"Новое историческое мышление" и
"новая историческая наука"
Вторая половина XX века стала временем подъема и обновления французской исторической науки. Во Франции появилась целая плеяда крупных историков, труды которых обрели широкое международное звучание. Продолжая и развивая традиции школы "Анналов" межвоенного времени, они подвергли пересмотру тематику, исследовательские методы и само понимание предмета исторической науки. По мнению многих историков, произошла своеобразная "историографическая революция", которая привела к возникновению "новой исторической науки" и окaзала глубокое воздействие на всю мировую историографию.
Обновление исторической науки было тесно связано с эволюцией французского общества и с общими процессами социального развития. События всемирно-исторического значения: вторая мировая война и разгром фашизма, возникновение целого ряда государств, провозгласивших своей целью строительство социализма, конец колониальной системы, научно-техническая революция, а в более позднее время - крушение социалистической системы, распад СССР и многое другое, потребовали осмысления нового исторического опыта, адаптации исторической науки к условиям стремительно меняющегося мира.
В развитии французской историографии второй половины XX века выделяются два основных периода, границей между которыми можно считать приблизительно середину 70-х г. По мнению французских историков, наиболее плодотворным было "славное тридцатилетие" 1945-1975 гг., когда французская историография заняла ведущую роль в мировой историографии и пользовалась огромным авторитетом в общественном мнении. Состояние исторической науки в первые послевоенные годы во многом определялось общественно-политической обстановкой, сложившейся во Франции после освобождения от немецко-фашистской оккупации. Ее характерной чертой был небывалый подъем левых сил и рост влияния марксизма, связанный с победой Советского Союза в войне против фашизма, участием Французской коммунистической партии в движении Сопротивления и ее превращением в самую многочисленную партию страны. Наряду с Италией, Франция стала одной из двух крупных капиталистических стран, в которых марксистские идеи получили сравнительно широкое распространение. В послевоенное время выросла и активизировалась группа французских историков-марксистов, формирование которых началось в 30-е годы. К работе над докторскими диссертациями приступили А. Собуль и К. Виллар. В коммунистическую партию вступили, (но потом в разное время вышли из нее) молодые талантливые историки, ставшие позднее крупными учеными: М. Агюлон, Ж. Бувье, Ф. Фюре, Э. Ле Руа Лядюри и другие.
Воздействие марксизма сказалось и на трудах многих других историков, не являвшихся марксистами. Марксистская терминология, в первую очередь такие понятия как базис", "надстройка", "способ производства", "производственные отношения", "классовая борьба" прочно вошла в обиход. "Французские историки становились все более восприимчивыми к расплывчатому "диффузному" марксизму, который побуждал их придавать особую ценность экономическому фактору в историческом объяснении; в то же время некоторые точные понятия воспринимались ими и проникали в их словарь", - указывается в коллективном труде, изданном в 1965 г. Французским комитетом исторических наук. Однако, и соглашаясь с отдельными марксистскими положениями, большинство историков отвергало общую теорию, методологию и, особенно, политические выводы марксизма.
В послевоенные годы сохранили свое влияние сторонники релятивистской "критической философии истории", которую до войны пропагандировал философ, социолог и политолог Раймон Арон. В послевоенный период Арон занимался, главным образом, социологией и политологией, а наиболее известным сторонником "критической философии истории" стал историк античности А. И. Марру (1904-1977), книга которого "Об историческом познании" выдержала в 1954-1975 гг. семь изданий. Следуя, в основном, за Ароном, Марру доказывал, что "история не отделима от историка", который неизбежно привносит в изучение прошлого свои субъективные взгляды, по-своему интерпретирует и обрабатывает исторические факты, вследствие чего "история будет тем, что он сумеет выработать".
Марру признавал объективное существование исторической реальности, отраженной в содержании источников, считал историческое знание подлинным, достоверным, научным, но отрицал возможность полного и адекватного познания исторического процесса. По его словам, "история - это то, что историк сумеет захватить из прошлого, однако, проходя через его познавательный инструментарий, это прошлое было так обработано и переработано, что стало совершенно обновленным и онтологически совсем другим". Согласно Марру, в конечном итоге, "история – это не больше того, что мы считаем разумным принять за истину в нашем понимании той части прошлого, которую открывают наши документы."
Как и в межвоенный период, релятивистские идеи нe получили большого распространения среди французских историков, которые, по словам самого Марру, продолжали проявлять "крайнее недоверие ко всякой философии истории". Решающее влияние на развитие французской историографии продолжали оказывать работы крупных историков, которые еще в 30-е годы поставили вопрос о пересмотре методологических принципов традиционной "позитивистской" историографии. Это были, прежде всего, труды школы "Анналов", а также работы Э. Лябрусса, П. Ренувена и Ж. Лефевра.
Направление "Анналов". Фернан Бродель. После трагической гибели Mapка Блока, расстрелянного оккупантами в 1944 году за участие в движении Сопротивления, главой "школы Анналов" остался Люсьен Февр, избранный в 1951 г. членом Академии. В послевоенный период он занимался, главным образом, научно-организационной деятельностью: руководил журналом "Анналы" (Annales) и созданной в1947 г. VI секцией (экономических и социальных наук) Практической школы высших исследований, которую Февр превратил в крупное научно-учебное учреждение, располагающее большими финансовыми и издательскими возможностями.
Февр очень остро ощущал происходящие в мире гигантские перемены, требовавшие объяснения со стороны историков. "Все сразу рушится вокруг нас", - писал он в 1954 году. "... Научные концепции ниспровергаются под неудержимым напором новой физики, революция в искусстве подвергает сомнению прежние эстетические воззрения, карта мира полностью меняется, новые средства сообщения преобразуют экономику. Повсюду против старой Европы и против государств, проникнутых европейской культурой, восстают вчера еще порабощенные нации Востока и Дальнего Востока, Африки и Азии; нации, которые казались навсегда погребенными в витринах застывших археологических музеев, теперь пробуждаются и требуют своего права на жизнь. Все это и еще многое другое нас тревожит и предвещает нам близкую гибель. Но мы видим также рождение нового мира и не имеем права отчаиваться. Его еще надо понять и не отказываться от света, который может пролить муза истории Клио".
Продолжая начатую им вместе с Блоком борьбу против традиционно-позитивистской "событийной" истории, Февр взывал "к другой истории", включающей в себе все стороны жизни и деятельности человека. Он предлагал постепенно переходить от изучения экономической и социальной истории, являвшейся главным предметом внимания "Анналов" межвоенного времени, к более широким темам: истории различных человеческих о6ществ, их экономическим основам, их цивилизaциям. В соответствии с такой программой журнал "Анналы" в 1946 г. изменил свое прежнее название "Анналы экономической и социальной истории", на новое, отражавшее изменение его интересов: "Анналы. (Экономика. Общества. Цивилизации.)" ("Annales. Economies. Sociétés. Civilisations.").
Большую роль в распространении и упрочении методологических принципов школы "Анналов" в послевоенные годы сыграли теоретические и полемические труды ее основоположников, особенно опубликованная посмертно в 1949 г. "Апология истории" Блока и сборник статей и рецензий Февра: "Битвы за историю" (1953) и "За целостную историю" (1962). Однако главные научные достижения школы "Анналов" в послевоенные годы были связаны с работами более молодых историков "второго поколения", лидером которого стал ученик и друг Февра, крупнейший французский историк и организатор науки Фернан Бродель (1902-1985).
Сын учителя, родившийся и выросший в деревне, Бродель называл себя "историком с крестьянскими корнями", которого всегда интересовали условия труда и быта трудящегося населения. Его научные взгляды складывались, прежде всего, под влиянием Блока и Февра, но, подобно своим учителям, Бродель ценил и достижения марксистской мысли. "Несомненно, что на мои концепции, как и на концепции первого поколения школы "Анналов" сильно повлиял марксизм, но не как политическая доктрина, а как модель исторического, экономического и социального анализа, писал Бродель советскому историку В. М. Далину. Не считая ни себя, ни Блока, ни Февра "буржуазными" или даже "немарксистскими историками", Бродель видел главное дело своей жизни, в создании "совершенно новой истории", которую он называл "глобальной", или "тотальной", (то есть, всеобъемлющей) историей, "чьи пределы расширяются настолько, что охватят все науки о человеке, всю их совокупность и универсальность".
Первым крупным трудом Броделя, в котором он предпринял попытку написать "глобальную историю" большого региона, было исследование "Средиземное море и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа II". Бродель задумал эту работу в 30-е годы, а начал писать в немецком плену (где находился в 1940-1945 гг.), пересылая Февру готовые части книги.
Пocлe возвращения из плена Бродель завершил свой огромный (более тысячи страниц) труд, основанный на тщательном изучении архивов Испании, Франции, Италии, Германии, Австрии, Ватикана и Дубровника; защитил его в качестве докторской диссертации (1947) и опубликовал в 1949 г. (2-ое идание 1966 г.).
В центре труда Броделя находился непривычный для историков того времени персонаж: "мир Средиземноморья" во второй половине ХVI века. По словам самого Броделя, в первой части книги рассматривалась "почти неподвижная история", т. е. история взаимоотношений человека с окружающей его средой; во второй части - "история медленных изменений", или "структурная история", то есть развитие экономики, общества, государства и цивилизации; наконец, в третьей части, названной "События, политика и люди", изучалась быстротекущая "событийная история. Стремясь объединить историю и географию в единую "геоисторию", Бродель отводил особо важную роль среде обитания человека. Согласно его концепции, степи и горы, возвышенности и низменности, моря, леса, реки и другие географические структуры определяют рамки деятельности человека, пути сообщения, а, следовательно, и торговли; местоположение и рост городов. На их основе возникают медленно изменяющиеся экономические и социальные структуры, к изучению которых призывали "Анналы": общество, государство, цивилизация. Они служат фундаментом для сравнительно быстро меняющихся "конъюнктурных" политических событий, сравнимым по своей протяженности со временем человеческой жизни.
Основной особенностью методологического подхода Броделя было противопоставление прочных, устойчивых "структур" меняющимся "конъюнктурам" и еще более эфемерным "событиям", представляющим, по красочному выражению Броделя, лишь "поверхностное волнение" океана истории, "пыль мелких фактов". Другой важнейшей методологической идеей, впервые высказанной Броделем в "Средиземноморье", была мысль о разных "скоростях" исторического времени. Он различал время "большой длительности" (la longue durée), то есть время существования наиболее прочных "структур" и длительных процессов общественного развития, и короткое время (1е temps bref) - время быстро пpoтекaющих политических событий или индивидуальной жизни человека. По мнению Броделя, для историка наиболее интересны процессы большой длительности, ибо они определяют развитие человечества. В рамках "короткого времени" историку нечего делать; это, "по преимуществу, время хроникера, журналиста".
Новаторская по содержанию, насыщенная свежими архивными материалами, блестяще написанная книга Броделя сразу получила европейскую и мировую известность. Февр писал, что это "не только профессиональный шедевр, но много больше. Революция в понимании истории. Переворот в наших старых привычках. Историческая мутация первостепенного значения".
По существу, работа Броделя стала важнейшим этапом в утверждении "нового структурного типа исторической рефлексии". Она положила начало так называемой "структурной истории", которая видит свою главную задачу в изучении различных общественных "структур". Сам Бродель неоднократно подчеркивал свое тяготение к "структурной истории". Иногда он даже восклицал: "Долой событие!" Во втором издании своей книги Бродель писал: "Я "структуралист" по темпераменту, меня мало влечет к событию, и я лишь частично испытываю влечение к конъюнктуре, к группе событий, имеющих общие признаки".
Поднятые Броделем вопросы о роли устойчивых общественных структур и различных скоростях протекания исторических процессов обогащали историческое мышление и открывали новые перспективы научного исследования, однако пренебрежительное его отношение к "событиям" и "короткому времени" вело к недооценке исторического значения сравнительно кратковременных, хотя и очень значительных событий (например, войн или революций), которые оказывали большое влияние на ход истории.
Высказанные Броделем идеи перекликались с философией и методологией "структурализма" - нового направления в гуманитарном знании, главными представителями которого во Франции были антрополог К. Леви-Стросс и философ М. Фуко. Зародившись первоначально в лингвистике, структурализм получил широкое применение в литературоведении, психологии, этнологии, а затем и в истории. "Структурная история" Броделя, предложенная им проблематика научных исследований, его методология и терминология быстро вошли в моду. По словам Броделя, уже в 40-е годы "вся университетская молодежь устремилась к той истории, которую проповедовали "Анналы".
Вместе с Февром Бродель стал признанным лидером школы "Анналов". В 1949 г. он сменил его на посту заведующего кафедрой современной цивилизации в Коллеж де Франс, а в 1956г. после смерти Февра возглавил журнал "Анналы" и VI-ю секцию Практической школы высших исследований. По инициативе Броделя и под его руководством в 1962 году был основан "Дом наук о человеке", - главный французский центр междисциплинарных исследований в области гуманитарных наук. Руководимый Броделем журнал "Анналы" систематически публиковал работы, посвященные процессам большой длительности и влиянию на них различных факторов: географических, климатических, демографических, психологических. Стремясь к междисциплинарным исследованиям, "Анналы" уделяли особое внимание разработке крупных комплексных тем, таких как "История и климат", "История и лингвистика", "История и психология" и т. п.
В русле направления "Анналов" был создан ряд выдающихся исследований. Почти все они посвящены истории средних веков, но их методологические подходы и общее направление оказали глубокое влияние на всю французскую и мировую историографию. В 1955-1957 гг. историк Пьер Шоню опубликовал и защитил в качестве докторской диссертации 10-томную работу "Севилья и Атлантика", написанную в духе так называемой "серийной истории". Шоню поставил перед собой задачу воссоздать статистические серии фактов экономического развития, на основе которых можно было бы судить о росте или упадке общества, а в более широкой перспективе - о "времени жизни" той или иной цивилизации.
В качестве главного предмета своей "серии" Шоню избрал историю морской торговли между Испанией и Америкой. Обработав огромное количество архивных данных о тоннаже и стоимости морских перевозок, осуществляемых через порт Севильи в течение почти 150 лет: с 1504 по 1650 год, Шоню нарисовал общую картину развития морской торговли в Атлантике, в которой, однако, по словам Броделя, "человек отсутствует или, в лучшем случае редко и бесполезно присутствует". Отмечая фазы подъема или упадка торговли и, соответственно, - всей европейской экономики, Шоню не останавливался на их причинах, ибо намеренно исключил из рассмотрения все, что выходило за пределы его статистических серий, в том числе историю городов, ремесел, развитие капитализма и т. д.
Серьезную и во многом удачную попытку создания "глобальной истории" в масштабе Лангедока (одной из французских провинций) предпринял ученик Броделя Эммануэль Ле Рya Лядюри. В его докторской диссертации "Крестьяне Лангедока" (1966) на основе тщательного исследования архивных документов были реконструированы статистические серии, воссоздающие картину производства всех основных видов сельскохозяйственной продукции, движения земельной собственности, эволюции цен и доходов, демографических изменений и положения крестьянства в течение 300 лет.
По словам самого автора, главное действующее лицо его книги - это "большой аграрный цикл, охватывающий период с конца 15 и до начала 18 в., наблюдаемый во всей его тотальности". На протяжении этого цикла чередовались фазы экономического подъема и упадка. Их смены Ле Руа Лядюри объяснил воздействием многих факторов: географических, климатических, биологических, экономических, культурно-психологических, но ни один из них, по его мнению, не является решающим. Сельское общество он рассматривал как устойчивое, стабильное, мало способное к изменению, динамика которого зависит от соотношения количества населения и наличных средств поддержания жизни.
В связи со школой "Анналов", но в значительной степени, самостоятельно развивались новые научные направления, прежде всего, изучение менталитета (взглядов, представлений, умонастроений). Выдающиеся французские медиевисты Робер Мандру и Жорж Дюби положили начало его исследованиям. В своей докторской диссертации (1968) Мандру выяснил, как формировались представления о "нечистой силе"; почему в средние века устраивались процессы против ведьм, и почему потом они прекратились. Дюби показал пример нового подхода к истории в небольшой, но очень известной книге о битве французов и германцев при городе Бувине в 1214 г. Там Дюби изучал не только и не столько саму битву, сколько французское общество того времени, его взгляды, нравы, представления, образ жизни и образ мышления.
Больших успехов достигла историческая демография, главной темой которой являлись рождаемость и продолжительность жизни в различные исторические периоды. В 1962 г. было основано "Общество исторической демографии", которое с 1964 г. издавало журнал "Анналы исторической демографии".
Эрнест Лябрусс. Изучение экономической и социальной истории. "Количественная история". Помимо школы "Анналов" крупную роль продолжала играть школа социально-экономических исследований, во главе которой стоял Эрнест Лябрусс (1895-1988). В 1945 г. он возглавил кафедру экономической истории в Парижском университете, которая оставалась вакантной после гибели М. Блока, и преобразовал ее в кафедру экономической и социальной истории. Продолжая свои исследования о движении цен и доходов, начатые еще в межвоенный период, Лябрусс глубоко изучил состояние общества и положение населения Франции в ХVIII веке. Он выдвинул концепцию, согласно которой французскую экономику ХVIII века следует рассматривать как "экономику старого типа", основанную на преобладании сельского хозяйства и связанных с ним промыслов, со слабо развитой торговлей и плохими путями сообщения. Ведущей отраслью промышленности тогда была текстильная, а основным продуктом питания - хлеб. Эта, по выражению Лябрусса, "экономика хлеба и текстиля" неоднократно сотрясалась "кризисами старого типа", вызываемыми, главным образом, неурожаями, ростом цен на хлеб и последующим обнищанием населения.
В период кризиса реальная заработная плата падала, промышленные и торговые предприятия закрывались, росла безработица, начинались социальные волнения, и в результате "кризис, явившийся следствием неурожая, приобретает общий характер". Самый острый из таких кризисов и положил, по мнению Лябрусса, начало Великой французской революции.
В последующие годы Лябрусс продолжил свои исследования на материале истории XIX века. Он был организатором и одним из авторов коллективного труда "Аспекты кризиса и депрессии французской экономики в середине XIX века", а затем вместе с Броделем, стал организатором и редактором фундаментальной "Экономической и социальной истории Франции" в 4-х томах (1977-1982).
Объясняя причины революции 1848 г. и других кризисных ситуаций, Лябрусс продолжал исходить из своей теории "кризиса старого типа". С его точки зрения, в кризисе 1847 года, явившемся прологом революции 1848 г., "проявляется неоспоримое капитальное сходство как с более ранними кризисами XIX в., так и с предшествующими кризисами ХVIII в.". Подчеркивая сходство кризиса 1847 г. с предшествующими "кризисами старого типа", Лябрусс отвлекался от таких важных процессов как промышленный переворот, изменение структуры населения, развитие капитализма, хотя теоретически не отрицал необходимости комплексного подхода к изучению истории, с учетом всех важнейших исторических факторов. Он призывал историков "продвинуться в новые области, выяснить взаимовлияния, существующие между экономической жизнью и жизнью религиозной, национальной, семейной, нравственной, интеллектуальной, иначе говоря, между экономической и человеческой общностью, рассмотренной в совокупности ее представлений и ее самооценки".
На развитие послевоенной французской историографии Лябрусс повлиял не только своими научными трудами, но и активной преподавательской и организационной деятельностью. Занимая кафедру экономической и социальной истории в Парижском университете, он подготовил множество учеников, и в немалой мере определил направление исследований целого поколения французских историков. С деятельностью Лябрусса связано создание ряда исследований по истории буржуазии; региональных и отраслевых исследований по истории банков, промышленности, прибыли и т. д. Лябрусс активно содействовал развитию исследований истории социальных движений, истории социализма и рабочего движения. Он был одним из председателей Международной комиссии по истории социальных движений и социальных структур, председателем Общества по истории революции 1848 г., и ряда других научных организаций. По инициативе или при участии Лябрусса были созданы Центр по изучению истории синдикализма, Французский институт социальной истории, журнал "Социальное движение".
