75 лет назад в Париже тихо умер Нестор Махно. У его единственной дочери не было детей. Вокруг хватает идейных внуков Махно. А внуков по крови?.. Наша сегодняшняя собеседница жительница Днепропетровска Людмила Заславская - внучка поварихи Махно Оксаны Мистюк. Неподалеку от парка Тараса Шевченко мы неторопливо разговариваем об истории семьи, в которую безжалостно врывались бури ХХ века.

Итак, моя бабушка, Оксана Николаевна Мистюк, - рассказывает Людмила Наумовна, - родилась в Гуляйполе, которое впоследствии станет столицей махновского движения. Умерла в 1956 году на 72 году жизни и похоронена в селе Широком Солонянского района на Днепропетровщине. Была совсем неграмотная, но где-то выучилась поварскому делу. Знаете, раньше боялись много говорить о себе, а тем более в нашей семье, которая была под колпаком НКВД. Бабушка якобы училась поварскому делу в Греции, поэтому мама моя - полугречанка. Но действительно ли это так? Никто деда не знал, да и был ли он официально? Мама моя родилась в 1919 году. Могла ли бабушка в те времена беззаботно путешествовать по Греции - весьма сомнительно.

В Гражданскую войну Оксана Николаевна работала в Гуляйполе поварихой у Махно. Многих подробностей я не знаю. Когда ты в очень юном возрасте, многое еще неинтересно, а потом жалеешь. Да мне и нельзя было спрашивать лишнего. Потому что. когда я задавала бабушке хоть малейший вопрос, мама летела коршуном:

Ну-ка, замолчи, ну-ка, прекрати расспрашивать! Хватит нам, что сидит один! - это об отце. И к бабушке: - Ты хочешь, чтобы и меня засадили? Останешься сама с ребенком.

Всячески оберегала меня от лишней информации.

А сегодня мой сын Саша то и дело говорит: «Мама, баба Надя так похожа на Махно! Как гляну на ее фото, так и думаю: твоя бабушка, а моя прабабка что-то стемнила». Это, правда, только его догадка. Но кто наш дед - остается тайной. Его мы не знаем.

Бабушка все время просила меня: «Почитай мне что-нибудь из истории». А я училась тогда в Широком в пятом - шестом классе, бабушка жила с нами. Я же так и ни разу в жизни и не побывала в ее родном Гуляйполе.

Это же не так далеко от Днепропетровска.

Да, нужно как-нибудь съездить. Бабушка часто рассказывала мне о Махно. Например, что он был человеком широкой натуры. Из-за своей малограмотности бабушка не могла разобраться в ситуации, какой политики придерживался Нестор сегодня и какой завтра. Она сама была смущена, когда вспоминала: «Сегодня встаем - у власти красные, завтра - белые...». Власть менялась молниеносно.

Махно был человеком щедрым. Заигрывал с односельчанами. Грабил богачей, потом собирал всех на площади и раздавал бедным подарки. Кстати, у бабы моей осталась шаль, подаренная Махно. Она у нас сейчас где-то на даче, наверное, уже моль поела. Мы ее берегли-берегли, возили с собой. Ведь тогда же не было синтетики, а она натуральная, шерстяная.

По словам бабушки, Нестор был своеобразным, грамотным, представлялся учителем. О его парнях слагали легенды. Вот, например: махновцы едут на тачанках, за ними погоня, они в миг заскакивают к кому-то на дом и уже переодетые кроют крышу... Маскировка была на ходу, перевоплощение мгновенное. Если бы кто-то послушал мою бабушку, простого человека, ее отзывы о Махно были самые лучшие.

Она всю жизнь прекрасно готовила. У нее было очень много тайн кулинарии. Ни мне, ни маме, к сожалению, бабушка их так и не передала. Почему? Мама работала учительницей, была постоянно занята - некогда было заниматься кухней! А я, конечно, девочка, мне хотелось погулять. Из-за этого многое ушло вместе с ней.

«А что же ты Махно готовила? - спрашивала я у бабушки. - Что он любил поесть?». Оказывается, он, как и многие украинцы, любил мучные изделия - вареники, галушки, блины. Бабушка варила ему какие-то галушки с маком, для чего нужно было специально тереть мак.

Кстати, мой муж Владимир еще застал бабушку живой. Мы только поженились и в тот же год она умерла. Так вот мы вспоминаем такой эпизод. Она никогда не боялась высказывать свое личное мнение. Иногда просила, как я уже говорила, почитать, что там в умных книгах пишется. И когда я читала ей о Махно, она так возмущалась по поводу того, что писали! Ведь его бандитом называли, а братчиков его - бандой. И людей, которых она лично знала, не в том свете выставляли. Баба Оксана всегда мне говорила: «Вот ты увидишь, все будет не так. Люди докопаются до истины, прозреют. По-другому будут говорить о нем. Вот ты меня попомнишь». А мы тогда были такие зашоренные.

Долго ли Махно держал ее при себе как хорошего кулинара?

Знаете, она даже ездила с Махно! Я еще думала тогда: это же только кому-нибудь скажи, что моя бабушка ездила вместе с Махно! Посадят и меня, хоть я и несовершеннолетняя. Мама была младенцем у бабушки на руках, и ей было страшно с такой маленькой ездить, но ездила. Жилища как такового у нее не было. Жила в каморке, но относился он к ней хорошо. «Ничего плохого о нем сказать не могу, наоборот - очень добрый мужчина и подарки мне дарил». Насколько я поняла, ездила она с ним не очень долго. Вспоминала один случай, когда ей поручили готовить очень большой банкет - происходило это, кажется, в клубе в Гуляйполе. Там и была эта пирушка. И она падала с ног, чтобы приготовить это все. На ней лежала особая ответственность.

Ее никак не преследовали за связи с Махно?

Нет. Она была бесстрашная. Когда мой папа, ее зять Наум Дычок сел в тюрьму, она ходила и целые сутки ждала, чтобы ему вручить передачу. Очень любила своего зятя. Бывало наготовит ему, напечет всякого и часами стоит у колючей проволоки. У нас в семье это была больная тема.

Кстати, бабушкины связи с родным Гуляйполем со временем прервались. Ее родители погибли в Гуляйполе от Голодомора 1932 - 1933 годов. Они шли по улице, упали от истощения и не встали... Когда мы во время войны переехали с Донбасса в Широкое, у бабушки в Гуляйполе больше никого не осталось. Она была одинокая. Маму в голодном 1947-м выгнали из школы как жену врага народа. Тогда школьники в классе умирали от голода. Это уже и я знаю.

Мама, конечно, мне не разрешала ничего у бабушки выспрашивать. Правда, у нас с бабулей была одна комнатка на двоих. И когда меня что-то особенно интересовало, я тайно ее все-таки расспрашивала. А так все властью мамы категорически пресекалось.

Все семейные фото сегодня хранит сын Александр. Ему все, связанное с семейной историей интересно, близко. Изучает историю махновского движения. Он заинтересовался и делом моего репрессированного отца.

А кто ваш сын по профессии?

Александру 45 лет, он в свое время окончил Ленинградский институт океанографии, много плавал, изучал океаны, а когда наука оказалась никому не нужна, создал фирму в Запорожье.

Какова судьба вашей мамы?

Надежда Григорьевна была единственной дочкой у матери. Учительствовала в Гуляйполе. Потом переехала в Волноваху на Донбассе. Там вышла замуж за моего будущего папу Наума Ивановича Дычка (1909 - 1979), который был директором школы. Он родом из Широкого на Солонянщине. По тем временам считался человеком очень образованным, окончил институт в Ленинграде, преподавал украинский язык, а еще выступал за самостоятельную Украину. За что и поплатился. После войны получил десять лет. Мама осталась одна - с бабушкой и со мной. Отца арестовывали и до войны. Мамина подружка «настучала», и его забрали. Но началась война, отправили на фронт. У сына есть документы - в чем его обвиняли...

Когда после войны отца арестовали надолго и всерьез, маму вышвырнули из школы. Поэтому она вышла замуж во второй раз. Нужно было как-то спасать семью. Мы были голодные, опухшие, о своем отчиме Михаиле Поплавском ничего не могу ни хорошего, ни плохого сказать - ко мне относился нейтрально, но очень боялся биографии моего папы. Поэтому уничтожил все его документы! Мама в свое время сложила в шкатулку все документы отца, ведь у него было два высших образования - на те времена редкость. Но отчим все дипломы сжег. Когда папа вернулся, не было ничего, что подтверждало бы его высшее образование. Отчим занимал руководящие должности - был председателем сельского совета в Широком и опасался, чтобы тень отца не легла на него.

