Бурые медвежата: особенности роста и развития. Медведями не рождаются Сначала каждого медвежонка выращивают как младенца

Буду рада, если вы оставите свои комментарии о занятии. Как отреагировал ребенок? Что больше всего понравилось и запомнилось? Удобен ли, лично для Вас (мам, бабушек и педагогов), такой формат подготовки?

А сегодня, мы продолжаем играть! Будем играть по сказке “Три медведя”.

Напомню, что основное я буду выкладывать здесь, на блоге.
А дополнительные материалы будут находиться в нашей группе ВКонтакте.
Поэтому, кто еще не в группе, милости просим, присоединяйтесь к нам!

Поскольку я провожу занятия не с одним ребенком, а в группе (в центре), я буду писать ребята.

Дома, как вы понимаете у меня тоже мини-группа, и если мы играем, то все вместе. Старшим я отвожу, в таком случае, роль ведущих. И большинство вопросов по сказке уже задаю не я, а старшие дети.

Таким образом, мы отрабатываем речевые навыки, умение задавать вопросы, вести диалог. Получаются не только игры для младшего возраста, но старших детей – совместные игры.

Поэтому данное занятие, и последующие, вполне подойдут для детей разного возраста. Их лишь нужно немного адаптировать.

Начнем наше путешествие в сказку!

1.Возьмите книжку, в которой есть сказка «Три медведя» и прочтите ее детям.
Если у вас есть несколько книжек, с разными картинками по этой сказке, обязательно рассмотрите картинки сначала в одной книжке, затем в других.

2. Дидактическая игра «Разложи предметы».
*Распечатайте в приложении к играм.
Взрослый: Ребята, а вы помните, какие стульчики были у медведей? Давайте каждого мишку посадим на его стульчик.
А вы помните, какие были ложки с тарелками? Давайте разложим ложки с тарелками на столе. Положим каждому медведю свою посуду.
А вы помните, какие были кроватки? Давайте положим медведей на свои спальные места.

3.Физкультминутка.
Взрослый: Где жили медведи (в лесу)? В лесу была речка(да)?
Давайте пройдем по мостику через речку! Ходим по дорожке.
Дорожку можно сделать из подручных материалов. Нарисовать на большом листе ватмана (или ненужного куска обои). Разложить подушки на полу и пройтись по ним. Соорудить мостик из стульев, а под ними поставить тазик с водой или ведерко, в котором будут плавать самодельные кораблики.

4.Смотрим презентацию «Кто такой медведь».
*Презентация дана в приложении


5.Сортируем варежки для мишек.
*Варежки для распечатки в приложении.
Для игры нам понадобиться игрушечный мишка и варежки. Наденьте варежки на мишку.
Взрослый: посмотрите наш друг мишка, надел разные варежки, давайте ему поможем, найдем каждой варежке пару. А давайте посмотрим, к какому медведю, какие варежки подойдут.
Маленькие сыночку, большие папе, а средние маме.
Вначале, вы просто можете разложить варежки папе-медведю, маме-медведю и медвежонку, разделив их на женские, мужские и детские.
Затем, можно разрезать на картинке варежки, чтоб можно было подбирать пары.

6.Варим кашу для мишек.
Взрослый: Как варят кашу. Берут крупу, добавляют воды или молока. Ставят на плиту и помешивают. Вода/молоко закипает и каша набухает. Давайте с вами сварим кашу.
Гречку кладем в кастрюлю, добавляем воды. Делаем вид, что мешаем. Затем подменяем на настоящую и говорим, что сварили кашу. Пробуем все вместе. Перед дегустацией, говорим, что каша еще горячая и нужно на нее подуть. Остудить ее. Вместе дуем.

7.Физкультминутка
Рассказываем стих и повторяем движения.

Мы потопаем, как мишка:
Топ-топ-топ!
Мы похлопаем как мишка:
Хлоп-хлоп-хлоп!
Лапы вверх мы поднимаем,
На другие приседаем.

8.Сортируем большие и маленькие игрушки.
Соберите дома большие и маленькие игрушки и приготовьте два контейнера.
Взрослый: ребята, а вы помните, что маленький медвежонок играл маленькими игрушкам. Давайте поможем ему, разложим по контейнерам игрушки. В этот будем складывать большие (показываем), а в этот маленькие (показываем).
Когда ребята разложат игрушки по контейнерам, усадите их рядом и рассмотрите все содержимое контейнеров. Обсудите каждую игрушку. Предположите, какая из игрушек, могла быть самой любимой для маленького медвежонка и почему.

9. Музыкальная игра на ложках.
Встаем в круг. Детям раздаем ложки. Вспоминаем, как говорит Папа-медведь (громко стучим ложками громко), мама-медведь (потише), медвежонок (стучим тихо). Так повторяем несколько раз.
Затем выбираем одного из детей, теперь он будет ведущим в игре. Пусть ребенок говорят, кто в данный момент из медведей «говорит» (стучим ложками в разной тональности).
Хорошо, если каждый ребенок (кто захочет) побудет в роли ведущего.

10. А какие вы знаете стихи и загадки про медведей:

Зимой спит, летом ульи ворошит?

*****
Косолапый и большой,

Спит в берлоге он зимой.

Любит шишки, любит мёд,

Ну-ка, кто же назовёт?

Ну конечно, он медведь!

Мой белый брат во льдах живёт

И рыбу ест морскую,

А я люблю пчелиный мед

И ягоду лесную.

Летом наедается,

Зимой высыпается.

Вперевалку зверь идёт

По малину и по мёд.

Любит сладкое он очень.

А когда приходит осень,

Лезет в яму до весны,

Где он спит и видит сны.

Хозяин лесной

Просыпается весной,

А зимой, под вьюжный вой,

Спит в избушке снеговой.

Как на горке – снег, снег,

И под горкой – снег, снег,

И на ёлке – снег, снег,

И под ёлкой – снег, снег.

А под снегом спит медведь.

Тише, тише… Не шуметь.

С черной кнопкой на носу

Этот зверь живет в лесу,

Весь лохматый, цветом бурый,

На лицо немного хмурый.

У него кривые лапы,

Неуклюжий, косолапый.

Любит кушать сладкий мед,

Этот мед у пчел крадет.

По деревьям лазит ловко,

Есть хорошая сноровка,

Может сильно он реветь,

А зовут его… Медведь!

11.Презентация-сказка «Три медведя»
Смотрим сказку.
*Сказка в приложении



12. Делаем поделку.
Берем заготовку, тарелку. Середину намазываем клеем ПВА и украшаем пшеном.
Насыпаем пшено каждому ребенку в маленькие мисочки. Показываем, как правильно брать пшено. Берем аккуратно пальчиками и делаем движения, как будто кормим птичек.
За счет того, что клеем будет намазана только середина, тарелочка будет выглядеть очень аккуратно. Там, где есть клей, пшено прилипнет, а остатки пшена, которые наверняка будут рассыпаны по «тарелке», вы аккуратно стряхнете.
После этого, украшаем листочки на тарелочке зеленым пластилином. Тарелочка будет выглядеть красочней, если чередовать разные оттенки зеленого.

Все материалы к данному занятию, можно скачать, нажав на кнопку ниже.
Буду благодарна, если вы поделитесь данным занятием с друзьями, нажав на кнопки соц.сетей! Спасибо!

КАК В РОССИИ ВЫРАЩИВАЮТ МЕДВЕДЕЙ Там, где лес вплотную подступал к деревне, по тропинке шел юноша, облаченный в камуфляж и болотные сапоги. Руки в перчатках, из-под надвинутого капюшона торчат только нос и короткая борода. На деревянном коромысле он нес два больших ведра. Я следовал за ним, стараясь не шуметь и зная – несмотря на все ухищрения, о нашем визите уже знают. Но вот и калитка из сетки рабицы. Бородач отпер ее и жестами, не проронив ни звука, показал – стой здесь и смотри.