Среди историков, сформировавшихся под воздействием Лябрусса, были специалисты различных методологическим тенденций и различной, но, в целом левой ориентации. Большой вклад в изучение истории французского капитализма внес ученик Лябрусса профессор Ж. Бувье (1920-1987), автор докторской диссертации о банке "Лионский кредит" (1961) и ряда других работ по истории французской экономики. Вслед за Бувье, историк В. Жилль опубликовал диссертацию по истории банка Ротшильдов (1965), а М. Леви-Лебуайе диссертацию о роли европейских банков в процессе индустриализации Европы в первой половине XIX века (1965). Появились специальные монографии по истории автомобильных заводов Рено, железнодорожных компаний, развитию крупной промышленности в различных регионах, коллективные исследования, целью которых было вычисление индекса промышленного производства и платежного баланса Франции в XIX веке.
К началу 60-х годов экономическая и социальная история заняла центральное место в трудах французских историков. В 1961 г. 41% всех подготовлявшихся к защите диссертаций (в том числе 55% диссертаций по новой истории) был посвящен этой проблематике. На долю политической истории тогда приходилось лишь 20% диссертаций, на историю международных отношений - 12%.
К 60-м годам относятся первые французские попытки создания "количественной" ("квантитативной") истории, прежде всего в применении к экономической истории и исторической демографии. Следуя зa американскими учеными, группа французских экономистов во главе с Ж. Марчевским выступила с идеей количественного исследования истории французской экономики. Главная мысль Марчевского состояла в том, чтобы использовать для оценки развития общества баланс народного хозяйства, включающий сведения о численности населения, состоянии сельского хозяйства, промышленности, торговли, уровне потребления и т. п. Марчевский полагал, что, сведя такие сведения в статистические серии и изучив их изменения на протяжении возможно более длительного периода времени, можно будет нарисовать картину исторического процесса, в которой, - по его собственным словам, - не будет "героев" и "отдельным фактов", а будут серии цифр, резюмирующие "историю масс в их главных проявлениях на протяжении периода большой длительности".
Сотрудники руководимого Марчевским "Института прикладной экономической науки" проделали немалую работу по сбору и публикации статистических сведений о промышленном и сельскохозяйственном производстве Франции в XVIII-XIX веках, а также о движении населения. Однако попытка Марчевского и его сторонников заменить историю своеобразной "исторической эконометрией" встретила критическое отношение со стороны ряда французских историков. Они указывали, что метод Марчевского применим лишь к экономической истории и лишь к периоду существования статистики (т. е. главным образом, к XIX и XX векам); к тому же он страдает многими произвольными допущениями и неточностями.
В конечном итоге, идеи Марчевского остались достоянием сравнительно небольшой группы ученых и не были приняты большинством французских историков.
Пьер Ренувен. Изучение истории международных отношений. Ведущей фигурой традиционной университетской науки, отличавшейся от школы "Анналов" и от направления Лябрусса, был профессор Парижского университета академик Пьер Ренувен (1893-1974). В 50-60-е годы он вместе с Броделем и Лябруссом входил в "триумвират" наиболее влиятельных французских историков: участвовал в работе всех главных правительственных научных учреждений, определявших направление исторических исследований, являлся директором самого крупного французского исторического журнала "Ревю историк", возглавлял комиссию по изданию дипломатических документов, руководил подготовкой множества диссертаций. В послевоенное время Ренувен развивал свою идею о необходимости перехода от традиционной "дипломатической истории", изучавшей, по преимуществу, внешнеполитическую деятельность правительств, к более полной и широкой "истории международных отношений". В законченном виде его взгляды были выражены в коллективной восьмитомной "Истории международных отношений", изданной под руководством Ренувена в 1953-1958 гг., и в книге "Введение в историю международных отношений" (1964), которую он написал совместно со своим учеником Ж. -Б. Дюрозелем.
Ренувен и Дюрозель доказывали, что самое важное в международных отношениях - это "история отношений между народами", а она объясняется, в первую очередь, "глубинными силами", которые, во многом, предопределяют деятельность государств и правительств.
"Географические условия, демографические процессы, экономические и финансовые интересы, особенности коллективной психологии, главные течения общественного мнения и настроений –вот какие глубинные силы определяют рамки отношений между группами людей и, в значительной степени, их характер", - писали авторы. Однако, признавая, как и Бродель, огромное значение процессов "большой длительности", Ренувен решительно возражал против пренебрежительного отношения к "событиям". Вопреки Броделю, он видел в событиях политической жизни и в деятельности историческим личностей не "пыль мелких фактов", но "важный, а иногда и основной фактор" развития международных отношений. Ренувен и Дюрозель считали, что на международные отношения влияет множество факторов, причем, в зависимости от обстоятельств, то один, то другой из них могут сыграть "решающую роль". В соответствии с этим в "Истории международных отношений", наряду с изложением главных событий политической и дипломатической истории, приводились данные о развитии науки и техники, социально-экономическом положении, национальных движениях и коллективной психологии в различных странах. Вопреки прежней практике, исследованию подвергались не только Европа и США, но и другие части света. Впервые для таких изданий изложение доводилось до 1945 года, захватывая значительную часть периода новейшей истории.
Начатое Ренувеном обновление прежней "дипломатической истории", особенно признание важнейшей роли "глубинных сил", повлекло за собой сближение двух ранее далеких друг от друга дисциплин: социально-экономической истории и истории международных отношений. По мнению одного из учеников Ренувена, "в этом отношении двойное влияние школы "Анналов" и марксистской идеологии являлось решающим".
В 60-е и 70-е годы под руководством Ренувена был подготовлен ряд докторских диссертаций, посвященных экономическим и финансовым взаимоотношениям Франции с другими государствами в конце XIX - начале XX века, в том числе исследования Раймона Пуадевена о франко-германских экономических отношений, Рене Жиро о "русских займах" и французских капиталовложениях в России, Жака Тоби о французских капиталовложениях в Османской империи. В их работах на основе богатого архивного материала впервые были проанализированы многие важные аспекты становления и развития французского империализма, в том числе влияние банков и промышленных монополий на внешнюю политику.
Первую попытку исследовать проблемы менталитета применительно к истории международных отношений предпринял известный историк Рене Ремон. В своей докторской диссертации "Соединенные Штаты в глазах французского общественного мнения (1815-1852)", опубликованной в 1962 г., он выяснил, как и под влиянием каких событий, в различных слоях населения Франции формировались представления об Америке и американцах.
Появление этих работ открыло новые перспективы исследований в области истории международных отношений и внешней политики.
Жорж Лефевр. Изучение истории Великой французской революции. Очень большую роль в развитии послевоенной французской историографии сыграл Жорж Лефевр (1874-1959). Подобно ученым школы "Анналов", с которыми он нередко сотрудничал, Лефевр считал необходимым обновление методов исторических исследований и расширение их проблематики. В статьях по вопросам теории и методологии истории, собранных в сборнике "Размышления об истории" (1978), Лефевр подчеркивал важность изучения экономической и социальной истории, положения народных масс, социальной психологии. К числу первоочередных задач исторической науки он относил применение количественных методов, изучение географических и биологических факторов эволюции общества. Так же как основатели школы "Анналов", Лефевр призывал историков "мыслить проблемами", указывал, что "история это синтез", но предостерегал от скороспелых и недостаточно обоснованных обобщений, подчеркивая, что "без эрудиции нет историка".
Посвятив свою жизнь изучению одного из крупнейших событий нового времени - Великой французской революции, Лефевр, естественно, не разделял свойственного школе "Анналов" пренебрежительного отношения к "событиям" и "короткому времени"; к политической истории, революционному движению и биографии исторических деятелей. В своих конкретно-исторических работах написанных в послевоенный период: "Директория" (1946), "Французская революция" (1951), "Орлеанские этюды" (изданы посмертно в 1962-1963 гг.), Лефевр продолжил исследования борьбы классов, столкновений партий и революционных деятелей.
Будучи бессменным председателем "Робеспьеристского общества" и редактором журнала "Исторические анналы французской революции", Лефевр возглавил группу французских и зарубежных историков, которые придерживались различных политических и методологическим взглядов, но высоко оценивали историческую роль революции, и деятельность якобинцев. Представители этого направления, именовавшего себя "якобинским", уделяли главное внимание выдвинутой Лефевром задаче: исследованию революционного процесса "снизу"; т. е. прежде всего с точки зрения положения и борьбы народных масс.
Крупный вклад в ее решение внес ученик Лефевра, выдающийся французский историк-марксист Альбер Собуль (1914-1982). Если Лефевр изучал положение, настроения и действия крестьян, то Собуль предпринял исследование другой важнейшей массовой силы революции - народных масс города, объединяемых понятием "санкюлоты".
В своей докторской диссертации "Парижские санкюлоты во 2-м году республики" (1958) и в ряде других работ Собуль на основе громадного архивного материала исследовал социальную структуру трудового населения Парижа в революционную эпоху, изучил его организацию, устремления и чаяния. Впервые в исторической литературе он всесторонне показал роль санкюлотов в развитии революции. По его мнению, "точно так же, как и самостоятельное крестьянское движение, в рамках революции существовало и развивалось специфическое движение санкюлотов", которое требовало "эгалитарной и народной республики". Благодаря действиям санкюлотов "была свергнута Жиронда и либеральная республика", а затем создано Революционное правительство во главе с Робеспьером, опиравшееся на союз "монтаньярской буржуазии и парижских санкюлотов". Пока перед революционной Францией стояла угроза военного поражения, этот союз обеспечивал устойчивость и силу Революционного правительства, но после первых крупных военных побед революции "основное противостояние между буржуазией и парижскими санкюлотами" вышло на первый план; их союз распался и произошел термидорианский переворот. В конечном счете, санкюлотам "не удалось достигнуть своих собственных целей", но их движение, тем не менее, способствовало историческому прогрессу благодаря решающей помощи, которую оно оказало буржуазной революции".
В последующие годы Собуль обратился к исследованию проблем ликвидации феодальных отношений в аграрном строе. Критикуя утверждения историков, отрицающих антифеодальный характер французской революции, Собуль доказывал живучесть феодальных отношений и роль революции в их уничтожении. Работы, посвященные этим сюжетам, объединены в книге "Крестьянские проблемы революции. 1789-1848." (1977). Он создал также получившие широкое распространение общие труды по предыстории и истории революции, в том числе "Очерки истории французской революции" (1962), "Первая республика" (1968), "Цивилизация и французская революция" (3тт., 1970-1982). Вокруг Собуля объединилась группа более молодых историков, (К. Мазорик, М. Вовель, Г. Лемаршан и др.), предпринявших исследование революции с марксистских позиций.
После смерти Лефевра Собуль занял пост генерального секретаря Общества робеспьеристских исследований и вошел в руководство журнала "Исторические анналы французской революции". В 1967 г. он возглавил кафедру истории Французской революции в Парижском Университете, а затем и вновь созданный Институт истории Французской революции при Парижском Университете. В 1982 г. Собуль был избран почетным доктором Московского Государственного Университета.
Иное течение в изучении Французской революции представлял профессор Тулузского университета Жак Годшо (1907-1989). Автор широко известных трудов, "Учреждения Франции во время революции и Империи" (1951),"Контрреволюция. Доктрина и действие" (1961), Годшо в течение многих лет разрабатывал проблему международного влияния Французской революции 1789 г., а также историю ее восприятия в странах Европы и Америки. Этим проблемам был посвящен его капитальный труд "Великая нация. Революционная экспансия Франции в мире от 1789 до 1799" (1956 г., второе переработанное издание – 1983 г.).
На основе своих исследований Годшо (совместно с известным американским историком Р. Палмером) выдвинул концепцию, по которой многочисленные революционные движения, происходившие в последней трети XVIII в. в Западной Европе и Америке (в том числе Война за независимость в Северной Америке и Французская революция) представляют собой в совокупности объединенную общим содержанием "атлантическую революцию". Итогом ее явилось утверждение по обе стороны Атлантики существующей до наших дней Западной или Атлантической цивилизации.
Выдвинутая впервые в 1955 г., в обстановке "холодной войны", эта концепция, - по словам самого Годшо, - многими была воспринята как попытка "историческими аргументами обосновать необходимость Североатлантического пакта".Тем не менее, рассмотрение Французской революции в широком контексте близких по типу революционных движений имело серьезное научное обоснование; оно открывало путь к разработке сравнительной истории революций.
Изучение "старого порядка" и народных движений XVII-XVIII вв. Ролан Мунье и его полемика с Б. Ф. Поршневым. Значительное место во французской историографии 40-60-х годов заняло изучение дореволюционного "старого порядка" и народных движений XVII-XVIII вв. Ведущую роль в этих исследованиях играл известный историк профессор Ролан Мунье, возглавлявший "Институт по изучению западных цивилизаций в новое время" при Парижском университете. Докторская диссертация Мунье "Продажа должностей при Генрихе IV и Людовике XIII", опубликованная в 1945 году, ввела в науку громадный, тщательно обработанный материал, показывающий связь продажи должностей с изменениями в социальной структуре и государственных учреждениях французского общества. В дальнейшем Мунье расширил проблематику своих исследований, занимаясь, главным образом, историей "институтов", то есть государственных и иных учреждений. Итогом его многолетних исследований в этой области стала монография "Учреждения Франции при абсолютной монархии" (т. 1-2, 1974-1980). Полемизируя с историками-марксистами, Мунье утверждал, что дореволюционное общество "старого порядка" состояло не из классов, которые тогда еще не сформировались, а из более мелких и разнородных слоев - "страт". По его теории "социальной стратификации", в основе социальной иерархии общества лежат не столько экономические производственные различия, сколько "система ценностей" то, что в каждой социальной группе или "страте" считается истинным, хорошим, красивым, следовательно, желанным. Общая система ценностей, осознание своей принадлежности к определенной общности людей, степень почтения, которой та пользуется в обществе - главные и непременные признаки социальной гpyппы. Именно на этой основе, считал Мунье, следует изучать и воссоздавать социальную структуру общества - от системы ценностей к социальной структуре, а не наоборот. По мнению Мунье, лишь применительно к XIX веку можно говорить о социальных классах, основанных на экономических различиях, но и в этом случае ведущую роль играли представления о системе ценностей. Разница лишь в том, что в сознании людей XIX века, в отличие от XVII-XVIII вв., "социальное почтение, социальное превосходство, честь, достоинство "переместились в область производства материальных благ.
Давая общую характеристику общества "старого порядка", Мунье отказывался считать его феодальным. Он исходил из юридического понимания феодализма как системы взаимоотношений вассалов и сеньоров, и доказывал, что в XVII-XVIII веках такой системы во Франции уже не существовало. Народные восстания того времени не были, по мнению Мунье, классовой борьбой против феодалов, ибо нередко их зачинщиками являлись фрондирующие аристократы или буржуа, главным побудительным мотивом которых был протест против налогов, а не против феодальной системы. Мунье не усматривал в таких восстаниях какого-либо прогрессивного содержания и считал их реакционными.
С этих позиций он вступил в спор с известным советским историком Б. Ф. Поршневым, - доказывавшим, что народные восстания XVII-XVIII вв., были проявлением классовой борьбы между народными массами и их эксплуататорами; борьбы, которая расшатывала и ослабляла феодально-абсолютистский строй.
Продолжавшаяся несколько лет их полемика получила широкую известность и привлекла внимание французских историков не только к проблеме характера народных восстаний, но и к более крупным вопросам о типе французского общества и государства "старого порядка". Не появись книга Поршнева, "во Франции не начался бы острейший спор между историками, приведший к появлению новых исследований", - вспоминал Бродель.
Видные историки, первым из которых был Пьер Губер, занялись изучением социальной истории "старого порядка". В опубликованной в 1958 г. и ставшей классической книге "Город Бовэ и его жители с 1600 по 1730 г." Губер впервые подробно исследовал общество "старого порядка" в одном из районов Франции на протяжении целого века, проанализировал движение населения, развитие экономики, взаимоотношения различных общественных групп, систему управления, состояние культуры. Несколько учеников Мунье опубликовали монографии о народных восстаниях, и эта тема надолго вошла во французскую историографию.
Изучение рабочего и социалистического движения. Одной из характерных черт послевоенной французской историографии был интерес к истории рабочего и социалистического движения, порожденный возросшей ролью рабочего класса и коммунистических партий; появлением государств Европы и Азии, объявивших о строительстве социализма. В 40-60-е годы были переизданы старые и появились новые работы А. Зеваэса, П. Луи, М. Домманже, Ж. Брюа и некоторых других историков, которые начали изучение рабочего движения еще в межвоенный период, но не принадлежали к официальной университетской науке. В 1947 г. Александр Зеваэс опубликовал две новые работы: "История социализма и коммунизма во Франции с 1871 по 1947 год" и "О проникновении марксизма во Францию", где благожелательно освещалось развитие марксистских идей и деятельность французских коммунистов. Поль Луи кратко охарактеризовал положение рабочих во Франции за 100 лет, с 1850 по 1950 г. Марксистскую концепцию истории рабочего движения как истории классовой борьбы отстаивал Жан Брюа, написавший рассчитанную на широкого читателя "Историю французского рабочего движения" (1952), и "Очерки истории Всеобщей конфедерации труда" (1958, совместно с М. Пиоло). Активную научную деятельность продолжал Морис Домманже, создавший первое во Франции специальное исследование о "бешеных" и их вожде Ж. Ру (1948), многотомную биографию Бланки, специальные исследования о деятельности рабочей организации "Французские рыцари труда" (1967) и о распространении марксизма во Франции (1969).
В послевоенный период Домманже первым из французским историков обратился к изучению праздников, традиций и символов, которое позднее развилось в особое направление. Его новаторские работы, недооцененные при их появлении, были посвящены истории празднования 1 мая и истории красного знамени.
Изучение рабочего движения продолжал видный историк неопрудонистского направления Эдуард Доллеан, опубликовавший в послевоенные годы совместно с Ж. Деов "Историю труда во Франции" (т. 1-2, 1953-1955).
С конца 40-х годов история рабочего движения, к которой раньше обращались лишь немногие авторы, стала самостоятельной научной дисциплиной. Рабочим и социалистическим движением занялись многие профессиональные историки, появились первые докторские диссертации на эту тему, возникли специальные научные журналы и исследовательские центры.
L"Histoire et le métier d"histoirien en France. 1945-1995. Sous la direction de F. Bédarida. Paris. 1995. p. 420.
La recherche historique en France de 1940 à 1965. P. 1965, р. XXII.
Marrou H. J. De la connaissance historique. 7-éd. P., 1975, p. 46.
Ibid., p. 30-31.
Ibid., p. 55-56.
Marrou H. J. Le Metier d"historien. In: "L"Histoire et ses méthodes". Paris, 1961, p. 1524.
La recherche historique en France, p. IX.
Febvre L. Sur une nouvelle collection d"histoire // "Annales". E.S.C. 1954, №. 1, p. 1-2.
Так называлась статья Февра, посвященная выходу в свет последней книги М. Блока "Апология истории" (см. Febvre L. Combats pur l"histoire. P., 1953, p. 419-438.)
Бродель Ф. Свидетельство историка // "Французский ежегодник". 1982, М. 1984, с. 174.
Lettrе de Fernand Braudel, le 24 juillet 1981 (Daline V. Hommes et idées. M., 1983, p. 428.)
"Annales". E.S.C. 1959, № 1, p. 91.