Папа получил десять лет без права переписки. Когда возвращался, не знал, что у матери уже другая семья, появился еще один ребенок - мой брат. Отец вернулся, только когда умер Сталин, - папу реабилитировали. С его возвращением семья не возобновилась. Мама сказала приблизительно так: я, мол, одного ребенка уже вырастила с чужим отцом и не хочу травмировать другого.

Я пошла учиться в Днепропетровский строительный институт, который окончила в 1963-м. Студенткой стеснялась отца, - того, что он на украинском разговаривал. Я же выросла без отца, так сначала избегала его. Вот мы идем по одной стороне улицы. Увидев его, я переходила на противоположную, чтобы с ним не встретиться. Мама тоже не могла определиться: то говорила мне с ним общаться, то не советовала этого делать... Это раздвоение передалось и мне. Отец умер в 1979 году в Днепропетровске. Мать - в 1983-м в Широком. Там и похоронена.

Учась в институте, я вышла замуж. Мой муж стал военным. После строительного института нас судьба везде побросала. Мы, строители, тогда весь ракетно-ядерный щит страны строили. Где мы только не были! Десять лет на Байконуре. Муж окончил военную службу в Свердловске в звании полковника. Поскольку корни наши здесь, на Приднепровье, 20 лет назад во время перестройки мы вернулись в Днепропетровск.

"Однажды Высоцкий сказал: «Ты знаешь, оказывается, Махно никого не расстреливал, хотя постоянно грозился. Это все вранье, что нам про него рассказывают». «А ты откуда знаешь?! Ты что, интересуешься Махно?» – спросил Давид. Высоцкий сказал, что Валерий ЗОЛОТУХИН будет играть роль Махно в фильме «Салют, Мария!» и ему принесли из спецхрана дневник Галины КУЗЬМЕНКО, вдовы атамана. Позже выяснилось, что дядя Андрея Тарковского, уроженец Екатеринослава, работал секретарем у Махно, и у режиссера сохранились ценные материалы об истории махновщины" (из книги Д.Карапетяна «Владимир Высоцкий. Между словом и славой»)

25 июля 1934 года в парижской больнице для бедных умер человек, имя которого наводило страх на ДЕНИКИНА и ВРАНГЕЛЯ, ЛЕНИНА и ФРУНЗЕ, ПЕТЛЮРУ и гетмана СКОРОПАДСКОГО. Зато украинские крестьяне произносили его имя с надеждой и любовью. Урну с его прахом похоронили на кладбище Пер-Лашез недалеко от Стены коммунаров, расстрелянных после подавления Парижской Коммуны. На мемориальной плите надпись «Нестор МАХНО. 1889-1934».

25 июля 1980 года в московской квартире скончался человек, голос которого знала вся страна. Его похоронили на Ваганьковском кладбище. На постаменте выбито «Владимир ВЫСОЦКИЙ. 1938-1980».

Эти два человека были очень похожи, они оба любили свободу. В 2002 году вышла книга Давида КАРАПЕТЯНА «Владимир Высоцкий. Между словом и славой», в которой есть глава «Гуляйполе. К Махно!» Автор рассказал о неизвестном эпизоде из жизни поэта. Карапетян был переводчиком с итальянского и работал на съемках советско-итальянских фильмов «Красная палатка» и «Ватерлоо». Тогда он и познакомился с Высоцким.

В 1970 году Карапетян решил написать сценарий фильма о Махно. «У меня сложилась своя версия мятежного атамана, - вспоминает он. – Он мог стать генералом и у гетмана, и у Петлюры, и у Деникина с Врангелем. Кавалер ордена Красного Знамени (четвертый!), он мог получить большой чин и у красных. Но «мирному врастанию в социализм» Нестор Махно предпочел борьбу со всеми режимами и голодную независимость в эмиграции. Мне он виделся героем античных трагедий, бросающим вызов Року. Оставалось лишь впрячь этот анархо-идеализм в пулеметную тачанку – эту огненную колесницу Фаэтона, на всем скаку под черным стягом Свободы ворвавшуюся в кровавую сумятицу Гражданской войны, испепелившую в ней и себя, и своего демонического возницу».

Карапетян задумал уговорить ТАРКОВСКОГО снять фильм о махновщине, а на роль главного героя хотел пригласить Высоцкого. «Мне страстно хотелось, - писал он, - чтобы в финальной сцене, после перехода остатков махновской армии через Днестр, Володя спел «Охоту на волков». Какой кадр! Румынская погранзастава, Высоцкий-Махно и – «но остались ни с чем егеря...» Однажды Карапетян сказал Высоцкому, что его «Нинку» можно считать гимном анархическому своеволию, на что тот возразил: «Нет, не «Нинка», а «Охота на волков» – настоящий гимн Анархии».

Дальше началась череда странных совпадений. Однажды Высоцкий пришел к Карапетяну и сказал: «Ты знаешь, оказывается, Махно никого не расстреливал, хотя постоянно грозился. Это все вранье, что нам про него рассказывают». «А ты откуда знаешь?! Ты что, интересуешься Махно?» – спросил Давид. Высоцкий сказал, что Валерий ЗОЛОТУХИН будет играть роль Махно в фильме «Салют, Мария!» и ему принесли из спецхрана дневник Галины КУЗЬМЕНКО, вдовы атамана. Позже выяснилось, что дядя Андрея Тарковского, уроженец Екатеринослава, работал секретарем у Махно, и у режиссера сохранились ценные материалы об истории махновщины.

Карапетян и Высоцкий на «Москвиче» выехали из Москвы 21 августа 1970 года и отправились в Гуляйполе. «Оборачивалась явью моя мальчишеская затея – скрестить в пространстве судьбы двух иноходцев века, Высоцкого и Махно», - пишет Карапетян. Недалеко от Запорожья друзья потерпели аварию - помялся кузов и повредился мотор. К ним подбежали три деревенских парня, настоящие бабелевские персонажи. Один – верзила, вылитый гайдамак, второй с маргинальным черепом наверняка был потомком комбедовца из незаможних селян, третий Карапетян про себя окрестил чоновцем. Уж очень он напоминал бойцов элитных частей Красной Армии, которые орудовали в этих местах в Гражданку. Услышав, что незнакомцы едут в Гуляйполе, «комбедовец» криво усмехнулся: «А-а-а, махновцы!» За три рубля «гайдамак» ударами гигантских ступней выправил кузов, а «комбедовец» украл ключи от машины и был таков. Высоцкий бросился в погоню, а Карапетян сказал ребятам: «Вам знакома фамилия Высоцкий? Это он и есть!» Услышав это, «чоновец» ринулся за своим приятелем, а «гайдамак» спросил: «А че это вы нам сразу не сказали?»

Владимир Высоцкий

Вскоре Высоцкий вернулся вместе с «чоновцем» и пристыженным «незаможником», который вернул ключи. Хлопцы вызвались проводить поэта и его друга и по дороге развлекали их былями и небылицами о легендарном земляке. Самым осведомленным оказался «чоновец». Запомнилась его фраза: «Конечно, останься Махно с красными, быть бы ему маршалом. Но не захотел».

Друзья переночевали в Макеевке, на следующий день приехали в Донецк и спускались в шахту «Бутовская глубокая», и на обратном пути Высоцкий провел концерт для шахтеров, на котором впервые спел «Черное золото». В Гуляйполе они поехали на служебной «Волге», которую им предоставила дирекция шахты.

«Так вот оно, Гуляйполе! Вот откуда вновь разлились воля и казачества на всю Россию! Вот это «волчье логово», ставшее кошмаром для окопавшегося в Кремле ЦК растления Родины и революции! Минуя все шлагбаумы и промачиваясь сквозь карантины, лозунги гуляйпольщины грозно реяли над Кронштадтом и Твридой, Полтавой и Западной Сибирью: «третья революция», «Советы без коммунистов», «самоуправление трудящихся», - пишет Карапетян.

Узнав адрес племянниц Махно, друзья подъехали к их дому. Какая-то баба с возу, увидев их, крикнула: «Ну шо, опять до Махна?!» Их встретила Анастасия Савельевна МИЩЕНКО, дочь старшего брата Нестора Ивановича – Саввы. Савва Махно был участником русско-японской войны, анархистом-коммунистом с 1907 года, в 1918-м командовал отрядом «черной гвардии», воевал против белоказаков и петлюровцев. Прошел путь от рядового бойца до помощника начальника снабжения Революционной Повстанческой армии Украины, пленен и расстрелян красными в феврале 1920 года.