Взяв одно ведро, он вошел внутрь, послышалось урчанье и я увидел, как со всех сторон на него уставились голодные медвежьи глаза. Василий – так звали юношу – молча ходил между зверями, вываливая перед каждым порцию каши и собачьего корма. Внезапно один из них забеспокоился, поднялся на задние лапы – учуял запах нового человека. Постоял, подумал и вернулся к кормежке. До деревни Бубоницы добраться непросто. Сейчас это медвежий угол во всех смыслах – на окраине Тверской области, в конце покрытой рытвинами тупиковой дороги. Однако местные жители себя провинциалами не считают. Для географов здесь Великий Валдайский водораздел, откуда на восток утекает Волга, на юг – Днепр, на запад – Западная Двина, а на север – Ловать, для историков – перекресток старинных торговых путей. Стоит ли удивляться, что именно в этих краях возникло место настоящего паломничества зоологов, куда они приезжают со всего мира – обменяться знаниями и посмотреть на затерянный в лесу медвежий интернат?

Тридцать лет назад деревня умирала – в ней жили только два старика. Теперь здесь десяток крепких домов, широко разбросанных по песчаным холмам. Произошло это чудо благодаря биологу Валентину Пажетнову, которого односельчане уважительно зовут Дедом. Я шел по извилистой дороге, пытаясь отыскать его дом по особой примете – на нем должен был развеваться российский флаг. Знамя своей страны Дед поднимал над крышей еще с советских времен. Многим это казалось странным. Даже из горкома приезжали, просили снять – мол, флаг положен только на сельсовете, в крайнем случае – по праздникам. На что Дед с невинным видом поинтересовался, есть ли закон, запрещающий вывешивать советские флаги. Незваный гость только развел руками и уехал от упрямого зоолога ни с чем. Флаг я отыскал на первом же доме. Зашел в калитку и спросил у обедавших за дощатым столом небритых деревенских мужиков, как найти Деда. Те неожиданно ответили по-английски. Оказалось, что Дед живет выше, российский флаг здесь теперь можно встретить чуть ли не на каждой избе, а веселые колхозники – иностранцы, приехавшие сюда провести отпуск в российской глубинке – где в Западной Европе найдешь такой лес! Но вот и дом на самой вершине холма. У входа – кованые медведи, в сенях – целых набор медвежьих безделушек – подарков из разных стран. Под стать косолапым и сам хозяин дома – с крепкими не по возрасту руками, загорелым морщинистым лицом и слегка раскосыми живыми глазами. Ни дать, ни взять – лесовик из старинных сказок.

Почти за всеми историями возрождения русских деревень, которые мне приходилось слышать, стояла пришлая супружеская пара – обычно из горожан. Полные энергии, они покидали город ради сельской глуши и преображали все вокруг себя, вдыхая в россыпь дряхлых домиков новую кипучую жизнь. Не стали исключением и Бубоницы. Но путь, приведший сюда Валентина и его жену Светлану, не был ни коротким, ни простым. Родился Валентин в городе Каменске Ростовской области, в семье интеллигентов. Застал войну, чуть было не стал циркачом, но с самого детства чувствовал, что вся его жизнь будет связана с лесом. Сам он об этом впоследствии напишет так: «Я думал, что смогу жить в лесной глуши, в одиночестве, познавая суровые законы выживания в диком мире, выживания на острой грани, отделяющей бренное пребывание на земле от вечности. Мне представлялось, что только вдали от человеческого общества, в таежных дебрях можно жить свободно, как дикий зверь, не подвергая себя тем обязанностям и обязательствам, которые навязывает человеку жестокий закон общества: «Жить так, как все, или быть униженным и уничтоженным…» Вдвоем с молодой женой юноша отправился в Сибирь, чтобы стать профессиональным охотником. Когда мы говорим о создателе интерната для медвежат-сирот, воображение живо рисует эдакого доктора Айболита, который не тронет пальцем и комарика. И действительно, даже сейчас, когда Центром спасения медведей давно управляет его сын Сергей, Валентин вместе с женой ночи напролет выкармливают новорожденных медвежат – изнурительный труд, который может принести радость только тому, кто по-настоящему любит животных. Сложно представить, что этот человек, спасший сотни медведей, обожает картошку на медвежьем сале, ел глухарятину вместо хлеба и приносил жене в подарок жареные беличьи головки, которые в Сибири считались особым лакомством.

К охоте я с детства и до сих пор отношусь с уважением, – рассказывает он, угощая меня деревенским творогом. – Но только если она не ради потехи. Те, кто с вышки за триста метров стреляют по зверю, не подозревающему об опасности, пусть лучше в тире палят. Должно быть противостояние твоих умений и знаний с навыками зверя. Чтобы у него был шанс спастись. Это очень непростая работа, а вовсе не романтика, как я когда-то думал. Надо было прокормить себя и семью, добывать тех зверей, за которых платили – соболя, белку, колонка… А на медведя я ходил, поскольку в семью были нужны сало и мясо. Шел и добывал. - К охоте я с детства и до сих пор отношусь с уважением, – рассказывает он, угощая меня деревенским творогом. – Но только если она не ради потехи. Те, кто с вышки за триста метров стреляют по зверю, не подозревающему об опасности, пусть лучше в тире палят. Должно быть противостояние твоих умений и знаний с навыками зверя. Чтобы у него был шанс спастись. Это очень непростая работа, а вовсе не романтика, как я когда-то думал. Надо было прокормить себя и семью, добывать тех зверей, за которых платили – соболя, белку, колонка… А на медведя я ходил, поскольку в семью были нужны сало и мясо. Шел и добывал.

Долгие годы он бродил по тайге, зачастую оказываясь на волосок от смерти. Учился подбираться незаметно к самым скрытным обитателям леса, охотился на лучших четвероногих охотников, выслеживал прирожденных следопытов, чей нос и уши куда совершеннее людских. Порой состязание затягивалось надолго, как многолетняя дуэль с матерым медведем Ворчуном, «в котором разбойная удаль чередовалась с расчетливой мудростью». Пострадав от браконьеров, Ворчун принялся мстить людям – пугал грибников, безобразничал в деревне и с почти мистическим везением спасался от преследовавших его егерей. В конце концов, старый хромой зверь так и ушел непобежденным. До сих пор Дед вспоминает своего противника с огромным уважением. Чтобы выжить в этом суровом мире и прокормить семью, Валентин должен был понять животных так, как не снилось кабинетным зоологам, жить среди медведей, учиться думать, как они. Охотясь на хищника, он приблизился к нему как никто другой. Детская мечта сбылась, и награда за труды была велика. Воспоминания Деда о том, как он впервые прокрался на овсяное поле и затаился между кормящихся медведей, дышат восторгом и высокой поэзией: «В этом лунном мире, со зверьем, которое не подозревало о том, что рядом притаилось чужое, не из их племени существо, я вдруг почувствовал, что обретаю невидимую, но осязаемую связь с животными, проникаюсь их желанием насытиться, набраться сил, чтобы жить простой, бесхитростной жизнью, оставляя после себя таких же простых, чистых, наивных существ для продолжения своего рода на земле».

В 1974 году бывший охотник и егерь, освоивший к тому времени несколько десятков профессий, приступил к главному делу своей жизни – научному изучению медведей. Для этого пришлось выполнить условие – три года отработать директором заповедника. Едва истек срок, как Валентин сложил с себя начальственные полномочия и на неделю ушел в лес, словно очищая себя перед новой жизнью. Первых медвежат для эксперимента решено было забрать из берлоги, и это чуть не стоило Валентину жизни – разъяренная медведица выскочила ему навстречу, и только в последний момент испугалась крика и ударов топора, которым бывалый охотник изо всех сил заколотил по дереву. Он взял детенышей и вплоть до поздней осени выкармливал их, живя в палатке рядом с усыновленными питомцами. Медвежата послушно бегали за двуногой «мамой», а когда стало холодать, даже пытались пристроиться к ней под бочок. Приходилось хлестать их хворостинкой по любопытным носам, ведь привыкание зверя к человеку, стирание врожденного страха перед ним обрекают питомца на верную смерть. Никто не будет церемониться с косолапым, который придет в деревню поиграть с людьми. К счастью, перед самой зимой медвежата, оставшиеся без теплой палатки, сами принялись рыть берлоги – причем так ловко, словно делали это уже много раз. Стало ясно, что воспитанники способны самостоятельно выживать в дикой природе.