Бродель Ф. Свидетельство историка с. 176.
Там же, с. 181.
Braudel F. La Méditerranée et le Monde méditerranéen à l"époque de Fhilippe II. P., 1949, p. XIII.
Braudel F. Ecrits sur 1"histoire, p. 46.
Febvre L. Pour une histoire à part entiére. P., 1962, p. 168.
Афанасьев Ю. Н. Историзм против эклектики. M., 1980, с. 242.
Braudel F. La Méditerranée et le"Monde méditerranéen à 1"époque de Philippe II. 2-e éd. P., 1966, t. II, p. 520.
Бродель Ф. Свидетельство историка, с. 184.
Braudel F. Ecrits sur 1"histoire, p. 141.
Le Roy Ladurie E. Les Paysans de Languedos. P., 1966. t. 1. P. 633.
Labrousse E. La crise de 1"économiе française à la fin de 1"ancien régime et au début de la Révolution. P., 1944, t. 1, p. 180.
Aspects de la crise et de la dépression de 1"économie françаise au milieu du XIX siecle, 1848-1851, Sous la dir. de E. Labrousse. P., 1956. p. X.
Histoire économique et sociale de la France. Sous la dir. de F. Braudel et E. Labrousse. P., 1970. t. 2. p. XIV.
Schneider J., Vigier P. L"orientation des travaux universitaires en France. // "Revue historique", 1961, avril-juin, p. 403.
Marcsewski J. Introduction à 1"histoire quantitative. Genève. 1965, p. 33.
Cм. Villar P. Une histoire en construction. P., 1982, р. 295-313.
Histoire des relations internationales. Sous la direction de Pierre Renouvin. P., 1953. p. X, XII.
Renouvin P., Duroselle J. - B. Introduction à 1"histoire des relations internationales. P. 1964, p. 2.
Girault R. Le difficile mariage de deux histories. // "Relations internationales", 1985, n. 41, p. 15.
Lefebvre G. Réflexions sur 1"histoire. P., 1978, р. 80-81.
В 1966 г. книга вышла в сокращенном русском переводе под названием "Парижские санкюлоты во время якобинской диктатуры". М. 1966.
Собуль А. Ук. соч. с. 30.
Там же. с. 530.
Там же, с. 530, 521-522.
Русский перевод 1974.
Godechot J. La Grande nation. 2e éd. Р., 1983, р. 9.
Cм. Vovelle M. Jacques Godechot - historien de la Révolution française // "Annales historiques de la Révolution française" № 281, 1991, p. 305.
R. Mounsnier. Les Hiérarchies sociales de 1450 à nos jours. P., 1969, p. 30.
Бродель Ф. In memoriam. // "Французский ежегодник", 1976. М. 1978. с. 24.
Вышел только первый том. Русский перевод появился в 1953 г.
Формирование системы отношений между американскими государствами заняло фактически всю первую половину XX в. Политическая традиция межамериканского (панамериканского) взаимодействия складывалась в чрезвычайно насыщенной историческими событиями среде под прямым воздействием целого ряда факторов, обусловивших появление феномена «асимметричная взаимозависимость».
Асимметрия мощи и влияния, экономического потенциала и политического веса - это та данность, которая была изначально заложена в систему отношений между США и государствами Латинской Америки. Она, эта асимметрия, естественно, эволюционировала во времени, в одни периоды достигая редкого в практике международных отношений уровня, в другие - выравниваясь за счет действия целого ряда факторов как внутреннего развития, так и изменений глобального и регионального характера.
Выпукло выступала и страновая специфика. Очевидно, что в сформировавшемся в XX в. комплексе отношений между США и странами Центральной Америки это была не просто асимметрия, а несопоставимость мощи и влияния. Совсем иные измерения она имела в отношениях с южноамериканскими гигантами: Бразилией и Аргентиной.
Созданию Организации американских государств (1948 г.) предшествовали десятилетия «панамериканизации» межгосударственных отношений в Западном полушарии. Это был крайне сложный и противоречивый процесс.
Прямые вооруженные интервенции на Кубе, в Мексике, Гаити, Доминиканской Республике, Никарагуа, Панаме в первые десятилетия XX в. отчетливо обозначили склонность США к «праву силы». Право на вмешательство США в деятельность региона в течение почти всего XX в. не подвергалось сомнению и в той или иной форме реализовывалось практически всеми американскими администрациями. Лежавшая в основе этого подхода «Доктрина Монро» в течение полутора столетий неоднократно «переписывалась», интерпретировалась все более широко. То, что у президента США Джеймса Монро в 1823 г. подразумевало недопущение использования западноевропейскими державами хаоса и внутренних конфликтов, царивших в
Регионе после завоевания независимости, с целью наращивания собственного присутствия, уже к концу XIX в. преобразовалось в прочно устоявшийся взгляд на Латинскую Америку и Карибский бассейн как на пространство, которое Соединенные Штаты должны «по определению» контролировать.
Это, с одной стороны, позволяло периодически объявлять либо весь регион, либо близлежащий Карибский бассейн зоной «жизненно важных интересов» США. А с другой - рассматривать Латинскую Америку как удобную площадку для экспериментов, которые Вашингтон не мог себе позволить в других, более приоритетных районах мира. Соответственно, считалось, что в этой «серой зоне» ошибки и просчеты обходились Соединенным Штатам относительно дешевле, да и последствия их казались куда более подконтрольными.
Трудно представить более губительный для долгосрочных интересов центра системы подход к отношениям с другими ее членами. И сама, описанная выше, гегемонистская заданность подхода к региону, и именно ошибки и просчеты политики США в этом районе заложили устойчивый заряд недоверия и конфликтности в отношения двух Америк, который и привел к системному кризису в 80-е годы.
Именно в первые десятилетия XX в. в политической культуре правящих кругов США закрепился и другой принципиальный компонент, от которого вплоть до нынешнего времени те так и не смогли отказаться. Речь идет об односторонней стратегии и практике принятия решений в отношении этого региона, в соответствии с которыми Латинская Америка рассматривалась, главным образом, как объект проекции американских интересов. Решения, касающиеся этого региона, в том числе и такие, которые существенно влияли на его положение в мировой экономике и политике, как бы «спускались сверху вниз».
Традиции односторонних акций оказались чрезвычайно устойчивыми. Еще на начальном этапе перехода США сначала к региональной, а затем и к глобальной стратегии они прочно закрепились в политическом мышлении правящих элит, стали своеобразной визитной карточкой американской дипломатии в XX в., причем не только в Латинской Америке, но и в других регионах мира. Но зародились эти традиции именно в политике в отношении южных соседей и здесь на протяжении целого века проявились особенно рельефно.
Односторонняя силовая дипломатия, естественно, вызывала резкое неприятие политических элит стран региона, будь то традиционные олигархические семейства, военно-диктаторские режимы или национал-реформистские круги. Поэтому даже инициативы США, направленные «во благо» Латинской Америке, как, например, политика «новых рубежей» Дж. Кеннеди в начале 60-х годов или политика «прав человека» Дж. Картера второй половины 70-х годов, именно в силу своего, по сути, одностороннего характера, оказались не столь результативными, чем первоначально ожидалось.
Поэтому максимальное укрепление собственного суверенитета, выдвижение на первый план принципа невмешательства во внутренние дела, обостренное восприятие силовых приемов в политике США и других великих держав и стремление противопоставить им силу права, т.е. международно-правовые нормы, на многие десятилетия определили лицо внешней политики подавляющего большинства государств региона.
Однако в основе этого явления лежали не только интервенционизм США в начале века, а также изначально заложенная в модель отношений разница в «весовых категориях». Фундаментальное значение имела и разнофазовость процессов социально-экономического и политического развития США и государств Латинской Америки. Если первые вступили в XX в. уже пройдя фазу становления и укрепления национального государства, а потребности экономического развития требовали внешней экспансии в поисках доступа к природным ресурсам и дешевой рабочей силе стран региона, то большинство последних надолго застряли именно в этой фазе формирования национального государства или, как его еще именуют в политологии, «государства-нации» («estado-nacion»).
Причем оборонительные, защитные функции, свойственные молодому, формирующемуся национальному государству, тормозили объединительные процессы в регионе, предопределив не слишком успешную судьбу латиноамериканской интеграции, лишь к концу нынешнего столетия ставшей, наконец, реальностью.
Соперничество за более привилегированные отношения с центром системы (в данном случае США) - еще одна характерная черта формирования «государства-нации», также отчетливо просматривалась во внешнеполитической деятельности латиноамериканских республик в XIX в., а в начале столетия нашедшая выражение в концепции «негласного союза» с США, авторство которой принадлежало барону Рио Бранко, министру иностранных дел Бразилии в 1902-1910 годах.
Рассмотренная выше столь своеобразная «заданность» отношений между США и латиноамериканскими государствами отчетливо проявилась в деятельности межамериканских форумов, предшествовавших формированию системы. Начиная с первой Панамериканской конференции (1889-1890 гг., Вашингтон) и на протяжении четырех десятилетий в условиях, порой, ожесточенной дипломатической борьбы, происходило формирование единого правового поля американских государств. Несмотря на изначальные трудности и в ряде случаев просто несовместимые подходы, Панамериканские форумы стали важным механизмом состыковки несовпадающих интересов и выработки совместных подходов. Это, в первую очередь, касалось разработки единого политико-правового пространства, на котором действовали общие нормы поведения государств.
По мере продвижения в этом направлении заметно развивалась и организационная структура континентального сотрудничества. На IV Международной американской конференции (1910 г., Буэнос-Айрес) был создан Панамериканский союз (ПАС), который на последующих конференциях неоднократно реорганизовывался, обрастая все новыми функциями. Так, в ходе работы VI Панамериканской конференции (1928 г., Гавана) в качестве основного органа ПАС была признана Панамериканская конференция, а в качестве постоянно действующего органа утверждался Руководящий совет Панамериканского союза. О существенно расширившихся масштабах панамериканского сотрудничества свидетельствует то, что в общей сложности на Гаванской конференции было принято 56 резолюций и 10 конвенций, в том числе и знаменитый «Кодекс Бустаман-те», вводивший в международное право институт дипломатического убежища.
Немалое значение отводилось проблематике обеспечения мира на континенте. Безусловно, именно в этом, одном из ключевых вопросов региональных отношений, формирующаяся межамериканская система как раз и не преуспела. Действительно, потерпела фиаско выдвинутая президентом США Дж. Вильсоном в 1914 г. идея заключения Панамериканского договора о взаимных гарантиях территориальной целостности и политической независимости и разрешении пограничных споров, применяя процедуры арбитража. Эту идею дружно провалили латиноамериканские страны, и, в первую очередь, в силу рассмотренного выше «суверенно-защитного» рефлекса, который срабатывал у молодого «государства-нации» каждый раз, как только речь шла о том, чтобы хоть малая доля «суверенных прав» была делегирована какому-либо многостороннему органу.
Оказались малореализованными разоруженческие инициативы в регионе, хотя, на наш взгляд, не меньшего внимания заслуживает и то, что и в XIX в., и в первой половине XX в. они вообще выдвигались, в то время как ведущие страны мира активно вооружались.
Не вступил в действие и известный «Пакт Гондры» - Договор о предотвращении конфликтов между американскими государствами, подписанный пятнадцатью странами Латинской Америки и США на V Панамериканской конференции в Сантьяго (Чили, 1923 г.) по инициативе министра иностранных дел Парагвая Мануэля Гондры.
Действительно, «Пакт Гондры» не предотвратил Чакскую войну между Боливией и Парагваем (1932-1935 гг.), кровопролитные вооруженные конфликты Перу с Колумбией (1932- 1934 гг.) и Эквадором (1941 г.). В условиях, когда конфликтность отношений латиноамериканских республик была высока, а международная обстановка в 30-е годы, не способствовала миротворчеству, любые, даже самые совершенные, международно-правовые механизмы конфликторазрешения оказывались малоэффективными.
Однако, несмотря на отдельные сбои, международно-правовая активность государств полушария в 20-30-е годы шла по нарастающей. Ряд форумов внес существенный вклад в укрепление правовых основ отношений стран полушария. Так, например на VII Панамериканской конференции (Монтевидео, 1933 г.) была принята конвенция «О правах и обязанностях государств», в которой в качестве одного из основных зафиксирован принцип невмешательства одних государств во внутренние дела других. Среди документов, принятых на конференции в Монтевидео фигурировали и такие, как: «О гражданстве женщин», «О выдаче преступников», «О праве политического убежища».
Несмотря на прослеживавшуюся тенденцию к расширению областей сотрудничества и созданию все новых и новых «конструкций» формирующейся межамериканской системы, было бы ошибочным утверждать, что это - поступательное движение. В отношениях США и государств Латинской Америки уже тогда стала просматриваться цикличность, в рамках которой периоды взаимного отчуждения и нарастания конфликтного потенциала сменялись этапами гармонизации отношений и укрепления континентального сотрудничества. Целая группа факторов как внутреннего политического и экономического развития стран региона, так и изменения в международной обстановке воздействовали на этот процесс. Но одним из главных, безусловно, являлись перемены в политике центра системы - Соединенных Штатов.
Принципиальное значение имело соотношение силовых, включая военные, и политико-дипломатических методов политики в регионе. Естественно, что присутствие морской пехоты в ряде стран Центральной Америки и Карибского бассейна (так, лишь в Гаити американские войска находились почти двадцать лет - с 1915 по 1934 г.) существенно усиливало центробежные устремления латиноамериканских государств. Переход же к политике «доброго соседа» в период первой администрации Ф. Рузвельта положил начало новому циклу межамериканских отношений, в котором заметно преобладала тенденция к сотрудничеству.
При этом отказ от силового давления на страны региона, во-первых, был достаточно условным, а во-вторых, не являлся результатом признания правящей элитой США его неэффективности. США больше других ведущих держав мира пострадали от великой депрессии 1929-1933 гг. Никогда еще их позиции в Латинской Америке не были столь уязвимы. И речь идет не только об экономических потерях (инвестиции США сократились почти вдвое, в 4 раза уменьшился товарооборот). Ослаблением влияния Вашингтона незамедлительно воспользовались Германия, Великобритания и Япония.
В 30-е годы США столкнулись с мощной волной национализма в регионе, который все больше приобретал антиамериканскую направленность. В основе этого лежало широко распространенно|, в регионе мнение, что США, несмотря на все заверения о панамериканской солидарности, не только фактически бросили Латинскую Америку на произвол судьбы в период мирового экономического кризиса, но и приняли ряд протекционистских мер, существенно усугубив ее положение.
Заметно окрепли внешнеполитические позиции ведущих латиноамериканских государств и, в первую очередь, Аргентины, превратившейся в 30-е годы в своеобразного соперника Вашингтона в борьбе за влияние в регионе. Эта страна, например, могла себе позволить в 1934-1935 гг. объявить настоящую торговую войну Соединенным Штатам. Более того, Аргентина, по существу, возглавила движение стран региона против изоляционистских тенденций в Западном полушарии, которое США пытались замкнуть на себе, предотвратив расширение связей с внерегиональными державами. В начале 30-х годов появились радикальные проекты формирования латиноамериканских союзов, как, например, идея создания «южно-американского блока», в который бы вошли Аргентина, Бразилия, Чили, Перу, Парагвай;и Уругвай. Намечавшийся блок призван был противостоять США в Латинской Америке. Неоднократно возникали и идеи формирования таможенного союза латиноамериканских республик.
В целом в 30-е годы произошло существенное выравнивание асимметрии мощи и влияния США и ведущих государств региона, которые, как уже отмечалось, открыто оспаривали роль США как центра системы. С точки зрения исторической перспективы, не исключено, что именно тогда, в 30-е годы Латинская Америка получила шанс на принципиально иную, основанную на горизонтальных связях, систему отношений в Западном полушарии. И действительно, на Панамериканских конференциях в Монтевидео (1933 г.) и Буэнос-Айресе (1936 г.) движение пошло именно в этом направлении. В документах, принятых на форумах были юридически закреплены принципы невмешательства и равноправия. И в политике «доброго соседа» они во многом оказались реализованы администрацией Ф. Рузвельта. Это тот редкий в XX в. период, когда США вынуждены были подстраиваться под своих южно-американских соседей.
Континентальная солидарность в противостоянии общей угрозе со стороны держав оси стала тем цементирующим компонентом, который впервые в XX в. ввел отношения двух Америк в системное русло, в плоскость практического сотрудничества в межрегиональном контексте. На начальном этапе (1939-1941 гг.) это нашло выражение в принятой на Панамском консультативном совещании министров иностранных дел (23 сентября 1939 г.) Общей декларации о нейтралитете американских республик, которая установила специальную 300-мильную зону безопасности вокруг Западного полушария (кроме Канады), направленную на недопущение войны в Новый Свет.
Именно на начальном этапе второй мировой войны появилась идея подписания между американскими республиками пакта о взаимной обороне. В июле 1940 г. на Гаванском, втором по счету, Консультативном совещании министров иностранных дел пакт, по сути, состоялся. В итоговой декларации впервые было обозначено, что «нападение на американское государство рассматривается как нападение на все американские государства». Было принято решение о совместных действиях против фашистской Германии в случае захвата ею европейских колоний в Карибском бассейне. Там же, в Гаване, представитель Кубы впервые официально поставил вопрос о создании Межамериканского совета обороны (МСО).
Начавший действовать с марта 1942 г. МСО превратился в первый многосторонний механизм межрегиональной системы безопасности, формирование которой завершилось подписанием в 1947 г. Межамериканского договора о взаимной помощи.
Межамериканский совет обороны был отнюдь не креатурой США, как это часто трактовалось и в отечественной, и в зарубежной исторической литературе. Более того, как свидетельствуют материалы, опубликованные в США в 70-е годы, Пентагон изначально решительно выступил против создания какого-либо многостороннего органа, который имел бы реальные полномочия. Руководство военного ведомства США считало это не только практически не нужным, но и потенциально опасным, т.к. вынуждало бы Пентагон координировать свои планы с южными соседями.
Именно с вопроса о целесообразности создания МСО берут свое начало ставшие впоследствии традиционными межведомственные противоречия Пентагона и Госдепартамента в отношении политики в Латинской Америке. В то время как Пентагон выступал за исключительно двусторонний, а точнее односторонний характер отношений, предпочитая иметь дело с каждой из латиноамериканских стран в отдельности, Госдепар- тамент, озабоченный необходимостью обеспечения континентального единства, стремился придать ему форму многостороннего сотрудничества. Впоследствии отсутствие консенсуса в верхах и стремление каждого из ведомств проводить свою собственную латино-американскую политику существенно снижало эффективность курса в отношении этого региона. Это порождало сомнения в правящих элитах государств региона (во многом оправданные) в реальной заинтересованности США иметь в Западном полушарии дееспособную международную систему.
В 1942 и в последующие годы Пентагон предпринял немало усилий, чтобы лишить этот орган реальной дееспособности, ограничив его функции лишь представительскими и консультационными. За усиление этого органа «боролась» именно Латинская Америка. Так, на Межамериканской конференции по проблемам войны и мира в Мехико (февраль-март 1945 г.), получившей впоследствии название Чапультепекской, Мексика, Уругвай и ряд других стран настаивали на расширении полномочий МСО, который, по их мнению, должен был превратиться в основной орган межрегиональной системы безопасности и состоять из начальников генеральных штабов стран-членов.