Анастасия и ее сестра, много лет прожившая в Сибири, рассказали гостям все, что помнили о своем дяде. Женщины говорили о начальном периоде деятельности Махно, когда он был избран председателем Гуляйпольского Совета, передал землю крестьянам, черепичную фабрику – рабочему комитету, агитировал за вольные коммуны и сам три дня в неделю работал в одной из них простым пахарем.

Обе племянницы возмущались тем, как показывали их дядю в кино: «Это неправда, он не был таким!» Но когда Высоцкий спросил, как они относятся к деятельности дяди, Анастасия Савельевна сказала: «Отрицательно, потому что из-за него постарадали все мы, его близкие». Вот и борись после этого за народное счастье! Савва Махно был казнен красными, другого брата, Емельяна, расстреляли гетманцы, третий, Григорий, погиб в бою с деникинцами. Тестя Махно, отца Галины Кузьменко, тоже расстреляли красные. Дом батьки сожгли. Сама Галина Кузьменко и дочь Махно Елена, родившаяся в польской тюрьме, после смерти Нестора Ивановича жили в Париже, в 1940 году были вывезены на принудительные работы в Германию,а в 1945-м попали в лапы НКВД.Галина Андреевна провела восемь лет в Казахстане, Елена – пять лет в Коми. Жена и дочь Махно оставшуюся жизнь прожили в Джамбуле.

Высоцкий запомнил слова одной из племянниц: «Церкви он не трогал, но попов мог расстрелять, если те шпионили». Позже он сказал Карапетяну: «Слышал, а церкви-то он не трогал...»

В начале 30-х годов из-за границы Махно прислал племянницам свою фотографию с дочерью Еленой. Карапетян спросил, о чем писал бывший атаман и чем занимался в Париже. «Журналистом был, статьи писал всякие», - ответила Анастасия Савельевна.

Из Гуляйполя друзья поехали в совхоз имени Энгельса и нашли там старика, который воевал у Махно, потом жена поставила ультиматум: или семья, или ратные подвиги. Он пробыл в махновской армии всего несколько месяцев. Дед рассказал о начале борьбы, когда Махно собрал верных соратников, обнажил шашку и призвал их к мщению карателям: «Око за око, зуб за зуб!» Вспоминая батьку и его белого коня, старик прослезился. Для него батька был сказочным витязем, бесстрашным народным заступником. За «грехи юности» старик поплатился длинным сроком лагерей, хотя никакого участия в борьбе против красных не принимал. Его единственным преступлением было то, что он сражался против немцев, гетманцев и Пелюры под командованием Махно.

Во время поездки по махновским местам друзья узнали о сражении под Уманью, где погиб один из братьев Махно - Григорий. Тогда анархическая республика на колесах разбила отборные войска Деникина и сорвала их победный марш на Москву. Благодарность комиссаров не заставила себя ждать. Вскоре славный ловчий Феликс ДЗЕРЖИНСКИЙ призвал «истреблять махновцев, как бешеных зверей». То же самое произошло после разгрома ВРАНГЕЛЯ. Использовав в крымской операции лучшие махновские части, первыми форсировавшие Сиваш, ФРУНЗЕ предательски повернул оружие против вчерашних союзников. Вина махновцев заключалась не только в их стремлении к свободе, но и в отказе участвовать в бойне, которую устроили красные после взятия Крыма. За две недели большевики уничтожили больше ста тысяч сдавшихся врангелевцев и мирных жителей из числа интеллигенции. Двадцать лет спустя в Бабьем Яру погибло столько же, но от рук немцев и за два года.

Началась охота на Махно – 150 тысяч красных егерей против 3 тысяч матерых волков и волчат. «Не на равных играют с волками егеря, но не дрогнет рука. Оградив нам свободу флажками, бьют уверенно, наверняка». Махно дал прощальный бой комиссарам, и неравный поединок с псами и псарями растянулся на девять месяцев. Ленин в апреле 1921 года признал: «Наше военное командование позорно провалилось, выпустив Махно, и теперь еще более позорно проваливается, не умея раздавить горстки бандитов». Мятежный атаман ушел в Румынию только в августе 1921 года. Он. кстати, не скрывал своего восхищения храбростью белогвардейцев и невысоко ценил боевые качества красных. Они побеждали не умением, а числом.

Обо всем этом Высоцкий и Карапетян слышали от жителей Макеевки, Донецка, Гуляйполя. Сценарий фильма так и не был написан, и поэт не сыграл роль батьки. Время для такого фильма еще не пришло. Через пару лет Карапетян получил из Франции письмо, в котором его знакомая сообщила, что нашла старушку, хранящую старый рисунок. «Автора рисунка старушка видела всего один раз. Его привел на вечеринку один ее знакомый. Это был довольно плохо одетый и ничем не примечательный мужчина маленького роста. Но он привлек всеобщее внимание, когда забился в конвульсиях. Вызвали врача. Тот посоветовал оставить его ночевать. Наутро он был уже здоров и выразил желание как-то отблагодарить хозяйку. В знак признательности он и оставил ей на память этот рисунок. А имя этого человека было Нестор Махно».

Она шила для его армии сине-желтые флаги и заставляла мужа произносить речи на украинском языке.

В разгар гражданской войны в один из классов школы села Гуляйполе на юге Украины посреди урока вошел невысокий человек в военной форме. Сел за парту и начал рассматривать учительницу Галину Кузьменко. Через несколько минут поднялся.

— Пойдемте, выйдем из класса, — приказал.

Женщина сказала ученикам, что скоро вернется, и вышла в коридор. Незнакомец бросил на пол пистолет.

— Подбери, — попросил.

— Твой — ты и бери, — ответила.

Военный взял оружие и повел Галину в кабинет директора.

— Вот, это будет моя жена, — заявил назад.

— Как же же? Она же уроки преподает. Вот кончатся экзамены... — попытался возразить директор. Бесполезно.

Так рассказывает историю знакомства лидера украинских анархистов Нестора Махно со второй женой его племянник Виктор Яланский. По другой версии, Нестор пришел в школу, потому что хотел там найти какую-то книгу. Галина ему принесла, но сказала, что на руки дать не может. Махно настоял, женщина бросила книгу на парту, та упала на пол. А дальше — как в предыдущей версии.

Известно точно, что летом 1919-го Нестор и Галина поженились в ее родном селе Песчаный Брод — теперь Добровеличковский район Кировоградской области. На гулянье сошлись 20 тысяч гостей.

Бойцы называли командира Батькой, а жену, которая сражалась с ним рядом, — Матушкой.

Красавцем Махно не был. «Напоминает переодетого монастырского служку, добровольно заморившего себя постом, — описывал белогвардеец Николай Герасименко. — И только небольшие, темно-карие глаза, с необыкновенным по упорству и остроте взглядом, не меняющие выражения ни при редкой улыбке, ни при отдаче самых жесточайших приказаний, вызывают безотчетное содрогание у каждого, кому приходилось с ним встречаться, и придают совсем иной характер его внешности и тщедушной фигуре, в действительности крайне выносливой и стойкой».

Галина — наоборот. Высокая, стройная брюнетка со смуглым лицом и темными глазами. Из-за плохого зрения носила пенсне. «Как-то она зашла в тот дом, где я снимала комнату, в гости. В котиковом пальто, в светлых ботах, красивая, улыбающаяся, она казалась элегантной дамой, а не женой разбойника, которая сама ходила в атаку, стреляла из пулемета и сражалась», — писала в «Воспоминания о махновщине» Наталья Сухогорская.

«Молоденькая женщина необыкновенной красоты с университетским образованием. Она — истинная украинка, очень умная, самостийницких взглядов», — описывал Матушку махновец Хома Шпота. Пыталась украинизировать махновское движение — после брака муж чаще объявлял и печатал свои призывы на украинском языке. Современники вспоминали, что была безжалостной. Когда «красные» расстреляли ее отца, лично зарубила женщину, которую подозревали в сговоре с большевиками.

«Все эти дни много пили. Скандалили мало. Выпивши, Батька становился очень разговорчивым и заинтересованным «чистотой и святостью повстанческого движения», — записала Галина в дневнике 12 марта 1921 года. На следующий день: «Стоим в Успеновке. Батька и сегодня выпил. Разговаривает очень много. Бродит пьяный по улице с гармошкой и танцует. Очень привлекательная картина. После каждого слова матерится. Наговорившись и натанцевавшись, заснул».

