Долгое время нас пытались уверять, что СССР победил в Великой Отечественной войне, «завалив немцев трупами». Ну ОК — тогда давайте посмотрим, как воевали с немцами доблестные американцы, ведь у них-то всё наверняка было устроено по уму, так ведь?

6 июня 1944 года во время высадки в Нормандии американцы и британцы бросили на укреплённую линию обороны немцев свою пехоту. Голый пляж, прекрасно простреливаемый с господствующих над берегом холмов, на которых были расположены укреплённые артиллерийские и пулемётные огневые точки.

Вы никогда не видели, как стреляет пулемет MG42? Он не делает привычное «та-та-та-та» — он рычит, темп огня 1200 пуль в минуту, 20 пуль в секунду. 20 в секунду, Карл!

История донесла до нас один из эпизодов этой высадки, известный как «Зверь с Омаха-бич». Один из немецких пулемётчиков, Генрих Северло, ефрейтор 352-й пехотной дивизии, сидевший в опорном пункте №62 с пулемётом MG42 и двумя карабинами, за несколько часов расстрелял 12 тысяч патронов из пулемёта и ещё около 400 из карабинов. За это время он убил и ранил, по разным оценкам, от 2500 до 3000 американских солдат.

Один пулемётчик. Из сотен таких же. Можете представить себе, каковы были общие потери союзников в этот день. Это как раз тот случай, когда можно уверенно и буквально сказать «трупами закидали». При этом официальные американские власти признали только 4414 убитых за время проведения операции «Оверлорд» по всему фронту. Как говорит пан Тымчук, «потерь нет».

Кстати, Генрих Северло остался жив, хотя в конце концов и был ранен при отходе и попал в плен. Пиндосы не узнали, что он и есть тот пулеметчик из опорного пункта 62.

Битва в Хюртгенском лесу . Считается «самым длинным сражением, в котором приходилось участвовать американской армии». Генерал-фельдмаршал Вальтер Модель несколько месяцев сдерживал превосходящие силы союзников, опираясь лишь на безнадёжно устаревшую к тому времени «линию Зигфрида», не приспособленную для использования на ней современных артиллерийских орудий. В ходе сражения американцы потеряли, по самым скромным подсчётам, 33 тысячи убитыми и ранеными (свыше двух дивизий), не сумели достигнуть поставленных задач, а сама битва была названа «поражением первой величины».

Немецкое наступление в Арденнах . Немецкая группировка численностью примерно в 240 тысяч человек успешно атаковала в течение восьми дней американскую армию, состоявшую из 840 тысяч человек (да, в три с половиной раза большую!).

При этом генерал Эйзенхауэр писал в мемуарах, что он знал о готовящемся наступлении немцев и «подготовился». Несмотря на его «подготовку», немцы за неделю продвинулись на фронте примерно в 100 км шириной вперёд на 80-100 км, уничтожив около 800 танков и 90 тысяч американских солдат (ещё 30 тысяч взяли в плен).

Ситуация складывалась для сил союзников критически, и американскому правительству пришлось обратиться к Сталину с просьбой начать наступление быстрее запланированного. Спешно начатое успешное наступление советских войск заставило немцев существенно ослабить свою арденнскую группировку, перебросив на восточный фронт 6-ю танковую армию Дитриха и ещё 16 дивизий. И тогда, когда от немецкой группировки почти ничего не осталось, союзники начали «успешное контрнаступление».

Оборона Бастони . Отдельно стоит отметить «героическую» оборону городка Бастони 101-й воздушно-десантной дивизией США (которых после битвы газеты называли «побитыми бастонскими ублюдками»). Защищали Бастони американские парашютисты от немецкой Учебной танковой дивизии. Учебной она называлась не зря, потому что комплектовалась из курсантов танковых училищ, не закончивших обучение. И, насколько я знаю, к моменту битвы у Бастони у этой дивизии оставалось половина личного состава и менее трети танков. А сколько фильмов было снято про эту «героическую» оборону! Почти как про хероев под Крутами.

Про операцию «Коттедж»,когда американцы потеряли при захвате ПУСТОГО острова 103 человека убитыми, 230 ранеными и эсминец USS Abner Read, подорвавшийся на мине, слышали уже многие.

Все эти хвалёные американские генералы – Эйзенхауэр, Монтгомери, Брэдли – редкостные бездарности, успехи которых весьма сомнительны, несмотря на то, что они воевали против самых слабых и неподготовленных частей Вермахта, значительно уступающих им в численности (и при тотальном превосходстве в воздухе). И это именно американские генералы реально закидывали фронт трупами.

А теперь представьте себе гипотетическую ситуацию: США и Третий Рейх на одном континенте, а СССР на другом. Через сколько недель флаги со свастикой развевались бы и над Калифорнией, и над Вашингтоном?

Почти шесть десятилетий назад закончилась Вторая мировая война. Стали достоянием истории ее сражения, в которых воюющие стороны использовали новейшие для того времени и боевую технику. Как всегда, война стимулировала интенсивное развитие средств уничтожения, именно в этот период получают бурное развитие военные технологии. Теперь абсолютное большинство этих творений технической мысли заняли свои места в музеях. Одни из них уже безнадежно устарели, другие послужили основой для создания новых, более совершенных систем оружия. Глядя на некоторые современные образцы вооружений, можно безошибочно угадать их далеких прародителей из того военного прошлого. Очевидно, что их разработчики оказались весьма дальновидны, сумев правильно определить тенденции развития своих детищ. А вот такого оружия, которое дожило до наших дней и в почти неизменном виде продолжает использоваться в армиях развитых государств, практически уже нет. За очень редким исключением. Таким исключением является немецкий пулемет MG.42.

Попытки создания пулемета, который можно было бы использовать в нескольких "ипостасях" (ручного, станкового, зенитного, авиационного), относятся к Первой мировой войне. В Германии основой для таких работ послужили ручной пулемет MG.08/15, "облегченный" станковый MG.15nA и опытный "универсальный" MG.16. Успеха, правда, тогда добиться не удалось. Тщательная оценка военного опыта подтвердила мнение об этом оружии, как основном огневом средстве пехотных подразделений - от отделения до батальона. Германский полевой устав требовал, чтобы пулеметы во всех видах боя находились как можно ближе к подразделениям и поддерживали их своим огнем. Управление вооружений склонялось к отказу от деления пулеметов на ручные и станковые и разработке единого, или универсального пулемета, (Einheitsmaschinen-gewehr), сопоставимого с ручным по маневренности и со станковым по огневой мощи.

Проблемой единого пулемета занимались и в других странах, но к началу новой большой войны создать действительно удачный единый пулемет смогли только в Германии. Им стал 7,92-мм MG.34, появившийся в результате усилий конструкторов ряда фирм и официально принятый на вооружение в январе 1939 г. Он использовался в следующих вариантах: ручной на сошке (с двухдисковым магазином на 75 патронов или лентой на 50 патронов), станковый (на складном треножном станке и с лентой на 250 патронов) и, кроме того, в качестве танкового и зенитного. Хотя в целом MG-34 зарекомендовал себя добротным и надежным оружием, он не был лишен недостатков. Точная пригонка деталей (особенно затвора и деталей УСМ) повышала чувствительность к загрязнению, плюсу деталей и состоянию смазки, что особенно явно проявилось на Восточном фронте зимой 1941-1942 гг.

Главным же недостатком была сложность производства в условиях войны, когда требовалось интенсивное насыщение войск автоматическим оружием, и растущий спрос на него уже не могли удовлетворить совокупный выпуск MG.34 и чешских пулеметов, а также использование трофейных образцов. Упрощение и ускорение производства единого пулемета стало первостепенной задачей. Попытки упростить MG.34 (модификации MG.34S и MG.34/41) кардинально проблему не решили. Рациональнее оказалось форсировать уже шедшие работы над новым единым пулеметом.

Еще в 1935 г. - задолго до официального принятия MG.34 на вооружение - отдел пехотного оружия Управления вооружений сухопутных сил (Heerswaffenamt) обратил внимание на сложность и дороговизну его производства. В 1935-1937гг. под руководством доктора-инженера А. Петера исследовалась возможность выпуска упрощенного пулемета с применением штамповки, против чего, правда, возражали производственники, привыкшие к более точным процессам механической обработки металлов.

В феврале 1937 г. фирмы "Рейнметалл-Борзиг!" (точнее, ее филиал в г. Зоммерода), "Штюбген" (г.Эрфурт) и "Йоханес Грос-сфусс Металл- унд Лакирваренфабрик" (г.Добельн) получили заказ на разработку пулемета, простого в производстве, но отвечающего строгим тактико-техническим требованиям. Работы вошли в число приоритетных и жестко контролировалась Вермахтом и Люфтваффе.

"Рейнметалл" предложила вариант с газовым двигателем автоматики (системы Л. Штанге, позже создавшего автоматическую винтовку FG.42), "Штюбген" выбрала тот же принцип. Но Управление вооружений настаивало на откатном двигателе -сыграли свою роль и успех MG.34, и практика Первой мировой войны, когда пулеметы с газовым двигателем автоматики требовали основательной чистки после 3000 выстрелов (а тогда это сводилось к 6 минутам напряженного боя). И хотя опыт этот успел устареть, в дальнейшую разработку пошел пулемет с откатным двигателем автоматики. Главной задачей для производителей пулеметов стало создание конструкции с широким применением штамповки, большими допусками на размеры деталей, надежно работающей в любых условиях. Такой подход, достаточно новый для германской оружейной промышленности, был проверен на пистолетах-пулеметах (заметим, что в СССР также утверждалась подобная практика).

1. Приемник MG.42 был приспособлен для питания пулемета патронами только из ленты

26 октября 1937 г. компания "Гроссфусс-Верке" представила макет, а в апреле следующего года первый опытный пулемет. До того эта фирма не вела работ в области создания оружия, но имела богатый опыт в технологиях по штамповке металлических деталей, клепке, точечной сварке, высокотемпературной пайке. Руководителем оружейного направления "Гроссфусс" стал специалист по массовому поточному производству, прежде всего, по штамповке и сварке металлических деталей доктор Грюнов (только иронией судьбы можно объяснить созвучие фамилий конструкторов двух появившихся почти одновременно и ставших широко известными пулеметов - советского станкового конструкции Горюнова и германского единого Грюнова). Строго говоря, MG.42, как и большинство образцов тех лет, разрабатывался коллективно, и приписывать его схему одному конструктору, даже одной фирме, было бы неверно. Некоторые исследователи предпочитают приписывать создание MG.42 Отделу пехотного оружия (WaPrnf?) Управления вооружения Сухопутных сил.