Именно латиноамериканские государства в эти годы выступили с инициативой создания общеконтинентальной системы обороны и безопасности. На Чапультепекской конференции Бразилия, Колумбия и Уругвай представили совместный проект создания такой системы, в основе которого лежала бы формула «агрессия против одного из членов сообщества является агрессией против всего Западного полушария». Парадоксально, на первый взгляд, но именно США, и здесь их интересы, пожалуй, впервые совпали с интересами Аргентины, предприняли немалые усилия, чтобы «заземлить» эту инициативу.Межамериканский договор о взаимной помощи (МДВП) вполне мог быть подписан не в 1947, а в 1945 г. Латиноамериканская дипломатия настолько перехватила в тот момент инициативу, что США вынуждены были уступить. Однако камнем преткновения была резко негативная позиция Аргентины. Это дало возможность Вашингтону не торопиться с подписанием МДВП, ссылаясь на то, что без ее участия договор будет лишен смысла. Однако спустя два года ситуация поменялась кардинальным образом. Теперь уже США, «разочаровавшись в ООН, выступили за создание сильной региональной организации», в то
время как латиноамериканские государства не только охладели
к идее создания военно-политического блока в Западном полу
шарии, но и направили свои дипломатические усилия на то,
чтобы не допустить оформления военного альянса с Вашингто
ном.
Столь быстрая переоценка ценностей среди ведущих государств региона во многом была связана с началом «холодной войны», которая открывала перед ними реальную перспективу на правах младших партнеров оказаться втянутыми в конфронтацию двух сверхдержав.
Анализ текста, подписанного на Консультативном совещании в августе 1947 г. в Рио-де-Жанейро Межамериканского договора о взаимной помощи, показывает, что он, конечно же, не был агрессивным военно-политическим блоком и к тому же не прообразом НАТО, как это в течение десятилетий интерпретировалось в отечественной исторической литературе. «Пакт Рио-де-Жанейро», хотя и устанавливал 300-мильную специальную зону безопасности вокруг Западного полушария, захватывающую территории, принадлежавшие Дании, Гренландии, а также территорию Канады и заморские колониальные владения ряда европейских метрополий в Карибском бассейне, что противоречило международному праву, не был обращен на внешнюю экспансию. Предусмотренный механизм коллективных действий в случае угрозы «миру Америки», включавший и применение вооруженной силы в случае нападения на участника договора, выглядел отнюдь не противоречащим международному праву. Принятие его в целом являлось вполне оправданным в 1947 г., когда было совершенно не ясно, по какому сценарию пойдет только начавшаяся «холодная война», и не перерастет ли она в третью мировую войну.
Вместе с тем на содержании Пакта, очевидно, сказалось стремление ряда влиятельных стран региона, и прежде всего Аргентины, максимально ограничить в тексте Договора упоминание о конкретных военных и политических механизмах взаимодействия американских республик. Расплывчатость формулировок и слишком обший характер установлений Договора были результатом не стремления США в тот период дать расширительное толкование «угрозе безопасности», а усилий латиноамериканских министров, стремившихся, подписывая договор, выхолостить из него военную составляющую.
В целом же «Пакт Рио-де-Жанейро» был подписан на фоне шлейфа военно-политического сотрудничества США и Латинской Америки в годы Второй мировой войны. Однако континентальная солидарность все больше начинала подтачиваться различными подходами к предназначению межамериканской системы.
Если для США формирование межрегиональной системы было во многом завершено на Консультативном совещании в Рио-де-Жанейро в августе 1947 г., то для Латинской Америки все лишь только начиналось. Двухмесячный марафон IX Межамериканской конференции в Боготе (март-апрель 1948 г.) завершился подписанием Устава Организации американских государств (ОАГ) - первой и по-своему уникальной межрегиональной организации послевоенного мира.
В отечественной литературе советского периода тексты МДВП и Устава ОАГ были более, чем досконально проанализированы. Главный акцент делался на том, что окрепшие в ходе Второй мировой войны США просто «зажали в тисках» Латинскую Америку и, чуть ли не выкручивая руки, навязали странам региона кабальные условия отношений.
Анализ «строительства» главных, несущих конструкций межамериканской системы в том виде, в котором она сформировалась в конце 40-х годов, позволяет сделать несколько выводов, на первый взгляд, выглядящих чуть ли не парадоксально. Межамериканская система во многом оказалась «инициирована» самими латиноамериканскими государствами, заинтересованными в том, чтобы ввести отношения с США в правовое поле, которое должно было нейтрализовать их силовое превосходство.
Немаловажным являлась и инерция выравнивания асимметрии отношений, отчетливо проявившаяся в 30-е годы. Ведущие латиноамериканские государства стремились юридически зафиксировать это «новое равенство», опираясь на принцип «одна страна - один голос». Бросается в глаза заметно больший внутренний демократизм ОАГ по сравнению с ООН. В Уставе ОАГ не предусматривалось ни создание органа, состоявшего из наиболее влиятельных стран-членов, наподобие Совета безопасности ООН, ни, тем более, право вето. Об этом же свидетельствовал и заложенный в Уставе механизм принятия решений по вопросам, требующим совместных действий: они принимались, если за них было подано не менее двух третей всех голосов.
При разработке МДВП и Устава ОАГ латиноамериканскими делегациями двигал и другой мотив. Совершенно очевиден был расчет на то, что союзнические отношения с США, ставшими после Второй мировой войны супердержавой номер один, облегчат латиноамериканским государствам выход в большую политику, поднимут их вес и престиж на мировой арене, создадут благоприятные условия для экономического роста.
Среди основных целей ОАГ в Уставе выделялись следующие: укрепление мира и безопасности; предупреждение осложнений в отношениях стран-участниц и мирное разрешение споров; совместные выступления в случае агрессии против одного или нескольких государств; совместные усилия по экономическому, социальному и культурному развитию. Среди основных принципов фигурировали приверженность международному праву, уважение суверенитета и независимости, приверженность представительной демократии, социальной справедливости, уважение прав человеческой личности вне зависимости от расовой принадлежности, политических убеждений, пола и ряд других.
Особое внимание латиноамериканская дипломатия уделила закреплению в Уставе ОАГ принципа невмешательства. Отмеченная выше особая заданность и даже зацикленность на утверждении этого принципа вполне реализовалась в целом ряде статей Устава, который пестрел многочисленными запретами на вмешательство одних государств во внутренние дела других.
Структура ОАГ в тех условиях не знала себе равных. Многочисленные комитеты и службы охватывали все возможные области взаимоотношений американских республик, начиная от политического диалога и заканчивая такими вопросами, как проблемы индейцев, положение женщин, искусство и музыка.
В целом проект межамериканской системы был достаточно амбициозен и не имел аналогов в мировой практике. Была выстроена многоярусная международная организация, в задачу которой входило ввести отношения американских республик в четкое правовое русло, регламентируя практически все стороны их международной деятельности.
Выше отмечалось, что уже в первые десятилетия XX в. в отношениях США со странами Латинской Америки просматривались признаки цикличности. Создание межамериканской системы пришлось - и, видимо, не случайно - на высшую точку цикла гармонизации отношений и сотрудничества, начавшегося со второй половины 30-х годов и существенно окрепшего в годы Второй мировой войны. Несмотря на выявившиеся расхождения в подходах, межамериканская система была сконструирована в момент, достаточно благоприятный. Ее монументальное здание, построенное как бы на века, порождало надежды на наступление новой, просвещенной эры в отношениях американских республик, в которых отныне будут царить право и порядок.
Однако реалии межамериканских отношений стали стремительно меняться уже к концу десятилетия: резко возросла асимметрия мощи и влияния между США и государствами Юга региона. Никогда еще в XX в. США не были так сильны, как в эти годы. Став, по сути, единственной ядерной супердержавой, производя более 40% мирового ВВП, контролируя 1/3 мировой торговли, северный колосс не скрывал своих гегемонистских устремлений. На смену тенденции к выравниванию асимметрии и образованию горизонтальной системы отношений пришло жесткое вертикальное начало. Экономическая и военно-политическая мощь США стала непосредственно проецироваться на отношения со странами Западного полушария.
40-50-е годы стали временем фактически безраздельного господства США в Западном полушарии. Это был своеобразный пик влияния, сверхприсутствия, фактической гегемонии в регионе. Речь уже шла даже не столько о резко возросшей асимметрии между США и латиноамериканскими государствами, а о почти безусловной зависимости большинства государств региона от США.
Межамериканский договор о взаимной помощи уже через несколько лет после своего оформления фактически потерял для США значимость как коллективный механизм обороны полушария. Создание в 1949 г. НАТО, по существу, вытеснило МДВП на обочину американских интересов, тем более что в отличие от европейского театра сценарий возможной агрессии восточного блока против латиноамериканских государств в 50-е годы был из разряда чисто гипотетических.
Главной задачей США в регионе в 50-е годы было обеспечение политического статус-кво, необходимого для бесперебойного доступа к стратегическому сырью и безопасности морских коммуникаций, в первую очередь, естественно, Панамского канала.
В эти годы американский истеблишмент рассматривал весь комплекс отношений со странами региона сквозь призму конфронтации «Восток - Запад». Это вытекало из характера международных отношений тех лет. Однако сквозь эту призму рассматривались и политические процессы в странах региона, причем в жестко утилитарной форме. Узко прагматично понимаемая стабильность должна была быть обеспечена любой ценой.
Таким образом, Вашингтоном в конце 40 - начале 50-х годов была предпринята попытка в рамках существовавшего каркаса межамериканской системы выстроить жестко вертикальную модель отношений со странами региона, обеспечивающую дисциплину в этой тыловой зоне. В особенности в области внешней политики в годы разгара «холодной войны» большинство государств региона выстраивались в «кильватере» американской дипломатии. Это был фактически безусловный союз. Латиноамериканская машина голосования во всю работала в ООН, почти автоматически поддерживая США по всему спектру международных вопросов того периода.
Столь жестко детерминированная модель внешнеполитического поведения достигла своего апогея на X Межамериканской конференции в Каракасе (март 1954 г.), где США удалось, несмотря на сопротивление делегаций Гватемалы, Мексики, Уругвая и Аргентины, добиться одобрения «Декларации солидарности в сохранении политической целостности американских государств от вмешательства международного коммунизма». Суть декларации сводилась к ужесточению «политической дисиплины» внутри системы и коллективным действиям против страны-члена, где международное коммунистическое движение устанавливает «господство или контроль над политическими институтами какого-либо американского государства». Последовавшее спустя несколько месяцев свержение реформистского правительства X. Арбенса в Гватемале, которое в лучших традициях маккартизма подверглось откровенной травле со стороны США и соседних центрально-американских диктатур, обозначили своеобразную высшую точку в продвижении модели монолитного, блокового единства стран региона в период раз-гаpa «холодной войны».
С данного момента маятник соотношения центробежных и центростремительных тенденций в межамериканской системе двинулся назад. Это было обусловлено возросшим конфликтным потенциалом отношений центра и периферии системы.
Изначальный импульс к нарастанию противоречий двух Америк дал начавшийся с конца 40-х годов пересмотр места латиноамериканского региона на шкале внешнеполитических приоритетов США. Победа революции в Китае, расширение юны влияния СССР в Восточной Европе и обозначившаяся в конце 40 - начале 50-х годов перспектива советско-китайского стратегического альянса потребовали от США смены глобальных ориентиров. В стратегии массированного возмездия места для Латинской Америки фактически не нашлось.
Превращение этого региона в тыловую зону, малозначимую в контексте глобального ядерного противоборства, заметно изменило температуру межамериканских отношений. Эффект утери стратегического интереса лидера системы к своей периферии оказался, на первый взгляд, неожиданно сильным. Правящие элиты большинства стран региона, рассчитывавшие за счет плотного союза с самой сильной державой послевоенного мира не только войти в большую политику, но и главное - получить особый, преференциальный статус в плане экономической помощи, испытывали явное разочарование. Утеря особого статуса подрывала вертикально-эшелонированную модель связей, которая в наиболее чистом виде предстала именно на рубеже 40-50-х годов.
По-видимому в асимметричных системах равновесие отношений во многом обеспечивается целой системой специфических подпорок в виде особых льгот и преференций. В начале 50-х годов США не смогли обеспечить функционирование этой системы, что и вызвало первый в послевоенные годы виток кризиса, пришедшийся на вторую половину 50-х годов.
Почти целое десятилетие США прилагали максимум усилий, чтобы вывести проблематику торгово-экономических отношений и помощи развитию за рамки межамериканской системы. Американская дипломатия изначально стремилась использовать ОАГ исключительно в политических целях, эксплуатируя имидж демократической региональной системы, противостоящей «тоталитарному восточному блоку». Одновременно ею делалось все возможное, чтобы нейтрализовать заложенные в Уставе* положения, ориентированные на социально-экономическое развитие.
Латиноамериканским государствам, пожалуй, впервые применившим в рамках межамериканской системы блоковую дипломатию, все же удалось добиться проведения в 50-е годы ряда континентальных экономических форумов. И конференция министров экономики и финансов в Рио-де-Жанейро (декабрь 1954 г.), и первый саммит президентов Америк в Панаме (июль 1956 г.), и первая Межамериканская экономическая конференция в Буэнос-Айресе (август 1957 г.) прошли в обстановке нарастающих противоречий. Принимавшиеся на этих форумах компромиссные и ни к чему не обязывавшие документы, в основном сводившиеся лишь к набору пожеланий, будучи результатом поистине титанических усилий дипломатических ведомств, реально мало что вносили в практику межамериканских отношений.
К концу десятилетия межамериканская система вступила в свой первый серьезный кризис. Положенная в ее основу концепция континентальной солидарности подверглась существенной эрозии в условиях, когда сам регион терял свою значимость на шкале стратегических интересов США. «Остаточный» подход к отношениям со странами этого региона, стремление законсервировать систему и, по сути, лишить ее реальной дееспособности наглядно обозначили то, что эта конструкция во многом утратила свою значимость для США. В целом малоэффективные попытки ведущих государств региона во второй половине 50-х годов создать механизм перекачки из центра на периферию «помощи развитию», со своей стороны, существенно снизили заинтересованность в системе особых отношений с США у латиноамериканских государств. На рубеже 50-60-х годов межамериканская система во многом оказалась ненужной ни той, ни другой стороне и, по-видимому, в среднесрочной перспективе (три-пять лет) была обречена на деградацию.
Систему во многом «спасла» кубинская революция. Выше уже отмечалось, что глобальная конфронтация «Восток - Запад» существенно деформировала межамериканскую систему уже в первые годы после ее юридического оформления. Спустя десятилетие по иронии судьбы именно «холодная война» придала новые импульсы ее выживанию.
60-е годы стали временем начала двух масштабных исторических экспериментов, оказавших существенное воздействие на всю систему международных отношений государств Западного полушария. Речь идет о строительстве социализма «в отдельно взятом» островном государстве Карибского бассейна - Кубе и попытке противопоставить кубинскому пути «мирную регулируемую революцию» в рамках программы «Союз ради прогресса», выдвинутой демократической администрацией Дж. Кеннеди.
Программа «Союз ради прогресса», естественно, возникла не в одночасье. Она была во многом концептуально подготовлена в последний год администрации Д. Эйзенхауэра, когда в правящих кругах США началась стремительная переоценка ценностей. Во многом это было связано с выявившейся неспособностью США нормализовать и поставить под контроль ситуацию на Кубе.
Однако несмотря на все усилия, «партия» для Вашингтона изначально была проигранной. За один год просто невозможно было перечеркнуть то, что накапливалось десятилетиями. Антиамериканизм, корни которого оказались так глубоки в кубинском обществе, был успешно превращен правительством Ф. Кастро в идеологию правящего режима, обеспечив ему массовую поддержку и внутреннюю легитимность. Дальнейший окончательный разрыв и переход Кубы в «другой лагерь» были фактически предопределены.
Именно в те годы начался интенсивный поиск антитезы «кубинскому сценарию». Ею стала политика «помощи развитию», заложенная в основу программы «Союза ради прогресса». Однако несмотря на определенную конъюнктурность, программа ознаменовала собой прорыв во внешнеполитическом мышлении правящих кругов США. Демократическая администрация Дж. Кеннеди (1961-1963 гг.), пожалуй, впервые «озвучила» идею растущей взаимозависимости двух Америк и необходимость выправления гигантской асимметрии в уровнях их социально-экономического развития.
Также впервые Соединенными Штатами, по существу, были выставлены условия получения помощи странами региона, которые должны были предпринять усилия для проведения социально-экономических реформ. Среди этих условий фигурировали: усовершенствование государственных институтов в рамках модели представительной демократии, осуществление аграрной реформы, изменение налоговой системы, направленной на мобилизацию внутренних ресурсов для развития.
В августе 1961 г. в г. Пунта-дель-Эсте (Уругвай) на Межамериканской экономической конференции представители всех латиноамериканских стран, за исключением Кубы, а также США подписали «Хартию Пунта-дель-Эсте», в основу которой и была положена программа «Союз ради прогресса». Отметим, что это была первая в мировой практике программа развития целого региона «третьего мира», осуществляемая за счет как мобилизации внутренних ресурсов, так и внешнего финансирования. Более того, авторы программы предполагали, что впоследствии основные ее «конструкции» могут быть применены для развития других регионов «третьего мира».
Напомним, что программа, рассчитанная на десятилетие, предполагала в общей сложности мобилизацию 100 млрд дол., из которых 20 млрд дол. должны были обеспечить США (как за счет своих государственных средств, так и кредитов международных финансовых организаций и займов из стран Западной Европы и Японии). Латиноамериканские государства обязались мобилизовать 80 млрд дол.
В начале 60-х годов «температура» межамериканских отношений резко снизилась. Их конфликтный потенциал оказался существенно нейтрализованным новаторским подходом к региону, обозначенным администрацией Дж. Кеннеди и реализовавшемся в принятии программы «Союз ради прогресса». Межамериканская система вступила в полосу перемен, при этом, правда, заметно «опаздывая» за динамикой политического и социально-экономического развития региона. Именно в те годы появились первые признаки выравнивания гигантской асимметрии мощи и влияния между двумя Америками. Почти безусловная зависимость Латинской Америки от США начала постепенно преобразовываться во взаимозависимость, что было, в первую очередь, связано с рывком, который совершили в своем развитии большинство государств региона. В течение двух десятилетий - 60 и 70-х годов - Латинская Америка «развивалась» почти вдвое быстрее, чем США, опережая по основным показателям экономического роста другие регионы как развитого, так и развивающегося мира и по сути была самым динамично развивающимся районом мира.
Отмеченную долгосрочную тенденцию развития вряд ли можно рассматривать как прямое следствие программы «Союз ради прогресса», тем более, что уже ко второй половине 60-х годов она перестала реализовываться. Однако импульс, приданный ею социально-экономическому развитию региона, нельзя недооценивать.
Усилению центростремительных тенденций в межамериканских отношениях в начале 60-х годов существенно способствовал «кубинский фактор». Необходимость противостоять стратегии насаждения Островом Свободы в регионе очагов партизанской борьбы, равно как и превращению Кубы в военную базу СССР создали ситуацию, когда интересы правящих элит (как консервативных, так и новых, национал-реформистских) совпали с интересами правящих кругов США.
Именно «благодаря Кубе» межамериканская система в начале 60-х годов начала обретать признаки реального военно-политического альянса, что еще несколько лет назад казалось почти забытым прошлым времен Второй мировой войны. Первоначальныи импульс этому придало размещение советских ракет на Кубе. 23 сентября 1962 г. Постоянный совет ОАГ принял резолюцию, призывавшую страны-члены принять все необходимые меры, включая использование вооруженных сил для противодействия угрозе, вызванной размещением ракет на острове.
Первая половина 60-х годов стала своеобразным апогеем межамериканского военно-политического сотрудничества. Несмотря на то, что Межамериканский договор о взаимной помощи, который институционализировал региональную систему безопасности, был подписан в 1947 г., лишь в начале 60-х годов система во многом состоялась.