Махно пил чуть ли не ежедневно. Как-то с помощником Семеном Каретником напились и поехали на лошадях в Гуляйполе. По дороге Батька несколько раз чуть не упал в грязь. А его подельник взялся вслепую стрелять из пулемета. Жена писала: «Под пьяную команду Батьки начали вытворять нечто невоз-можное: кавалеристы стали бить нагайками и прикладами всех бывших партизан, каких только встречали на улице. Сегодня воскресенье, день ясный, тёплый, людей на улице много.

Все вышли, смотрят на приехавших, а приехавшие, как бешеная дикая орда, несутся на конях, налетают на невинных людей, ни с того ни с сего начинают бить, приговаривая: „Это тебе за то, что не берёшь винтовку!“ Двум хлопцам разбили головы, загнали по плечи одного в речку, в которой ещё плавает лёд. Люди испугались, разбежались. Стали гуляйпольцы тихонько ворчать по углам, а открыто боятся высказать своё недовольство против махновцев — страх напал на всех».

Батько любил гулять на свадьбах. «Всегда находил полчаса-час времени, чтобы побывать на крестьянской свадьбе, куда молодые приглашали его на две-три недели. С крестьянами он поддерживал прежние мужицкие отношения, был внимателен к ним и жил, в общем, той же простой жизнью, что и они», — вспоминал его сподвижник Петр Аршинов.

Иногда Батька был в роли «невесты». Виктор Белаш, начальник его штаба, описывает военную хитрость: «Засыпанная снегом деревня занята сильным отрядом противника. Дороги на околице перекрыты постами, секретами. В село ни зайти, ни выйти. И вдруг в середине дня едет свадебный поезд. На первых санях мальчик с иконой, жених и невеста. Дальше дружки, с перевязанными через плечо полотенцами, сватовья, гости. Гармошки, бубен, нарядное платье, радостные лица.

Песни с гиканием и присвистом — свадьба. Пост не останавливает, а если возникает заминка, его без звука прихватывают с собой. Кавалькада приближается к штабу противника. Ребята на ходу соскакивают с саней и врываются в штаб. По сигналу к селу подходят главные силы отряда. -Лишенный управления и руководства, отряд противника редко оказывал сопротивление. Невестой обычно наряжался Махно».

А вот что пишет Матушка о методах расправы анархистов: «Мы въехали в село и на дороге увидели кучку людей, которые сидели, а некоторые и стояли, и раздевались. Вокруг них крутились, на лошадях и пешие, наши хлопцы. Это были пленные, которых раздевали до расстрела. Когда они разделись, им приказали завязывать друг другу руки. Все они были великороссы, молодые здоровые парни... Селяне смотрели, как сначала пленных раздевали, а потом стали выводить по одному и расстреливать. Расстрелявши таким образом нескольких, остальных выставили в ряд и резанули в них из пулемёта. Один бросился бежать. Его догнали и зарубили».

«Конница — хваткие ребята на хороших лошадях, сотни тачанок с пулеметами, пушки — по семь лошадей-змеев в каждой, — таким запомнил махновское войско в начале 1921 года старшина Армии УНР . — Флаги черные и желто-голубые. Последние, как говорили, Махнова жена — Гандзя Кузьменко — сознательная украинка — для отрядовв сама сшила и повышивала. На национальном флаге вышита надпись „Да здравствует крестьянская революция!“, на черном „Да здравствует анархия, смерть узурпаторам!“ Черт разберет, что за „программа“. Многие махновцы в широких казацких шараварах, поют украинские песни».

В конце лета того же года Нестор Махно навсегда покинул Украину. Перед этим получил тяжелое ранение — пуля попала в затылок и у рта наискось разодрала щеку. Галина выходила Нестора, хотя врачи и удивлялись — смертельная рана.

Семья осела в Париже. Жили в маленькой однокомнатной в пригороде Венсенн. Отношения с женой ухудшились. Галина не пропускала ни одного случая, чтобы посмеяться над мужем. Например, как-то громко сказала об одном военного:

— Вот, настоящий генерал, не то, что Нестор.

«Они несколько раз расходились и, Бог один знает по какой причине, сходились вновь, — вспоминала тот период Ида Мэтт, личный переводчик Махно. — Они были чужды друг другу морально, а может, даже и физически. В то время она его определённо не любила, и кто знает, любила ли его вообще когда-либо. Она была украинской учительницей, по духу скорее близкой к петлюровскому движению, никогда не имевшей ничего общего с революционными течениями».

В 1927 году они развелись. У Махно прогрессировал туберкулез — с легких перекинулся на кости. Галина описывала последнюю встречу с Батькой в больнице: «Он был уставший, измученный, ослабевший. На мой вопрос: „Ну как?“ — ничего не ответил, только из глаз покотились слезы. Я тоже заплакала, нам больше не о чем было говорить. Я поняла, что ему очень тяжело, что жизненные силы покидают его, что он уже больше не жилец на этом свете».

За четыре года гражданской войны Нестор Махно получил 14 ранений, под ним убили в бою шесть лошадей. И умер в парижском госпитале от туберкулеза, которым заболел в тюрьме 20-летним.

103 000 штыков, 20 000 сабель, 1435 пулеметов, 84 орудия имела осенью 1919-го армия Махно. Состояла из четырех корпусов: Донецкий, Азовский, Екатеринославский и Крымский. В августе того года Батько провозгласил создание Революционной повстанческой армии Украины. Осенью махновцы захватили Бердянск, Екатеринослав, Александровск — современное Запорожье, Никополь, Мариуполь, Мелитополь. Это заставило белогвардейцев перенаправить войска из-под Москвы на юг Украины. Поэтому «красные» получили решающее преимущество, которое переломило ход войны в пользу большевиков.

Махно провозглашал основой своей политики поддержку крестьян. Благодаря этому его войска всегда были обеспечены продуктами и информацией о передвижении противников. В южных губерниях, на Полтавщине, Киевщине и Подолье Махно имел подпольные мобилизационные пункты. При подходе регулярных частей за считанные часы в назначенном месте к ним присоединялись вооруженные конные и пешие крестьяне.

Получил прозвище Скромный — за хвастовство

1888, 14 октября — Нестор Махно родился в селе Гуляйполе Екатеринославской губернии — теперь райцентр Запорожской области. Пятый сын в семье скотовода Ивана Родионовича. Когда ему было 7 лет, умер отец, с тех пор летом нанимался работать. 15-летним устроился на местный чугунолитейный завод. За три года стал членом анархистской организации «Союз бедных хлеборобов». Несколько раз Махно арестовывали за участие в экспроприациях — нападениях на банки и почтовые отделения.

1910 — Одесский военно-окружной суд признал Махно виновным в убийстве провокатора, хотя Нестор и не был к этому причастен. В полицейской карточке «преступника» записали: «Рост 2 аршина и 4 вершка (160 см. -„Країна“), глаза карие, волосы темно-русые, на левой щеке — шрам. Разговаривает по-русски и по-малороссийски, православный. На момент ареста денег и ценных вещей не имел». В камере смертников посидел 52 дня. Мать подала ходатайство о помиловании — сам отказался его подписывать. По совету, уменьшила возраст сына на год — соответственно на момент совершения преступления он был несовершеннолетним. Казнь заменили на 20 лет каторги. Наказание отбывал в Бутырской тюрьме в Москве. За вызывающее поведение часто сидел в карцере, часть срока провел в кандалах. Заявлял: «Я стану великим человеком». Получил прозвище Скромный — за хвастовство.

1917 — после Февральской революции вышел из тюрьмы и вернулся в родное село. Четыре последующих года Махно сражается против Центральной Рады, Временного правительства, гетманского правительства Павла Скоропадского, немецко-австрийских и французских интервентов, Директории УНР, «белых» и «красных» русских. В ноябре женился на односельчанке Анастасии Васецкой. У них родился сын. Прожил несколько дней, отец его так и не увидел — был в то время на фронте. Анастасии передали, якобы человек погиб, и она вышла замуж во второй раз. За год Махно женился на учительнице Галине Кузьменко (1892-1978).

1921, 28 августа — после разгрома крестьянской армии Махно вместе с женой и 77 бойцами перешел границу с Румынией. Сначала жил в Бухаресте, затем — в Варшаве. В сентябре 1923 года супругов арестовала польская власть по обвинению в переговорах с советской разведкой. В тюрьме Галина родила дочь. Назвали Еленой, позже звали ее Люси.

Супругов освободили «за неясностью доказательств». Весной 1925 года переехали в Париж. Махно поддерживал связи с международным анархистским движением, писал статьи в «Анархический вестника» и «Дело труда», мемуары. Французский язык не выучил. Работал киномехаником, художником, разнорабочим. Еще через два года пара рассталась. Однако Нестор еженедельно навещал дочь.