В июле 1938 г. пулемет "Гроссфусс" прошел испытания несколькими сотнями выстрелов. Идея размещения деталей автоматики и основных механизмов в вывешенном положении внутри короба из двух штампованных половин и использования сравнительно простой роликовой системы запирания военным понравилась.

После испытания четвертого образца в феврале 1939 г. конструкция "Гроссфусс" обошла даже вариант, предложенный "Рейн-мешллом". Однако, только пятый ОПЫТНЫЙ образец был признан готовым к окончательным испытаниям и получил обозначение MG.39. Испытывался он в пехотной школе в Добериц. Наконец, 20 марта 1941 г Верховному командованию Сухопутных сил продемонстрировали пулемет MG.39/41, на который и последовал заказ в количестве 1500 единиц. Эта партия пулеметов проходила войсковые испытания в боевых условиях до конца 1941 г. (опытный MG.34/41 испытали чуть позже). После доработки в начале 1942 г. пулемет приняли на вооружение под обозначением MG.42.

2. Стойка мушки и защелка надульника пулемета MG.42

3. Стойка мушки пулемета MG.42 раннего выпуска

4. Защелка ствола обеспечивала его быструю замену и располагалась с правой стороны короба

Устройство MG.42

Автоматика действовала на основе отдачи ствола с коротким ходом. Цикл стрельбы начинался с взведения с помощью крупной рукоятки затвора, который становился на боевой взвод. Пулемет в этом положении можно было поставить на предохранитель. Длина ствола с казенником составляла 565 мм. Ударный механизм ударникового типа работал от возвратно-боевой пружины, выстрел производился с заднего шептала. При нажатии на спусковой крючок носик шептала опускался, отпуская с боевого взвода затвор, который, двигаясь вперед, извлекал патрон из ленты и досылал его в патронник.

Самым оригинальным в пулемете был узел запирания. Впервые систему запирания с помощью разводимых в стороны роликов запатентовали Маузер (Германия, 1910 г.) . и Баррези (Италия, 1928 г.), а затем в развитом варианте Э. Штеке (Польша). Наконец, в 1937 г. Грюнов использовал эту систему в узле запирания опытного пулемета (имевшая хождение версия о том, что узел запирания был взят от опытного образца, захваченного в 1939 г. в Польше, опровергается сроками разработки MG.42). Боевая личинка затвора с обеих сторон имела фигурные вырезы, в каждом помешался запирающий ролик. При движении затвора вперед клин втулки ударника, связанной со стеблем, подпираемым возвратно-боевой пружиной, выталкивал ролики по вырезам в стороны и назад. Когда боевая личинка упиралась в казенник ствола, давление на ролики со стороны клина усиливалось. Ролики заходили в пазы казенника и занимали в вырезах боевой личинки крайнее выдвинутое положение, подпирая личинку сзади. Так происходило сцепление ствола и затвора. До запирания ролики мешали ударнику выйти из втулки, как только ролики расходились, боек ударника проходил между ними и накалывал капсюль патрона. Таким образом предотвращался выстрел при не полностью запертом канале ствола. Ролики обеспечивали плавную работу, без задержек и значительного трения, а также достаточную площадь опорной поверхности и малую длину узла запирания.

5. Рукоятка заряжания пулемета MG.42 раннего выпуска

6. Рукоятка заряжания (складная) MG.42 поздних выпусков

После выстрела ствол с затвором двигались назад. Для придания стволу дополниельной энергии движения служил усилитель отдачи в надульнике, игравшем роли направляющей втулки, усилителя отдачи и пламегасителя.

Регулятор надульника позволял менять скорость отката подвижной системы, а тем самым менять и темп стрельбы или приспосабливать автоматику к работе в различных условиях. В начале отката ролики держали боевую личинку в сцеплении с казенником ствола. Затем на ролики действовали фигурные планки обоймы короба, и они вдавливались внутрь по пазам казенника и вырезам боевой личинки. При этом происходил некоторый предварительный сдвиг гильзы в патроннике, а ролики давили на клин втулки ударника и она отходила назад вместе со стеблем затвора. Ускорение отката затвора после расцепления со стволом реализовалось достаточно просто. Ролики одновременно двигались в пазах казенника и вырезах боевой личинки, но поскольку длина пазов казенника была больше длины вырезов личинки, последняя ускорялась относительно ствола. Ствол после отпирания проходил еще некоторое расстояние, после чего возвратная пружина ствола возвращала его в переднее положение. Стреляная гильза удерживалась подпружиненным выбрасывателем, смонтированным снизу личинки затвора. Отражатель представлял собой смонтированный в боевой личинке затвора стержень, подпираемый толкателем. При движении затвора назад стебель затвора упирался в буфер затыльника, толкатель продвигал отражатель, тот выдвигался на уровень казенного среза ствола, поворачивал гильзу и удалял ее вниз. Буфер затыльника смягчал удар затвора в задней части, а также придавал ему начальный импульс движения вперед. Сильная возвратно-боевая пружина возвращала затвор в переднее положение с большой скоростью. Хотя работа автоматики считалась сравнительно плавной, удар затвора в переднем положении был все же сильным.

Питание пулемета патронами осуществлялось из штатной металлической ленты Gurt34/4I с незамкнутым звеном, уже использовавшейся в MG.34 и имевшей удачную конструкцию. Подача патрона из звена ленты -прямая, благо конфигурация патрона 7,92x57 "маузер" это вполне допускала. Стальные звенья ленты скреплялись проволочными спиралями в куски (отрезки) по 50 патронов в каждом. Одинаковые куски соединялись друг с другом патроном, также - патроном - с одного конца ленты крепился хвостовик, облегчавший заряжание пулемета. Лента на 50 патронов укладывалась в коническую коробку, крепившуюся на коробе слева (ее использовали в варианте ручного пулемета); лента на 250 патронов помещалась в отдельную стальную или алюминиевую коробку. Подачу ленты слева направо обеспечивал ролик в задней части стебля затвора, движущийся в криволинейном пазу рычага подачи. Этот сравнительно длинный рычаг монтировался под крышкой короба (она же крышка приемника) и мог вращаться вокруг своей задней части. Ползун приемника имел два комплекта шарнирно укрепленных пальцев, установленных с каждой стороны центрального шарнира ползуна. Каждый комплект пальцев продвигал ленту примерно на полшага (два последовательно работавших комплекта пальцев использовались ранее в механизме питания авиационного пулемета MG.I3I). При движении затвора назад передок рычага подачи, поворачиваясь вправо, своим собственным роликом приводил в действие промежуточный рычаг, прикрепленный к ползуну приемника. Внутренние пальцы ползуна перемещались вправо, продвигая ленту, а наружные совершали холостой ход влево. Очередной патрон вставал напротив продольного окна приемника и прижимался к окну лотком под крышкой приемника, в патронник ствола патрон поддавался гребнем боевой личинки двигавшегося вперед затвора. Ролик затвора двигаясь по рычагу подачи, поворачивал его в другую сторону, передок рычага перемещался влево, соответственно внутренние пальцы шли влево, совершая холостой ход, а внешние - вправо, перемещая ленту. Такое разделение нагрузки делало подачу ленты более равномерной, исключало ее рывки, уменьшало силы, действующие на ленту и механизм подачи и обеспечивало правильную подачу патронов даже при высоком темпе стрельбы. Окно для выброса стреляных гильз закрывалось защитной крышкой, откидывающейся при взведении оружия.

Для заряжания пулемета требовалось: открыть крышку, нажав защелку в задней ее части; уложить ленту на лоток приемника открытой стороной звеньев вниз, чтобы первый патрон в ленте размещался левее упора приемника примерно на ширину патрона; сдвинуть рычаг подачи в левое положение, закрыть крышку; взвести затвор за рукоятку заряжания и вернуть рукоятку вперед. Пулемет был готов к стрельбе.

Спусковой механизм монтировался в остове пистолетной рукоятки управления и задавал только режим непрерывного огня.

Высокий темп стрельбы был связан с высокой скоростью движения затвора, а это грозило повреждением шептала спускового механизма и боевого взвода затвора при их столкновении после отпускания пулеметчиком спускового крючка. Чтобы избежать этого, нужно было обеспечить полное соприкосновение рабочих поверхностей шептала и боевого взвода при движении затвора вперед. С этой целью спусковой механизм имел "управляемое" шептало, поднимавшееся в определенную точку в соответствии с положением движущегося затвора. Спусковой крючок соединялся с разобщителем, пружина которого толкала его вперед. Хвост шептала проходил через разобщитель, а Т-образный стержень на его конце ограничивал поворот разобщителя вперед. Передняя часть разобщителя имела выступ. Когда пулеметчик нажимал спусковой крючок, последний вращался на оси и толкал хвост шептала вверх, носик шептала опускался вниз, освобождая боевой взвод затвора, который шел вперед. Пружина поворачивала разобщитель, выступ разобщителя оказывался под Т-образным стержнем

7. Шарнир сошки, обойма и стержень, посредством которых сошка крепилась к загибам кожуха ствола.

8. Застежки на ногах сошки удерживали их в сведенном положении

9. Пистолетная рукоятка пулемета со спусковым механизмом. Видны кнопка предохранителя и крепление ремня

10,11. Крепление ремня на пистолетную рукоятку пулемета MG.42 раннего выпуска (впоследствии крепление упрощено)

хвоста шептала. Когда пулеметчик отпускал спусковой крючок, хвост шептала опускался на выступ разобшителя. Поэтому носик шептала не мог подняться, чтобы перехватить боевой взвод затвора. Вращение спускового крючка толкало прикрепленный к нему разобщитель вверх к накатывающемуся над ним затвору. При откате затвор бил по головке разобщителя и поворачивал его обратно. Это освобождало боевой взвод из-под хвоста шептала, хвост шептала опускался, а носик поднимался и вставал на пути движения затвора. К тому времени, когда затвор снова начинал движение вперед, носик шептала был поднят полностью и подставлял всю свою переднюю плоскость боевому взводу.