В эти годы была создана современная общерегиональная система связи между военными ведомствами с центром в зоне Панамского канала, где в 1961 г. разместилось южное командование ВС США (ЮЖКОМ). Начавшиеся в эти же годы регулярные встречи командующих американскими армиями превратились в одну из несущих конструкций системы безопасности, в достаточно эффективный интегрирующий инструмент, который позволял не только обмениваться информацией, но и координировать действия в подавлении подрывной деятельности леворадикальных повстанческих организаций. На VIII Консультативном совещании министров иностранных дел стран-членов ОАГ (июнь 1961 г.) был создан и политический орган - Специальный комитет по вопросам безопасности. Немалую роль сыграли и интенсивно проводившиеся в 1961-1964 гг. совместные военные маневры, инициированные и технически обеспеченные Пентагоном.
Аналогично периоду Второй мировой войны военно-политическое сотрудничество, шло настолько по нарастающей, что на повестку дня встал и вопрос о создании межамериканских вооруженных сил (МАВС), который казалось бы удалось решить. 6 мая 1965 г. на X Консультативном совещании министров иностранных дел стран-членов ОАГ было принято решение о создании межамериканских миротворческих сил для отправки в охваченную острым внутренним конфликтом Доминиканскую Республику. В акции приняло участие семь стран полушария, а возглавил межамериканские силы бразильский генерал.
Вслед за этой акцией, символизировавшей собой своеобразный апогей регионального военного сотрудничества, начался откат назад. Попытки ряда военных режимов региона, в первую очередь, Аргентины в рамках начавшейся со второй половины 60-х годов реформы Устава ОАГ либо расширить функции МСО, либо создать вместо него в рамках ОАГ Межамериканский комитет по обороне, координирующий распределение военной помощи и контролирующий деятельность межамериканских вооруженных сил, встретили решительное несогласие большинства латиноамериканских государств. На III Специальной межамериканской конференции в Буэнос-Айресе (февраль 1967 г.) под попытками создания общерегиональной военно-политической структуры была подведена черта.
В чем была причина столь, на первый взгляд, неожиданного результата? Ведь в начале 60-х годов имелись и достаточно очевидные общие вызовы безопасности, и разумная концепция противодействия. Центр системы - США - брал на себя функции безопасности Западного полушария на глобально-стратегическом уровне, обеспечивая ядерный щит, защиту Панамского канала и противодействуя возможным попыткам сверхдержавы Востока создать в этом районе новые опорные точки. Вооруженные силы латиноамериканских государств, согласно этой концепции, переориентировались на поддержание мира в регионе и внутреннее развитие своих стран, становясь своеобразными гарантами курса реформ в рамках программы «Союз ради прогресса».
Причин несколько, и они весьма поучительны. Не было сделано главного, без чего ни одна «вертикальная» система, вступившая в полосу реформирования, не сможет успешно преобразоваться в горизонтальную. Речь идет о переходе центра системы от односторонней политики к действительно многосторонней. Несмотря на пышную риторику вновь обретенного континентального единства, общности целей и интересов двух Америк в противостоянии тоталитаризму, продвижении демократических реформ и т.д., технология принятия решений не претерпела существенных перемен. По сути, это была по-прежнему политика односторонних акций США, на которые, правда, более активно, чем прежде, «надевался» многосторонний камуфляж. Новая система безопасности была «спущена сверху» в лучших традициях латиноамериканской политики США в XX веке.
Не были приняты во внимание морально-психологические факторы, связанные с менталитетом латиноамериканского офицерства, обретавшим все более националистическую окраску в условиях изменений в его социальной базе. Провозглашенное новое разделение ответственности в рамках континентальной безопасности на практике реализовалось в том, что система оказывалась еще более централизована, чем та, которая была задумана в первые послевоенные годы.
Один лишь тот факт, что межамериканские силы мира были созданы уже после того, как Санто-Доминго был оккупирован контингентом в 23 тыс. американских морских пехотинцев, интерпретировался как стремление администрации Л. Джонсона обеспечить многостороннее прикрытие, по сути, односторонней вооруженной интервенции США. Конец 60 - начало 70-х годов стали временем существенного усложнения межамериканских отношений. Система не только окончательно потеряла свою герметичность, характерную для первого послевоенного десятилетия и выражавшуюся в замкнутости международных отношений в Западном полушарии и достаточно высоком уровне политической дисциплины. По существу, возник новый тип конфликтов между центром системы и целым рядом государств-членов, обусловленный проведением последними политики экономического национализма и стремлением автономизироваться от США во внешней политике.
Во многом это было связано с появлением в регионе нового политического феномена - националистических военных режимов. Речь, в первую очередь, идет о режимах в Перу (1968- 1975 гг.), Панаме (1968-1981 гг.), Боливии (1969-1971 гг.), Эквадоре (1972-1976 гг.), приступивших к экспроприации собственности американских компаний, провозгласивших антиолигархические внутренние преобразования и независимый внешнеполитический курс.
После того, как к ним в 1970 г. добавился социалистически ориентированный режим С. Альенде в Чили, в межамериканской системе впервые образовалась внутрисистемная оппозиция, которая выступила за пересмотр основ системы и освобождения ее от атрибутики «холодной войны». Система, по сути, стала политически гетерогенной, что существенно усилило в ней центробежные тенденции.
Факты свидетельствуют о том, что в начале 70-х годов США не просто теряли рычаги контроля над межамериканской системой. В условиях, когда ряд государств региона, искусно применяя коалиционную дипломатию, предпринял попытку превратить систему в коллективный рычаг нажима на Вашингтон, в правящих кругах США даже стал рассматриваться вопрос о выходе из ОАГ.
Во многом это было связано с началом работы Специальной комиссии по изучению межамериканской системы и выработке мер по ее реорганизации (СКИМС). Комиссия была создана решением III сессии Генеральной ассамблеи ОАГ (Вашингтон, апрель 1973 г.). Под нажимом целого ряда латиноамериканских государств, и в первую очередь Перу и Чили, была принята резолюция, выражавшая «общую неудовлетворенность результатами деятельности межамериканской системы».
В принятой на сессии «Декларации принципов межамериканских отношений» странам-инициаторам реформы межамериканской системы удалось впервые закрепить принцип «идеологического плюрализма». Этот принцип предполагал возможность сосуществования в межамериканской системе государств с различным общественно-политическим строем. Подтекстом
этого документа была не только и даже не столько заинтересованность левых режимов в отмене антикубинских санкций в ОАГ, сколько стремление обезопасить себя от рецидивов прямого вмешательства в случае, если тот или иной режим будет квалифицирован Вашингтоном как просоветский.
Перу и Чили при поддержке Венесуэлы, Колумбии и ряда других стран выступили также за коренной пересмотр концепции безопасности межамериканской системы. Ими было предложено внести в межамериканский юридический лексикон термин экономическая агрессия. Эти же страны предложили разработку механизма «коллективной экономической безопасности».
Очевидно, что своим острием эти инициативы были направлены против политики экономического нажима, особенно широко практиковавшегося Соединенными Штатами против левонационалистических режимов в конце 60 - начале 70-х годов. Идеи «коллективной экономической безопасности» благодаря усилиям латиноамериканской дипломатии получили дальнейшее развитие на сессии Генеральной ассамблеи ОАГ (Атланта, май 1974 г.), где в специальной резолюции вновь была обозначена задача обеспечения «интегрального развития и коллективной экономической безопасности».
Никогда еще латиноамериканский прессинг на США не был столь мощным. Госдепартамент пытался максимально заземлить латиноамериканские инициативы, растворив их в расплывчатых и необязывающих формулировках. Наиболее отчетливо это проявилось в позиции американской делегации именно в рамках работы СКИМС в 1973-1975 годах.
Однако в условиях, когда по вопросу создания системы «коллективной экономической безопасности» США оказались фактически «прижаты к стене», они вынуждены были внести определенность. США были единственным государством, проголосовавшим против внесения в МДВП положения о создании системы коллективной экономической безопасности, предусматривавшей распространение принципа «нападение на одного - нападение на всех» на область экономических отношений. И хотя на Специальной конференции по реформе договора (Сан-Хосе, апрель 1975 г.) в статью 11 было включено соответствующее положение, представитель США заявил, что его страна не возьмет на себя никаких обязательств по обсуждению, подписанию и ратификации каких-либо обязывающих документов по созданию подобной системы.
Подобного рода демарши оказывали деморализующее воздействие на межамериканские отношения, стимулировали центробежные тенденции. Это, в частности, находило выражение в растущей заинтересованности государств региона создавать свои, чисто латиноамериканские объединения, которые в известном смысле подменяли бы собой ОАГ.
Наиболее развитым из них в 70-е годы был, безусловно, Лидский пакт. Подписанное в 1969 г. Картахенское соглашение положило начало процессу интеграции шести андских стран (Боливия, Венесуэла, Колумбия, Перу, Эквадор, Чили). При ном в 70-е годы Андская группа вышла за рамки чисто экономического объединения. Структура организации включала Совет министров иностранных дел, Андский парламент, Анд-ский суд и ряд других органов, свидетельствовавших о стремлении создать объединение по типу Европейского сообщества.
Более того, в начале десятилетия именно Андская группа стала главным оппонентом США в стремлении перестроить межамериканскую систему, о чем уже говорилось выше, а также инициатором ряда коллективных акций, направленных на ущемление интересов северо-американских сырьевых корпораций. Принятое в 1971 г. «решение 24» Комиссии Карта-хенского соглашения существенно ограничило перевод прибылей за границу иностранными инвесторами.
Даже проблематика региональной безопасности, являвшаяся ранее традиционной вотчиной межамериканских форумов, стала выноситься на субрегиональный уровень и рассматриваться без участия США. Об этом наглядно свидетельствовал процесс Айакучо. В 1974 г. в г. Айакучо (Перу) лидеры восьми латиноамериканских государств - Аргентины, Боливии, Венесуэлы, Колумбии, Панамы, Перу, Чили и Эквадора - подписали «Декларацию Айакучо», в которой взяли на себя обязательство создать условия для ограничения гонки вооружений и направления высвободившихся средств на нужды социально-экономического развития.
В условиях, когда реальные внешнеполитические возможности США в регионе оказались существенно ограниченными, а конфликтный потенциал межамериканских отношений резко возрос, центр системы предпринял попытку, не отступая от политики скрытой дестабилизации, разрядить обстановку активным внешнеполитическим маневрированием и снижением реального присутствия в регионе. В 1974 г. госсекретарем Г. Киссинджером был провозглашен «новый диалог» с Латинской Америкой, основанный на зрелом партнерстве. На деле речь шла в общем-то о единственно возможном в тех условиях маневре - снижении политического присутствия в регионе за счет сокращения численности дипломатических, торговых и военных миссий, свертывании объемов помощи (если в 1970 г. на долю Латинской Америки приходилось около 70% помощи США иностранным государствам, то в 1985 г. - лишь 22%). В условиях сильно развитых националистических антиамериканских настроений была предпринята попытка свернуть формальное присутствие и проявлять куда большую толерантность к антиимпериалистической риторике, в 70-е годы активно экс плуатировавшейся не только военными режимами Перу, Панамы, Боливии (1969-1971 гг.) и Эквадора (1972-1976 гг.), но и правящими элитами Мексики, Аргентины, Венесуэлы.
Следует признать, что этот маневр во многом удался. Национализации собственности американских компаний в 70-е годы практически не было. Более того, несмотря на обострение конкурентной борьбы за латиноамериканские рынки со стороны западно-европейских государств и Японии, объемы американских инвестиций в регионе неуклонно росли, о чем свидетельствуют цифры. За 70-е годы объем американских инвестиций в Латинской Америке утроился. Если в 1970 г. они составляли 13 млрд дол., то в 1980 г. - уже 39,6 млрд долл.
В целом же США продемонстрировали в этот непростой для себя период высокие адаптационные возможности, благодаря которым неоднократно удавалось снять остроту кризисных явлений межамериканских отношений. Однако в этой политике практически отсутствовало конструктивное начало. И хотя острота конфликтных ситуаций снималась, межамериканская система стремительно теряла свою дееспособность, по сути, превращаясь в форум диалога между США, с одной стороны, и Латино-Карибским* регионом с другой.
Правление администрации демократов во главе с Дж. Картером (1976-1980 гг.) являло собой вторую после политики «новых рубежей» Дж. Кеннеди за послевоенные годы серьезную попытку США внести конструктивное начало в межамериканские отношения, восстановить их лидерство в регионе.
Перестройка латиноамериканского курса началась с ряда крупных внешнеполитических акций администрации Дж. Картера. Речь прежде всего шла о решении проблемы Панамского канала. Администрация Дж. Картера выступила за пересмотр договора о Панамском канале 1903 г., предоставлявшего США право контроля над зоной канала на вечные времена, и за заключение нового договора, учитывавшего бы интересы Панамы, США и латиноамериканских стран. Несмотря на мощное сопротивление консервативно настроенного американского истэблишмента, правительство демократов предприняло весьма эффектную, а главное результативную попытку устранить из межамериканских отношений один из традиционных объектов противоречий, который стал в XX в. своеобразным символом гегемонии США в регионе. Седьмого сентября 1977 г. президент США Дж. Картер и лидер Панамы генерал О. Торрихос в присутствии глав государств большинства стран Западного полушария подписали новые договоры о Панамском канале,
* В 70-е годы в ОАГ вступила большая группа англоговорящих островных карибских государств. В 1990 г. членом ОАГ стала Канада.
сутью которых являлся постепенный демонтаж американского поенного присутствия в зоне канала и передача его под полную юрисдикцию и управление Республики Панама к 31 декабря 1999 года.
Существенные сложности возникли у администрации Дж. Картера с практической реализацией политики «прав человека», в особенности в таком близлежащем и геополитически важном районе, как, например, Центральная Америка, где в течение десятилетий политика США находилась в «прокрусто-ном ложе» альянса с репрессивными диктатурами, обеспечивавшими столь необходимое «статус-кво». Белый дом неоднократно публично критиковал режимы и Центральной Америки, и Южного конуса за нарушения прав человека. Были установлены связи с оппозиционными политическими силами в этих странах. В августе 1977 г. Вашингтон ввел эмбарго на поставки современных, технически сложных вооружений военным режимам Аргентины, Чили, Уругвая и Парагвая*. В феврале-марте 1977 г. военные режимы Гватемалы и Сальвадора вслед за Аргентиной, Уругваем и Бразилией заявили об отказе от американской военной помощи в знак протеста против вмешательства Вашингтона в их внутренние дела.
Не была реализована установка направить развитие событий в Никарагуа в русло плавного и ненасильственного демонтажа режима А. Сомосы. В тех условиях администрация Дж. Картера сделала максимум возможного в этом направлении, активно поддерживая легальную оппозицию, привлекая к посреднической миссии ОАГ, а также правительства Венесуэлы, Панамы и Коста-Рики. В частности, в рамках сформированной из представителей США, Гватемалы и Доминиканской Республики посреднической группы Вашингтон оказал нажим на диктатора с тем, чтобы он ушел в отставку".
Для продвижения ненасильственного варианта урегулирования конфликта в Никарагуа США попытались активно задействовать межамериканскую систему. Выдвинутый ими на Консультативном совещании министров иностранных дел стран-членов ОАГ в Вашингтоне (20-25 июня 1979 г.) план урегулирования носил комплексный характер и включал прекращение огня, введение эмбарго на поставки оружия в Никарагуа, создание и посылку в страну Межамериканских сил мира, направление в Манагуа делегации ОАГ для мониторинга мирного процесса, разработку в рамках этой организации специальной программы гуманитарной помощи населению страны. Не
Эмбарго просуществовало 20 лет и было снято администрацией У. Клинтона в августе 1997 г.
" Нажим, в частности, выразился в отсрочке займа в 20 млн долл. по линии МВФ.
исключено, что если бы план был принят и, главное, реализован, то это в дальнейшем могло предотвратить регионализацию никарагуанского конфликта, имевшую место в 80-е годы, и в целом направить развитие событий в Центральной Америке в иное русло.
Идея «коллективного вмешательства» под эгидой ОАГ во внутренний конфликт в Никарагуа, как и ожидалось, была достаточно эффектно заблокирована ведущими странами региона. Страны-члены Андской группы внесли контрпроект резолюции, которая наряду с общими пожеланиями ухода Сомосы, создания коалиционного правительства и скорейшего проведения выборов в Никарагуа на первый план выдвигала «скрупулезное уважение принципа невмешательства».
То, что в те годы интерпретировалось как крупная победа латиноамериканской дипломатии, не допустившей вмешательства США в конфликт с целью воспрепятствовать победе Сан-динистской революции, представляется корректным лишь отчасти. Ведь ситуацию можно представить, в особенности обладая знанием того, как развивались события в Центральной Америке в дальнейшем, и иным образом. ОАГ и межамериканская система в целом продемонстрировала свою неспособность, за исключением отстаивания принципа невмешательства и суверенитета, предложить сколь-либо конструктивное решение. Попытка администрации Дж. Картера реанимировать эту организацию, вывести ОАГ за рамки форума-диалога и «перетягивания каната» между двумя Америками, вернуть ей изначально заложенные в Уставе, но мало реализованные функции гаранта мира и. безопасности в регионе, окончились безрезультатно.
В условиях, когда в межамериканских отношениях в 70-е годы резко усилился конфликтный заряд и окрепли центробежные тенденции, иной исход вряд ли был возможен. Тем более именно военно-политические аспекты межамериканской системы после короткого периода взлета в 60-е годы первыми вступили в период нарастающего кризиса и распада. Противопоставить этой тенденции что-то реальное и выдвинуть новую концепцию региональной безопасности администрация Дж. Картера оказалась не в состоянии, тем более что политикой «прав человека» она обострила отношения с военными режимами региона. В этих условиях включенное в американский план урегулирования по настоянию советника президента по национальной безопасности 36. Бжезинского создание «межамериканских сил по поддержанию мира» оказалось не просто контрпродуктивно, а сработало как красная тряпка для быка, породив взрыв протеста в Латинской Америке.
Конец 70-х годов охарактеризовался началом фрагментации межамериканской системы. Просуществовав более тридцати лет, она в известном смысле оказалась невостребованной ни Соединенными Штатами, ни Латинской Америкой. Большинтво южно-американских государств вне зависимости от политической ориентации почти однозначно отказались следовать принципам континентальной солидарности и высказались за наполнение системы безопасности экономическим содержанием, а также резкое ограничение военно-политических функций. США, в течение нескольких десятилетий более или менее спешно противостоя именно такому сценарию развития межамериканских отношений, оказались, по сути; в одиночестве и известном смысле сами стали вносить все больший вклад, если не в целенаправленную дезартикуляцию ОАГ и МДВП, о, по крайней мере, в ограничение их реальной дееспособноси. Попытки администрации Дж. Картера вывести межамерианские отношения из тупиковой ситуации были мало результативными. Слишком мощными оказались центробежные силы, которые как бы разрывали систему на отдельные мало-низанные между собой блоки отношений. США все больше замыкались на «карибском кризисном круге». Южно-америанские гиганты - Бразилия и Аргентина - активизировали усилия по созданию Южно-атлантического пакта (САТО)*, что конце 70-х годов, как писал Дж. Чайлд, делало вполне реальным сценарий «выпадения этого блока» из Межамериканского оговора о взаимной помощи. Стремительно нарастал конфликтный потенциал американо-мексиканских отношений.
Вступление межамериканских отношений в фазу глубокого кризиса было многократно усилено очередным витком конфронтации «Восток - Запад» и стремлением пришедшей к власти в 1980 г. республиканской администрации Р. Рейгана максимально интегрировать регион в стратегию неоглобализма. Напомним, что латиноамериканской дипломатии в 70-е годы удалось достаточно эффективно «очистить» межамериканскую систему от атрибутики «холодной войны», успешно дистанцироваться от противоборства сверхдержав и даже порой играть на их противоречиях.