1934, 6 июля — Нестор Махно умер в Париже. Тело кремировали, а урну с пеплом похоронили в Стене коммунаров кладбища Пер-Лашез.

Бывшая жена и дочь в начале Второй мировой выезжают в Германию. В августе 1945-го там их арестовала советская контрразведка. Галина Андреевна получила восемь лет, Елена — пять лет лагерей с последующим принудительным поселением в Казахстане. Дочь закончила строительный институт, работала инженером. Галина Махно умерла 83-летней, Елена Несторивна — в 71 год, бездетной.

В 80-е годы участие коллективов предприятий и организаций в демонстрациях 7 ноября – День Великой Октябрьской Социалистической революции – было обязательным… Хотя, честно говоря, люди шли на них и без особого принуждения… С одной стороны – уже привыкли с детства ходить с родителями на демонстрации, крича: «Ура-а…! Слава Октябрю…!», - во время объявления по громкоговорителю: «А сейчас на плошадь выходит колонна завода, фабрики, предприятия… Во главе колонны идут… Да здравствует…!»… А с другой – после демонстраци обязательно шли к кому-то в гости, где продолжали праздновать этот день… Это укрепляло и взаимоотношение коллег по работе, многие из которых дружили семьями, а в итоге - поддерживали друг друга по жизни…

В 1978-1985 годах мне довелось трудиться в Джамбулском авиаотряде… В те времена никого особо не спрашивали, где бы ты хотел работать, а направляли «на ответственные участки»… Так происходило и со мной… После окончания ВУЗа в 71-м – отправили служить в войсковую часть, которая должна была получать «изделия нового поколения»… А так, как ты получил специальность, связанную с электроникой, то вот тебе лейтенантские погоны и вперёд… И после возвращения «на гражданку», тут же нашёлся другой «участок» – Всесоюзная ударная стройка НДФЗ… Расшифровывается – Ново-Джамбулский фосфорный завод… В армии командовать тебя научили…? Научили… Значит, будешь начальником штаба Всесоюзной стройки – туда как раз 2,5 тысячи молодёжи со всех концов СССР прибыло… Вот тебе флаг в руки – и вперёд…

Потом «ответучастками» были Джамбулский район с 14,5 тысячами молодых строителей коммунизма, Джамбулское производственное объединение (ДПО) «Химпром» с 30 тысячами человек… В общем, не спрашивая, дёргали с места на место… А виной всему была журналистика… Ещё в школе я ходил в Дом пионеров заниматься в кружке юнкоров – юных корреспондентов… В 61-м мою фотографию, сделанную на демонстрации по случаю празднования 44-й годовщины Октябрьской революции, признали лучшей и разместили на первых полосах двух областных газет… Да ещё и в репортаже с мест – в республиканской… Ну, и выдали мне «корочки» внештатного корреспондента всех этих трёх органов печати… Вот, после этого, я постоянно и прославлял в прессе всех, с кем работал на «ответственных участках»… А в результате попадал на всё более и более «ответственные»…

Но это всё лирика… Короче, в 1983 году, после парада 7 ноября, наши авиаторы позвали меня продолжить праздник у заслуженного авиатехника …… (написал фамилию, потом убрал, потом поймёте – почему…)… Жена отмечала, естественно, со своим коллективом, детишек забрали к себе мои родители, поэтому отрываться от своих я не стал… Поехали на квартиру в 5-й микрорайон… Пришли, расселись за стол, расставили всё, а «у нас с собой было», ну, и так далее… Тосты, разговоры, рассказы о всяких-разных смешных случаях, танцы, перекуры на балконе… Всё, как обычно… Супруга хозяина, Елена Несторовна, от радости аж вся светится… Чувствуется, что она гостям ни только рада, а просто счастлива… Причём, я сразу заметил, что она не русская, так как говорила с небольшим акцентом… И выглядела как-то изысканно-благородно, не по-нашему… Я ещё подумал – или эстонка, или полька… Иностранка, в общем… У меня тоже жена польских и литовских кровей – так они в чём-то даже схожи… Видимо, у них генетика сказывается…

После очередных танцев, а я пару раз приглашал хозяйку, мы с одним пилотом вышли на балкон покурить… В смысле, я его позвал, с целью попросить, чтобы он пару рюмок пропустил - слишком уж он красный… Я знал, что он «не замечен» - лётчик всё-таки, но, видимо, когда компания хорошая, то трудно себя сдерживать… Поговорили, он согласился, что «да, чувствую, что уже хватит», покурили… И тут он говорит:

Василич, а ты знаешь, кто наша Елена Несторовна…?
- Ну, как кто, жена ………
- А ты чё не в курсе, что она родная дочь Махно…?
- Какого Махно…?
- Ну, ты даёшь… Нестора Ивановича Махно – кино, что-ли, не видел…?
- Да иди ты…
- Клянусь… У нас все знают… Я думал – и ты… Сюда же все бздят ходить… Как же – дочь врага, осужденная, сосланная под надзор КГБ… Щукина (командира авиаотряда), и ……. в "контору" вызывали, беседу проводили, чтобы ……..... каждую неделю информацию на жену писал… Он всех послал, так требовали его уволить, лишить званий, наград… Тогда уже и Александр Спиридонович Щукин их послал… Командир у нас молоток… А чего ему боятся – у него дочка за какого-то сынка кремлёвского выскочила… Отстали…

Вот это не фига себе… Я уже полдня тут общаюсь и танцую с дочерью самого Махно, а сам ни сном, ни духом… От возбуждения выкурил ещё две сигареты и пошёл ко всем… Хмель, как рукой сняло… Вообще-то, я не любитель, и выпиваю исключительно по необходимости… Как раз стали помогать хозяйке убирать лишнее со стола, так как пора уже чай пить… Я тоже схватил стопку тарелок и потащил на кухню… И когда ставил их на кухонный столик, то с вниманием стал вглядываться в лицо Елены Несторовны… Она подняла голову, посмотрела на меня, сразу всё поняла и улыбнулась… И тогда я как-то сразу решился:

Елена Несторовна, простите, Вы будете не против, если я Вам руку поцелую…
- Да, Вы что, Валерий, с чего бы это, не надо…
- Дорогая Елена Несторовна, я Вас прошу, ну, пожалуйста…
- А Вы не боитесь, что если узнают, то что с Вами сделают…?
- Я никогда ничего не боялся… Ну, разрешите…

Она вытерла руки полотенцем и протянула мне сразу обе… Я поцеловал их раз, ещё раз, ещё, и ещё… Не могу объяснить то чувство, которое я тогда испытывал, но ясно понимал, что этот момент я буду помнить всю жизнь… И ещё внукам своим рассказывать… Знаете, как уже достаточно близкий к журналистике человек, я иногда участвовал в не совсем патриотичных по тем временам разговорах в редакциях… И с удовольствием слушал анекдоты про шамкающего вставной челюстью Генерального Секретаря, Председателя Президиума, который сам себя наградил пятью звёздами Героя… Елена Несторовна потянула руки к себе, и я поднял голову… У неё на глазах были слёзы…

Простите, если я Вас обидел… Я не хотел…
- Не обращайте внимания… Просто мне очень давно никто не целовал руки…
- Извините, а где Ваша мама…?
- Мама умерла пять лет назад… Здесь, в Джамбуле… Последние годы мы жили вместе…
- А папу Вы помните…?
- Он умер во Франции ещё в 34-м…
- Тут фильм гоняли про комиссара Пархоменко… Так, там Вашего папу показали просто ужасным человеком… Представляю, как Вам было неприятно…
- Папа был очень красивым человеком… А не таким уродом, как в кино… В Париже его очень уважали, вокруг всегда было много людей… Между прочим, на его похоронах было более 500 человек… И проводить его в последний путь приехали из Испании, Польши, Германии, других стран… Мне сказали, что Вы ещё и журналист…?
- Да, я пишу в газеты по заданиям редакций…
- Тогда я Вам дам одно стихотворение… Его написал мой отец… Потом, когда будем расходиться…
- Спасибо Вам большое, Елена Несторовна…

И уже без спроса я взял её руку и поцеловал её… Тут зашёл супруг-авиатехник и стал деланно возмущаться, что он там гостей развлекает, а тут его жену молодые охмуряют… Безобразие… Дуэль… Оружие выбирает он, как пострадавшая сторона… А он выбирает чай… В том смысле, что будем пить его, пока один из нас не лопнет… Елена Несторовна весело смеялась, гладила его по голове и говорила, что, насколько она знает его способности, то у меня шансов нет… Дуэль прошла нормально, почаёвничали все на славу, никто не лопнул… И уже на выходе, хозяйка сунула мне в карман листок бумаги…