Откидная мушка крепилась на переднем конце кожуха ствола, секторный прицел с делениями от 200 до 2000 м через 100м на крышке приемника. Длина прицельной линии составляла 430 мм. Для зенитной стрельбы на кожух крепился неподвижный кольцевой прицел. Приклад характерной формы "рыбий хвост" с фигурным затылком, как и на MG.34, был поднят на линию оси канала ствола и допускал удержание его левой рукой при стрельбе с сошки.

Одним из результатов роста темпа стрельбы и удешевления производства стало снижение живучести ствола до 3500-4000 выстрелов, правда, эту характеристику несколько повысили, начав хромировать канал ствола. К тому же ствол заменялся просто и всего за 4-6 с. Дня этого пулемет взводился, а фиксатор ствола, находившийся с правой стороны кожуха ствола, откидывался вперед. Казенник ствола выдвигался фиксатором наружу вправо, и пулеметчик вынимал ствол назад. Новый ствол вставлялся через фиксатор в кожух, казенник ставился сквозным поперечным отверстием вертикально, фиксатор закрывался. Способ замены ствола напоминал таковой у итальянского ручного пулемета "Бреда" модель 30, но был удобнее. Правда, рукавица или тряпка требовалась и здесь -приходилось браться за разогретый металл. Для сохранения баллистических качеств ствол нужно было заменять после каждых 150 выстрелов (трех лент по 50 патронов). Запасной ствол носился в специальном контейнере за спиной вторым номером расчета. Перегрев ствола при высоком темпе стрельбы часто приводил к невозможности извлечь гильзу из патронника. Живучесть казенника была выше, чем самого ствола, поэтому отработанные стволы отсылались на завод, где кондиционные казенники отбирали и ставили на новые стволы.

12. Вид сверху на короб пулемета MG.42 при снятой крышке короба и затворе в заднем положении. Видны стебель затвора с его роликом и боевая личинка с запирающими роликами, между стеблем затвора и боевой личинкой - клин затвора.

13. Вид сверху на короб пулемета MG.42 при снятой крышке короба и затворе в переднем положении. Видна возвратно-боевая пружина из витой проволоки

14. Неполная разборка пулемета MG.42

15. Вид снизу на крышку короба с механизмом подачи ленты пулемета MG.42 . Видны большой и передающий (под большим) рычаги подачи, лоток и пальцы механизма подачи.

16. Варианты приклада пулемета MG.42: пластмассовый и два деревянных

Кожух ствола защищал стрелка от ожогов и позволял вести стрельбу на ходу. Складная сошка крепилась впереди или ближе к центру тяжести, изменение формы кожуха потребовало и изменения крепления сошки по сравнению с MG.34. Шарнирное крепление сошки позволяло положить пулемет на грунт на позиции и быстро поднять в боевое положение. Ремень для переноски крепился снизу за кожух и пистолетную рукоятку. Благодаря сравнительно большим допускам и рациональной системе запирания оружие было сравнительно малочувствительно к попаданию пыли и грязи - MG.42 надежно работал и в африканской пустыне, и в "степях и снегах Восточного фронта". Хотя рассеивание при столь высоком темпе стрельбы и быстром нагреве ствола были больше, чем у MG.34, меткость стрельбы MG.42 признавали достаточной на обычных дальностях применения пулемета. Вибрация отчасти компенсировалась массой и балансом оружия, и управляемость пулемета не вызывала серьезных нареканий. Уход за MG.42 также был значительно проще, чем за MG.34, пулемет оказался менее чувствителен к состоянию смазки, мог стрелять и без нее. Для переноски с пулеметом патронов и ЗИП служили стальные и алюминиевые коробки. Для снаряжения лент использовались машинки моделей "34" и "41". Проблемой для пулеметчика был контроль длины очереди - ведь в секунду выпускалось до 20 пуль.

Маркировка пулемета включала выштам-пованные на левой стороне короба возле затыльника "MG42", заводской номер и код фирм ы - и зготовителя.

Основой успеха MG.42. как и многих других образцов военного времени, стало удачное сочетание служебных, производственно-экономических и эксплуатационных качеств. Точная металлообработка требовалась только для изготовления ствола, узла запирания, надульника, хомута и шептала, большинство остальных деталей изготавливалось штамповкой (впрочем, с довольно жесткими требованиями) и литьем; для жесткого крепления деталей использовали клепку и точечную газовую сварку. Это намного снижало временные затраты и себестоимость. Производство одного MG.42 обходилось в среднем в 250 рейхсмарок - против 312 рейхсмарок за один MG.34. На изготовление MG.34 шло около 49 кг необработанного металла и 150 человеко-часов, на MG.42 -27,5 кг и 75 человеко-часов соответственно.

Расчет пулемета (ручной вариант) в пехотном отделении состоял из пулеметчика и его помощника, им придавался стрелок подносчик боеприпасов. В германской армии для ускорения передвижений и перезаряжания также практиковалось ношение пулеметных лент в бою на плече - тем более, что к MG.42 боезапас старались брать побольше.

В станковом варианте стрельба велась с модифицированного и облегченного треножного станка пулемета MG.34 (Lafette 42, а затем 43). Станок состоял из основания со штыревым вертлюгом и деталями механизма горизонтальной наводки; поворотной и качающейся частей, на которых собирались салазки с приспособлением для быстрой смены ствола прямо на станке и буферным устройством, винтовой подъемный механизм и механизм автоматического рассеивания. Буфер, включавший две винтовые пружины, уменьшал "подскок" станка под действием отдачи и повышал кучность стрельбы. К основанию станка крепились ноги задние и телескопическая передняя, связанная с задними телескопической же растяжкой. Ноги фиксировались зажимами и имели сошники. Стрельбу со станка можно было вести с упором приклада в плечо. Пулемет устанавливался на салазки станка с сошкой, укрепленной в передней части ко-

17. Пулемет MG.42 на станке Lafette 42

жуха. Станок имел собственный спусковой механизм с переводчиком темпа стрельбы, рукоятка спуска допускала работу в рукавицах. Станок предназначался для стрельбы из положения лежа (при сложенных задних и вдвинутой передней ногах), сидя и с колена по наземным целям, а при установке съемной телескопической зенитной стойки и по воздушным. В последнем случае на кожух пулемета крепился кольцевой зенитный прицел. Сложенный станок носился за ремни, подушки на передней ноге делали комфортнее переноску за спиной. При установке на станок пулемета с призматическим оптическим прицелом MGZ.34 прицельная дальность стрельбы достигала 3000 м прямой наводкой и 3500 м непрямой наводкой, при использовании MGZ.40 - 2200 м прямой наводкой. Вибрация пулемета при высоком темпе стрельбы делала огонь со станка менее кучным, по сравнению с MG.34, но специальный механизм позволял уменьшить теми вдвое - 600 выстр./мин - за счет "пропуска" циклов автоматики (подобно синхронизаторам авиационных пулеметов). При зенитной стрельбе этот механизм отключался.

Иногда MG.42 приспосабливали к другим станкам -на Итальянском фронте, например, это мог быть станок пулемета "Бреда".

Высокий темп стрельбы обусловил широкое применение MG.42 в качестве зенитного. Собственно, эта характеристика была заложена в задание с учетом требований Люфтваффе, желавших получить легкое оружие П ВО для пехоты (а также эффективное средство огневой поддержки для парашютистов-десантников). MG.42 монтировался и на одиночных или спаренных танковых зенитных установках. Использовался он, как и MG.34, и на спаренной зенитной пулеметной установке Lafette 36 (Zwillingssokel 36) с круговым обстрелом и углами возвышения от -10 до +90°. В этом случае на тумбовой опоре крепился верхний станок с сидением для пулеметчика, изогнутым щитом и рамой. На раме размещались два пулемета без прикладов и патронные коробки с лентами. Пулеметы имели единый спуск, кольцевой зенитный прицел устанавливался на кронштейне. Огонь по воздушным целям из пулемета в ручном варианте пулеметчик мог вести с плеча своего помощника, который при этом удерживал пулемет за сошку - такой прием, после войны, практиковался и в Бундесвере.

В конструкции MG.42 отчетливо прослеживалось влияние опыта Восточного фронта - тут и увеличенные зазоры между деталями, и крупная рукоятка заряжания, и защелка крышки короба, позволяющие работать в теплых перчатках. Также для условий Восточного фронта к MG.34 и MG.42 был разработан "зимний" спуск, позволявший вести стрельбу в рукавицах. Он представлял собою штампованную деталь, шарнирно надевавшуюся на пистолетную рукоятку с использованием антабки, пару шарнирно соединенных рычажков с пластинчатыми пружинами, легко изготавливавшихся силами оружейных мастерских; встречался также ряд приспособлений для установки пулемета на пень дерева, опоры сошки для стрельбы со снега, санные установки и т.п. Для "непрямой" стрельбы с бруствера окопа на наклонном кронштейне крепились отдельный приклад, спусковой механизм и все это дополнялось несложным перископическим прицелом.

В конце войны на MG.42 опробовали установку дульной насадки (с углом отклонения в 30°) для бронемашин и фортификационных сооружений. Однако тут более эффективными и работоспособными оказались насадки на оружие под промежуточный патрон ("курцпатрон") со сравнительно короткой пулей и меньшим давлением пороховых газов.

К производству MG.42 привлекались несколько крупных предприятий и ряд мелких подрядчиков. Технологичность нового образца способствовала резкому росту производства пулеметов: в I943 г. он составил 224,8 % от выпуска 1942 г. Сборка шла на пяти предприятиях: "Гроссфусс" в Добелне, в берлинском филиале "Маузер-Верке АГ", на берлинском же "Магет" на "Густлов-Вер-ке" в Зуле и на "Ваффенфабрик Штейр" в австрийском г. Штейр.