С тех пор биологи воспитали около двухсот медвежат-сирот. Везут их в бубоницкий «интернат» со всей России. Где-то браконьеры медведицу убьют, а на детенышей рука не поднимется, где-то неосторожный лыжник потревожит мохнатую мамашу в берлоге. Единожды сбежав, она уже никогда не вернется, и если медвежат не забрать, они просто замерзнут. Дело в том, что медведь в берлоге – очень удобная добыча, человек охотился на него столетиями. «Храбрецов», возвращавшихся в свой зимний дом, зачастую ждала засада, так что гены потомству передавали, в основном, «трусы», бросавшие и приют, и спящих в нем малышей.

Новорожденные медвежата, появляющиеся в начале января – это умильные комочки с закрытыми ушами и глазами, настолько крохотные, что в Средневековье люди считали, будто медведица рожает бесформенные куски плоти и лишь потом, вылизывая, медленно придает им форму зверей. Кажется невозможным превратить их в полноценных хозяев леса. А между тем в Центре спасения медведей удалось выходить даже недоношенного медвежонка с багровыми проплешинами вместо кожи, который весил всего 356 грамм. Поначалу зверенышей содержат в теплой комнате у печки, заменяющей малышам бок мамы-медведицы. Сотрудники меняют им пеленки, массируют животики, сажают на горшок, а в первые десять дней жизни кормят каждые два часа – и днем, и ночью, вливая в крохотную пасть по пять миллилитров молока. «Едва успеешь до дома дойти, уже надо обратно», – улыбается Светлана. Постепенно промежуток между кормежками увеличивают, окрепшие медвежата резвятся на специальном тренажере, в теплую погоду их выносят погреться на солнышке. В начале апреля зверенышей переводят в открытый вольер, из которого они устраивают экспедиции в лес, за ягодами, длящиеся порой до двух недель. Однажды во время такой прогулки пропала медведица Кнопка. Пажетновы обошли все деревни в округе, но так ее и не нашли. А через неделю она вернулась сама – с чужим ошейником и оборванной цепью.

Крошечный медвежонок – это ходячая плюшевая игрушка. Стоит увидеть, как звереныши, повизгивая сосут друг другу уши, и даже у отъявленных циников руки сами тянутся погладить бурую шерстку. Но – нельзя. Даже разговаривать в присутствии зверей запрещено, а если ставший родным за месяцы неусыпной – в прямом смысле слова – заботы детеныш потянется к тебе, надо его безжалостно наказать. Обидеть и тем самым спасти. Конечно, все равно случаются осечки. Бывает, что молодые общительные медведи выходят к деревне. Тогда их забирают обратно в «интернат» и заботятся о них вплоть до зимней спячки. В берлоге зверь дичает, и весной стремглав убегает и от своих спасителей, и от других людей.

Эти эксперименты – не простая благотворительность, а серьезная научная работа, уже принесшая немалые плоды. Шестнадцать косолапых «выпускников» вновь заселили опустевший было заповедник «Брянский лес». Сейчас в нем более пятидесяти медведей. В тверской глубинке проходят международные конференции, по методике Пажетновых работают в Индии и Южной Корее. Но самая большая радость для приемных родителей – когда бывших воспитанниц видят уже с собственными медвежатами. А это значит, что не только медвежья, но и их собственная жизнь имеет смысл. И все же я не удерживаюсь от того, чтобы задать бывшему охотнику вопрос: - Не жалко, когда ваших медведей добывают? Дед недоуменно смотрит на меня: - Как может быть жалко, когда они живут обычной медвежьей жизнью? Охота держит зверя на расстоянии от человека. Другого механизма просто нет. Конечно, этим должны заниматься специалисты. В Танзании, к примеру, со слонами работают – делят страну пополам, и в одной половине охотятся, а в другой показывают животных туристам. Иначе они все сожрут и начнется падеж. Потом их меняют местами. Когда охотники добывают нашего медведя, они считают, что поступили плохо, но стесняться не надо. Это же информация. Недавнему самцу из Новгородской области было почти семь лет, а нашли его всего в шести километрах от места выпуска. Самый дальний выход был у медведицы в период гона – двести километров по прямой. Там уже не сплошные леса, как здесь, а вперемешку с полем. Охотовед в бинокль увидел метку и нам позвонил. Потом она сюда обратно прибежала. На родину.

Сейчас еду медвежатам носит Василий, внук Деда. Подрастают правнуки. Забытая деревня ожила, превратилась в настоящее родовое гнездо семьи Пажетновых. В начале девяностых порой приходилось кормить сироток на собственные сбережения, теперь под патриотичным российским флагом красуется эмблема IFAW – Международного фонда защиты животных, финансирующего медвежий интернат. А Дед в свободное время пишет воспоминания и сказки для многочисленных потомков – да так, что зарисовки из жизни лосей и кабанов читаются взахлеб, как хорошие детективы. - Мы с бабушкой – очень русские люди, – гордо говорит он. – Для нас нет ничего лучше своего места. Одна журналистка написала, что в нашей деревне воняет навозом. А мне очень жаль, что такие села мало где сохранились. Живые, не стерильные. На этих словах Дед медленно, словно с трудом улыбнулся, и суровое лицо лесовика внезапно преобразилось, будто солнечный луч пробился сквозь ветви дремучего бора. И я понял, что этот человек, умеющий ценить жизнь со всей ее грязью и трагедиями, в своих странствиях научился главному – чистой любви, когда ради счастья существ, о которых заботишься, надо отказаться от всех внешних проявлений привязанности, вовремя отпустить их от себя, а если понадобится, то спокойно принять даже их смерть, зная, что это тоже цена свободы, которую ты им подарил. Главное – что их лесная жизнь, пусть и скоротечная, была настоящей.

