Тимофеевич, крепко поругавшись с Максимом Горьким. - Зачем он представляется босяком, когда все вокруг отлично знают, что его дед был богатым купцом второй гильдии и оставил семье большое наследство?»

Роковая ошибка Саввы Морозова
Савва Тимофеевич жил по законам русской литературы, где страдание от любви и потакание стервам и истеричкам почиталось за добродетель. Даже после того, как Андреева и Горький стали жить вместе, Морозов все равно трепетно о Марии Федоровне заботился. Когда она на гастролях в Риге попала в больницу с перитонитом и была на волосок от смерти, ухаживал за ней именно Морозов. Ей он завещал страховой полис на случай своей смерти. После гибели Морозова Андреева получила по страховке 100 тысяч рублей.

М.Ф. Андреева в спектакле

…Было уже начало 1905 года. Разгоралась революция. На Никольской мануфактуре вспыхнула забастовка. Чтобы договориться с рабочими, Морозов потребовал у матери доверенности на ведение дел. Но она, возмущенная его желанием договориться с рабочими, категорически отказалась, и сама настояла на удалении сына от дел. А когда он попытался возразить, прикрикнула: « И слушать не хочу! Сам не уйдешь - заставим».
Круг одиночества неумолимо сжимался. Морозов остался в совершенной изоляции. Талантливый, умный, сильный, богатый человек не мог найти, на что опереться.
Любовь оказалась невозможной и неправдой. Светская жена раздражала. Друзей в своем кругу у него не было, да и вообще среди купцов было невообразимо скучно. Он презрительно называл коллег “волчьей стаей”. “Стая” отвечала ему боязливой нелюбовью. Постепенно пришло понимание истинного отношения к нему со стороны “товарищей”: большевики видели в нем всего лишь глупую дойную корову и беззастенчиво пользовались его деньгами. В письмах “искреннего друга” Горького сквозил откровенный расчет.
Савва впал в жестокую депрессию. По Москве распускали слухи о его безумии. Савва Тимофеевич начал избегать людей, много времени проводил в полном уединении, не желая никого видеть. Его жена бдительно следила, чтобы к нему никто не приходил, и изымала поступавшую на его имя корреспонденцию.
По настоянию жены и матери был созван консилиум, который поставил диагноз: тяжелое нервное расстройство, выражавшееся в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессонице, приступах тоски. Врачи рекомендовали направить “больного” для лечения за границу.
В сопровождении жены Савва Тимофеевич уехал в Канн. Здесь, в мае 1905 года, на берегу Средиземного моря, в номере “Ройяль-отеля”, 44-летний ситцевый магнат застрелился. Говорили, что накануне ничто не предвещало трагической развязки - Савва собирался в казино и был в нормальном расположении духа.

Самоубийство или убийство?
Немалую роль в формировании революционного настроя рабочих Морозовской мануфактуры сыграл Леонид Красин, которого пристроил Савва руководить строительством электростанции ещё в 1904 году. Красин хорошо разбирался не только в электричестве, но и в изготовлении взрывных устройств. Недаром он возглавлял Боевую техническую группу при большевистском руководстве. Экспроприации Красина заключались в организации бандитских налётов на банковские экипажи с целью захвата денег. В Москве в квартире Горького была оборудована мастерская Красина, которую зорко охраняли грузинские боевики легендарного Камо. Именно здесь были сконструированы бомбы, взорвавшиеся в резиденции Столыпина в августе 1906 года. В этот раз Столыпин не пострадал, но в результате взрыва 32 человека были убиты и десятки получили ранения. Террористические акции набирали обороты. «Красин мечтал создать портативную «бомбу величиной с грецкий орех», - вспоминал Троцкий. Боевые заслуги Красина были высоко оценены соратниками, и его назначили казначеем ЦК. Наконец, Савва осознал, какую угрозу для общества представляют пламенные революционеры, и прекратил денежные вливания в их казну. Такой поворот не устраивал большевиков, они попытались надавить на спонсора, но Савва был непреклонен, большевики тоже. Многие исследователи этого темного дела считают, что организатором убийства был Красин.