Утверждается, что впервые серийные MG.42 были применены против британских войск в Тунисе осенью 1942 г., а к концу года уже было развернуто массовое производство этого пулемета, и вскоре он появился на Восточном фронте. За высокий для пехотного оружия темп стрельбы (до 1200-1300 выстр./мин) и издаваемый характерный звук его иногда называли "пилой Гитлера". Англоамериканские союзники прозвали MG.42 "Шпандау", впрочем так - по имени старого германского государственного завода-арсенала - они называли многие германские пулеметы еще со времен Первой мировой. На март 1945 г. германские войска имели 153 712 единиц MG.42. Он выпускался отдельно по заказам Вермахта, Люфтваффе, Кригсмарине и войск СС. Для Вермахта было изготовлено 414 964 пулеметов MG.42 (примерно на 17 % больше, чем MG.34, и это за вдвое меньший срок). В то же время Люфтваффе было поставлено 4014, Кригсмарине - 2402, войскам СС - 225 единиц. Пулемет производился до 1945 г. - всего до конца войны MG.42 выпустили более 400 000. Изменения в конструкцию, вносимые в процессе производства, были незначительными. Так, первые партии пулеметов имели деревянный приклад, который вскоре заменили на пластмассовый. Рукоятку заряжания к концу войны стали делать складной. Крепление сложенной сошки для упрощения производства выполняли не на штырь кожуха, а на его вырез. Стал иным и усилитель отдачи с пламегасителем.

MG.42 быстро занял место основного и в вооружении, и в производстве по заказам всех родов войск. Если в 1942 г. MG.42 составили около 20% пулеметов, выпущенных по заказам армии, то в 1943-м - уже около 70 %, а в 1944 г. -более 75 %. Принятая в начале 1944 г. "Программа вооружения пехоты" предполагала довести месячный объем выпуска до 30 000. Даже при потере производственных мощностей в связи с наступлением Красной Армии и союзников и бомбардировками уровень производства ар-тиллерийско-стрелкового вооружения оставался высоким, и в частности по легкому пехотному оружию планы были выполнены. Этому способствовали имевшиеся запасы и уменьшение металлоемкости продукции, но выплавка стали во второй половине 1944г. упала на 40%, и этот взлет производства был последним.

MG.42 считается лучшим пулеметом Второй мировой войны и фактически положил начало целому поколению единых пулеметов, созданных в послевоенные годы. Значительной составляющей успеха MG.42 стала не только рациональная конструкция, но и рациональная тактика их применения. Пулеметы в германской армии рассматривали как одно из важнейших огневых средств подразделений в бою. Если в начале войны в пехотный батальон входила пулеметная рота из трех взводов по два пулемета, то в 1943 м.. в соответствии с принципом децентрализации, в пехотные роты ввели отделение тяжелого оружия с пулеметами. В немецкой армии, как и в РККА, также стремились к сокращению численности личного состава при увеличении мощи автоматического огня. Уже в 1944 г. немецкий пехотный полк имел 118 ручных и 24 станковых пулемета, причем чаще всего это были MG.42. Если в 1941-1942 гг. пехотная дивизия Вермахта в обороне могла выпустить на 1 км фронта 25 073 пули в минуту, то в конце 1944 г- 42 832.

MG.42 передавался и разномастным националистическим формированиям в системе Вермахта и СС: норвежским, датским, голландским, прибалтийским, хорватским. Отступая с оккупированных территорий, немцы оставляли свои пулеметы для ведения "партизанской" войны против СССР. Органы НКВД только в ходе операции по выселению крымских татар в мае 1944 г. среди прочего оружия изъяли 622 различных пулемета (хватило бы на пехотную дивизию).

Противники Германии нередко применяли трофейные MG.42, причем это были не только партизаны или диверсионные группы, но и линейные части на фронте. Бойцы РККА, даже имея достаточно собственных пулеметов, охотно пользовались германскими, хотя их полагалось сдавать трофейным командам. Командиры при наличии патронов пополняли арсеналы подразделений немецкими MG.34 или MG. 42. В США даже попытались выполнить копию последнего, потерпев уже неудачу с копией MG.34, под свой патрон.30-06 - уже в июне 1943 г. была готова до- I кументация, в октябре "Сэгинэв Геар", подразделение I "Дженерал Моторс", изготовила первый образец Т24. I Этот проект, обошедшийся в 25 400 долларов, закончился провалом. Финляндия также намеревалась выпускать I MG.42, но планы реализованы не были. Зато по оконча- I нии войны конструкцию ряда узлов MG.42 использовали I в разных странах при разработке собственных единых пу- I леметов - черты его системы питания, например, можно I встретить в единых пулеметах бельгийского семейства I MAG или американского М60.

Тактико-технические характеристики MG.42

Масса тела пулемета с сошкой: 11,60 кг
Полная длина тела пулемета: 1219 мм
Длина тела пулемета без приклада: 1080 мм
Длина ствола: 533 мм
Длина нарезной части ствола: 476 мм
Нарезы: 4 правосторонних
Масса ствола с казенником: 1,80 кг
Начальная скорость пули: 750 м/с
Эффективная дальность стрельбы: 800 м с сошки,
2200 м со станка
Система питания: лента на 50 или на 250 патронов
Масса ленты с 250 патронами: 6,90 кг
Масса пустой стальной патронной коробки: 2,4 кг
Темп стрельбы: 1200 выстр./мин
Масса станка Lafette 42: 20,5 кг
Единый пулемет MG.42v (MG.45)

Сравнительные ТТХ некоторых пулеметов периода Втрой мировой войны

В 1944 г. в Германии началось осуществление широкой программы перевооружения, известной как "программа вооружения пехоты". Специалисты понимали крайнюю ограниченность оставшихся ресурсов, и требование дешевизны производства и экономия материалов стало определяющим и для нового единого пулемета.

С использованием деталей и узлов MG.42 был создан пулемет с неподвижным стволом и полусвободным затвором. Ствол с казенником неподвижно крепился в коробе (ствольной коробке). Затвор состоял из боевой личинки, двух разводимых в стороны роликов, стебля и ударника, двигавшегося внутри стебля и снабженного передней втулкой и инерционным грузиком. Личинка, отходя назад под действием отдачи, своими задними скосами разводила ролики, замедляя таким образом свой отход. Ролики отходили назад с личинкой, обкатывались по стенкам казенника, сводились его скосами и давили на наклонные поверхности втулки ударника, заставляя ее и стебель отходить ускоренно, относительно личинки. Такое перераспределение энергии отдачи вместе с инерционностью стебля и первоначальным разведением роликов обеспечивало замедление отпирания канала ствола. При возвращении затвора вперед стебель доводил личинку до казенного среза ствола, затем инерционный грузик продвигал вперед ударник, тот разбивал капсюль патрона. Одновременно втулка ударника разводила в стороны ролики, тормозя затвор в казеннике. В несколько ином виде тот же принцип роликового замедления был реализован в опытном автомате SG.45, но успешная реализация полусвободного затвора потребовала создания оружия нового поколения.

После войны роликовое замедление воплотилось в системах СЕТМЕ, "Хеклер унд Кох", швейцарском пулемете MG710 и испанском "Амели" (кстати, оба при другой системе позаимствовали черты дизайна MG.42). Лента использовалась штатная.

Первый прототип выпустили в июне 1944 года, второй и третий - в сентябре и ноябре, остановились на четвертом варианте опытного пулемета. Этот пулемет с темпом стрельбы от 1000 до 1350 выстр./мин (и даже до 1800 выстр./мин) получил обозначение MG 42v, но упоминается также как MG.45. В его конструкции использовалась, в основном, низкосортная сталь.

Массу пулемета удалось снизить до 6,5 кг, то есть приблизить по этой характеристике к ручному пулемету, целиком обслуживаемому одним солдатом. Внешне MG.45 (MG.42v) отличался прежде всего укороченным кожухом ствола и соответственно отнесенным назад креплением сошек. Распределение заказов на детали предполагалось по мелким субподрядчикам; основные фирмы-производители должны были изготовлять наиболее ответственные детали и осуществлять сборку. При достигнутой стандартизации и тщательности конструктивной проработки это было бы вполне реализуемо, если бы не стремительное наступление Красной Армии и союзные бомбардировки. В серийное производство пулемет пустить уже не успели - даже из запланированных для более широких испытаний 16 единиц изготовить смогли только 10.

Пулемет с полусвободным затвором с механическим замедлением (за счет инерции раскручиваемого при накате махового колеса) и ленточным приемником от MG.42 был разработан Барницке, главным конструктором "Густлов Верке", но также остался опытным. С учетом стремительного приближения краха нацистской Германии и явной иллюзорностью производственных программ можно предположить, что эти пулеметы были в ряду тех проектов, которые руководители германской промышленности надеялись предложить западным державам уже после окончания войны.

Тактико-технические характеристики MG.45
Патрон: 7,92-мм "маузер" (7,92x57)
Масса "тела" пулемета: 6,5 кг
Полная длина "тела" пулемета: 1219 мм
Длина ствола: 533 мм
Эффективная дальность стрельбы:
800 м с сошек, 2200 м со станка
Система питания:
лента на 50 или на 250 патронов
Темп стрельбы: 1000-1350 выстр./мин

На случай разных бед,
У нас есть пулемёт «Максим»,
У них Максима нет»
(Хилэри Бэллок «New Traveller»)

Тут надо заметить, что единственной страной, где удалось «максим» реально усовершенствовать и улучшить его ТТХ, оказалась опять-таки Великобритания. Так в британских вооруженных силах основным тяжелым пулеметом стал «Виккерс» Mk I. Классический пулемет, который до сих пор можно встретить в самых удаленных уголках земного шара. «Виккерс», в сущности, был тем же пулеметом «Максим», выпускавшимся для британской армии ранее. Но он имел и некоторые отличия. Например, инженеры компании «Виккерс» уменьшили его вес. Разобрав «Максим», они обнаружили, что некоторые его части имеют неоправданно большой вес. Кроме того, они решили перевернуть рычажный механизм, чтобы он открывался вверх, а не вниз. Благодаря этому удалось заметно уменьшить вес затвора. Ну, а система перезаряжания осталась «максимовская» – надежная и прочная, она основывалась на принципе отдачи ствола. Средняя шарнирная планка в распрямленном состоянии запирала ствол в момент выстрела. Однако при выстреле в надульное устройство отводилась часть газов, толкая назад ствол, сцепленный с затвором. Толкала его назад и гильза, и совместное движение ствола и затвора назад продолжалось до тех пор, пока заднее плечо шарнирной планки не ударялось о фигурный выступ на коробе и не складывалось вверх. Тогда затвор расцеплялся со стволом, и далее шел обычный цикл: извлечение и удаление гильзы, взведение и перезаряжание.