А через три дня меня вызвали в «контору» на «беседу»… И повели разговор о том, как я попал в квартиру к дочери Махно по адресу: 5-й микрорайон, д. 8, кв. 31, кто меня привёл, о чем говорили, какие анекдоты рассказывали, что мы с Еленой Несторовной обсуждали наедине на кухне, что я у неё брал, когда собираемся встретиться ещё и т.д. Кто донёс – не знаю, вроде были все свои… Я сразу заявил, что стукачём никогда не был, и не буду… Молодой симпатичный парень крутил так и эдак, но… В конце-концов, пришёл Иван Тимофеевич - мы были соседями через забор, и сказал, что он меня знает с детства… И что, если я упёрся – то всё… Белорусы – они же все упёртые… И отец у него такой же, и брат… Короче, отпустили меня с миром, и больше не вызывали… Позже ко мне подошёл муж Елены Несторовны – мы же вместе в авиаотряде работали, и сказал, что их предупредили, если они ещё будут собирать у себя компании, то оба пойдут по статье за подрывную деятельность против Советской власти… Так что, извини, Василич, но давай рисковать не будем… После этого разговора я пришёл домой, переписал стихотворение, написанное рукой Елены Несторовны, а её листок уничтожил… Теперь, конечно, рву на себе волосы, но тогда, если бы его у меня нашли, то в первую очередь пострадала бы она… Вот оно, это стихотворение Нестора Ивановича Махно:

Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Я за правду, за вас воевал.
За тебя, угнетенное братство,
За обманутый властью народ.
Ненавидел я барство и чванство,
Был со мной заодно пулемет.
И тачанка, летящая пулей,
Сабли блеск ошалелый подвысь.
Почему ж от меня отвернулись,
Вы, кому я отдал свою жизнь?
В моей песне ни слова упрека,
Я не смею народ упрекать.
От чего же мне так одиноко,
Не могу рассказать и понять.
Вы простите меня, кто в атаку
Шел со мною, и пулей сражен,
Мне б о вас полагалось заплакать,
Но я вижу глаза ваших жен.
Вот они вас отвоют, отплачут
И лампады не станут гасить...
Ну, а батько не может иначе,
Он умеет не плакать, а мстить.
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал... 1921 г.

А теперь только подтверждаемая документально информация:

В субботу вечером, 16 января 1993 года, по телепрограмме «Новости» прошло сообщение, что в городе Джамбуле, в Казахстане, 26 декабря 1992 года умерла Елена Нестеровна Михненко, Люси Махно - последний прямой потомок Нестора Ивановича Махно… Ей было 70 лет – она родилась в польской тюрьме 30 октября 1922 года…
Сейчас на джамбулском местном кладбище "Зелёный ковёр", номер захоронения - №6069, стоит памятник, на котором начертано: «Михненко Галина Андреевна и Кузьменко Елена Нестеровна»... За их могилами, кстати, кто-то бережно ухаживает - и там часто можно видеть живые цветы...
Нестор Иванович Махно умер 25 июля 1934 года в возрасте 45 лет в парижской больнице от костного туберкулёза… Урна с его прахом 28 июля замурована в стене колумбария кладбища Пер-Лашез, в ячейке под номером 6686...

Автобиография. Написано рукой Г.А. Кузьменко. Штамп: «По возвращении для ОВИРа». Даты и подписи нет.

«Родилась я, Галина Андреевна Кузьменко, в городе Киеве 28 декабря 1896 года. Отец мой, крестьянин Андрей Иванович Кузьменко, служил тогда на железной дороге. Мать, Доминикия Михайловна Ткаченко, по происхождению крестьянка. Когда мне было лет десять, отец бросил службу и переехал с семьей в родное село Песчаный Брод *censored*сонской губернии, Елисаветградского уезда, взял у братьев свой надел земли, шесть десятин, и стал заниматься земледелием. По окончании двухклассной школы я поступила в Добровеличковскую учительскую семинарию, которую и окончила в 1916 году. Первое учительское место получила в селе Гуляйполе Екатеринославской губернии в двухклассной школе. Учительствовала здесь один учебный год 1916 – 1917. На следующий учебный год уехала в Киев и поступила в Университет св. Владимира. Одновременно работала в Министерстве труда в качестве заведующей столом личного состава Министерства. Через год вернулась снова в Гуляйполе и стала преподавать украинский язык, физику и естествознание в гимназиях мужской и женской. Весной 1919 года сошлась с Нестором Ивановичем Михненко – Махно, который в то время был командиром Повстанческой армии и держал фронт белых под командованием Деникина.
В августе 1921 года вместе с мужем в составе небольшого отряда перешла через Днестр в районе Бельцы и попала в Румынию. Весной 1922 года из Румынии перебралась вместе с мужем и десятью (наверху слово – "несколько") сотоварищами в Польшу, где была посажена в лагерь Щалково. Я снеслась с советской миссией в Варшаве. Здесь вскоре польские власти меня, мужа и еще двух товарищей обвинили в подготовке вооруженного восстания в Восточной Галиции с целью оторвания таковой (Галиции) от Польши и присоединения к Советской Украине и посадили в тюрьму в городе Варшаве. В тюрьме мы просидели 14 месяцев, после суда были все освобождены. В тюрьме я родила дочь Елену 30 октября 1922 года.
По освобождении из тюрьмы мы с мужем переехали из Варшавы в город Торн (в Восточной Пруссии). Через несколько месяцев, в 1924 году, из Торна выехали в город Данциг с намерением через Берлин переехать в Париж. В Данциге мы были арестованы. Немцы выразили недовольство тем, что Махно с 1918 года со своими отрядами изгонял немцев-«колонистов» из Украины. Мужа заключили в крепость, а меня в тюрьму. Через несколько дней я с ребенком была освобождена и уехала через Берлин в Париж. Через год приблизительно муж бежал из данцигской крепости и тоже прибыл в Париж. В Париже он понемногу работал на разных работах, то декоратором на киностудии, то сапожником, то в редакции анархистской антимилитаристской газеты, то занимался плетением туфель, то оставался без работы. Сотрудничал в анархистском журнале «Дело труда» и писал свои мемуары. Много и подолгу болел, он был болен туберкулезом еще с царской каторги, и в июне 1934 года умер от туберкулеза.
Я в Париже также работала то на фабрике, то в швейных мастерских, то поваром, то репетитором. Работала также в 1927 – 28 году в одной советской организации «СУГУФ» (Союз украинских громадян у Франции) в качестве экспедитора газеты «Українськи Вісти», заместителя секретаря «СУГУФА», пока газета не была прикрыта и всем главным участникам организации не было предложено покинуть пределы Франции. Прожила я в Париже до 1943 года, оставаясь последние годы безработной. В 1943 году, во время второй мировой войны, я переехала из Парижа в Берлин, где жила и работала в то время моя дочь. После занятия Берлина русскими, 14 августа месяца 1945 года я с дочерью были задержаны и в конце 1945 отправлены в киевскую тюрьму. В августе 46 года я была осуждена ОСО по ст. 54, пункту 13 на восемь лет ИТЛ, которые и отбывала в Дубравлаге. По окончании срока 15 августа 1953 года меня задержали еще около девяти месяцев и освободили только 7 мая 1954 г., после чего я прибыла в г. Джамбул».