1870 Леонид Борисович Красин
Повторюсь. Незадолго до смерти он застраховал свою жизнь на 100 тысяч рублей. Страховой полис “на предъявителя” он передал Марии Андреевой вместе с собственноручным письмом. По ее словам, в письме “Савва Тимофеевич поручает деньги мне, так как я одна знаю его желания, и что он никому, кроме меня, даже своим родственникам, довериться не может”. Значительная часть этих средств была передана “Феноменом” в фонд большевистской партии.
Большая часть состояния Морозова отошла его жене, которая незадолго до революции продала акции мануфактуры.
Причины Якобы самоубийства назывались разные, в том числе конфликт с матерью. Возможно, действия мамаши задело его самолюбие, но не коснулось его материального достатка. Морозов оставался богатым промышленником. Ему принадлежали рудники, лесозаготовки, химические заводы, больницы, газеты. Разрыв с Андреевой произошёл несколько лет назад и тоже не мог стать причиной нервного срыва. Удивляет поступок сорокатрёхлетнего Саввы по оформлению своего страхового полиса на огромную по тем временам сумму денег, ста тысяч рублей, без указания фамилии получателя, то есть, «на предъявителя». По сути, это был смертный приговор, подписанный собственной рукой. Что или кто вынудил Савву поступить таким опрометчивым образом - осталось загадкой. Когда пришло время забрать деньги, предъявитель нашёлся. Документ оказался в руках Андреевой, и, по словам бывшей возлюбленной Морозова, это было актом проявления заботы о ней.

Позднее Зинаида Григорьевна вспоминала, что около их дома во Франции постоянно отирались некие подозрительные личности. 13 мая в апартаментах Морозова прогремел выстрел. Зинаида Григорьевна вбежала в комнату мужа и обнаружила его с простреленным сердцем. Через распахнутое окно она заметила убегающего человека. Рядом с телом убитого полиция нашла две записки. В одной было написано: «Долг - платежом. Красин». В другой - посмертное обращение Саввы, в котором он просил никого не винить в его смерти. Почерк последней записки был похож на почерк Красина. Личный врач Морозова с удивлением отметил, что руки убитого были аккуратно сложены на животе, глаза закрыты. Доктор сомневался, что самоубийца мог это сделать без посторонней помощи. До конца своей жизни Зинаида Григорьевна не верила в самоубийство Саввы и утверждала, что в Каннах её мужа посещал Красин. По настоянию матери погибшего была принята официальная версия - самоубийство на почве нервного срыва. «Оставим все как есть. Скандала я не допущу», - решила она. «В этой смерти - есть нечто таинственное», - писал Горький Е. Л. Пешковой, услышав о смерти Морозова и еще не зная, что произошло. Родственники Морозова опротестовали право Андреевой распоряжаться полисом, но дело проиграли. «Ведал всеми этими операциями - Красин», - писала Андреева в письме Н. Е. Буренину, соратнику Ленина. Большая часть полученных денег по полису пошла в большевистскую кассу. Около 28000 рублей было передано Е. Ф. Крит - сестре Андреевой, у которой воспитывались её дети. Сама Андреева вместе с «буревестником революции» приступила к выполнению нового задания большевистского комитета по сбору денег. С этой целью они отправились в Нью-Йорк с рекомендательным письмом Исполкома РСДРП и личной запиской Ленина. Максим Горький в своих страстных выступлениях перед американцами разоблачал кровожадную политику царизма и просил денег на поддержку революции в России. После победы революции в 1917 году Ильич не забыл заслуги Андреевой, и вручил ей портфель комиссара театров и зрелищ Петрограда и его окрестностей. Савву Морозова новая власть вспоминала, как богатого фабриканта-эксплуататора, стараясь придать забвению его крупные денежные вклады, которые пошли на революционное дело. Но память об этом выдающемся человеке осталась в сердцах простых людей.