И вот спустя почти полтора десятилетия, в течение которых США пытались адаптироваться к новым латиноамериканским реальностям, и, в первую очередь, к снижению собственного влияния в этом районе мира, новой республиканской администрацией был взят курс на силовое восстановление присутствия и регионе. Возврат к идеологической гармонии и укрепление межамериканских институтов мыслились идеологами «новых
Впервые идея военно-политического блока в Южной Атлантике возникла еще в 1957 г. и в последующие два десятилетия неоднократно «озвучивалась» и Соединенными Штатами, и Аргентиной, однако практически так и осталась нереализованной. правых» через подключение Латинской Америки к очередному витку конфронтации «Восток - Запад», одним из центров которой в начале 80-х годов стали Центральная Америка и Карибский бассейн. В этом была суть «Новой межамериканской политики на 80-е годы», положенной в основу курса администрации Р. Рейгана в латиноамериканском регионе.
Ее главным достижением стало превращение центральноамериканского конфликта в один из наиболее взрывоопасных и трудно поддающихся урегулированию региональных конфликтов послевоенного периода. Не менее значимым оказался и другой результат. Односторонний силовой курс в Центральной Америке не только не привел к обновлению межамериканской системы, а имел своим последствием ускоренную утерю ею своей дееспособности. Заложенные в системе функции миротворчества и конфликторазрешения оказались заблокированы политикой ее «центра». Потерпела откровенную неудачу попытка восстановления политической дисциплины через подключение ведущих латиноамериканских государств на стороне США не только к центрально-американскому конфлик
СССР и БССР во второй половине ХХ века.
1.
2.
1. Международные отношения после Второй мировой войны. БССР на международной арене.
После Второй Мировой войны Германия с союзниками потеряли позиции в мировой политике. На роль лидера стали претендовать Штаты: за период войны они сконцентрировали более ¾ мирового золотого запаса, 60% мировой промышленной продукции, кроме того, было разработано ядерное оружие, которое позволяло действовать с позиций силы. С другой стороны, на лидирующие позиции выдвинулся СССР, несмотря на огромные потери в войне: он обладал сильнейшей на тот момент армией, кроме того, путем создания просоветских государств в Европе и Азии смог сформировать мощный социалистический блок. В нем проживало третья часть населения земного шара, эти страны получили название «мировая система социализма (Албания, Болгария, Венгрия, Польша, Румыния, Чехословакия, Югославия, Корея, Вьетнам, ГДР, Китай, Куба). Им противостояли западные капиталистические страны во главе с США. В 1949 г. был образован военный союз – Организация Североатлантического договора (НАТО). Началось военное, экономическое, идеологическое противостояние двух систем, которое получило название «холодная война». Начало было положено в 1946 г., когда в г. Фултоне в присутствии президента США Г. Трумэна бывший премьер-министр Англии У. Черчилль обвинил СССР в захвате и изоляции Восточной Европы и призвал к началу крестового похода против СССР. Через год, в марте 1947 г. Трумэн сформулировал программу поддержки «свободных народов» и сдерживания коммунизма. Она заключалась в том, что США имели право вмешиваться во внутренние дела государств при наличии угрозы коммунизма. Началась гонка вооружений, был установлен «железный занавес», мир вновь балансировал на грани войны. Еще в декабре 1945 г. Пентагон разработал план ядерного удара по СССР, однако испытание советской атомной бомбы в 1949 г. (Казахстан) стало мощным сдерживающим фактором для штатов. Для усиления своего влияния США проводили в жизни «план Маршалла», который заключался в экономической поддержке европейских стран в обмен на следование определенному политическому курсу, рекомендованного Штатами. После войны произошел распад колониальной системы (Англия и Франция): первыми независимость получили Индонезия, Вьетнам, Индия, Ливия, Египет, Тунис, Марокко, Гвинея и др. К 1961 г. независимыми стали около 40 государств с населением 1,5 млрд. человек.
После войны изменился международный статус БССР. 1 февраля 1944 г. она получила возможность вступать в дипломатические отношения с другими государствами. В 1946 г. было образовано Министерство иностранных дел во главе с К.В. Киселевым. 27 апреля 1945 г. республика участвовала в создании ООН, а также в деятельности различных международных организаций – ЮНЕСКО, МАГАТЭ, в подготовке и принятии международных договоров и конвенций. Участие в ООН дало возможность решить некоторые внутренние проблемы (значительная материальная помощь). Республика выступала за запрет ядерного оружия, требовала всеобщего и полного разоружения и уничтожения химического оружия, избиралась постоянным членом Совета безопасности ООН. Другим важным направлением международной деятельности Беларуси стало установление торгово-экономических отношений с западными странами, республика участвовала в международных ярмарках, выставках. В 70-80 гг. 80% экспорта выпадало на социалистические страны, и только 20% на капиталистические. Важным направлением международных отношений стали культурные связи – сотрудничество в области литературы (публикация произведений за рубежом и издательство зарубежной литературы на белорусском и русском языках), науки и образования. Несмотря на расширение международных связей, следует учитывать, что внешняя политика БССР была обусловлена внешней политикой СССР, и самостоятельность Республики была ограничена рамками союза.
2. Восстановление и развитие народного хозяйства Беларуси. Общественно-политическая жизнь и попытки реформирования экономики в 1950-1960-е гг.
Вторая мировая война имела тяжелые последствия для Беларуси: немцы разрушили и сожгли 209 городов и 9200 деревень, по общему уровню развития страна была отброшена к 1928 г. Восстановление народного хозяйства началось с осени 1943 г. и продолжалось до 1955 г., когда был достигнут довоенный уровень. В Беларусь были направлены репарации в размере 1,5 млрд. $, были выделены деньги из союзного бюджета, кроме того, в Беларусь поступало оборудование для заводов, сельская техника, строительные материалы. Основная тяжесть по восстановлению экономики легла на людей. Остро ощущалась нехватка рабочей силы, например, в Витебске на момент освобождения осталось только 400 человек. В сентябре 1946 г. была принята четвертая пятилетка, которая ставила целью достигнуть довоенный уровень экономики, а также провести ее реструктуризацию. Больше внимания стало уделяться тяжелой промышленности, в том числе созданию в Беларуси новых отраслей – автомобилестроения, тракторостроения, выпуска гидротурбин и т.д. За годы пятилетки были построены тракторный, автомобильный, мотовелозавод и другие крупные предприятия, в 1950 г. объем промышленной продукции превысил довоенный на 15 %. За годы пятой (1951-1955 гг.) пятилетки объем продукции увеличился в два раза, было простроено более 150 крупных предприятий и 200 мелких.
Более сложным было положение в сельском хозяйстве. В деревнях остались в основном женщины, подростки и дети. Не хватало тягловой силы, и в первую послевоенную весну колхозники вручную вскопали 150 тысяч га земли, из-за недостатка удобрений урожаи были очень низкими. Несмотря на помощь горожан в проведении сельхозработ, планы пятилетки не были выполнены. В 1949 г. началась коллективизация в западной Беларуси. Продуктивность труда росла очень медленно, и только к 1955 г. основные показатели достигли довоенного уровня. Главные причины этого – слабая материальная заинтересованность труда, недостаточное финансирование, так как основные средства направлялись на развитие промышленности.
Несмотря на эти успехи, промышленность отставала от научно-технического прогресса, с/х развивалось медленными темпами, кроме того, были проблемы и в социальной сфере. После войны усиливается сталинский режим. Он реализовывался по двум направлениям: 1) новые репрессии (военнопленных, интеллигенции (В. Дубовка, с. Граховский, М. Улащик, А. Звонак), население Западной Беларуси); 2) партийный контроль за общественно-политической и культурной жизнью (подбор и расстановка кадров – с ведома партии, марионеточное состояние Советов, идеологическая направленность в литературе, искусстве, науке (главная тема – военная), советизация западных областей Беларуси).
Все это потребовало проведения социально-экономических реформ, которые начались после смерти Сталина. В сентябре 1953 г. секретарем ЦК КПСС был выбран Н.С. Хрущев. В феврале 1956 г. на ХХ съезде КПСС был осужден культ личности Сталина, началась реабилитация репрессированных (700 тыс. человек, в том числе 29 тыс. белорусов), в стране был объявлен курс на демократизацию, были расширены права республик (самостоятельность в планировании, управлении промышленностью, законодательные права).
В экономике 50-х гг. был взят курс на развитие новых неметаллоемких отраслей – приборостроения и электроники, обновлялись и модернизировались основные фонды, старая техника заменялась новой, в результате в 1960 г. общий объем промышленности увеличился в сравнении с довоенным в 4,2 раза. Однако постепенно стало проявляться противоречие между достигнутым уровнем развития и старыми методами управления. В 1957 г. была сделана попытка заменить систему управления через министерства на территориальную. В Беларуси вместо 9 министерств был сформирован один орган управления экономикой – Совет народного хозяйства БССР. Однако попытка была неудачной, приблизить управление к производству не удалось, наоборот, произошел разрыв хозяйственных отношений и связей.
1950-60-е гг. стали временем становления химической промышленности, были построены новые предприятия (Солигорский калийный комбинат, Гомельский химический завод, Полоцкий химический комбинат др.). Это значительно повысило мощность экономики, однако начались экологические проблемы. Параллельно шло развитие сельского хозяйства, хоть и не была до конца решена продуктовая проблема: был осуществлен перевод на денежную оплату труда колхозников, повышены закупочные цены на продукты с/х, увеличились инвестиции, проводилась мелиорация болот, что негативно сказалось на экологии Полесья. Несмотря на это, посевных площадей не хватало, и правительство страны приняло решение расширить посевные площади за счет освоения целинных земель (60 тыс. белорусов). Поначалу это дало определенные урожаи, однако почвы быстро истощились, и Хрущев попытался разрешить продуктовую проблему посадкой кукурузы, в том числе за счет сокращения посевов других культур. Это увеличило кормовую базу для животных, однако привело к дефициту других культур.
Быстрыми темпами шло строительство жилья (оно не отличалось качеством – коммуналки, хрущевки), увеличилась оплата труда, уменьшилась продолжительность рабочего дня, был сделан переход на пятидневную рабочую неделю, улучшалось медицинское обслуживание людей. К середине 50-х гг. окончательно завершилось восстановление экономики Беларуси, появились новые отрасли промышленности. Все это превратило республику в индустриальное государство с относительно динамичным уровнем развития. Однако неповоротливость централизованной системы управления и недостаточное стимулирование труда тормозили оперативное укоренение в производство научных разработок. Кроме того, Беларусь не имела в достаточной степени сырья и энергоносителей, и постепенно попадала в экономическую зависимость от центра и становилась сборочным цехом СССР. Попытки реформ ничего не дали, так как были половинчатыми, не стимулировались материально и не нашли отклика у населения.
Политическое и социально-экономическое развитие БССР в 60-80-е гг.
В 1964 г. произошла смена партийного руководства и политического курса. Хрущев, провалив аграрную реформу, был обвинен в волюнтаризме и субъективизме, освобожден от занимаемой должности. Генеральным секретарем стал Л.И. Брежнев, с 1965 г. по 1980 г. компартию Беларуси возглавлял П.М. Машеров. Ядром политической системы оставалась коммунистическая партия, принадлежность к которой являлась путем к повышению социального статуса и карьерного роста личности. Вместе с тем рядовые коммунисты были отстранены от принятия решений. Для руководящего аппарата характерна централизация и бюрократизм, на его содержание расходовались огромные средства, среди чиновников распространилось злоупотребление служебным положением и коррупция, высшая группа руководящих работников превратилась в закрытую касту, которая получила название «номенклатура».
Экономика СССР и БССР развивалась под воздействием научно-технической революции, которая охватила большинство стран мира. Приоритетное развитие в БССР получили наукоемкие отрасли: приборостроение, электронная и радиоэлектронная промышленность, производство средств связи. В целом развитие экономики Беларуси соответствовало общемировому, но имело свои особенности, в первую очередь, то, что промышленность Беларуси более чем наполовину была связана с выпуском продукции для военно-промышленного комплекса, и достижения НТР медленно укоренялись в невоенные отрасли промышленности.
В сельском хозяйстве НТР способствовала расширению, в первую очередь, механизации и химизации, что повышало продуктивность труда, но в целом эффективность использования научных и технических достижений оставалась низкой. Удельный вес ручного труда в промышленности составлял 40 %, в сельском хозяйстве – около 70%.
Главной тенденцией в развитии экономики СССР и БССР оставался экстенсивный путь, а способы интенсификации не достигали своих целей (экстенсивный фактор роста реализуется за счёт количественного увеличения ресурса (например, за счет роста численности работников). При этом средняя производительность труда существенно не изменяется. К экстенсивным факторам роста относятся увеличение земли, затрат капитала труда. Эти факторы не связаны с инновациями, с новыми производственными технологиями и технологиями управления, с ростом качества человеческого капитала. Интенсивные факторы экономического роста определяются совершенствованием и повышением качества систем управления, технологий, использованием инноваций, модернизацией производства и повышением качества человеческого капитала). К примеру, реформа 1965 г. (инициатор этой реформы Алексей Николаевич Косыгин) предусматривала переход от территориального к отраслевому управлению, повышению хозяйственной самостоятельности предприятий, стимулирование производства качественной продукции. Были ликвидированы советы народного хозяйства и восстановлены Министерства, которые несли полную ответственность за состояние отраслей экономики. Совершенствовалась система планирования и увеличивалась степень самостоятельности предприятий (они переводились на хозрасчет), основным показателем работы предприятия становился объем реализованной продукции. Предприятия могли свободно распоряжаться частью прибыли, а значить стоить жилье, детские сады, санатории для сотрудников, что стимулировало труд людей. Проведение реформы дало быстрые результаты, а пятигодка 1966-1970 гг. была настолько успешной, что получила название «золотой». В 70-е гг. ВВП БССР превосходил соответствующие показатели большинства республик Советского Союза, а также Австрии, Венгрии, Болгарии. Приоритетным направлением развития экономики БССР в 70-х – 80-х гг. было сельское хозяйство. Благодаря большим гос. дотациям была усилена материально-техническая база, почти все колхозы стали рентабельными, были ориентированы на животноводство. Сельское хозяйство было переведено на промышленную основу, было механизировано, увеличивался объем выпускаемой продукции. Окончательно были ликвидированы последние признаки советского крепостного права для колхозников – они наконец получили паспорта, право на пенсию и гарантированную оплату труда. Основные пути реформирования сельского хозяйства – создание животноводческих комплексов, мелиорация и химизация.
Тем не менее, при общем росте уровня жизни населения увеличивалось количество дефицитных товаров, т.к. при плановой экономике невозможно предсказать реальную потребность в отдельных видах продукции. Хронической проблемой оставалось низкое качество товаров, небогатый ассортимент. Плановая система управления экономикой не воспринимала новые методы управления, а нарастание конфронтации с западными странами выявило проблему укрепление обороноспособности страны. Под влиянием Брежнева снова возобновилось финансирование тяжелой промышленности и военно-промышленного комплекса, началось свертывание реформы и возврат к управлению административными методами. В стране начался период застоя.
В связи с приходом к власти в СССР нового руководства в общественно-политической жизни страны усилились консервативные тенденции. Сворачивались элементы самостоятельности общественных организаций и повышалась роль партийных структур, усилилось преследование инакомыслящих (диссидентов), концлагеря были заменены на тюрьмы и психиатрические лечебницы.
В 1977 г. была принята Конституция СССР, а 1978 – Конституция БССР, где впервые была юридически оформлена руководящая роль Коммунистической партии в обществе. Основной ценностью, по конституции, стала политика защиты социальных прав человека. В сфере национальных интересов текст опирался на положение о том, что нации и народности сближаются и возникает новая общность – советский народ. Конституции БССР 1978 г. была выстроена в полном соответствии с общесоюзной конституцией.
Некоторые изменения произошли в общественно-политической жизни после избрания 1982 г. генеральным секретарем Ю.В. Андропова. Он стремился навести порядок и укрепить дисциплину в стране. Был дан ход делам о коррупции, злоупотреблениях в торговле, все это предвосхитило будущую гласность. Однако после смерти Андропова через два года секретарем стал Константин Устинович Черненко. Реформы Андропова были свернуты, страна вернулась к старым методам управления. Постепенно нарастали негативные явления не только в экономике, но и в общественно-политической жизни: усилился идеологический контроль за всеми сферами культуры, особенно прессы, в которой сообщались только положительные моменты жизни страны.
С приходом к власти в апреле 1985 г. М.С. Горбачева начались политические и экономические реформы, которые вошли в историю как «Перестройка» (попытка сохранить социалистическую систему с помощью элементов демократии и рыночных отношений, не затрагивая основ существующей политической системы). В конце 80-х гг. реформы стали сопровождаться постепенным разрушение сложившегося экономического механизма (переход к рыночной экономике): начался перевод предприятий на хозрасчет, что способствовало большей их самостоятельности. Предприятия, получив относительную свободу, стали устанавливать высокие цены на свою продукцию и снимать с производства более дешевую. В условиях искусственно сформированных цен, не соответствующих реальности, это мероприятие не дало результата. Кроме того, отсутствовали специалисты (менеджеры, маркетологи). Дефицит дошел до такой степени, что правительству пришлось вводить карточную систему, начались рост цен и инфляция. Ситуация еще больше ухудшилась в связи с Чернобыльской аварией (26 апреля 1986 г.). В зоне выселения оказалось более 2 млн. человек, было ликвидировано 415 населенных пунктов, в целом общие потери составили около 235 млрд.$ США или 32 годовых бюджета БССР. Была принята программа ликвидации последствий аварии, отселения людей, оздоровления, особенно детей.
Параллельно Горбачев объявил курс на развитие гласности, демократии, возобновилась реабилитация репрессированных. Летом 1988 г. в Москве прошла XIX партийная конференция, которая явилась попыткой демократизации КПСС: вводилась практика альтернативных выборов, был взят курс на создание правового государства, а также возрождение отношений с религиозными организациями. Гласность открыла возможность критики деятельности властных структур, нарастали национальные процессы в республиках, появилась политическая и национальная оппозиция, которая стала призывать к выходу из СССР.
В БССР процесс демократизации общества шел медленнее, чем в остальных республиках, тем не менее, тут тоже возникали оппозиционные организации («Талака», «Тутэйшыя»). 24-25 июня 1989 г. В Вильнюсе прошел установочный съезд Белорусского народного фронта который стал выступать с антисоветских и антикоммунистических позиций, требуя достижения суверенитета Беларуси и демократии.
Была сделана попытка вернуть Советам всю полноту власти и сделать их независимыми от партии. В 1989 г. прошли выборы народных депутатов СССР, 4 марта 1990 г – в Верховный Совет народных депутатов БССР и местные советы республики. Впервые выборы проводились на альтернативной основе. Большинство мест получили коммунисты, однако часть получили и представители оппозиции. Верховный совет возглавил Н. Дементей, его заместителем был выбран С. Шушкевич, Совет министров возглавил В. Кебич. Таким образом, на рубеже 80-90-х гг. усилился политический и экономический кризис, который позже вылился в ликвидацию советской системы. Окончательную судьбу Советского Союза решил государственный переворот 1991 г. в Москве, который показал полную бездеятельность власти.
Распад СССР и провозглашение независимости Республики Беларусь.