Вес пулемета «Виккерс» Mk I достигал 18 кг без воды. Обычно он устанавливался на станок-треногу весом 22 кг. Как и на станке для пулемета Гочкиса, установка пулемета по вертикали осуществлялась винтовым механизмом. Прицельные приспособления позволяли вести непрямой огонь и стрелять ночью. Подача 7,7-мм патронов происходила из матерчатой ленты на 250 патронов.

Пулемет мог стрелять со скоростью 450–500 выстрелов в минуту до тех пор, пока в кожух подливали. Ведение непрерывного огня часто практиковалось в первый период войны, хотя струйки пара, выбивавшиеся из кожуха, демаскировали позицию. Кожух вмещал в себя четыре литра воды, которая закипала после трех минут ведения огня со скоростью 200 выстр./мин. Проблема была решена путем использования конденсатора, куда отводился пар, который превращался там в воду, а вода возвращалась обратно в кожух.

В начале войны пулеметы распределялись по два экземпляра на пехотный батальон. Однако потребность в этом оружии была столь велика, что для ее удовлетворения были сформированы специальные пулеметные войска.

Это были хорошо подготовленные подразделения, умеющие быстро устранять задержки при стрельбе, которые придавались пехотным батальонам. Другим полезным навыком солдат пулеметных войск было умение быстро сменять ствол. Ведь даже при постоянном подливе воды ствол надо было менять через каждые 10 000 выстрелов. А так как в бою такое количество выстрелов иной раз совершалось за час, то быстрая смена ствола становилась жизненно важной. Обученный расчет мог заменить ствол за две минуты, почти без потери воды.

Наличие собственных войск, обученных расчетов и прислуги вызвали и растущие тактические требования к применению пулеметов в позиционной войне. Неудивительно, что пулемет «Виккерса» тогда рассматривался как образец легкой артиллерии. Эту точку зрения может проиллюстрировать роль тяжелых пулеметов в Первой мировой войне, в операции, проведенной 100-ой пулеметной ротой в сражении при Хай Вуд во время битвы на Сомме летом 1916 года. 24 августа было решено, что пехотная атака будет поддержана огнем 10 пулеметов 100-й пулеметной роты, скрытно размещенных в окопах. Две пехотные роты отдали свои боеприпасы пулеметчикам. И во время атаки бойцы 100-й роты стреляли непрерывно на протяжении 12 часов! Естественно, что огонь велся с тщательно размещенных позиций по пристрелянной местности. Стволы меняли каждый час. Первые и вторые номера расчетов заменялись через небольшие промежутки времени, чтобы рота могла вести непрерывный ураганный огонь для поддержки атак пехоты и недопущения германских контратак. В тот день за 12 часов боя 10 пулеметов 100-ой пулеметной роты израсходовали около одного миллиона патронов!

Россия, воевавшая на стороне союзников, также имела на вооружении собственную модификацию пулемета Максима, которая получила официальное наименование «Пулемет Максима образца 1910 года». Он был схож с пулеметом образца 1905 года, только отличался наличием стального, а не бронзового кожуха. Тяжелый и дорогой пулемет Максима обр. 1910 г., тем не менее, являлся прекрасным оружием, подходящим под российские требования к простоте и надежности. Этот факт подтверждает то, что пулемет Максима в России выпускался до 1943 года, это своего рода рекорд по выпуску пулеметов Максима. Пулемет весил 23,8 кг, и интересно при этом сравнить его с 18 кг «Виккерса». Русский пулемет устанавливался на небольшом колесном станке, который вместе со щитком весил 45,2 кг. Калибр пулемета был 7,62 мм, подача патронов осуществлялась также из матерчатой ленты и также на 250 патронов. Скорострельность была 520 – 600 выстрелов в минуту, то есть выше, чем была у пулемета «Виккерс». То, что в русском пулемете Максима не был изменен рычажный механизм, объясняет увеличенный размер ствольной коробки ниже уровня ствола.

Для обеспечения эффективности работы автоматики требовалось обеспечить надежную отдачу ствола. Для этой цели англичане навернули на его дульную часть чашечку, которая вместе со стволом находилась внутри шарообразного надульника. При выстреле выходившие из ствола газы с силой давали в эту чашечку, что усиливало отдачу ствола. Пружина затвора (на фото он извлечен из короба), как и на «максиме», находится слева. Для уверенной стрельбы силу ее натяжения следовало регулярно измерять и по специальной таблице то ослаблять, то, напротив, ее подтягивать. Например, если планировалось стрелять по самолетам, пружину следовало подтянуть, а если нужно было вести огонь сверху вниз, то несколько ослабить. Зависело это и от времени года!

Германский пулемет образца 1908 года (MG08) также был пулеметом Максима. Как и в русском варианте, в нем использовался механизм без каких-либо изменений, в результате ствольная коробка получилась высокой. Пулемет выпускался под стандартный германский калибр 7,92-мм, подача патронов осуществлялась из ленты на 250 патронов. Скорострельность 300-450 выстрелов в минуту была понижена, так как немцы считали, что важна не скорость стрельбы и массированный огонь, а точность и эффективность.

Такой подход позволял облегчить проблемы с боепитанием и сменой ствола. Пулемет был известен под именем «Шпандау» по названию завода, где он выпускался. Вес пулемета достигал 62 кг со станком-треногой и запасными частями. Немцы устанавливали пулемет на салазочный станок для повышения мобильности. Германских пулеметчиков отбирали очень тщательно, командование, принимая во внимание события конца 1914 года, полагало, что пулемет стал повелителем поля боя. Пулеметчики отличались прекрасным уровнем подготовки и умелыми навыками, что подтверждают потери французов и англичан в битвах при Шем-де-Дам, Лозе, Ню Шапель и в Шампани.

Все эти пулеметы: «Виккерс», MG08 и пулемет Максима образца 1910 года – были созданы на основе одной конструкции. Однако пулемет «Виккерс» имел начальную скорость пули 744 м/сек при длине ствола 0,721 м. У германского скорость пули была 820 м/сек со стволом длиной 0,72 м., а вот наш пулемет имел 720 м/сек со стволом 0,719 м. Австро-венгерский пулемет «Шварцлозе», о котором на ВО уже рассказывалось, работал удовлетворительно, однако ствол 0,52 м был слишком коротким для 8-мм патрона. В результате пулемет Шварцлозе зачастую определяли по мощной вспышке дульного пламени при выстреле. Питание осуществлялось из ленты на 250 патронов, начальная скорость пули была небольшой - 620 м/сек. Скорострельность 400 выстрелов в минуту.

Что же касается «виккерса», то этот пулемет до сих пор остается на вооружении в некоторых странах мира. Для своего времени это было удачное и надежное оружие, способное стрелять часами и вести непрямой огонь. Французы того времени по праву пользовались славой заядлых создателей всякого рода модификаций. Как разновидности пулемета Гочкиса, появились пулеметы Пюто, Сант-Этьена и Бенет-Мерсье. Только все они были неудачными копиями, в основном, из-за необоснованных изменений в конструкции. Лучшим пулеметом Гочкиса стала «Модель 1914», в которой были использованы все усовершенствования прежних образцов для создания действительно удачного пулемета с относительно небольшим весом.

Сейчас Италия как-то не представляется нам «великой пулеметной державой». Но на заре их создания именно в Италии появился один из самых блестящих образцов всех времен – пулемет Перино 1901 года. Итальянцы были очень довольны новым пулеметом, но предпочитали долгое время держать его создание в секрете. Закупка крупной партии пулеметов Максима, чтобы только скрыть факт наличия нового оружия, показывает, какой завесой тайны был окружен итальянский пулемет. В этом пулемете с воздушным или водяным охлаждением была устроена оригинальная система питания с использованием обойм по 25 патронов каждая, которые подавались по очереди из патронной коробки, установленной слева, а справа выходили уложенными в ту же обойму! Так как патроны в такой системе питания были выровнены, то задержек в их подаче практически не было. Любая задержка быстро устранялась нажатием кнопки, которой удалялся проблемный патрон. Оружие продемонстрировало и множество других замечательных качеств, но итальянцы задержались с его производством, что вынудило их использовать пулеметы Максима и 6,5-мм пулеметы Ревелли – посредственное оружие, работа механизмов которого осуществлялась за счет отдачи ствола и полусвободного затвора. Затвор, конечно, можно было бы назвать запирающимся, но это было бы громко сказано.

В то время существовали и другие образцы пулеметов. Но типы оружия, описанные выше, доминировали на полях сражений Первой мировой войны. Это была грандиозная схватка, в которой во время позиционных боев окончательно было доказано превосходство этого вида оружия, которое и привело к характерным способам ведения боевых действий.

"Hа войне всегда страшно, только надо уметь себя, свой страх пересилить.Я больше всего боялся переправ через реки, поскольку плавать не умел. А приходилось форсировать и плывя,уцепившись за бревно, и на досках от забора,а один раз даже ухватившись за конскую гриву. И часто переправа шла под немецким огнем. Жить мне не всегда хотелось. После того, как всех моих родных немцы уничтожили,я не видел своего будущего,или не понимал смысла в послевоенной жизни. Пока война шла, было дикое желание мстить фашистам, а в декабре 1946 года демобилизовался, и долго не мог адаптироваться к мирной жизни. Да и на фронте, иногда так намаешься, что думаешь - Хоть бы убило уже,сил моих нет...Фронтовики меня поймут...

(+12 фото)

Тогда командиру первого взвода! - Нет и его. - И, чтобы полковнику всех командиров нижестоящих не перечислять, я объясняю: - Один я в роте офицер.

Полковник угас. Пыл с него сошел. Сошел, вроде и не было его. Ситуация, при которой в роте один только офицер, по нашей армии, особенно на территории Союза, почти стандартная. Офицерами быть много желающих, да только все полковниками быть хотят. А лейтенантский старт мало кого влечет.