Савва Тимофеевич Морозов родился 3 февраля (15 февраля по новому стилю) 1862 года в деревне Зуево Богородского уезда Московской губернии. Его детские и юношеские годы прошли в Москве в родительском особняке, расположенном в Большом Трехсвятском переулке. Свобода детей в доме ограничивалась молельней и садом, за пределы которого их не пускала вышколенная прислуга. Отца он видел редко, мать, казалось ему, отдавала предпочтение другим детям. Впервые родители проявили к нему интерес, когда Савва был уже подростком: домашние учителя объявили Тимофею Саввичу и Марии Федоровне, что больше ничему Савву научить не могут - мальчик проявляет недюжинные способности к точным наукам и нуждается в серьезном образовании. По окончании в 1881 году гимназии Савва поступил на физико-математический факультет Московского университета, а, прослушав курс, в 1885 году уехал в Англию. В Кембридже Савва Тимофеевич успешно и глубоко изучал химию, собирался защищать здесь диссертацию, но необходимость возглавить семейное дело заставила его вернуться в Россию.

После стачки 1885 года здоровье отца Саввы Морозова стало ухудшаться, и он фактически отошел от дел. По инициативе матери Саввы Тимофеича - Марии Федоровны, из родственников было создано паевое товарищество, техническим директором которого и стал 25-летний талантливый инженер Савва Тимофеевич Морозов, с удовольствием взявшийся за управление мануфактурой.

Став руководителем Никольской мануфактуры, Савва Морозов поспешил уничтожить наиболее вопиющие притеснительные меры, введенные отцом. Он отменил штрафы, построил для рабочих много новых казарм, образцово поставил медицинское обслуживание. Все эти улучшения он провел на правах управляющего.

Однако в подлинном смысле хозяином мануфактуры он никогда не являлся, поскольку большая часть паев после смерти Тимофея Саввича перешли к матери Саввы Тимофеевича, Морозовой Марии Федоровне, женщине очень властной, с большим умом и самостоятельными взглядами. Обладая огромным капиталом, Мария Федоровна никогда не забывала о делах благотворительных, и по масштабам превзошла мужа. Например, в 1908 Мария Федоровна скупила и закрыла все печально известные ночлежные дома в районе Хитровки. На средства Морозовой были построены студенческое общежитие и корпус для лаборатории механической технологии волокнистых веществ Императорского Технического училища (ныне имени Баумана). Свое завещание М. Ф. Морозова составила в 1908, распределив состояние между детьми и внуками и выделив 930 тыс. руб. на благотворительные цели Она умерла в 1911 году в возрасте 80 лет, оставив после себя 29 млн 346 тыс. руб. чистого капитала и увеличив состояние мужа, доставшееся ей по наследству, почти в 5 раз.

Незадолго до окончания университета Савва известил родителей, что влюбился и собирается женится на разведенной жене своего близкого родственника, Зинаиде Григорьевне Зиминой. Его избранница была совершенно не похожа на покорных, наивных купеческих дочек, с которыми знакомили Савву родители. Это была сильная, обаятельная, страстная и тонко чувствующая женщина с острым умом. Несмотря на попытки родственников отговорить Савву от этого брака, свадьба все таки состоялась. А сразу после окончания университета молодожены отбыли в Англию. После возвращения в Россию для жены по проекту Ф. О. Шехтеля был построен дом на Спиридоновке (ныне Дом приемов МИД России), где на приемах бывал весь цвет тогдашней интеллигенции Москвы. Получить приглашение на прием от Зинаиды Григорьевны почитали за честь самые высокопоставленные лица города. Однако сам Морозов на этих приемах появлялся редко и чувствовал себя лишним. Тяжеловесный и неуклюжий, он не мог органично вписаться в высшее общество. Через несколько лет такой жизни Морозов постепенно охладел к своей супруге и не одобрял ее чрезмерно роскошного образа жизни.