Там, где лес вплотную подступал к деревне, по тропинке шел юноша, облаченный в камуфляж и болотные сапоги. Руки в перчатках, из-под надвинутого капюшона торчат только нос и короткая борода. На деревянном коромысле он нес два больших ведра. Я следовал за ним, стараясь не шуметь и зная - несмотря на все ухищрения, о нашем визите уже знают. Но вот и калитка из сетки рабицы. Бородач отпер ее и жестами, не проронив ни звука, показал - стой здесь и смотри. Взяв одно ведро, он вошел внутрь, послышалось урчанье и я увидел, как со всех сторон на него уставились голодные медвежьи глаза. Василий - так звали юношу - молча ходил между зверями, вываливая перед каждым порцию каши и собачьего корма. Внезапно один из них забеспокоился, поднялся на задние лапы - учуял запах нового человека. Постоял, подумал и вернулся к кормежке.
До деревни Бубоницы добраться непросто. Сейчас это медвежий угол во всех смыслах - на окраине Тверской области, в конце покрытой рытвинами тупиковой дороги. Однако местные жители себя провинциалами не считают. Для географов здесь Великий Валдайский водораздел, откуда на восток утекает Волга, на юг - Днепр, на запад - Западная Двина, а на север - Ловать, для историков - перекресток старинных торговых путей. Стоит ли удивляться, что именно в этих краях возникло место настоящего паломничества зоологов, куда они приезжают со всего мира - обменяться знаниями и посмотреть на затерянный в лесу медвежий интернат?
Тридцать лет назад деревня умирала - в ней жили только два старика. Теперь здесь десяток крепких домов, широко разбросанных по песчаным холмам. Произошло это чудо благодаря биологу Валентину Пажетнову, которого односельчане уважительно зовут Дедом. Я шел по извилистой дороге, пытаясь отыскать его дом по особой примете - на нем должен был развеваться российский флаг. Знамя своей страны Дед поднимал над крышей еще с советских времен. Многим это казалось странным. Даже из горкома приезжали, просили снять - мол, флаг положен только на сельсовете, в крайнем случае - по праздникам. На что Дед с невинным видом поинтересовался, есть ли закон, запрещающий вывешивать советские флаги. Незваный гость только развел руками и уехал от упрямого зоолога ни с чем.
Флаг я отыскал на первом же доме. Зашел в калитку и спросил у обедавших за дощатым столом небритых деревенских мужиков, как найти Деда. Те неожиданно ответили по-английски. Оказалось, что Дед живет выше, российский флаг здесь теперь можно встретить чуть ли не на каждой избе, а веселые колхозники - иностранцы, приехавшие сюда провести отпуск в российской глубинке - где в Западной Европе найдешь такой лес! Но вот и дом на самой вершине холма. У входа - кованые медведи, в сенях - целых набор медвежьих безделушек - подарков из разных стран. Под стать косолапым и сам хозяин дома - с крепкими не по возрасту руками, загорелым морщинистым лицом и слегка раскосыми живыми глазами. Ни дать, ни взять - лесовик из старинных сказок.
Почти за всеми историями возрождения русских деревень, которые мне приходилось слышать, стояла пришлая супружеская пара - обычно из горожан. Полные энергии, они покидали город ради сельской глуши и преображали все вокруг себя, вдыхая в россыпь дряхлых домиков новую кипучую жизнь. Не стали исключением и Бубоницы. Но путь, приведший сюда Валентина и его жену Светлану, не был ни коротким, ни простым. Родился Валентин в городе Каменске Ростовской области, в семье интеллигентов. Застал войну, чуть было не стал циркачом, но с самого детства чувствовал, что вся его жизнь будет связана с лесом. Сам он об этом впоследствии напишет так: "Я думал, что смогу жить в лесной глуши, в одиночестве, познавая суровые законы выживания в диком мире, выживания на острой грани, отделяющей бренное пребывание на земле от вечности. Мне представлялось, что только вдали от человеческого общества, в таежных дебрях можно жить свободно, как дикий зверь, не подвергая себя тем обязанностям и обязательствам, которые навязывает человеку жестокий закон общества: "Жить так, как все, или быть униженным и уничтоженным..." Вдвоем с молодой женой юноша отправился в Сибирь, чтобы стать профессиональным охотником.
Когда мы говорим о создателе интерната для медвежат-сирот, воображение живо рисует эдакого доктора Айболита, который не тронет пальцем и комарика. И действительно, даже сейчас, когда Центром спасения медведей давно управляет его сын Сергей, Валентин вместе с женой ночи напролет выкармливают новорожденных медвежат - изнурительный труд, который может принести радость только тому, кто по-настоящему любит животных. Сложно представить, что этот человек, спасший сотни медведей, обожает картошку на медвежьем сале, ел глухарятину вместо хлеба и приносил жене в подарок жареные беличьи головки, которые в Сибири считались особым лакомством.
- К охоте я с детства и до сих пор отношусь с уважением, - рассказывает он, угощая меня деревенским творогом. - Но только если она не ради потехи. Те, кто с вышки за триста метров стреляют по зверю, не подозревающему об опасности, пусть лучше в тире палят. Должно быть противостояние твоих умений и знаний с навыками зверя. Чтобы у него был шанс спастись. Это очень непростая работа, а вовсе не романтика, как я когда-то думал. Надо было прокормить себя и семью, добывать тех зверей, за которых платили - соболя, белку, колонка... А на медведя я ходил, поскольку в семью были нужны сало и мясо. Шел и добывал.
Долгие годы он бродил по тайге, зачастую оказываясь на волосок от смерти. Учился подбираться незаметно к самым скрытным обитателям леса, охотился на лучших четвероногих охотников, выслеживал прирожденных следопытов, чей нос и уши куда совершеннее людских. Порой состязание затягивалось надолго, как многолетняя дуэль с матерым медведем Ворчуном, "в котором разбойная удаль чередовалась с расчетливой мудростью". Пострадав от браконьеров, Ворчун принялся мстить людям - пугал грибников, безобразничал в деревне и с почти мистическим везением спасался от преследовавших его егерей. В конце концов, старый хромой зверь так и ушел непобежденным. До сих пор Дед вспоминает своего противника с огромным уважением. Чтобы выжить в этом суровом мире и прокормить семью, Валентин должен был понять животных так, как не снилось кабинетным зоологам, жить среди медведей, учиться думать, как они. Охотясь на хищника, он приблизился к нему как никто другой. Детская мечта сбылась, и награда за труды была велика. Воспоминания Деда о том, как он впервые прокрался на овсяное поле и затаился между кормящихся медведей, дышат восторгом и высокой поэзией: "В этом лунном мире, со зверьем, которое не подозревало о том, что рядом притаилось чужое, не из их племени существо, я вдруг почувствовал, что обретаю невидимую, но осязаемую связь с животными, проникаюсь их желанием насытиться, набраться сил, чтобы жить простой, бесхитростной жизнью, оставляя после себя таких же простых, чистых, наивных существ для продолжения своего рода на земле".
В 1974 году бывший охотник и егерь, освоивший к тому времени несколько десятков профессий, приступил к главному делу своей жизни - научному изучению медведей. Для этого пришлось выполнить условие - три года отработать директором заповедника. Едва истек срок, как Валентин сложил с себя начальственные полномочия и на неделю ушел в лес, словно очищая себя перед новой жизнью. Первых медвежат для эксперимента решено было забрать из берлоги, и это чуть не стоило Валентину жизни - разъяренная медведица выскочила ему навстречу, и только в последний момент испугалась крика и ударов топора, которым бывалый охотник изо всех сил заколотил по дереву. Он взял детенышей и вплоть до поздней осени выкармливал их, живя в палатке рядом с усыновленными питомцами. Медвежата послушно бегали за двуногой "мамой", а когда стало холодать, даже пытались пристроиться к ней под бочок. Приходилось хлестать их хворостинкой по любопытным носам, ведь привыкание зверя к человеку, стирание врожденного страха перед ним обрекают питомца на верную смерть. Никто не будет церемониться с косолапым, который придет в деревню поиграть с людьми. К счастью, перед самой зимой медвежата, оставшиеся без теплой палатки, сами принялись рыть берлоги - причем так ловко, словно делали это уже много раз. Стало ясно, что воспитанники способны самостоятельно выживать в дикой природе.
С тех пор биологи воспитали около двухсот медвежат-сирот. Везут их в бубоницкий "интернат" со всей России. Где-то браконьеры медведицу убьют, а на детенышей рука не поднимется, где-то неосторожный лыжник потревожит мохнатую мамашу в берлоге. Единожды сбежав, она уже никогда не вернется, и если медвежат не забрать, они просто замерзнут. Дело в том, что медведь в берлоге - очень удобная добыча, человек охотился на него столетиями. "Храбрецов", возвращавшихся в свой зимний дом, зачастую ждала засада, так что гены потомству передавали, в основном, "трусы", бросавшие и приют, и спящих в нем малышей.
Новорожденные медвежата, появляющиеся в начале января - это умильные комочки с закрытыми ушами и глазами, настолько крохотные, что в Средневековье люди считали, будто медведица рожает бесформенные куски плоти и лишь потом, вылизывая, медленно придает им форму зверей. Кажется невозможным превратить их в полноценных хозяев леса. А между тем в Центре спасения медведей удалось выходить даже недоношенного медвежонка с багровыми проплешинами вместо кожи, который весил всего 356 грамм. Поначалу зверенышей содержат в теплой комнате у печки, заменяющей малышам бок мамы-медведицы. Сотрудники меняют им пеленки, массируют животики, сажают на горшок, а в первые десять дней жизни кормят каждые два часа - и днем, и ночью, вливая в крохотную пасть по пять миллилитров молока. "Едва успеешь до дома дойти, уже надо обратно", - улыбается Светлана.
Постепенно промежуток между кормежками увеличивают, окрепшие медвежата резвятся на специальном тренажере, в теплую погоду их выносят погреться на солнышке. В начале апреля зверенышей переводят в открытый вольер, из которого они устраивают экспедиции в лес, за ягодами, длящиеся порой до двух недель. Однажды во время такой прогулки пропала медведица Кнопка. Пажетновы обошли все деревни в округе, но так ее и не нашли. А через неделю она вернулась сама - с чужим ошейником и оборванной цепью.
Крошечный медвежонок - это ходячая плюшевая игрушка. Стоит увидеть, как звереныши, повизгивая сосут друг другу уши, и даже у отъявленных циников руки сами тянутся погладить бурую шерстку. Но - нельзя. Даже разговаривать в присутствии зверей запрещено, а если ставший родным за месяцы неусыпной - в прямом смысле слова - заботы детеныш потянется к тебе, надо его безжалостно наказать. Обидеть и тем самым спасти. Конечно, все равно случаются осечки. Бывает, что молодые общительные медведи выходят к деревне. Тогда их забирают обратно в "интернат" и заботятся о них вплоть до зимней спячки. В берлоге зверь дичает, и весной стремглав убегает и от своих спасителей, и от других людей.
Эти эксперименты - не простая благотворительность, а серьезная научная работа, уже принесшая немалые плоды. Шестнадцать косолапых "выпускников" вновь заселили опустевший было заповедник "Брянский лес". Сейчас в нем более пятидесяти медведей. В тверской глубинке проходят международные конференции, по методике Пажетновых работают в Индии и Южной Корее. Но самая большая радость для приемных родителей - когда бывших воспитанниц видят уже с собственными медвежатами. А это значит, что не только медвежья, но и их собственная жизнь имеет смысл.
И все же я не удерживаюсь от того, чтобы задать бывшему охотнику вопрос: - Не жалко, когда ваших медведей добывают? Дед недоуменно смотрит на меня: - Как может быть жалко, когда они живут обычной медвежьей жизнью? Охота держит зверя на расстоянии от человека. Другого механизма просто нет. Конечно, этим должны заниматься специалисты. В Танзании, к примеру, со слонами работают - делят страну пополам, и в одной половине охотятся, а в другой показывают животных туристам. Иначе они все сожрут и начнется падеж. Потом их меняют местами. Когда охотники добывают нашего медведя, они считают, что поступили плохо, но стесняться не надо. Это же информация. Недавнему самцу из Новгородской области было почти семь лет, а нашли его всего в шести километрах от места выпуска. Самый дальний выход был у медведицы в период гона - двести километров по прямой. Там уже не сплошные леса, как здесь, а вперемешку с полем. Охотовед в бинокль увидел метку и нам позвонил. Потом она сюда обратно прибежала. На родину.
Сейчас еду медвежатам носит Василий, внук Деда. Подрастают правнуки. Забытая деревня ожила, превратилась в настоящее родовое гнездо семьи Пажетновых. В начале девяностых порой приходилось кормить сироток на собственные сбережения, теперь под патриотичным российским флагом красуется эмблема IFAW - Международного фонда защиты животных, финансирующего медвежий интернат. А Дед в свободное время пишет воспоминания и сказки для многочисленных потомков - да так, что зарисовки из жизни лосей и кабанов читаются взахлеб, как хорошие детективы. - Мы с бабушкой - очень русские люди, - гордо говорит он. - Для нас нет ничего лучше своего места. Одна журналистка написала, что в нашей деревне воняет навозом. А мне очень жаль, что такие села мало где сохранились. Живые, не стерильные.
На этих словах Дед медленно, словно с трудом улыбнулся, и суровое лицо лесовика внезапно преобразилось, будто солнечный луч пробился сквозь ветви дремучего бора. И я понял, что этот человек, умеющий ценить жизнь со всей ее грязью и трагедиями, в своих странствиях научился главному - чистой любви, когда ради счастья существ, о которых заботишься, надо отказаться от всех внешних проявлений привязанности, вовремя отпустить их от себя, а если понадобится, то спокойно принять даже их смерть, зная, что это тоже цена свободы, которую ты им подарил. Главное - что их лесная жизнь, пусть и скоротечная, была настоящей.