И оттого нехватка на самом низу. Нехватка офицеров жестокая. Но там, наверху, в штабах, об этом как-то забывается. Вот и сейчас полковник просто не подумал, что я могу быть единственным офицером на всю роту. Меня от командования отстранил, у него на это право есть. Но роту надо возвращать в казармы. А гнать роту, да еще танковую, одну, без офицеров, на десятки километров нельзя. Это преступление. Это непременно расценят как попытку государственного переворота. Тут тебе, полковник, исход летальный. Если уж ты отстранил командира в обстановке, когда у него нет заместителей, то этим самым ты роту под свою персональную ответственность принял и никому эту роту доверить не имеешь права. Если бы такое право предоставили, то каждый командир дивизии мог бы вывести войска в поле, сместить командиров, заменить их теми, кто ему подходит, и - переворот. Но нет у нас переворотов, ибо не допущен каждый к деликатному вопросу подбора и расстановки командирских кадров. Снимать - твое право. Снимать легко. Снимать любой умеет. Это так же легко, как убить человека. Но возвращать командиров на их посты так же трудно, как мертвого к жизни вернуть. Ну что, полковник, думаешь меня вновь на роту поставить? Не выйдет. Недостоин я. И все это слышали. Не имеешь права ставить на роту недостойного. А если наверху узнают, что ты вблизи государственной границы снимал с танковых рот законных командиров и на их место недостойных ставил? Что с тобой будет? Ась? То-то.

Тут бы полковнику с командиром моего батальона или полка связаться: мол, заберите свою беспризорную роту. Но кончились учения. Кончились так же внезапно, как и начались. Кто же позволит боевой связью после учений пользоваться? Тех, кто допускал такие вольности, в 37-м расстреливали. После того никому не повадно такими вещами баловаться. Ну что же, полковник? Ну, веди роту. А может быть, ты уж и забыл, как ее водить? А может быть, никогда ее и не водил? Рос в штабах. Таких полковников множество. Любое занятие со стороны пустяковым кажется. И роту танковую вести тоже несложно. Да только команды нужно подавать так, как они в новом уставе записаны. Люди в роте не русские, не поймут. Хуже, если поймут, да не так. Тогда их и на вертолете по лесам и болотам не сыщешь. Тяжел танк, иногда на человека наехать может, под мост провалиться; в болоте может утонуть.

А расплата всегда одна и та же.

Я не улыбаюсь больше. Ситуация серьезная и смеяться незачем. Мне бы самое время ладонь к козырьку: Разрешите идти, товарищ полковник?" Все равно я тут теперь посторонний, не командир и не подчиненный. Вы кашу заварили, вы и расхлебывайте. Захотелось покомандовать, вот, товарищ полковник, и командуйте. Но злость и злорадство во мне быстро погасли. Рота родная, люди мои, машины мои. За роту я больше не отвечаю, но и не брошу ее просто так.

Разрешите, товарищ полковник, - бросил я ладонь к козырьку, - последний раз роту провести. Вроде как попрощаться с ней.

Да, - коротко согласился он.

На одно мгновение показалось мне, что по привычке хочет он обычное наставление дать, мол, не гони, не увлекайся, колонну не растягивай. Но не сделал он этого. Может, у него и намерения такого не было, просто мне так показалось.

Да, да, ведите роту. Считайте, что мой приказ еще в силу не вошел.

Приведите роту в казарму, там ее и сдадите.

Есть! - Поворачиваюсь я резко кругом, только заметил усмешки в свите полковника. Как это так, "пока командуйте"? Понимает свита, что нет такого положения - "пока командуйте". Командир или достоин своего подразделения и полностью за него отвечает, или он недостоин, и тогда его немедленно отстраняют. "Пока командуйте" - это не решение. И за такой подход может полковник дорого поплатиться. Мне это ясно и свите его. Но не до этого мне сейчас. У меня дело серьезное. Я ротой командую. И нет мне дела до того, что и кто подумал, кто как поступил и как за это будет наказан.

Перед тем как первую команду подать, обязан командир свое подразделение воле своей подчинить. Обязан он глянуть на своих солдат так, чтобы по строю легкая зыбь побежала, чтобы замерли они, чтобы каждый почувствовал, что сейчас командирская команда последует. А команды в танковых войсках беззвучны. Два флажка в моих руках. Ими я и командую.

Белый флажок резко вверх. Это первая моя команда. Жестом этим коротким и резким я своей роте длинное сообщение передал: "Ротой командую - я! Работу радиостанций на передачу до встречи с противником запрещаю! Внимание!" Команды бывают предварительные и исполнительные. Предварительной командой командир как бы ухватывает своих подчиненных железной уздой своей воли. И, натянув поводья, должен командир выждать пять секунд перед подачей главной команды. Должен строй застыть, ожидая ее, должен каждый почувствовать железные удила, должен каждый чуть вздрогнуть, должны мускулы заиграть, как перед хлестким ударом, должен каждый исполнительной команды ждать, как хорошая лошадь ждет удара плетью.

Красный флажок резко вверх, и оба - через стороны - вниз. Дрогнула рота, рассыпалась, коваными сапогами по броне загрохотала.

Может, прощалась со мной рота, может, проверяющим выучку свою демонстрировала, может, просто злость разбирала, и никак эту злость по-другому выразить невозможно было. Ах, если бы секундомер кто включил! Но и без секундомера я в тот момент знал, что бьет моя рота рекорд дивизии, а может, и какой повыше. Знал я в тот момент, что много в свите полковника настоящих танкистов и что каждый сейчас моими азиатами любуется. Много я сам видел рекордов в танковых войсках, знаю цену тем рекордам. Повидал я и руки поломанные, и зубы выбитые. Но везло ребятам в тот момент. И знал я как-то наперед, что не оступится ни один, не поскользнется, совершая немыслимый прыжок в люк. Знал я, что и пальцы никому не отдавит. Не тот момент.

Десять двигателей хором взвыли. Я в люке командирском. Теперь белый флажок вверх в моей руке Означает: "Я-готов!" И в ответ мне девять других флажков: "Готов! Готов! Готов!" Резкий круг над головой и четкий жест в сторону востока: "Следуй за мной!" Просто все. Элементарно. Примитивно? Да. Но никакая радиоразведка не может обнаружить выдвижение даже четырех танковых армий одновременно. А против других видов разведки есть столь же примитивные, но неотразимые приемы. И потому мы всегда внезапно появляемся. Плохо или хорошо, но внезапно. Даже в Чехословакии, даже семью армиями одновременно. Проверяющий полковник вскарабкался на свой бронетранспортер. Свита за ним.

Бронетранспортер взревел, круто развернулся и пошел в военный городок другой дорогой.

Свита полковника его явно ненавидит. В противном случае ему подсказали бы, что он должен идти прямо за моим танком. Я ведь теперь никто.

Самозванец. Доверять мне роту - все равно как если бы начальник полиции доверил проведение ареста бывшему полицейскому, выгнанному с работы. Если уж тебе и пришла в голову такая идея, так хоть будь рядом, чтобы вовремя вмешаться. Если уж отдал роту кому-то, если не умеешь ею управлять, так хоть будь рядом, чтобы на тормоза вовремя нажать. Но не подсказал никто полковнику, что он жизнь свою в руки молодого старшего лейтенанта отдал. А старший лейтенант, отстраненный от власти, может любую гадость сотворить, он в роте посторонний. Отвечать же тебе придется. А может быть, знали все в свите, что старший лейтенант роту приведет без всяких происшествий? Знали, что не будет старший лейтенант ломать полковничью судьбу? А мог бы...

6

Так часто бывает - хлестнут дивизию плетью боевой тревоги, вырвется она на простор, а ее обратно возвращают. Глубокий смысл в этом. Так привычка вырабатывается. На настоящее дело пойдут дивизии, как на обычные учения, - без эмоций. А заодно и у противника бдительность теряется. Вырываются советские дивизии из своих военных городков часто и внезапно. Противник на это реагировать перестает.

Дороги танковыми колоннами забиты. Ясно, что отбой дали всей дивизии одновременно. Кто знает, сколько дивизий сегодня по боевой тревоге было поднято, сколько их сейчас в свои военные городки возвращается! Может, одна наша дивизия, может, три дивизии, а может быть и пять. Кто знает, может, и сто дивизий были одновременно подняты.

У ворот военного городка оркестр гремит.

Командир полка нашего, батя, на танке стоит - свои колонны встречает.

Глаз у него опытный, придирчивый. Ему взгляда одного достаточно, чтобы оценить роту, батарею, батальон и их командиров. Ежатся командиры под свинцовым батиным взглядом. Здоровенный он мужик, портупея на нем на последние дырочки застегнута, еле сходится. А голенища его исполинских сапог сзади разрезаны слегка, по-другому не натянешь их на могучие икры. Кулачище у него - как чайник. И этим чайником он машет кому-то, наверное, командиру третьего мотострелкового батальона, бронетрансиортеры которого сейчас втягиваются в прожорливую горловину ворот. Вот минометная батарея этого батальона прошла через ворота, и теперь моя очередь. И хотя я знаю, что все мои танки идут за мной, и хотя все равно мне теперь, идут они или нет, я им больше не командир, я в самый последний момент оглядыватась: да, все идут, не отстал ни один. Командиры всех танков ловят мой взгляд. А я снова резко вперед поворачиваюсь, правую ладонь к черному шлему бросил, и командиры всех остальных девяти танков четко повторили это древнее военное приветствие.

Командир полка все еще кричит что-то обидное и угрожающее вслед колонне третьего батальона и, наконец, поворачивает свирепый взгляд свой на мою роту. Горилла лесная, атаман разбойничий, кто твой взгляд выдержать может? Встретив взгляд его, я вдруг неожиданно для себя самого принимаю решение этот многотонный взгляд выдержать. А он кулачище свой разжал, ладонь широченную, как лопата, - к козырьку. Не каждому батя на приветствие приветствием отвечает. И не ждал я этого. Хлопнул глазами, заморгал часто.

Танк мой уж прошел мимо него, а я голову назад - на командира смотрю. А он вдруг улыбнулся мне. Рожа у него черная, как негатив, и оттого улыбка его белозубая всей моей роте видна и, наверное, гаубичной батарее, которая следом за мной идет, которую он сейчас кулачищем своим приветствовать будет.

Эх, командир. Не знаешь ты, что я не ротный уже. Сняли меня, командир, с роты. Сняли с позором. Вроде как публично высекли. Это, командир, ничего.

Думаешь, я заплачу? Да никогда в жизни. Я улыбаться буду. Всегда. Всем назло. Радостно и гордо улыбаться буду. Вот как тебе сейчас, командир, улыбаюсь. Роту я скоро новую получу. Нехватка офицеров, сам знаешь. Жаль только с моими азиатами расставаться. Уж очень ребята хорошие подобрались.