«Дорогая мамочка
Письмо от 7 февраля получила. Пиши теперь на следующий адрес Каз. ССР – Джамбульск… об. – ст. Луговая (Село Луговое) Октябрьская ул. № 17 Швейный цех. Е. Н. Михненко. На Розу Котлер не пиши, она уехала, только указывай мою фамилию и все. Вот кратко как я жила с мая м-ц 1948 г. я поступила через один м-ц в райпотреб-союз, буфетчицей. Работала один месяц и закрыли столовую, и через месяц была снова без работы, тут меня поддержал сапожник, я в скоре заболела тифом и лежала два м-ца в больнице (август-сентябрь 48 г.). Пока я лежала в больнице мне этот сапожник носил кушать, а когда я вышла из больницы я узнала что это все он носил мне за деньги приобретены продажей моих вещей, я осталась без ничего и он скоро уехал оправдываясь тем что у него денег не было а видал что мне глодно, иму было жалко меня и он решил распорядится и мне сказать правду только когда я выздоровлю. Он рассуждал так: лиж бе здоровье, а остальное все будет, и по неволе мне пришлось мериться незная до сех пор сердиться или нет. Когда я вышла из больницы у меня было осложнение на печень и уши. Сейчас печень нормально а слух средний.
В октябре 48 г. я поступила на железнодорожный ресторан посудомойкой. (Если бы я хотела быть официанткой в этот момент я бы не могла из-за одежды) работала сутками и двое отдыхала. Жила в чеченской семьи. В декабре я была уволена по сокращению штата, в январе я поступила посудомойкой в ОРС железнодорожная организация, работала в паровозном депо. В марте бела уволена из-за документов. Если бы не это то во всех организациях можно быстро продвинутся посылают на курсы поваров и т. д. в каждой отрасли можно продвинутся но не мне с моей фамилией и происхождением. При каждой перемены работы у меня была перемена с квартирами. Единственные друзья фотографы уехали на Украину. В период моей работе в ресторане зимой 48 г. я побрила голову, волосы выросли через 6 месяц, кудрявые, а теперь эти кудри отходят, прямо жалко.
Но я продолжаю насчет работы. Перед отъездом фотографы в марте м-це меня устроили домработницей о одной врачихи, одинокая с девочкой. Я у ней поработала до мая м-ц 49 г. И вот как прожила эту зиму с 48 на 49 г. раздетая и босая с переменами каждые три м-ца. Это самое жуткое воспоминание моей жизни. И когда я еду с села на станцию у меня остается тяжелые впечатления от этой станции. Даже как на зло развалился дом где жили фотографы и если я хочу припомнить несколько приятных минут в этой семьи то только смотреш на кучи кирпичей. В эту зиму 48 г. на 49 г. я лазела по поровозам и тендерам и выпрашивала у машинистов уголь. Таскала его, грязная, потная. Я с дрожу вспоминаю эту зиму. Весной я в мае 49 г. поступила на сырзавод, меня взяли на пробу один месяц. Потомучто работа тяжелая физическая, и мне сказали что я врядле справлюсь. Но я старалась и кое как выдержала меня оставили. Через три м-ца в августе завода разделили и дня часть перекочевала со скотом в горы 20 км от района. Я тоже перекочевала в горы – я принимала молоко, топила, мыла и таскала фляги и кроме этого я была свинаркой, была на двух окладов у меня было шесть казенных свиней – огромные до двух годичных. Ездила в район три раза в месяц, возила сливки на быках. Работала все лето, поступила в члены профсоюза, добилась трудовой книжки. К осени я уже искала себе работу каждый раз как ездила со сливками, бегала по организациям и мне в Потребсоюзе обещали работу на официантку, я предупредила своего майора на отметки что осеню я останус без работы потому, что сезон молока кончаеться и всех увольняют. Майор обещал меня устроить. Работа была тяжелая на заводе, к осени я уволелась потомучто работа зимняя мне не по силам, хоть меня оставляли но надо была перейти на хозяйственные работы как копать мазать, белит, лед заготовлять, ледник копать, это не в моих силах, и я так летом ели выдержала, а в холод раздетой никак невозможно. Вот так я жила до октября 1949 г. В следующем письме дальше напишу. Пока крепко при крепко целую Люся».

«Из Дубравлага МВД подлежит освобождению по отбытии срока наказания заключенная Кузьменко Галина Андреевна. В соответствии с распоряжением МГБ СССР Кузьменко может быть освобождена только по получении от ее дочери Михненко Елены Нестеровны заявления о том, что она согласна взять под опеку на иждивение освобождающуюся Кузьменко. Просим дать указание вызвать гражданку Михненко, проживающую по адресу Джамбул, ул. Малая Карабакирская, дом 43, и при ее согласии получить от нее заявление по прилагаемой форме, заверенное печатью местных органов власти и ее подписью, и выслать нам. Срок предоставления материала в 9-е управление МГБ СССР истекает 20 марта 53 года, а потому просим высылку этого заявления не задерживать».

Заключение:

«Рассмотрев поступившие из Управления Дубравного лагеря МВД материалы с заключением лагеря и прокуратуры о передаче под опеку родственникам Кузьменко, уроженки г. Киева, из семьи жандарма царской охранки, со средним образованием, нашел, что она была осуждена на 8 лет ИТЛ за участие в анархической банде в борьбе против советской власти и брак с Махно, после разгрома контрреволюции Кузьменко вместе с Махно сбежала за границу. По решению центральной комиссии МВД, МГБ и Прокуратуры СССР Кузьменко отнесена в категорию особо опасных государственных преступников и содержится в особом лагере МВД. В соответствии с указом ПВ СССР от 21 февраля 1948 года подлежит высылке на поселение, но так как она медкомиссией признана стойким инвалидом не могущей себя обеспечить средствами существования, а дочь Михненко Елена Нестеровна, проживающая в городе Джамбуле, изъявила согласие взять ее под свою опеку, полагал бы Кузьменко по отбытии срока наказания в ссылку не направлять, а передать под опеку дочери и надзор органов МВД... Инспектор 5-го отделения Отдела "П" МВД СССР подполковник Волков».

«Дорогая мамочка!
Письмо твое получила. В июне я тебе послала маленькую посылку, в основном лекарства, которые ты просила. Я посадила зерна, но только вырастила дикий мак. С экзаменами я покончила благополучно. Теперь у меня на руках свидетельство об окончании семилетки. Я жду твоего приезда с нетерпением, я уже сказала, что беру старушку мать на иждивение. При твоем выезде телеграфируй, каким поездом ты приедешь. Я тебя встречу на перроне, если все выйдут на вокзале и меня по какой-нибудь причине не будет, то садись на автобус, который едет в «город», и выходи до станции «Гостиница», и дойдешь до Малой Корабожурской, 43.
Еще осталось месяц ждать. Надеюсь, что к 1-му сентября увидимся.
В начале августа вышлю денег.
Жду с нетерпением и крепко целую. Люся».

Во время хрущевской "оттепели", Галина Андреевна Кузьменко обратилась в Правительство СССР с просьбой о реабилитации. Из Прокуратуры Украинской ССР 30 июня 1960 года пришел ответ:

"По Вашему заявлению Прокуратура УССР изучила дело, по которому Вы были осуждены. Материалами дела виновность Ваша доказана, и оснований для реабилитации не усматривается. 3ам. начальника отдела по надзору за следствием в органах госбезопасности Г.Малый".
Другими словами, 72-летняя старушка-инвалид продолжала оставаться опасной контр-революционеркой...

Елена Несторовна окончила Ташкентский строительный техникум, а затем Джамбульский гидромелиоративно-строительный институт. Работала прорабом… Из беседы с журналистом Сергеем Семановым – 1969 год:

– Ненавижу политику с детства. Хорошо помню отца. У нас дома всегда было полно народу, масса газет. И я тогда уже поклялась себе, что никогда не стану интересоваться политикой и газет не читать. У меня нет родины. Францию я родной не считаю, Россию тоже. Да, я говорю с сильным французским акцентом, когда я говорю по-немецки, то тоже считают, что я француженка. Да, тут очень многие мужчины мною увлекались, но когда узнавали, чья я дочь, шарахались в сторону. Одни это делали корректно, другие трусливо или даже грубо. Люди при этом хорошо раскрывались. Детей я не хотела. Плодить нищих? И чтобы у них была моя судьба? О роли своего отца в вашей истории я во Франции совсем не знала. Когда меня поместили в киевскую тюрьму, одна сокамерница, узнав, чья я дочь, спросила – того самого бандита? Я оскорбилась и ударила ее.

«Прокуратура Украинской Советской Социалистической республики. Михненко Елене Несторовне.
Сообщаем, что на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года уголовное дело, по которому вы были репрессированы, прекращено, и в настоящее время вы реабилитированы. Член коллегии Прокуратуры УССР В. И. Лесной. 13.09.89 г.»…

Точно такое же известие, слово в слово, пришло и на имя её матери Галины Андреевны Кузьменко, скончавшейся в Джамбуле ещё 22 марта 1978 года...

Если бы батько Махно сегодня надумал заглянуть в родное Гуляйполе Запорожской области, то поразился бы, как мало здесь изменилось. Тот же рынок , та же церковь, те же дома. Новые постройки есть, но они не выбиваются из общей стилистики. В центральном гастрономе «Нестор» при входе продают овес по 3 грн за ведро — «заправляй, батька, своих лошадок».

Музей махновского движения занимает самое красивое старинное здание в Гуляйполе, здесь бронированные двери и стены в метр толщиной. Отопление, правда, давненько не включали, но экскурсоводы привыкли и даже шутят, что так экспонаты лучше сохраняются.