Раздается утробный рев, и на полянку за забором вываливается десяток меховых шариков. Косолапая масса, урча, устремляется к мискам с овсяной кашей. Пятимесячные медвежата — такие крошки, такие лапушки, что хочется их потискать или, как мимиминимум, завизжать от восторга. Но — нельзя. Тут биостанция, а не зоопарк. Биолог, разбросав по полянке комья овсяной каши с яйцом, молча показывает спецназовским жестом — «уходим», мол. Мы молча поворачиваемся и топаем в деревню. За нашей спиной медвежата приступают к дележке завтрака.

Медвежья психология

На пороге обычного деревенского домика — пара этажей, туалет на улице — стоит старичок-лесовичок, похожий на доброго волшебника. Кажется, каждая его морщинка улыбается. Он немного застенчиво протягивает руку: «Я — Дед. Да, так и зовите».

«Дед» Валентин Пажетнов действительно дедушка большой семьи биологов, полностью оккупировавшей деревню Бубоницы. Пять-шесть бубоницких домиков затеряны в лесах Тверской области , и это хорошо, это правильно. Люди работе Пажетнова только мешают: на бубоницкой биостанции «Чистый лес» Валентин Сергеевич и его семейство помогают осиротевшим медвежатам вернуться в дикую природу. Доктор биологических наук, известнейший ученый, много лет назад Пажетнов разработал методику реабилитации медвежат, оставшихся без матери. Сегодня методы Пажетнова используют во всем мире, однако начало медвежьей эпопеи было донельзя обычным. Рассказ Деда ничем не напоминает волшебную сказку:

Медведями я стал заниматься потому, что мне эту работу в 70-х годах поручил выполнить профессор МГУ Леонид Викторович Крушинский, у которого я проходил стажировку. Задача была такая: проследить за формированием поведения медвежат в период от выхода из берлоги до обретения ими самостоятельности. Была создана суррогатная семья: медвежата воспринимали меня как объект, за которым они должны следовать. Это легло в основу будущей методики.

В первые два года работы с медвежатами Пажетнов сделал главное открытие: для нормального развития малышам вовсе не нужна работа со стороны матери. Она защищает своих отпрысков, но не учит их охотиться, добывать коренья и даже строить берлогу. Все это они умеют сами, так сказать, как генетические медведи.

При этом у медвежат очень высокая реакция следа, — добавляет Пажетнов. — Медвежонку нужен кто-то, за кем он будет идти, поэтому очень важно вести работу в группе: там медвежата проецируют социальные связи друг на друга.

Может показаться странным, но до этой работы о медвежьих повадках было известно очень мало. Все-таки медведь — не кролик, изучать его — занятие опасное. Оказаться в лесу между медведицей и медвежатами — верная смерть. Да и встречу с мужской частью медвежьего населения радостной не назовешь.

Рассказ о семейно-медвежьей истории продолжает сын Пажетнова-старшего, Сергей , тоже биолог и главный менеджер Центра спасения медвежат-сирот в Бубоницах:

Первых трех медвежат отец взял из берлоги. Это не значит, что он их выкрал. Отец долго наблюдал эту берлогу и забрал медвежат тогда, когда медведицу спугнул находившийся поблизости медведь. Она убежала. Медвежата бы погибли — медведица никогда не возвращается в берлогу.

Такое поведение матери кажется парадоксальным: в берлогу к малышам медведица не возвращается, но попадись ей кто рядом с ее медвежонком в лесу — будет драться до последнего.

Она боится человека, — объясняет Валентин Сергеевич. К Пажетнову на колени вспрыгнул черный кот без кончиков ушей и хвоста. Кота нашли зимой на автобусной остановке, кто-то выбросил. Уголек выжил, но отмороженные части тела просто отвалились. Сейчас кот уютно пристраивается на коленях у Пажетнова-старшего, а тот, сам того не замечая, формирует руками приятный коту рельеф. — Самая легкая охота — зимняя, на берлоге, это очень древний способ. Когда медведь убегал из берлоги, человек потом караулил ее, проверяя, не вернулся ли зверь. Так веками шел отбор самых «трусливых» медведей. Выживали только они. Теперь это жестко зафиксировано в геноме: медведица никогда не вернется. Так у нее есть шанс вывести новое потомство.

Тверская область, деревня Бубуницы, биостанция «Чистый лес». Биолог Валентин Пажетнов
Фото: Наталия Судец / сайт

Путь медведя

Долгое время охота на берлоге была основным «поставщиком» медвежат-сирот. Малышню охотники трогают редко: проку нет, да и не поднимается рука на 500-граммовый меховой шарик с глазами-бусинами. Приносят в зоопарки, цирки, оставляют в лесу…

Но в зоопарках уже нет места. Медведи всех видов успешно размножаются в неволе. Скорее всего, таких медвежат в итоге просто ликвидируют, — резко говорит Валентин Пажетнов.