Ну, ничего - переживем.

С меня и того достаточно, что полк вовремя по тревоге выход начал, что ты, командир, с полка не слетел. Стой тут и маши своим кулачищем. На то ты тут и поставлен. И не надо нам никакого другого командира в полку. Мы, командир, нрав твой крутой прощаем. И если надо, пойдем за тобой туда, куда ты нас поведешь. И я, командир, пойду за тобой, пусть не ротным, так взводным.

А могу и простым наводчиком.

7

По возвращении боевой машины в парк, что должно быть сделано в первую очередь? Правильно. Она должна быть заправлена. Исправная или поломанная, но заправленная. Кто знает, когда новая тревога грянет? Каждая боевая машина должна быть готова повторить все сначала и в любую минуту. И оттого гудит снова парк. Сотни машин одновременно заправляются. Каждому танку минимум по тонне топлива надо. И бронетранспортеры тоже прожорливы. И артиллерийские тягачи тоже. И все транспортные машины заправить нужно. Тут же всем боевым машинам боекомплект пополнить надо. Снаряды танковые по 30 килограммов каждый. Сотни их подвезли. Каждая пара снарядов - в ящике. Каждый ящик нужно с транспортной машины снять. Снаряды вытащить. Упаковку с каждого снять.

Почистить каждый, заводскую смазку снять, и в танк его. А патроны - тоже в ящиках. По 880 штук в каждом. Патроны нужно в ленты снарядить. В ленте пулеметной 250 патронов. Потом ленты нужно в магазины заправить. В каждом танке по 13 магазинов. Теперь все стреляные гильзы нужно собрать, уложить их в ящики и сдать на склад. Стволы позже чистить будем. По очереди, всем взводом каждый танковый ствол, по многу часов каждый день, повторяя это много дней подряд. Но сейчас нужно пока стволы маслом залить. А вот теперь танки нужно помыть.

Это грубая мойка. Основная мойка и чистка будет потом. А вот теперь солдат нужно накормить. Обеда не было сегодня, и поэтому обед совмещен с ужином. А после все проверить нужно: двигатели, трансмиссии, подвеску, ходовую часть, траки. В четвертом танке торсион поломан на левом борту. В восьмом - оборачивающийся редуктор барахлит. А в первой танковой роте два двигателя сразу менять будут. А с утра начнется общая чистка стволов. Чтобы готово все было! Сокрушу! И вдруг чувствую я пустоту под сердцем. И вдруг вспомнил я, что не придется мне с утра в моей роте проверять качество обслуживания. Может быть, и не пустят меня завтра вообще в танковый парк? Знаю, что все документы на меня уже готовы и что официально снимут меня не завтра утром, а уже сегодня вечером. И знаю, что положено офицеру на снятие идти в блеске, не хуже чем за орденом. И рота моя это знает. И потому пока я с заправщиками ругался, пока ведомости расхода боеприпасов проверял, пока под третий танк лазил, уже кто-то и сапоги мне до зеркального блеска отполировал, и брюки выгладил, и воротничок свеженький пришил. Сбросил я грязный комбинезон и быстро в душ. Брился долго и старательно. А тут и посыльный из штаба полка.

Гремит парк. Через ворота разбитый бронетранспортер тягач тянет. Гильзы стреляные звенят. Гудят огромные "Уралы", доверху пустыми снарядными ящиками переполненные. Электросварка салютом брызжет. Все к утру должно блестеть и сиять. А пока грязь, грязь кругом, шум, грохот, как на великой стройке.

Офицера от солдата не отличишь. Все в комбинезонах, все грязные, все матерятся. И идет среди этого хаоса старший лейтенант Суворов. И умолкают все. Чумазые танкисты вслед мне смотрят. Ясно каждому - на снятие старший лейтенант идет. Никто не знает, за что слетел он. Но каждый чувствует, что зря его снимают. В другое бы время и не заметили старшего лейтенанта в чужих ротах, а если и заметили, то сделали б вид, что не заметили. Так бы в двигателях и ковырялись, выставив промасленные задницы. Но на снятие человек идет. И потому грязной пятерней под замусоленные пилотки приветствуют меня чужие, незнакомые танкисты. И я их приветствую. И я улыбаюсь. И они мне улыбаются, мол, бывает хуже, крепись.

А за стенами парка весь военный городок. Каштаны в три обхвата.

Новобранцы громко, но нестройно песню орут. Стараются, но неуклюжи еще.

Лихой ефрейтор покрикивает. Вот и новобранцы меня приветствуют. Эти еще телята. Эти еще ничего не понимают. Для них старший лейтенант - это очень большой начальник, гораздо выше ефрейтора. А что как-то особо сапоги у него блестят, так это, наверное, праздник у него какой-то...

Вот и штаб. Тут всегда чисто. Тут всегда тихо. Лестница - мрамор.

Румыны до войны строили. Ковры по всем коридорам. А вот и полуовальный зал, залитый светом. В пуленепробиваемом прозрачном конусе - опечатанное гербовыми печатями знамя полка. Под знаменем часовой замер. Короткий плоский штык дробит последний луч солнца, рассыпает его искрами по мрамору. Я приветствую знамя полка, а часовой под знаменем не шелохнется. Он ведь с автоматом. А вооруженный человек не использует никаких других форм приветствия. Его оружие и есть приветствие всем остальным.

Посыльный ведет по коридору к кабинету командира полка. Странно это.

Почему не к начальнику штаба? Стукнул посыльный в командирскую дверь. Вошел, плотно закрыв дверь за собой. Тут же назад вышел, молча уступив - входите.

За командирским дубовым столом незнакомый подполковник небольшого роста. Этого подполковника я сегодня в свите проверяющего полковника видел.

Что за черт, дивлюсь, где же батя, где начальник штаба? И почему подполковник в командирском кресле сидит? Неужели по своему положению он выше нашего бати? Ну, конечно, выше. Иначе не сидел бы за его столом.

Садитесь, старший лейтенант, - не слушая рапорта предлагает подполковник.

Сел. На краешек. Знаю, что сейчас громкие слова последуют, и оттого вскочить придется. Оттого спина у меня прямая. Вроде в строю стою, на параде.

Доложите, старший лейтенант, почему вы улыбались, когда вас полковник Ермолов с роты снимал.

Смотрю на подполковника, на свежий воротничок на уже неновой, но чистенькой и выглаженной гимнастерке. А что ответишь? - Не знаю, товарищ подполковник.

Жалко с ротой расставаться? - Жалко.

Рота твоя мастерски работала. Особенно в конце. А со стенкой все согласны: ее лучше сломать, чем полк под удар поставить. Стенку восстановить нетрудно...

Ее уже восстановили.

Вот что, старший лейтенант, зовут меня подполковник Кравцов. Я начальник разведки 13-й Армии. Полковник Ермолов, снявший тебя с роты, думает, что он начальник разведки. Но он смещен, хотя об этом еще не догадывается. На его место уже назначен я. Сейчас мы объезжаем дивизии. Он думает, что он проверяет, а на самом деле это я дела принимаю, знакомлюсь с состоянием разведки в дивизиях. Все его решения и приказы никакой силы не имеют. Он распоряжается каждый день, а по вечерам я представляю свои документы командирам полков и дивизий, и все его приказы теряют всякую силу.

Он об этом не догадывается. Он не знает, что его крик - это не более чем лесной шум. В системе Советской Армии и всего нашего государства он уже ноль, частное лицо, неудачник, изгнанный из армии без пенсии. Приказ об этом ему скоро объявят. Так что его приказ о смещении тебя с роты никакой силы не имеет.

Спасибо, товарищ подполковник! - Не спеши благодарить. Он не имеет права тебя отстранить от командования ротой. Поэтому я тебя отстраняю.- И, сменив тон, он тихо, но властно сказал:- Приказываю роту сдать! У меня привычка давняя встречать удары судьбы улыбкой. Но удар оказался внезапным, и улыбки не получилось.

Я встал, бросил ладонь к козырьку и четко ответил: - Есть, сдать роту! - Садись.

Есть разница. Полковник Ермолов снял тебя, потому что считал, что роты для тебя много. Я снимаю тебя, считая, что роты для тебя мало. У меня для тебя есть должность начальника штаба разведывательного батальона дивизии.

Я только старший лейтенант.

Я тоже только подполковник. А вот вызвали и приказали принять разведку целой Армии. Я сейчас не только принимаю дела, но и формирую свою команду. Кое-кого я за собой перетащил со своей прежней работы. Я был начальником разведки 87-й дивизии. Но у меня теперь хозяйство во много раз больше, и мне нужно очень много толковых исполнительных ребят, на которых можно положиться. И штаб разведывательного батальона - это минимум для тебя.

Я попробую тебя и на более высоком посту. Если справишься... - Он смотрит на часы. - Двадцать минут тебе на сборы. В 21.30 отсюда в Ровно, в штаб 13-й Армии пойдет наш автобус. В нем зарезервировано место и для тебя. Я заберу тебя к себе в разведывательный отдел штаба 13-й Армии, если завтра ты сдашь экзамены.

Экзамены я сдал.

ГЛАВА II

1

От офицерской гостиницы до штаба 13-й Армии - двести сорок шагов.

Каждое утро я не спеша иду вдоль шеренги старых кленов, мимо пустых зеленых скамеек прямо к высокой кирпичной стене. Там, за стеной, в густом саду-старинный особняк. Когда-то, очень давно, тут жил богатый человек. Его, конечно, убили, ибо это несправедливо, чтобы у одних большие дома были, а у других - маленькие. Перед войной в этом особняке размещалось НКВД, а во время нее - Гестапо. Очень уж место удобное. После войны тут разместился штаб одной из наших многочисленных Армий. В этом штабе я теперь служу.

Штаб-это концентрация власти, жестокой, неумолимой, несгибаемой. В сравнении с любым из наших противников - наши штабы очень малы и предельно подвижны. Штаб Армии - это семьдесят генералов и офицеров, да рота охраны.

Это все. Никакой бюрократии. Штаб Армии может в любой момент разместиться на десяти бронетранспортерах и раствориться в серо-зеленой массе подчиненных ему войск, не теряя при этом руководства ими. В этой его незаметности и подвижности - неуязвимость. Но и в мирное время он защищен от всяких случайностей. Еще первый владелец - отгородил свой дом и большой сад высокой кирпичной стеной. А все последующие владельцы стену эту укрепляли, надстраивали, дополняли всякими штуками, чтобы начисто отбить охоту через стену перелезать.