В 1990 г. правительство СССР разработало программу выхода экономики из кризиса и перехода к рыночным отношениям, что означало переход к новому политическому и экономическому курсу. Аналогичный указ «О переходе Белорусской ССР к рыночной экономике» принял 13 октября 1990 г. и Верховный Совет БССР, в соответствии с которым предприятия переводились на полную самостоятельность, стали создаваться различные кооперативы, коммерческие учреждения, банки и пр., куда переводились государственные деньги. Одновременно в условиях гиперинфляции усилиями властных политико-экономических групп началась приватизация государственных средств, создавались частные фирмы, акционерные общества и т.д., вследствие чего начался глубокий экономический кризис. Ухудшение экономического положения людей в сочетании с нестабильной политической обстановкой вызвали массовые акции протеста в отдельных союзных республиках, (Грузия, Азербайджан, Литва), которые были подавлены с помощью силовых структур, начались межнациональные противоречия, фактически шла гражданская вона между Арменией и Азербайджаном. М. Горбачев делал ошибки в вопросе решения этих конфликтов, так, использование военных частей против мирного населения для решения проблемы оппозиции не дало положительных результатов и ударило по репутации и авторитету союзного руководства. Выявилась реальная угроза существования СССР как единого государства. Начался так называемый «парад суверенитетов». Первой объявила о выходе из состава СССР Эстония (1988), потом – Литва, Грузия, Украина, Латвия, Армения. Антисоветские митинги прошли и в Беларуси. 27 июля 1990 г. Верховный Совет Беларуси принимает «Декларацию о государственном суверенитете БССР».
17 марта 1991 г. прошел общесоюзный референдум по вопросу о судьбе СССР. 76 % людей высказались за сохранение единства страны. Среди руководства страны начались переговоры о подписании нового союзного договора. 14 августа 1991 г. был напечатан текст Договора о союзе суверенных государств. Его подписание было намечено на 20 августа 1991г, а 19 августа группа политических деятелей сделала попытку отстранить Горбачева от должности, был создан Государственный комитет по чрезвычайному положению, участники объявили о передаче комитету власти в стране. Однако против этого выступил Б. Ельцин, он объявил захват власти незаконным и преступным, и установил контроль над ситуацией: подчинил себе органы исполнительной власти и силовые структуры, а Горбачев добровольно ставил должность государственного секретаря ЦК КПСС.
Эти события подтолкнули процесс распада СССР, парламенты ряда союзных республик приняли постановления о суверенитете и выходе из состава СССР: 25 августа 1991 г. Верховный Совет Беларуси придал статус конституционного закона декларации о суверенитете, что фактически означало юридическое оформление независимости Беларуси. Кроме того, было принято постановление «Об обеспечении политической и экономической самостоятельности БССР». Согласно второму документу, в Беларуси создавались министерства и ведомства республиканского значения: МВД, КГБ, Министерство обороны, Государственный таможенный комитет, а также в собственность республика получала предприятия, организации, которые раньше имели союзное значение. Августовские события и приостановка деятельности компартии привели к отставке Дементея, его должность занял Шушкевич. 19 сентября 1991 г. Верховный Совет принял закон о названии БССР, в соответствии с которым она стала называться Республика Беларусь. Государственными символами стали герб «Погоня» и бело-красно-белый флаг.
На встрече руководители России, Беларуси и Украины (Ельцин, Шушкевич, Кравчук) 8 декабря 1991 г. в Беловежской пуще в Вискулях Пружанского района Брестской области было принято решение о создании Содружества Независимых Государств, было подписано соответствующее соглашение, к подписанию которого присоединились и другие союзные республики, кроме Литвы, Латвии и Эстонии. 21 декабря 1991 г. в Алма-Ате на встрече представителей 11 республиканских делегаций был денонсирован договор 1922 г. об образовании СССР.
Рассматриваемый период был для стран Западной Европы и США мирным и стабильным по сравнению с первой половиной века, на которую пришлось несколько европейских войн и две мировые войны, две серии революционных событий. Доминантой развития названной группы государств во второй половине XX в. принято считать значительное продвижение по пути научно-технического прогресса, переход от индустриального к постиндустриальному обществу. Однако и в эти десятилетия страны западного мира столкнулись с целым рядом сложных проблем, кризисных ситуаций, потрясений - всем тем, что называют «вызовами времени». Это были масштабные события и процессы в разных сферах, такие, как технологическая и информационная революции, распад колониальных империй, глобальные экономические кризисы 1974-1975 гг. и 1980-1982 гг., социальные выступления в 60-70-е гг. XX в., сепаратистские движения и др. Все они требовали той или иной перестройки экономических и социальных отношений, выбора путей дальнейшего развития, компромиссов или ужесточения политических курсов. В связи с этим у власти сменялись разные политические силы, главным образом консерваторы и либералы, которые пытались укрепить свои позиции в менявшемся мире.
Первые послевоенные годы в странах Европы стали временем острой борьбы в первую очередь вокруг вопросов общественного устройства, политических устоев государств. В ряде стран, например во Франции, нужно было преодолеть последствия оккупации и деятельности коллаборационистских правительств. А для Германии, Италии речь шла о полном устранении остатков нацизма и фашизма, создании новых демократических государств. Значительные политические баталии развернулись вокруг выборов в учредительные собрания, разработки и принятия новых конституций. В Италии, например, события, связанные с выбором монархической или республиканской формы государства, вошли в историю как «битва за республику» (страна была провозглашена республикой в результате референдума 18 июня 1946 г.).
Именно тогда заявили о себе силы, наиболее активно участвовавшие в борьбе за власть и влияние в обществе на протяжении последующих десятилетий. На левом фланге находились социал-демократы и коммунисты. На заключительном этапе войны (особенно после 1943 г., когда был распущен Коминтерн) члены этих партий сотрудничали в движении Сопротивления, позже - в первых послевоенных правительствах (во Франции в 1944 г. был создан согласительный комитет коммунистов и социалистов, в Италии в 1946 г. было подписано соглашение о единстве действий). Представители обеих левых партий входили в состав коалиционных правительств во Франции в 1944-1947 гг., в Италии в 1945-1947 гг. Но принципиальные расхождения между коммунистическими и социалистическими партиями сохранялись, более того, в послевоенные годы многие социал-демократические партии исключили из своих программ задачи установления диктатуры пролетариата, приняли концепции социального общества, по существу, перешли на либеральные позиции.
В консервативном лагере с середины 40-х гг. наиболее влиятельными стали партии, сочетавшие представительство интересов крупных промышленников и финансистов с выдвижением христианских ценностей в качестве непреходящих и объединяющих разные социальные слои идейных основ. К ним относились Христианско-демократическая партия (ХДП) в Италии (основана в 1943 г.), Народно-республиканское движение (МРП) во Франции (основано в 1945 г.), Христианско-демократический союз (с 1945 г. - ХДС, с 1950 г.- блок ХДС/ХСС) в Германии. Названные партии стремились получить широкую поддержку в обществе, подчеркивали приверженность принципам демократии. Так, первая программа ХДС (1947) включала отражавшие дух времени лозунги «социализации» ряда отраслей хозяйства, «соучастия» рабочих в управлении предприятиями. А в Италии во время референдума 1946 г. большинство членов ХДП проголосовали за республику, а не за монархию. Противоборство правых, консервативных и левых, социалистических партий и составило основную линию в политической истории западноевропейских стран во второй половине XX в. При этом можно заметить, как изменения экономической и социальной обстановки в отдельные годы перемещали политический маятник то влево, то вправо.
От восстановления к стабильности (1945-1950-е гг.)
После окончания войны в большинстве западноевропейских стран утвердились коалиционные правительства, в которых решающую роль играли представители левых сил - социалистов и в ряде случаев коммунистов. Основными мероприятиями этих правительств были восстановление демократических свобод, чистка государственного аппарата от членов фашистского движения, лиц, сотрудничавших с оккупантами. Наиболее значительным шагом в экономической сфере стала национализация ряда отраслей хозяйства и предприятий. Во Франции были национализированы 5 крупнейших банков, угольная промышленность, автомобильные заводы «Рено» (владелец которых сотрудничал с оккупационным режимом), несколько авиационных предприятий. Доля государственного сектора в выпуске промышленной продукции достигла 20-25%. В Великобритании, где у власти в 1945- 1951 гг. находились лейбористы, в собственность государства перешли электростанции, угольная и газовая промышленность, железные дороги, транспорт, отдельные авиакомпании, сталелитейные заводы. Как правило, это были важные, но далеко не самые процветающие и доходные предприятия, наоборот, они требовали значительных капиталовложений. К тому же бывшим хозяевам национализированных предприятий выплачивались значительные компенсации. Тем не менее национализация и государственное регулирование рассматривались социал-демократическими лидерами как высшее достижение на пути к «социальной экономике».
Конституции, принятые в западноевропейских странах во второй половине 40-х гг. - в 1946 г. во Франции (конституция Четвертой республики), в 1947 г. в Италии (вступила в силу с 1 января 1948 г.), в 1949 г. в Западной Германии, стали наиболее демократическими конституциями за всю историю этих стран. Так, во французской конституции 1946 г. в дополнение к демократическим правам провозглашались права на труд, отдых, социальное обеспечение, образование, права трудящихся на участие в управлении предприятиями, профсоюзную и политическую деятельность, право на забастовку «в рамках законов» и др.
В соответствии с положениями конституций во многих странах создавались системы социального страхования, включавшие пенсионное обеспечение, пособия по болезни и безработице, помощь многодетным семьям. Устанавливалась 40-42-часовая неделя, вводились оплачиваемые отпуска. Это делалось в значительной степени под давлением трудящихся. Так, например, в Англии в 1945 г. 50 тыс. докеров провели забастовку, чтобы добиться сокращения рабочей недели до 40 часов и введения двухнедельных оплачиваемых отпусков.
Особый период в истории западноевропейских стран составили 50-е годы. Это было время быстрого экономического развития (прирост продукции промышленного производства достиг 5-6% в год). Послевоенная промышленность создавалась с применением новых машин и технологий. Началась научно-техническая революция, одним из основных проявлений которой стала автоматизация производства. Повышалась квалификация рабочих, управлявших автоматическими линиями и системами, возрастала и их зарплата.
В Великобритании уровень заработной платы в 50-е гг. повышался в среднем на 5% в год при росте цен на 3% в год. В ФРГ на протяжении 50-х гг. реальная заработная плата выросла в 2 раза. Правда, в некоторых странах, например в Италии, Австрии, показатели были не столь значительными. К тому же правительства периодически «замораживали» зарплату (запрещали ее повышение). Это вызывало протесты и забастовки рабочих.
Особенно заметным был экономический подъем в Федеративной Республике Германии и Италии. В послевоенные годы хозяйство здесь налаживалось труднее и медленнее, чем в других странах. На этом фоне ситуация 50-х гг. расценивалась как «экономическое чудо». Оно стало возможным благодаря перестройке промышленности на новой технологической основе, созданию новых отраслей (нефтехимии, электроники, производства синтетических волокон и др.), индустриализации аграрных районов. Существенным подспорьем служила американская помощь по плану Маршалла. Благоприятное условие для подъема производства заключалось в том, что в послевоенные годы возник большой спрос на различные промышленные товары. С другой стороны, существовал значительный резерв дешевой рабочей силы (за счет переселенцев, выходцев из села).
Экономический подъем сопровождался социальной стабильностью. В условиях сократившейся безработицы, относительной устойчивости цен, роста заработной платы выступления трудящихся свелись к минимуму. Их рост начался с конца 50-х гг., когда проявились некоторые отрицательные последствия автоматизации - сокращение рабочих мест и др.
Период стабильного развития совпал с приходом к власти консерваторов. Так, в ФРГ имя К. Аденауэра, занимавшего пост канцлера в 1949-1963 гг., связывали с возрождением германского государства, а Л. Эрхарда назвали «отцом экономического чуда». Христианские демократы отчасти сохранили фасад «социальной политики», говорили об обществе всеобщего благосостояния, социальных гарантиях для людей труда. Но вмешательство государства в экономику было свернуто. В ФРГ утвердилась теория «социального рыночного хозяйства», ориентированного на поддержку частной собственности и свободной конкуренции. В Англии консервативные правительства У. Черчилля, а затем А. Идена провели реприватизацию некоторых национализированных ранее отраслей и предприятий (автомобильного транспорта, сталелитейных заводов и др.). Во многих странах с приходом к власти консерваторов началось наступление на провозглашенные после войны политические права и свободы, принимались законы, в соответствии с которыми граждане преследовались по политическим мотивам, в ФРГ была запрещена компартия.
Перемены 60-х гг.
После десятилетия стабильности в жизни западноевропейских государств настала полоса потрясений и перемен, связанных как с проблемами внутреннего развития, так и с крушением колониальных империй.
Так, во Франции к концу 50-х гг. сложилась кризисная ситуация, вызванная частой сменой правительств социалистов и радикалов, распадом колониальной империи (потеря Индокитая, Туниса и Марокко, война в Алжире), ухудшением положения трудящихся. В такой обстановке все большую поддержку получала идея «сильной власти», активным сторонником которой выступал генерал Ш. де Голль. В мае 1958 г. командование французских войск в Алжире отказалось подчиняться правительству, пока в него не вернется Ш. де Голль. Генерал заявил, что «готов взять на себя власть Республики» при условии отмены конституции 1946 г. и предоставления ему чрезвычайных полномочий. Осенью 1958 г. была принята конституция Пятой республики, предоставлявшая главе государства самые широкие права, а в декабре де Голля избрали президентом Франции. Установив «режим личной власти», он стремился противостоять попыткам ослабления государства изнутри и извне. Но в вопросе о колониях, будучи политиком реалистичным, вскоре решил, что лучше провести деколонизацию «сверху», сохранив при этом влияние в бывших владениях, чем дожидаться позорного изгнания, например, из сражавшегося за независимость Алжира. Готовность де Голля признать право алжирцев решать свою судьбу вызвала в 1960 г. антиправительственный мятеж военных. Все в 1962 г. Алжир получил независимость.
В 60-е гг. в европейских странах участились выступления разных слоев населения под разными лозунгами. Во Франции в 1961-1962 гг. организовывались демонстрации и забастовки с требованиями покончить с мятежом ультраколониалистских сил, выступавших против предоставления Алжиру независимости. В Италии прошли массовые выступления против активизации неофашистов. Рабочие выдвигали как экономические, так и политические требования. В борьбу за повышение заработной платы включались «белые воротнички» - высококвалифицированные работники, служащие.
Высшей точкой социальных выступлений в этот период стали события мая - июня 1968 г. во Франции. Начавшись как выступление парижских студентов, требовавших демократизации системы высшего образования, они вскоре переросли в массовые демонстрации и всеобщую забастовку (число бастующих по стране превысило 10 млн человек). Рабочие ряда автомобильных заводов «Рено» заняли свои предприятия. Правительство вынуждено было пойти на уступки. Участники забастовки добились повышения заработной платы на 10-19%, увеличения отпусков, расширения прав профсоюзов. Эти события оказались серьезным испытанием для властей. В апреле 1969 г. президент де Голль выдвинул на референдум законопроект о реорганизации местного самоуправления, но большинство голосовавших отклонило законопроект. После этого Ш. де Голль подал в отставку. В июне 1969 г. новым президентом страны был избран представитель голлистской партии Ж. Помпиду.
1968 год ознаменовался обострением обстановки в Северной Ирландии, где активизировалось движение за гражданские права. Стычки представителей католического населения с полицией переросли в вооруженный конфликт, в который включились как протестантские, так и католические экстремистские группировки. Правительство ввело в Ольстер войска. Кризис, то обостряясь, то ослабевая, затянулся на три десятилетия.
Волна социальных выступлений привела к политическим переменам в большинстве западноевропейских стран. Во многих из них в 60-е гг. к власти пришли социал-демократические и социалистические партии. В ФРГ в конце 1966 г. представители Социал-демократической партии Германии (СДПГ) вошли в коалиционное правительство с ХДС/ХСС, а с 1969 г. уже сами формировали правительство в блоке со Свободной демократической партией (СвДП). В Австрии в 1970-1971 гг. впервые в истории страны к власти пришла Социалистическая партия. В Италии основу послевоенных правительств составляла Христианско-демократическая партия (ХДП), вступавшая в коалицию то с левыми, то с правыми партиями. В 60-е гг. ее партнерами стали левые - социал-демократы и социалисты. Лидер социал-демократов Д. Сарагат был избран президентом страны.
При различии ситуаций в разных странах политика социал-демократов имела некоторые общие черты. Своей главной, «никогда не кончающейся задачей» они считали создание «социального общества», главными ценностями которого провозглашались свобода, справедливость, солидарность. Они рассматривали себя как представителей интересов не только рабочих, но и других слоев населения (с 70-80-х гг. эти партии стали опираться на так называемые «новые средние слои» - научно-техническую интеллигенцию, служащих). В экономической сфере социал-демократы выступали за сочетание разных форм собственности - частной, государственной и др. Ключевым положением их программ являлся тезис о государственном регулировании экономики. Отношение к рынку выражалось девизом: «Конкуренция - насколько возможно, планирование - насколько необходимо». Особое значение придавалось «демократическому участию» трудящихся в решении вопросов организации производства, цен, зарплаты.
В Швеции, где социал-демократы находились у власти в течение нескольких десятилетий, была сформулирована концепция «функционального социализма». Предполагалось, что частного собственника не нужно лишать его собственности, но следует постепенно вовлекать в выполнение общественных функций путем перераспределения прибыли. Государству в Швеции принадлежало около 6% производственных мощностей, зато доля общественного потребления в валовом национальном продукте (ВНП) в начале 70-х гг. составляла около 30%.
Социал-демократические и социалистические правительства выделяли значительные средства на образование, здравоохранение, социальное обеспечение. Чтобы сократить уровень безработицы, принимались специальные программы подготовки и переподготовки рабочей силы. Продвижение в решении социальных проблем явилось одним из наиболее значительных достижений социал-демократических правительств. Однако вскоре проявились и отрицательные последствия их политики - чрезмерная «зарегулированность», бюрократизация общественного и хозяйственного управления, перенапряжение государственного бюджета. У части населения начала утверждаться психология социального иждивенчества, когда люди, не работая, рассчитывали получить в виде социальной помощи столько же, сколько те, кто напряженно трудился. Эти «издержки» вызывали критику со стороны консервативных сил.
Важной стороной деятельности социал-демократических правительств западноевропейских государств стало изменение внешней политики. Особенно значительные шаги в этом направлении были сделаны в Федеративной Республике Германии. Пришедшее к власти в 1969 г. правительство во главе с канцлером В. Брандтом (СДПГ) и вице-канцлером и министром иностранных дел В. Шеелем (СвДП) совершило принципиальный поворот в «восточной политике», заключив в 1970-1973 гг. двусторонние договоры с СССР, Польшей, Чехословакией, подтверждавшие нерушимость границ между ФРГ и Польшей, ФРГ и ГДР. Названные договоры, а также четырехсторонние соглашения по Западному Берлину, подписанные представителями СССР, США, Великобритании и Франции в сентябре 1971 г., создали реальную почву для расширения международных контактов и взаимопонимания в Европе. 4. Падение авторитарных режимов в Португалии, Греции, Испании. В середине 70-х гг. значительные политические перемены произошли в государствах Юго-Западной и Южной Европы.
В Португалии в результате Апрельской революции 1974 г. был свергнут авторитарный режим. Политический переворот, осуществленный Движением вооруженных сил в столице, привел к смене власти на местах. Первые послереволюционные правительства (1974-1975), состоявшие из руководителей Движения вооруженных сил и коммунистов, сосредоточились на задачах дефашизации и утверждения демократических порядков, деколонизации африканских владений Португалии, проведения аграрной реформы, принятия новой конституции страны, улучшения условий жизни трудящихся. Была проведена национализация крупнейших предприятий и банков, введен рабочий контроль. В дальнейшем к власти пришел правый блок Демократический альянс (1979-1983), попытавшийся свернуть начатые ранее преобразования, а затем коалиционное правительство социалистической и социал-демократической партий во главе с лидером социалистов М. Соарешем (1983-1985).