Охота на берлоге — самый простой и самый жестокий вид охоты, ведь медвежата рождаются именно зимой, в январе-феврале. Биологи и спонсирующий их международный фонд защиты животных IFAW много лет боролись за запрет этого вида охоты. Успешно: с 2011 года сезон охоты на медведя значительно сократили, до нескольких месяцев в году, зимняя охота вообще под запретом, как и охота на годовалых медвежат и медведиц с детенышами.

Тем не менее, сироты все равно есть. И не всегда человек тому виной — во всяком случае, не умышленно.

Приносят медвежат с половодья, подбирают на обочинах дорог, голодных и истощенных снимают с деревьев, — перечисляет Сергей. — В прошлом году у нас были медвежата из Центрально-Лесного заповедника, где охота вообще запрещена. Но шел рейнджер с собакой на учет белок, а медведица в берлоге услышала лай и рванула прочь...

Место реабилитации официально называется Центром спасения медвежат-сирот IFAW. Все финансирование поступает из иностранного фонда — по этому поводу, кстати, к ученым уже наведывались инспекторы. Мол, не агенты ли. Но обошлось — здесь только биологи и их мохнатые «дети», способные растрогать даже суровые сердца охотников за шпионами.

Медвежат в Бубоницы свозят со всей России: из Ярославской области , Новгородской , Псковской , Кировской , Смоленской , из Карелии . Центр принимает малюток возрастом от одного дня до трех месяцев. В первое время малыши растут в отапливаемых боксах, кормятся обычным коровьим молоком с добавлением детских молочных смесей, повышающих его жирность. Дело в том, что жирность натурального коровьего молока 4%, а медвежьего — целых 17.

> Бубоницы, Центр спасения медвежат-сирот IFAW. Выкармливание малыша в первые месяцы жизни
Фото предоставлено фондом IFAW

Постепенно медвежата начинают есть каши из мисок. Когда в лесу появляются первые проталины, а в природе мама с малышами выходит из берлоги, работники переводят медвежат в собственный вольер размером 1 гектар. Там есть домик-берлога (темное подходящее помещение) и ветстанция. Со временем медвежата начинают выходить не только из домика, но и из самого вольера, который все чаще оставляют открытым. Несмотря на то, что им регулярно (хоть и не по расписанию) выдают еду, они приучаются жить на свободе, добывать пропитание самостоятельно — благо тверские леса изобилуют естественной для медведя пищей.

Бурый медведь, хоть и хищник, но питается в основном растительным кормом, — объясняет Валентин Пажетнов. — В его рационе около 150 видов растений, из них фоновых, то есть постоянных, — 15. Охотится медведь редко, только с голоду, а для зимовки он спокойно может набрать нужный жир на рябине, малине, бруснике…

Семимесячный медвежонок уже готов к взрослой жизни в диком лесу. Юных медведей стараются возвращать в те же места, где они были найдены, но и местную, тверскую, фауну ученые пополняют.

Перед выпуском медвежат обездвиживают и «отрабатывают»: взвешивают, осматривают, вешают метки, спутниковые ошейники. Так можно проследить пути их миграции. А уходят они на порядочные расстояния. Недавно в окрестностях карельского поселка Лоухи охотники подстрелили медведя. На его ухе обнаружилась желтая метка Центра спасения медвежат-сирот. По номеру определили, что этого мишку выпускали в Новгородской области.

В Центре могут одновременно находиться 20 медведей. Больше нельзя: так объедят территорию, что на следующий год новым подопечным ничего не останется. После выпуска биологи стараются следить за судьбой каждого питомца: охотоведы, рейнджеры, охотники постоянно сообщают о том, где мелькнет желтая метка. Как-то был добыт знакомый медведь: возраст 7 лет, вес — 220 кило. Программа работает.

Люди-невидимки

Главный принцип разработанной Пажетновым методики — человек должен стать невидимкой. Поэтому в вольере нельзя разговаривать — ни с медведями, ни даже рядом с ними. Ежедневно принося медвежатам пищу, люди прилагают максимум усилий, чтобы не нарушить правильное положение вещей, не уничтожить естественный страх медведя перед человеком. Ведь только этот страх, укоренявшийся в диком звере веками, способен в будущем уберечь медведя от беды. Пока он сам не полез к человеку, не подобрался к человеческим местам обитания, у медведя есть надежда на жизнь.

Если уж медведь вышел к скоту, поможет только отстрел, — констатирует Сергей Пажетнов. — Вот в Йеллоустонском национальном парке в США жалуются, что у них там медведи на помойках тусят. А почему? Работники сперва хотели привлечь фототуристов и прикармливали медведей. Те и повадились. Теперь у них такая тяга, что медвежата, рождающиеся там, уже сразу на помойку чешут.

Мы никогда не привязываемся к нашим медведям, — говорит Светлана Пажетнова , помешивая в огромной кастрюле кашку с маслом для косолапых. — Мы же ученые, это серьезная работа. Ни одного за свою жизнь не поцеловала, это только приезжие норовят. Но нельзя — иначе вся работа насмарку.

Светлана Ивановна — супруга Валентина Пажетнова, тоже биолог-охотовед, как и большинство членов семьи. В Центре она отвечает за кормление медведей — хоть и нецелованные, но хорошо накормленные мишки растут на ее каше как на дрожжах.

В разговорах выясняется, что Валентин и Сергей — бывшие профессиональные охотники, то есть зарабатывали охотой на жизнь, продавали шкуры.

Я охотовед, — поправляет Дед. — Но наша семья не охотится уже лет двадцать, нет нужды. Ни той, что связана с деньгами, ни той, что с эстетикой охоты. Спортивная охота такая же древняя, как промысловая: охотник на медведя имел в своем социуме приоритет по так называемому «Я-фактору». Иными словами, убить медведя — это престижно.

Мы привыкли к черному и белому в вопросе защиты животных: либо ты охотник и, следовательно, живодер — либо вегетаринец и мечтаешь выпустить подопытных зверушек из лабораторий. Но и то, и другое — крайности. Самая мудрая позиция, как всегда, посередине.

Нельзя запретить охоту окончательно, — уверен Сергей Пажетнов. — Потому что медведь — животное наглое и упорное. Если он увидит, что можно безнаказанно выходить к людям, он пойдет. Человек и его домашний скот будут постоянно под угрозой.

> Деревня Бубоницы, Центр спасения медвежат-сирот. Биолог и бывший охотник Сергей Пажетнов несет медвежатам ведра с питательной кашей
Фото: Наталия Судец / сайт

Кроме того, по мнению ученых, охота — способ поддержания баланса. Разведется много медведей — они сожрут всех своих муравьев, малину, рябину и, опять же, пойдут к людям. А потом перемрут до того количества, которое природа снова сможет прокормить.

Дефицита медведя в России нет. Тем не менее, та наука, которой занимается семейство Пажетновых, помогает не только российским и не только бурым медведям.

Мы умеем реабилитировать диких медвежат, но это далеко не всё, — начинает перечислять Дед. — Мы полностью восстановили микропопуляцию медведей в заповеднике «Брянский лес». Там оставалось всего 6 медведей, они были изолированы от остальной части ареала безлесным пространством. Сейчас там порядка 50 медведей. Недавно мы разработали совершенно новую методику, позволяющую возвращать в природу медвежат, рожденных в зоопарках. Это позволит, например, вернуть андского медведя. Ну он нужен!

Не все понимают, зачем тратить время, силы и деньги на осиротевших медвежат, если медведю в России и так хорошо, а в поддержке и заботе больше нуждаются человеческие дети-сироты.

Пусть общество разбирается, в какой среде оно хочет жить и формироваться, — отвечает на это Валентин Пажетнов. — Я не думаю, что мы работаем впустую. Вот японцы вкладывают огромные деньги просто в развитие науки, в открытия, которые пока не имеют прикладной ценности. Но рано или поздно обстоятельства сложатся так, что все это пригодится. В конце концов, нам еще долго жить на этой земле…

Может ли человек подобрать медвежонка, вырастить его и выпустить в дикую природу подготовленным к любым трудностям? Ответ: да. Талантливым российским ученым обязаны полноценной жизнью на воле более полутора сотен косолапых.