«Помню, даже в советские времена, когда о Махно боялись говорить, школьники часто кричали: «Мы из Махнограда!» — вспоминает директор краеведческого музея, историк и поэтесса Любовь Геньба. — Детворе такая шалость еще сходила с рук, а вот взрослые гуляйпольцы поплатились должностями и работой, пытаясь что-то расск
азать о Махно».

ПОЧЕМУ ГУЛЯЙПОЛЕ? Гуляйпольцы видят несколько причин, по которым этот городок стал центром анархического движения. Первая — историческая: в XVII веке он был слободой Днепровских военных укреплений Екатерины II и к началу ХІХ века оставался военным поселением. Вторая версия — фантастическая. Якобы здесь был свой ангел-хранитель — степной конь Тарпан, которого приручить нельзя, а видят его только особенные души. По преданиям, этот дух свободы и поселился в Несторе Ивановиче. Гуляйпольцы с удовольствием рассказывают о проделках маленького Махно: на крестинах он обмочил священника, и на том загорелась ряса. «Этот малец принесет много проблем», — сказал тогда поп. Через двадцать лет этого же священника махновцы уличили в сговоре с большевиками, изрубили в куски и бросили в топку. Истории о Махно любят обсуждать на местном рынке, куда горожане ходят, чтобы пообщаться. Начинаются разговоры примерно так: «Махно — тот еще бандит был!» — а в ответ: «Чего бандит? Хороший он был! Бабку мою спас от смерти!» Кто-то из торговок обязательно затянет: «В нас, братишки, сила, чтобы не штормило, не гляди уныло, если хочешь жить!» Слушать эти женские перепалки и истории можно долго. «Моя бабушка рассказывала про соседку, — вспоминает продавщица овощей Мария Ивановна. - Они на крайней улице жили, что на Бердянск выходила. Так вот, соседка эта, когда заходили белые, сдавала красных, когда заходили красные — сдавала белых, и с этого получала копеечку. Однажды об этом разведали махновцы, затащили ее за косы в канаву, утопили, а потом еще и саблями порубили на куски, как предательницу. Моей бабке лет 12 было, она видела все своими глазами из-за куста, боялась пошевелиться». «Он и сам торговать любил, — подхватывает ее соседка. — Все награбленное на рынок вез и продавал людям по бросовой цене, переодевшись в женщину. Уже дома люди находили записки: «Кто сахар покупал, тот Махна видал».

ТЕАТРАЛ. «В юности он играл в театре, а роли эти потом использовал, как военную хитрость, — подтверждает историк Любовь Геньба. — Например, если большевики совсем близко, заходит в первую попавшуюся хату, переодевается в женскую одежду и начинает красить стены. Красные останавливаются, спрашивают у «девки» дорогу, а она им показывает в противоположную сторону. Вообще он обожал переодевания и театр. Так, в захваченном им Гуляйполе работал театр «Колизей». Теперь там райадминистрация. А возле рынка Нестор Махно в 1919 году похоронил своих первых солдат, которые защищали Гуляйполе от Деникина. Хотел, чтоб люди о них не забвыали. Сейчас там могила Неизвестного солдата».

Потомки: хранят пальто жены Махно

«Часто нас спрашивают, правда ли то, что первую жену Махно Настю большевики убили, — говорит историк Любовь Геньба. — У нас есть ее фото в старости — вот она, на лавочке с бабушками сидит. Так что никто ее не убивал. На Насте Махно женился после выхода из тюрьмы (куда попал за убийство чиновника военной управы. — Авт.). Настя тихая была, простая крестьянская девушка, Нестору же воевать хотелось. Потому, когда у них умер ребенок, отношения совсем разладились. Махно ушел в партизаны, говорили, что его даже убили. Настя повторно вышла замуж. А вот вторая жена батьки — учительница Галина Кузьменко — была иного сорта. Махновцы называли ее «мать», говорили, что она лично расстреляла атамана Григорьева в 1919 году, виновного в еврейских погромах. Да и сам батько ее побаивался». Галина любила жить на широкую ногу, потому после депортации во Францию, где Махно из великого атамана стал обычным плотником и разводил птиц на фабрике, отношения разладились. Она ушла к петлюровскому офицеру, а Махно начал пить. Соратники как могли поддерживали батьку, регулярно высылали ему деньги, но ему выдавали не более 100 франков — иначе он мог все за один день пропить. После войны СССР объявил о прощении беглецов и пригласил их вернуться на родину. «На допросе Галина призналась, что она — жена Махно, и напомнила, как махновцы помогали освобождать Крым от белых. Ее вывезли из Франции и приговорили к 8 годам лагерей в Казахстане, а ее дочь, Елену Михненко, отправили на пять лет в интернат для детей врагов народа. Об этом Галина рассказала родственникам Нестора Махно, когда приезжала к ним в Гуляйполе», — говорит Геньба.

ДОМ МАХНО. Сохранился и дом родственников Махно, в котором по преданиям, часто останавливался батька. Здесь живет жена покойного племянника батьки Виктора, которой каждый день приходится принимать туристов. «К Нестору пришли? Да, он тут сидит», — шутит 75-летняя Любовь Федоровна. Старая хата-мазанка тщательно выбелена, под окнами «золотой Махно» из крашеного бетона — можно рядышком присесть и даже обнять. «Когда дождь или снег, я его накрываю, чтобы не раскис, — говорит старушка. — Помню, приходит голова громады и говорит: хотим тут памятник поставить. А я им: у меня крыша в доме течет, а я буду на ваш памятник смотреть? Так мне крышу перестелили, отремонтировали стену, провели газ. Туристы и деньги на краску оставляют. Я не в обиде».

В махновской мазанке четыре комнатки, дальняя — вся в фотографиях рода Махно, плакатах «Анархия — мать порядка» и «Гуляйполе-Махноград». Старушка показывает пакет с рваным пальто Галины, в котором она приехала в Гуляйполе после ГУЛАГа. «Ей предлагали остаться тут, но она уехала в Казахстан к дочери, — говорит старушка. — Жаловалась, что Елена не вышла замуж и не хотела детей, а свою фамилию считала проклятием рода. У меня киевляне спросили: что бы Махно сделал сейчас? Да разогнал бы Майдан за день!»

Последователи махно

Автор либретто к оперетте «Свадьба в Малиновке», по которой был снят знаменитый фильм, тоже родился в Гуляйполе. Леонид Юхвид любил шутить, что махновские истории вошли в него с молоком матери. В музее хранится первое издание либретто. «Жаль только, что фильм снимали не в Гуляйполе, а на Полтавщине, хотя у нас тоже есть что показать», — жалуются гуляйпольцы. Работники музея не только следят за фондами, но и возят желающих на рынок —пообщаться с местными жителями, и в Дибровский лес, где Махно нарекли «батькой» (80 км от Гуляйполя, Днепропетровская область. — Авт.). А вот современные анархисты обосновались не в Гуляйполе, а в Запорожье . Именно здесь работает известный исследователь махновского движения, кандидат исторических наук Владимир Чоп, защитивший диссертацию на тему «Авиация Махно». Живут здесь и так называемые «новые махновцы» — молодежная группировка «Місто козаків».

СОВРЕМЕННЫЕ МАХНОВЦЫ. «Махно для нас — символ свободолюбия, справделивости и братства, — говорит активист движения Иван Серов. — Мы понимаем, что нужно максимально влиять на политическую жизнь собственного города, ведь только от нас зависит будущее страны. А в нашем городе такое мнение уже равносильно анархическому. Город промышленный, зарплаты большинства зависит от решений сверху, а не от самих себя. Молодежь у нас не очень активная. Но мы верим, что люди должны эволюционировать к анархическому строю, начало положено тем же Майданом. В свою очередь, мы тоже не сидим сложа руки — патрулируем город, охраняем мирных граждан от наездов неонацистов. Первые стычки начались на наших рок-концертах: в песнях мы говорим, что у бандитов — как при власти, так и вне ее — нет национальности. А неонацисты считают, что во всем виноваты нацменьшинства. Приходится драться. Сейчас мы узнаем их даже по походке. Впрочем, первыми в бой мы не лезем, проводим экологические акции — большинство из нас вегетарианцы, защитники животных и экологии! На этих выходных мы с «Самообороной» забаррикадировались в Запорожской облраде и не допустили поднятия российского флага над ней! Разбились на три «десятки», каждая охраняла свою часть. Наша называлась им. Махно — мы повесили черный флаг в коридоре. Позже в нашу десятку влились две другие, хоть и не все анархисты. В итоге триколор у нас пока не висит. Спасибо батьке: помогает нам учиться жить иначе».