У зеленых ворот - часовой. Предъявим ему пропуск. Он его внимательно рассмотрит и - рука к козырьку: проходите, пожалуйста. От контрольного пункта самого здания не видно. К нему ведет дорога между стен густых кустов.

С дороги не свернешь - в кустах непролазная чаща колючей проволоки. Так что иди по дороге, как по тоннелю. А дорога плавно поворачивает к особняку, спрятанному среди каштанов. Окна его первого этажа много лет назад замурованы. На окнах второго этажа - крепкие решетки снаружи и плотные шторы внутри. Площадка перед центральным входом вымощена чистыми белыми плитами и окружена стеной кустов. Если присмотреться, то кроме колючей проволоки в кустах можно увидеть и серый шершавый бетон. Это пулеметные казематы, соединенные подземными коридорами с подвальным помещением штаба, где размещается караул.

Отсюда, от центрального дворика, дорога поворачивает вокруг особняка к новому трехэтажному корпусу, пристроенному к главному зданию. Отсюда можно наконец попасть в парк, который зеленой мглой окутывает весь наш Белый дом.

Днем на дорожках парка можно увидеть только штабных офицеров, ночью - караулы с собаками. Тут же, в парке, совсем неприметный со стороны, вход в подземный командный пункт, сооруженный глубоко под землей и защищенный тысячами тонн бетона и стали. Там, под землей, - рабочие жилые помещения, узел связи, столовая, госпиталь, склады и все, что необходимо для жизни и работы в условиях полной изоляции.

Но кроме этого подземного КП есть еще один. Тот не только бетоном, сталью и собаками защищен, но и тайной. Тот КП - призрак. Мало кто знает, где он расположен.

До начала рабочего дня - двадцать минут, и я брожу по дорожкам, шурша золотыми листьями.

Далеко-далеко в небе истребитель чертит небо, пугая журавлей, кружащих над невидимым отсюда полем.

Вот офицеры потянулись к Белому дому. Время. Двинемся и мы. По дорожке, к широкой аллее, мимо журчащего ручья, теперь обогнем левое крыло особняка, вот мы снова на центральном дворике среди густых кустов, под тяжелыми взглядами пулеметных амбразур из-под низких бетонных лбов сумрачных казематов.

Предъявим снова пропуск козыряющему часовому и войдем в гулкий беломраморный зал, где когда-то звенели шпоры, шелестели шелком юбки и за страусовыми перьями вееров прятали томные взгляды. Теперь тут юбок нет.

Редко-редко мелькнет телеграфистка с узла связи. Юбка на ней суконная, форменная, хаки, в обтяжку. Что, полковники, вслед смотрите? Нравится? По беломраморной лестнице - вверх. Тут уж мне вслед смотрят. Там, наверху, часовой. Там еще одна проверка документов. И сюда, наверх, отнюдь не каждому штабному полковнику вход разрешен. А я только старший лейтенант, но пропускают меня часовые. Внизу удивляются. Что за птица? Отчего по мраморной лестнице вверх ходит? Предъявим еще раз пропуск и войдем в затемненный коридор. Тут ковры совсем заглушат наши шаги. В конце коридора - четыре двери, в начале - тоже четыре. Там, в конце коридора, кабинеты командующего Армией, его первого заместителя, начальника штаба и политического шамана 13-й Армии, который именуется Член Военного совета.

А четыре двери в начале коридора - это самые важные отделы штаба: первый, второй, восьмой и Особый. Первый отдел - оперативный, он занимается боевым планированием. Второй отдел - разведывательный, он поставляет первому отделу всю информацию о противнике. Восьмой отдел названия не имеет, у него есть только номер. Мало кто знает, чем этот отдел занимается. А у Особого отдела, наоборот - номера нет, только название. Чем занимается - все знают.

Наш коридор - наиболее охраняемая часть штаба, и доступ сюда разрешен очень ограниченному числу офицеров. Конечно, в наш коридор и некоторые лейтенанты ходят: особисты и генеральские адъютанты. Вот и мне вслед полковники смотрят: что за гусь? А я не особист и не адъютант. Я - офицер второго отдела. А вот наша черная кожаная дверь - первая налево. Наберем шифр на пульте - и дверь плавно откроется. А за ней еще одна, на этот раз из брони, как в танке. Нажмем кнопку звонка, на нас глянет бдительное око через пуленепробиваемую смотровую щель, и щелкнет замок - вот мы и дома.

Раньше тут, видимо, был один большой зал, потом его разделили на шесть не очень больших кабинетов. В тесноте, да не в обиде. В одном кабинете - начальник разведки 13-й Армии, мой благодетель и покровитель, пока еще подполковник, Кравцов. В остальных пяти кабинетах работают пять групп отдела. Первая группа руководит всей нижестоящей разведкой - разведывательными батальонами дивизий, разведротами полков, внештатными разведротами, артиллерийской, инженерной и химической разведкой. Пятая группа занимается электронной разведкой. В ее подчинении два батальона пеленгации и радиоперехвата, а кроме того эта группа контролирует электронную разведку во всех дивизиях, входящих в состав нашей 13-й Армии.

Вторая и третья группы для меня - terra incognita. Не проработав в четвертой группе и месяца, я начинаю догадываться о том, чем эти совершенно секретные группы занимаются. Дело в том, что наша четвертая группа занимается окончательной обработкой информации, поступающей из всех остальных групп отдела. А кроме того, к нам стекается информация снизу, от штабов дивизий, сверху - из штаба округа, сбоку от соседей - из пограничных войск КГБ.

В нашей группе в мирное время три человека. В военное время должно быть десять. В кабинете три рабочих стола. Тут работают два подполковника - аналитик и прогнозист, и я - старший лейтенант.

Я работаю на самой простой работе - на перемещениях. Понятно, что аналитик в нашей группе старший.

Раньше на перемещениях тоже работал подполковник. Но новый начальник разведки его выгнал из отдела, освободив место для меня. А должность эта по штату подполковничья, и это означает, что если мне на ней удастся удержаться, то я очень скоро стану капитаном, а потом, через четыре года, так же автоматически, - майором, а еще через пять лет - подполковником. Если за эти годы мне удастся прорваться выше, то и следующие звания будут идти автоматически по выслуге лет. Но если я скачусь вниз, то за каждую новую звезду придется грызть кому-то глотку.

Подполковникам совсем не нравится инициатива нового начальника разведки - посадить в подполковничье кресло старшего лейтенанта, мое появление унижает их авторитет и опыт, но не это главное. Главное в том, что и в их кресла новый начальник может посадить молодых и порывистых. Они оба смотрят на меня и только слабыми кивками отвечают на приветствие.

В рабочем кабинете информационной группы разведывательного отдела три стола, три больших сейфа, книжные полки во всю стену и карта Европы - тоже во всю стену. Прямо напротив входа - небольшой портрет моложавого генерала.

На погонах по три звезды. Иногда, когда никто не видит, я улыбаюсь генерал-полковнику и подмигиваю ему. Но генерал-полковник с портрета никогда мне не улыбается. Взгляд его холоден, суров и серьезен. Глаза, зеркало души, жестоки и властны. В уголках губ-легкая тень презрения. Под портретом нет никакой подписи. Нет ее и на обратной стороне портрета. Я проверял, когда в комнате никого не было. Вместо имени там стоит печать: "Войсковая часть 44388" и грозное предупреждение: "Содержать только в защищенных помещениях Аквариума и подчиненных ему учреждений". Командный состав Советской Армии я знаю хорошо. Офицер обязан это знать. Но я совершенно уверен, что генерал-полковника с портрета я не видел ни в одном военном журнале, включая и секретные.

Ладно, товарищ генерал, не мешайте работать.

Передо мной на столе пачка шифровок, поступивших за прошлую ночь. Моя работа - разобраться с ними: изменения в составе и дислокации войск противника внести в "Журнал перегруппировок" и нанести на Большую карту, которая хранится в первом отделе штаба Армии.

Первая шифровка сразу ставит в тупик: на железнодорожном мосту через Рейн вблизи Кельна зарегистрирован эшелон, двадцать британских танков "Чифтен".

Идиоты! В каком направлении прошел эшелон? Это усиление или ослабление? 20 танков - пустяк. Но из таких крупиц, и только из них, создается общая картина происходящего. И аналитик и прогнозист имеют на столе точно такие же копии шифровок. И оттого, что они совершенно четко представляют себе картину происходящего, оттого, что в своих головах они держат тысячи цифр, дат, имен и названий, им, конечно, не надо поднимать шифровки предыдущих дней, чтобы там найти ключ к разгадке такого пустякового вопроса. Они испытующе смотрят на меня и совсем не спешат подсказать нужный ответ. Я поднимаюсь со своего места и иду к сейфу. Если перечитать снова все шифровки предыдущих дней, то, наверное, ответ будет однозначным. А четыре злых глаза мне в спину: трудись, старлей, знай, за что подполковники свой хлеб жуют.

2

Мы работаем до 17.00 с одним часовым перерывом на обед. Тот, кто имеет срочную работу, может оставаться в кабинете до 21.00. После этого все документы полагается сдать в секретную библиотеку, а сейфы и двери опечатать. Только подземный командный пункт не спит. Во время обострения обстановки мы по очереди остаемся в штабе. В каждой группе по одному офицеру. А в моменты кризисов - все офицеры штаба по нескольку дней живут и работают в своих кабинетах или под землей. В подземном КП условия для жизни гораздо лучше, но там нет солнца, и потому, если можно, большую часть времени мы проводим в наших немного тесных кабинетах.

Если нет шифровок, то я читаю "Разведывательную сводку" Генерального штаба. Я полюбил эту пухлую, в 600 страниц, книгу. Я зачитываюсь ею, многие страницы знаю чуть ли не наизусть, несмотря на то, что каждая из них вмещает иногда по нескольку сотен цифр и названий. Когда нет кризисов и напряженного положения, то подполковники ровно в 17.00 исчезают. У них, как у павловских подопытных псов, в определенное время слюна выделяется, чтобы плюнуть на печать и вдавить ее в пластилин на сейфе. С этого момента я остаюсь один.