В 2010 году медвежонка нашли близ города Осташков. Он весил чуть больше 300 граммов, хотя обычно новорожденные медведи весят по полкило. Малыша отвезли на биостанцию в деревню Бубоницы, где уже жили несколько медвежат-сирот этого года. Новенького, по традиции, назвали по месту рождения – Остахом – и начали бороться за его жизнь.

Как и других медвежат, Пажетновы выкармливали Остаха молоком, потом перевели на кашу. Но тут выяснилось, что задние лапы у малыша плохо двигаются. Пажетновы не сдались. Остаху стали отдельно добавлять в кашу молотые и прожженные в печке кости и яичную скорлупу – применяли кальцевую терапию.

До апреля всех медвежат держали в специальном домике, а затем вынесли в просторный вольер в лесу. Теперь люди старались сократить контакт с медвежатами до минимума – раз в день приносили им кашу, молча оставляли ее и уходили. И постепенно сокращали объемы выдаваемой пищи – по мере того как животные учились питаться подножным кормом. Месяца через два-три, когда у малышей пробудится инстинкт самосохранения, можно будет открыть двери вольера – и медведи-подростки начнут ненадолго уходить в лес. А однажды уйдут совсем, чтобы начать вольную жизнь.

В деревне Бубоницы за последние 20 лет вырастили и вернули в природу более полутора сотен медведей.

Но не Остах – он по-прежнему жил в домике и ползал, волоча задние лапы, словно ласты. Ветеринары приезжали, качали головами – Остах никогда не сможет нормально ходить. Светлана Пажетнова жалела его до слез: вольный зверь обречен на вечную жизнь в клетке.

Впрочем, еще недавно клетка была единственной возможностью выжить для сотен медвежат, ежегодно сиротевших по всей России. Медведица производит на свет потомство в январе. Ее малыши ворочаются, устраиваясь поудобнее, поближе к соскам с молоком. Медведицу это беспокоит, она тоже ворочается и рычит. Всю эту шумную семейку охотничьим собакам проще учуять, чем одинокого медведя.

А когда собаки почуяли берлогу, медведицу либо убивают охотники, либо, вспугнутая ими, самка убегает, бросая детенышей (материнский инстинкт, заставляющий отчаянно защищать потомство, у нее проснется лишь весной, по выходе семьи из берлоги). Вариантов дальнейшего развития событий для ее медвежат, беспомощных, часто еще слепых комочков (их бывает от двух до пяти), всегда было немного: гибель, клетка на хозяйском дворе и зоопарк для особых «везунчиков».

А выкормить медвежат и вернуть их в лес? Проблема возвращения крупных хищников в природу до сих пор почти не изучена. На воле те же медведи, прежде чем начать самостоятельную жизнь, проводят с матерью полтора года, она, как долго считалось, учит их искать пищу, обороняться, строить берлогу... До недавнего времени казалось, что человеку этого не повторить, что возвращать в лес выросших в неволе медведей и подобных им животных нельзя в принципе. А я вот иду по деревне Бубоницы, в которой за последние 20 лет вырастили и вернули в природу более полутора сотен медведей.

Бубоницы лежат вдали от железнодорожных и автомагистралей. Это Тверская область, до ближайшего города, Торопца, – 60 километров. Вдоль бегущей в гору дороги, которая сегодня, в конце февраля, заснежена и освещена неправдоподобно ярким солнцем, по-фермерски – на расстоянии друг от друга – разбросан десяток деревянных домиков. Круглый год обитаемы лишь четыре-пять из них. Дорогу пересекают цепочки следов, на которые обращает мое внимание Валентин Сергеевич Пажетнов.

– А вот тут лиса пробежала, вон след от хвоста. Знаете, именно благодаря хвосту животное может резко завернуть, оттолкнувшись от воздуха, или выровнять траекторию при прыжке.

Валентин Пажетнов, доктор биологических наук, о следах знает, кажется, все. В юности он был охотником-промысловиком, которого на месяцы забрасывали в тайгу. Потом сменил множество профессий и должностей, был и директором Центрально-Лесного заповедника, и старшим научным сотрудником этого же заповедника (именно в такой последовательности). И именно Пажетнову, оценив его знакомство с лесом, в середине 1970-х профессор МГУ Леонид Викторович Крушинский, крупнейший отечественный специалист в области изучения поведения животных, предложил провести необычный эксперимент – создать с медведями так называемую суррогатную семью.

Осенью медвежата облюбовали одно поваленное дерево, несколько дней копошились около него и, когда в очередной раз Пажетнов привел их на это место, начали рыть берлогу. Сами, и никто их не учил! Это была сенсация.

Пажетнов стал поводырем для медвежат , которые, выйдя из берлоги в возрасте трех месяцев, приняли его за свою мать и, повинуясь древним инстинктам, пошли за «матерью». А человек не входил с ними в контакт, не играл, не гладил, не разговаривал. Он просто шел. И наблюдал – что смогут медвежата сделать, когда нет рядом обучающей их медведицы.

– Сперва, впрочем, я оставлял им подкормку, – вспоминает Пажетнов. – Делал шарики из сухого молока, желтка, сливочного масла, сахара, которые давали много энергии. А маленький объем еды заставлял медвежат испытывать голод и пытаться добывать пищу самостоятельно.

Бурые медведи – существа всеядные, а по преимуществу – травоядные. Весной они лакомятся первой травой. Потом – черникой, листьями осины, рябиной. Любят яблоки, в августе с удовольствием приходят на известные всем охотникам овсы – овсяные поля. Правда, как показала работа Пажетновых, в листьях осины калорийности больше, чем в зернах овса.

– С июля они уже питались самостоятельно, – продолжает Валентин Пажетнов. – А я брал собранный женой, Светочкой, рюкзак и уходил в путешествие с медведями. Через 12 дней мы встречались в условленном месте, Светочка отдавала мне новый рюкзак с едой и письмо, а я ей возвращал пустой со своим письмом.

Светлана Пажетнова умеет читать следы и ориентироваться в лесу не хуже супруга – и всегда была его самым верным напарником. В юности она на месяцы уходила охотиться в тайгу – вместе с мужем. Когда Валентин Сергеевич был директором заповедника – занималась бумажной работой. Когда Пажетнов начал изучать бурого медведя – специализацией Светланы Ивановны стал медвежий рацион. Валентин Сергеевич до сих пор чаще всего называет жену «Светочка». А тогда, в 1970-х, когда супруги обменивались рюкзаками, они при этом не могли переброситься и парой слов: звери не должны были слышать человеческую речь.

Но жертвы окупились сторицей. Оказалось, что медвежата сами, без подсказок, могут находить пищу. А осенью они облюбовали одно поваленное дерево, несколько дней копошились около него и, когда в очередной раз Пажетнов привел их на это место, начали рыть берлогу. Сами, и никто их не учил! Это была сенсация.

Крушинский, ставший научным руководителем Пажетнова (что Валентин Сергеевич считает большой удачей, вспоминая наставника с огромной благодарностью), мечтал о разработке методики по возвращению медведей в природу. Но методика появилась гораздо позже.

В 1985 году Валентин и Светлана (двое их детей уже выросли и сами стали учеными) переехали в заброшенную деревеньку Бубоницы, в которой оставалось всего два жителя, жившие на разных концах деревни. Пажетновы планировали изучать поведение бурых медведей в окрестностях. Целыми днями они ходили по лесу, по следам узнавая, что делали местные медведи, чем лакомились, с кем взаимодействовали. Привычная работа. Но в начале 1990-х зоопарки, перейдя на самоокупаемость, отказались принимать найденных в берлогах медвежат, – и сознательные охотники стали привозить мишек к Пажетновым, прослышав, что в заброшенных Бубоницах живут крупнейшие в России специалисты по медведю. Уж они-то знают, что делать!