Громкую известность Савве Морозову принесла его благотворительная деятельность. Кроме того он был большой меценат, и многие культурные начинания тех лет происходили при участии его капиталов. Он, впрочем, имел здесь свои взгляды - давал деньги не всем и не без разбору. К примеру, на создававшийся при деятельном участии Цветаева Музей изящных искусств Морозов не пожертвовал ни копейки. Но зато, не считаясь ни с какими расходами, он поддерживал все, в чем предчувствовал важное влияние на отечественную культуру. В этом смысле показательно его отношение к Московскому художественному театру, в создании которого заслуга Морозова ничуть не меньше, чем Станиславского и Немировича-Данченко. На учреждение театра требовались значительные средства. Их не было ни у Станиславского, ни у Немировича-Данченко. Получив отказ от правительства, они стали обращаться к меценатам. Морозов с самого начала в 1898 г. дал на театр 10 тыс. рублей. В 1900 году, когда в деятельности труппы возникли большие осложнения, он выкупил все паи и один взялся финансировать текущие расходы. Его пожертвования стали для театра важнейшим источником средств. В течение трех лет он поддерживал театр на плаву, избавив его руководителей от изматывающих финансовых хлопот и дав им возможность всецело сосредоточиться на творческом процессе. По словам Станиславского, «он взял на себя всю хозяйственную часть, он вникал во все подробности и отдавал театру все свое свободное время». Морозов очень живо интересовался жизнью МХАТа, ходил на репетиции и предрек, «что этот театр сыграет решающую роль в развитии театрального искусства». Под его руководством было перестроено здание и создан новый зал на 1300 мест. Это строительство обошлось Морозову в 300 тыс. рублей, а общая сумма, издержанная им на МХАТ, приблизилась к полумиллиону.

В начале XX в. Морозов стал живо интересоваться политикой. В его особняке происходили полулегальные заседания кадетов. Это, впрочем, было еще не удивительно, так как многие крупные промышленники тяготели в то время к конституционным демократам. Но Савва Морозов вскоре перестал удовлетворяться теми половинчатыми реформами, которые они собирались провести в России. Сам он имел гораздо более радикальные взгляды, что и привело его в конце концов к тесному общению с партией большевиков, придерживающейся самой крайней социалистической ориентации. Известно, что Морозов давал деньги на издание «Искры». На его средства были учреждены первые легальные большевистские газеты «Новая жизнь» в Петербурге и «Борьба» в Москве. Все это дало Витте право обвинить Морозова в том, что он «питал революцию своими миллионами». Морозов делал даже больше: нелегально провозил типографские шрифты, прятал от полиции революционера Баумана и сам доставлял запрещенную литературу на свою фабрику.

В феврале 1905 года, когда Савва Тимофеевич задумал провести на своей фабрике какие-то крайние преобразования, которые должны были дать рабочим право на часть получаемой прибыли, мать - Мария Федоровна отстранила его от управления. Кроме этого события 9 января 1905 года, вошедшие в историю как «Кровавое воскреснье» стали для него настоящим потрясением. Видимо, все эти обстоятельства стали причиной тяжелого нервного срыва. Морозов начал избегать людей, много времени проводил в уединении, не желая никого видеть. У него начались бессонница, внезапные приступы тоски и навязчивые страхи сумашедствия. А в морозовском роду - хотя это и умалчивалось - было немало потерявших рассудок. Созванный в апреле по настоянию жены и матери консилиум врачей констатировал, что у Саввы Тимофеевича наблюдается «тяжелое общее нервное расстройство», и рекомендовал направить его за границу. Морозов уехал вместе с женой в Канн и здесь в номере «Ройяль-Отеля» 13 мая 1905 года был найден мертвым. Серьезного расследования обстоятельств гибели С.Т. Морозова не проводилось, поэтому истинные причины его смерти остались невыясненными.

Савва Тимофеевич Морозов был похоронен на старообрядческом Рогожском кладбище в Москве.