В Греции в 1974 г. режим «черных полковников» был сменен гражданским правительством, состоявшим из представителей консервативной буржуазии. Оно не проводило серьезных преобразований. В 1981 -1989 гг. и с 1993 г. у власти находилась партия Всегреческое социалистическое движение (ПАСОК), проводился курс демократизации политического строя и социальных реформ.
В Испании после смерти в 1975 г. Ф. Франко главой государства стал король Хуан Карлос I. При его одобрении начался переход от авторитарного режима к демократическому. Правительство во главе с А. Суаресом восстановило демократические свободы, отменило запрет на деятельность политических партий. В декабре 1978 г. была принята конституция, провозглашавшая Испанию социально-правовым государством. С 1982 г. у власти находилась Испанская социалистическая рабочая партия, ее лидер Ф. Гонсалес возглавлял правительство страны. Особое внимание уделялось мерам по подъему производства, созданию рабочих мест. В первой половине 1980-х гг. правительством был проведен ряд важных социальных мероприятий (сокращение рабочей недели, увеличение отпусков, принятие законов, расширяющих права трудящихся на предприятиях, и др.). Партия стремилась к социальной стабильности, достижению согласия между разными слоями испанского общества. Результатом политики социалистов, находившихся у власти непрерывно до 1996 г., стало завершение мирного перехода от диктатуры к демократическому обществу.
Неоконсерваторы и либералы в последние десятилетия XX - начале XXI в.
Кризис 1974-1975 гг. серьезно осложнил экономическую и социальную ситуацию в большинстве западноевропейских стран. Необходимы были перемены, структурная перестройка экономики. Ресурсов для нее при существовавшей хозяйственной и социальной политике не находилось, государственное регулирование экономики не срабатывало. Ответ на вызов времени попытались дать консерваторы. Их ориентация на свободную рыночную экономику, частное предпринимательство и инициативу хорошо увязывалась с объективной потребностью в широких инвестициях в производство.
В конце 70-х - начале 80-х гг. консерваторы пришли к власти во многих странах Запада. В 1979 г. на парламентских выборах в Великобритании победила Консервативная партия, правительство возглавила М. Тэтчер (партия оставалась правящей до 1997 г.)- В 1980 г. президентом США был избран республиканец Р. Рейган, победивший и на выборах 1984 г. В 1982 г. в ФРГ к власти пришла коалиция ХДС/ХСС и СвДП, пост канцлера занял Г. Коль. Было прервано многолетнее правление социал-демократов в странах Северной Европы. Они потерпели поражения на выборах в 1976 г. в Швеции и Дании, в 1981 г. в Норвегии.
Пришедших в этот период к власти деятелей не зря назвали новыми консерваторами. Они показали, что умеют смотреть вперед, способны на перемены. Их отличали политическая гибкость и напористость, обращение к широким слоям населения. Так, британские консерваторы, возглавляемые М. Тэтчер, выступили в защиту «истинных ценностей британского общества», к которым отнесли трудолюбие и бережливость; пренебрежение к лентяям; самостоятельность, опору на собственные силы и стремление к индивидуальному успеху; уважение законов, религии, устоев семьи и общества; содействие сохранению и приумножению национального величия Британии. Использовались и лозунги создания «демократии собственников ».
Основными слагаемыми политики неоконсерваторов являлись приватизация государственного сектора и свертывание государственного регулирования экономики; курс на свободное рыночное хозяйство; сокращение социальных расходов; снижение подоходных налогов (что способствовало активизации предпринимательской деятельности). В социальной политике отвергались уравнительность, принцип перераспределения прибылей. Первые шаги неоконсерваторов в сфере внешней политики привели к новому витку гонки вооружений, обострению международной обстановки (ярким проявлением этого стала война между Великобританией и Аргентиной из-за Фолклендских островов в 1983 г.).
Поощрение частного предпринимательства, курс на модернизацию производства способствовали динамичному развитию экономики, ее перестройке в соответствии с потребностями развернувшейся информационной революции. Таким образом, консерваторы доказали, что способны к преобразованию общества. В ФРГ к достижениям этого периода добавилось важнейшее историческое событие - объединение Германии в 1990 г., причастность к которому поставила Г. Коля в число наиболее значимых фигур германской истории. Вместе с тем в годы правления консерваторов не прекращались выступления разных групп населения за социальные и гражданские права (в их числе забастовка английских горняков в 1984-1985 гг., выступления в ФРГ против размещения американских ракет и др.).
В конце 90-х гг. во многих европейских странах консерваторов у власти сменили либералы. В 1997 г. в Великобритании пришло к власти лейбористское правительство во главе с Э. Блэром, а во Франции по результатам парламентских выборов было сформировано правительство из представителей левых партий. В 1998 г. канцлером Германии стал лидер Социал-демократической партии Г. Шредер. В 2005 г. его сменила на посту канцлера представитель блока ХДС/ХСС А. Меркель, возглавившая правительство «большой коалиции», состоящее из представителей христианских демократов и социал-демократов. Еще раньше во Франции на смену левому правительству пришло правительство из представителей правых партий. Вместе с тем в середине 10-х гг. XXI в. в Испании и Италии правые правительства в результате парламентских выборов вынуждены были уступить власть правительствам во главе с социалистами.
Древнее изречение гласит: музы умолкают, когда говорят пушки. О чём заговорили музы, когда смолкли пушки Второй мировой войны? Какие мысли, чувства, настроения людей проявились в послевоенные годы в произведениях литературы, живописи, скульптуры, в театре и кино?
Когда замолчали пушки
Память о войне и понесённых утратах воплотилась в величественных и скорбных монументах на улицах сотен городов. Тема войны и Сопротивления нашла отражение в литературе многих стран. Ей были посвящены произведения писателей Польши, Чехословакии и других восточноевропейских стран. Во Франции к ней неоднократно обращались известные писатели Л. Арагон, П. Элюар, А. Лану. В немецкой литературе эта тема стала своеобразной формой «расчёта с прошлым», предметом размышлений об истоках и бесчеловечной сути нацизма, о внутреннем сопротивлении ему. В Восточной Германии появились романы известных писателей Г. Фаллады «Каждый умирает в одиночку», Б. Келлермана «Пляска смерти», А. Зегерс «Мёртвые остаются молодыми». За символичными названиями их произведений стояли реалистические картины жизни героев и общества. В Западной Германии на эту тему писали авторы, входившие в «Группу 47». В их числе был Г. Бёлль, ставший впоследствии крупнейшим западногерманским писателем. Писатели военного поколения первыми, задолго до того, как это стали делать политики, заговорили о вине и ответственности перед погибшими.
Война заставила задуматься о незащищённости людей и невосполнимости утрат, о человеческой жизни как высшей ценности. Художники по-разному откликнулись на это. Одни попытались уйти, спрятаться от страшной реальности. Другие встали на защиту человека, его права на жизнь, взаимопонимание, радость.
Различие позиций особенно явственно выразилось в театре и кино. В конце 1940-х - начале 1950-х годов в европейском искусстве возник театр абсурда. Его героем стал «маленький человек», потерянный, беспомощный перед судьбой, охваченный паническими настроениями. Среди основателей этого направления были драматурги Э. Ионеско и С. Беккет. Они заявляли: «Мир лишён смысла, реальность - ирреальна», люди «блуждают в хаосе, не имея за душой ничего, кроме страха, угрызений совести... и сознания абсолютной пустоты их жизни» (Ионеско), «время даётся человеку на то, чтобы состариться...» (Беккет).
В пьесах этих авторов нет сюжета, действия. Герои всё время сидят в ожидании кого-то (гостей - в пьесе Ионеско «Стулья» или неизвестного персонажа, который так и не появляется, - в пьесе Беккета «В ожидании Годо»), находятся в мусорном ящике («Конец игры» Беккета) и т. д. Любые усилия, устремления, сама жизнь представляются им лишёнными смысла.
Иного взгляда на мир и человека придерживались создатели неореализма - течения, появившегося в итальянском кино в эти же годы. Начало ему положил фильм Р. Росселлини «Рим - открытый город» (1945), где рассказывалось о событиях и судьбах людей в военные годы. Героями произведений неореализма были обычные люди с их повседневными заботами, поисками удачи, а если получится, то и счастья. Зрители радовались и плакали вместе с киноперсонажами. Фильмы режиссёров Р. Росселлини, В. де Сики, Л. Висконти стали киноклассикой. Созвучны этому направлению и первые фильмы Ф. Феллини «Дорога», «Ночи Кабирии».
Активная художественная позиция, обращение к зрителю, стремление вступить с ним в диалог присущи демократическому театру конца 1940-х - 1950-х годов. В послевоенные годы во Франции был создан Национальный народный театр. Его возглавил Ж. Вилар. Этот известный актёр и режиссёр видел свою задачу в том, чтобы театр «повернулся лицом к ведущему актёру современности - народу», «был бы доступен всем». В 1947 г. Ж. Вилар организовал в Авиньоне фестиваль французского драматического искусства, который затем стал ежегодным.
Спектакли проходили под открытым небом у стен средневекового папского дворца и были рассчитаны на самую широкую аудиторию. В этих постановках сложилась труппа Национального народного театра. В нём работали получившие европейскую известность актёры Ж. Филип, Д. Сорано, М. Казарес. Театр привлёк массового зрителя (его зал вмещал 2700 человек). При нём были организованы ассоциации народного зрителя, абонементы на спектакли выдавали на предприятиях. Опыт народного театра получил распространение во многих провинциальных театрах страны.
1960-е годы: бунт в культуре?
Бурные 1960-е годы сопровождались потрясениями не только в политической жизни. Они оказались временем новых веяний в духовной культуре. Одним из характерных настроений тех лет стало разочарование в окружающей действительности. Ещё в 1950-е годы в английской литературе появились так называемые «сердитые молодые люди» - Дж. Уэйн, Дж. Осборн (особую известность приобрела пьеса последнего «Оглянись во гневе»). Их герои осуждали буржуазный мир, хотя и не стремились его изменить. Один из персонажей Дж. Осборна говорил: «Высоких и прекрасных идеалов больше не существует. Мы отдадим свою жизнь не во имя каких-то там идеалов, красивых, но, увы, устаревших. Мы погибнем во имя ничто». В 1960-е годы пришли «новые бунтари» - А. Силлитоу, С. Чаплин, Д. Стори и другие, обратившиеся к жизни рабочих людей. Их произведения раскрывали тревогу и неудовлетворённость человека, живущего за фасадом общества «всеобщего благоденствия».
Стремление быть услышанным, изменить привычный порядок вещей выходило за рамки профессиональной литературы. Таким стремлением была охвачена значительная часть молодёжи 1960-х годов. Оно присутствовало в действиях «новых левых», выступлениях парижских студентов в 1968 г. Тогда же молодые кинематографисты ворвались в зрительный зал известного кинофестиваля во французском городе Канны и добились прекращения фестиваля как «символа буржуазного искусства».
Желание выразить себя и быть услышанным проявилось и в молодёжной музыке 1960-х годов, в частности в творчестве рок-группы «Битлз». Её популярность определялась не только музыкой, манерой исполнения, но и текстами песен. Темы одиночества и надежды, стремление к пониманию и любви были созвучны настроениям многих молодых людей. В одной из песен, обращаясь к своим сверстникам, «Битлз» пели: «Да, ты не можешь сделать ничего невозможного, но всё, что тебе нужно, - это любовь»; в другой - звучал призыв: «Дайте миру шанс!»
Группа «Битлз» начала выступать в Ливерпуле в 1956 г., а в 1960-е годы получила популярность во всей Англии и за её пределами. За десять лет своего существования «Битлз» выпустили несколько альбомов, снялись в фильмах. Лучшие песни ансамбля приобрели всемирную известность. В 1965 г. участники группы Дж. Леннон, П. Маккартни, Дж. Харрисон и Р. Старр награждены орденами британской империи. В 1980 г. Дж. Леннона застрелил в США человек с неустойчивой психикой, бывший «битломан». В 1997 г. П. Маккартни «за выдающиеся заслуги перед английским народом в области музыки» удостоен в Великобритании наследственного дворянского звания.
Массовая культура
«Битлз» с их популярностью являлись детищем и двигателем массовой культуры. Выступление группы в 1964 г. в Карнеги-холле (Нью-Йорк) слушали 2 тыс. человек и 73 млн телезрителей. Массовая культура, по определению автора данного термина Д. Белла, - это комплекс духовных ценностей, «соответствующих вкусам и уровню развития массового потребителя». В отличие от «высокой» культуры, которая возвышает человека, приобщая его к прекрасному, массовая культура расценивалась как продукт потребления, удовлетворяющий запросы толпы.
Технической основой для возникновения и распространения массовой культуры стало развитие кино, радио, телевидения. Появилось понятие «индустрия культуры». Оно указывает не только на применение современной техники, но и на стандартизацию производимого продукта - книг, фильмов, популярной музыки и т. д. Развлекательная литература - детективы, дамские романы и т. д. - создаётся по выверенным рецептам. В телесериалах с героями, живущими в разное время и в разных странах, происходят одни и те же истории. Голливудские фильмы имеют свой стандарт, основанный на трёх принципах: сильный герой, «эффект звезды», счастливый конец.
Удавшееся, «кассовое» произведение по просьбам зрителей или читателей получает продолжение (фильмы «Рокки» - 1, 2, 3; «Челюсти» - 1, 2 и т. д.). Это случается и с творениями, создателей которых уже нет в живых. Так, был «продолжен» другим автором популярный роман американской писательницы М. Митчелл «Унесённые ветром». Та же судьба постигла и одноимённый фильм, в котором в своё время блистали звёзды американского кино В. Ли и К. Гейбл. Новые авторы и близко не подошли к оригиналам, зато использовали их популярность как хорошую упаковку для своей продукции.
Кино и бизнес: цифры и факты
На производство известного голливудского фильма «Звёздные войны» (сценарист и режиссёр Дж. Лукас) было затрачено 11 млн долларов (работа над фильмом длилась более года). После премьеры в Голливуде в мае 1977 г. за 9 дней получено 3,5 млн долларов отчислений от проката, за два месяца покрыты все расходы на производство и рекламу фильма.
К декабрю 1980 г. прокат фильма в мире принёс 510 млн долларов, ещё несколько сотен миллионов выручено от продажи товаров с символикой фильма. К этому времени вышло продолжение фильма «Империя наносит ответный удар», а в 1983 г. - третий фильм цикла «Возвращение Джедая».
Составной частью массовой культуры стало возникшее в 1950-е годы в Великобритании и США течение поп-арт («популярное искусство»).
Один из зачинателей поп-арта Р. Гамильтон не без юмора определял новое течение как «общедоступный, преходящий, потребительский, дешёвый, массовый, молодой, остроумный, сексуальный, обманчивый, блестящий и большой бизнес». Другой сторонник поп-арта - американец Р. Раушенберг - сформулировал свои художественные позиции следующим образом: «Пара мужских носков не меньше пригодна для создания произведения живописи, чем деревянный подрамник, гвозди, скипидар, масло и холст... Моё творчество никогда не является протестом против того, что происходит, оно выражает собой мои собственные метания».
В поп-арте художник, отказавшись от присущего модернизму поиска новых художественных форм, собирает, монтирует, склеивает некий объект из подручных материалов. Одним из основных принципов данного течения является «вещизм» - стремление представить обыденные бытовые предметы как «факт искусства». Использование распространённых зрительных образов, предметов широкого потребления сближает это течение с коммерческой рекламой. Скульптура в виде бельевой прищепки на городской площади, изображение Джоконды с сигаретой в зубах - таковы произведения поп-арта.
Искусство мысли и чувств
На фоне обслуживающей потребителя массовой культуры всегда выделяются произведения литературы и искусства, в которых художники обращаются к насущным вопросам жизни человека и общества, извечным понятиям добра и зла, любви и ненависти, верности и предательства, жестокости и сострадания.
Это наглядно показал кинематограф послевоенных десятилетий. Вслед за расцветом итальянского неореализма в европейском, и особенно французском, кино 1960-х годов заговорили о «новой волне». Её представители Ж. Л. Годар, А. Рене, Ф. Трюффо и другие стремились своим творчеством доказать, что кинофильм может быть образцом высокого искусства, не уступающим литературе или живописи по эмоциональному воздействию на человека. Особое место в кинематографе 1950-1980-х годов заняли произведения так называемого интеллектуального, философского, психологического кино, признанными мастерами которого являлись И. Бергман, М. Антониони, Ф. Феллини и др.
Федерико Феллини (1920-1993) - создатель фильмов «Дорога», «Ночи Кабирии», «Сладкая жизнь», «Восемь с половиной», «Амаркорд», «Джинджер и Фред» и др., каждый из которых стал заметным явлением итальянского и мирового кино. Его фильмы полны воспоминаний и впечатлений автора, который незримо присутствует во многих своих картинах, отличающихся пристальным и ироничным взглядом на мир. Их герои порой грустны, забавны и всегда человечны. Работы Феллини четырежды получали высшую премию американской Академии киноискусства «Оскар», а в 1993 г. он удостоен специальной премии за вклад в мировое кино. Феллини говорил: «Очутиться в кино - всё равно что вернуться во чрево матери: ты сидишь в темноте и ждёшь, когда появится на экране жизнь».
Особое направление в кинематографе 1960-1970-х годов составили фильмы, обращённые к политической и социальной тематике. Одни из них представляли собой рассказы об известных событиях и людях; в других предметом размышлений художника становились проблемы власти и справедливости, свободы и анархии; третьи создавались как политический детектив. Среди событийно-биографических фильмов известность получили картины «Дело Маттеи» Ф. Рози, «Дело Моро» Д. Феррары (о похищении и убийстве известного деятеля А. Моро), «Похищение» И. Буассе, «Пропавший без вести» Коста Гавраса (о судьбах людей во время военного переворота 1973 г. в Чили), «Джон Ф. Кеннеди. Выстрелы в Далласе» О. Стоуна.
Значительной темой для кинематографистов США стала история войны во Вьетнаме. Ей были посвящены разные по стилю и авторским позициям фильмы: «Возвращение домой» X. Эшби, монументальная картина «Апокалипсис сегодня» Ф. Ф. Копполы, «Взвод» О. Стоуна. К событиям Второй мировой войны обращён фильм С. Спилберга «Список Шиндлера». Режиссёр, известный по зрелищным, «кассовым» лентам («Челюсти», «Инопланетянин», «Парк юрского периода» и др.), создал проникновенное произведение о судьбах людей в нацистских лагерях смерти, о человеке, спасшем несколько сотен жизней. Сильное впечатление производит финал картины, где перед зрителями предстают уже немногие оставшиеся в живых немолодые люди, чья судьба послужила основой фильма, а рядом с ними - их дети и внуки, которых могло бы и не быть на земле, если бы не человечность Шиндлера.
Нельзя не отметить, что качество фильмов, зрительское внимание к ним, их успех чаще всего определяются не столько сюжетом, сколько личностью и профессиональным мастерством тех, кто создаёт эти фильмы. В дополнение к приведённым выше примерам можно назвать мастеров кино, чьи работы всегда привлекают зрителя: американского режиссёра (чеха по происхождению) М. Формана (его фильмы «Полёт над гнездом кукушки» и «Амадей» удостоены премии «Оскар»), композиторов Н. Ротта, известного замечательной музыкой к фильмам Ф. Феллини, и Э. Морриконе (фильмы «Спрут», «Однажды в Америке» и др.).