Пажетновы не отказывались, хотя денег им на выкармливание медвежат никто не давал. Методики придумывали по ходу. В 1990 году из первых семерых медвежат выпустили в природу четырех. Троих задрал взрослый самец в конце мая, в период начала медвежьих свадеб – издалека почуял запах, прибежал к вольеру и колотил по клетке, пока она не раскрылась...

В начале 1990-х научные сотрудники по всей стране были заняты выживанием, а научные сотрудники Пажетновы – спасением медвежат.

– Корова у нас была, – весело вспоминает Светлана Ивановна, невысокая, до сих пор по-юношески подвижная и оптимистичная. – Значит, молоко для медвежат было, крупу, правда, приходилось покупать.

А в 1995 году о работе Пажетновых узнала Мария Воронцова, директор российского отделения IFAW – Международного фонда защиты животных, с 1960-х годов помогающего животным, попавшим в беду. В России фонд появился в 1994 году, а с 1995-го он полностью финансирует работу в рамках проекта IFAW «Центр реабилитации медвежат-сирот». Теперь Пажетновым привозят медвежат со всей Центральной России, пару раз доставляли из Сибири. Выпускают их тоже в разных местах – кого-то отвозят ближе к дому, кого-то – в заповедник «Брянский лес», где с помощью пажетновских медведей восстанавливали исчезающую популяцию.

Мы наконец доходим до домика Пажетновых – на второй его половине в темноте в теплых ящиках спят привезенные в этом году медвежата. Вынимают их оттуда, только чтобы покормить – вначале кормят каждые два часа, потом реже. Пока медвежат боятся оставлять в отдельном домике – вдруг электричество отключится.

Медвежата в возрасте полутора месяцев похожи на... Да ни на кого они не похожи. Ну, или похожи на инопланетян. На маленьких плюшевых инопланетян. Каждую из четырех одинаково ловких лап венчают по пять когтистых пальцев. Черная шерсть. Белые воротнички. И тупоносые мордочки плюшевых игрушек. Зося и Захар, медвежата 2012 года рождения, в ожидании молока распластались на подстилке во всю длину своих гордых 30 сантиметров (с учетом вытянутых лап). Оба пищат и кричат – четко кричат «мама». Но друг друга они не слышат – в первый месяц жизни у медвежат уши закрыты перепонкой.

Зося пытается ползти по-пластунски, хотя конечности пока плохо слушаются. Ее ловят, возвращают – но медвежонок вновь отправляется в путь. Захара его конечности слушаются еще хуже, поэтому, пробуя ползти, он только волчком крутится вокруг своей оси. Брат и сестра растут слишком быстро, лапам уже трудно таскать их плотные тела – и Сергей Пажетнов, сын Валентина и Светланы, посоветовавшись с отцом, решает урезать медвежий рацион.

В семье Пажетновых четверо дипломированных биологов-охотоведов – Валентин, Светлана, их сын Сергей и внук Василий. Все работают на проекте. И никто из них не охотится.

– Уже больше 15 лет и муж, и сын не берут ружье в руки, – вспоминает Светлана Ивановна.

Сам Валентин Сергеевич не против охоты на медведей. Но в течение многих лет он добивался запрета «охоты на берлоге», то есть в январе-феврале. Даже сейчас, когда Пажетнов говорит об этом, у него голос дрожит от возмущения:

– У тебя есть лицензия на одного медведя, одного и добывай. Нельзя заодно лишать природу еще нескольких медвежат!

Во многом благодаря усилиям Пажетнова несколько лет назад охота в январе-феврале на медведя была запрещена в Тверской области. С 2012 года ее запретили по всей России. Но проблемы медвежат-сирот, увы, это не решило – причем дело не только в браконьерстве. Так, мать Зоси и Захара случайно вспугнула собака. Еще четверых медвежат в феврале вполне открыто привезли охотники. Этих малышей Сергей извлекает из ящика, готовя к кормлению. Даже самый крупный из них кажется размером в две трети Зоси и Захара. К тому же он полностью слеп – глаза еще не открылись. А двое самых крохотных – размером чуть больше ладони каждый, у них открыто пока только по одному глазу, и тот, который побольше, похож на хрупкую обезьянку – он не черный, а какой-то белесо-серо-розоватый.


Медвежата начинают возиться, играя в «царя горы» – каждый пытается забраться на другого. Всем одновременно это сделать не удается, кто-то постоянно скатывается, кто-то из-под кого-то выползает... Вероятно, это работают инстинкты – в берлоге малышам надо сидеть на маме, чтобы не замерзнуть. Единственная девчонка в шестерке, Зося, самая крупная и дерзкая, без труда одерживает верх раз за разом.

– Доминантой будет, – считает Валентин Сергеевич. Доминанты – это могут быть не только самцы, но и самки – определяются так: в июле-августе, когда полугодовалые медвежата начинают выходить из вольера, ища прокорм, они обычно делятся на группки по два-четыре. Хотя взрослые медведи – территориальные одиночки, медвежата до полового созревания (первые два года жизни) очень социальны. «Руководит» группой самый смелый и решительный, доминанта, остальные бредут за ним. Сперва группа регулярно возвращается в вольер – но в один осенний день может и не прийти. Останется в лесу и начнет строить одну на всех берлогу.

Не все группы выпускают в первый год – часть медвежат еще не готова зимовать самостоятельно. Тогда их до весны оставляют в берлоге на территории вольера. Сейчас в ней, за несколько километров от нас, дремлет группа Демьяна, лидера с непростой судьбой.

Почти год назад, в начале мая, сельские школьники Демьяновского района Новгородской области, идя по тропинке, увидели на обочине одинокого четырехмесячного медвежонка. Детей он не испугался – до пяти месяцев медвежата вообще ничего не боятся, у них еще дремлет инстинкт самосохранения.

Медвежонок отстал от семьи. Такое случается – медведица не умеет считать, и, если кто-то из ее выводка слишком слаб и отстает, она этого не замечает. Она вообще не заметит ничего подозрительного, пока не останется одна.

Дети отнесли медвежонка егерю, а тот отвез его к Пажетновым. Слабенького чужака воспитанники из Бубониц, уже освоившиеся в вольере, встретили настороженно и сперва игнорировали. Но медвежонок рос, кормился – и к концу лета вдруг стал лидером группы.

Медведи, выкормленные людьми, в дальнейшем не должны идти на контакт с человеком. Чтобы увериться, что их «выпускники» не воспринимают людей как источник подачек, Пажетновы ставят косолапым ушные метки. К сожалению, информация о помеченных зверях появляется либо при случайных наблюдениях, либо когда таких медведей добывают охотники (к счастью, не часто). Одна метка вернулась на семилетнем, здоровом, хорошо питавшемся самце. Зато известно, что ни один медведь с ушной меткой к людям не выходил. А бывало, что метки спасали зверям жизнь – так, однажды местный егерь Володя, устраивавший охоту для приезжих любителей, увидев, что собаки подняли меченого медведя, успел крикнуть: «Не стрелять! Это же пажетновский!».

Эффективнее отслеживать медведей через радиоошейники, а еще лучше – через GPS-ошейники, которыми уже помечали нескольких медвежат. Но у приборов за год-два садится батарейка, и менять ее опасно. Один раз была попытка – с подростками Кирой и Кларой, ни к чему хорошему не приведшая, – кроме разве что поразительного наблюдения.

В апреле 2005 года этих полуторагодовалых медведиц выпустили из вольера, снабдив Киру GPS-ошейником. Ошейник Киру вроде бы не беспокоил, но батарейка садилась, и зимой, найдя Киру в берлоге, ее обездвижили, а ошейник сменили. Кира зимовала одна, где была Клара, не знал никто. Весной по сигналу ошейник нашли на полу другой, пустой берлоги. И на нем отчетливо виднелись следы зубов. Видимо, новый ошейник беспокоил Киру, она ушла к подруге, зная, где та зимует, и Клара, понявшая, что нужна помощь, стянула с Киры ошейник.

С радиоошейниками напрямую связана и судьба неходящего Остаха из Осташково. Светлана Пажетнова продолжает рассказывать его историю, и голос у нее дрожит.

– В апреле я его выносила на солнышко, чтобы суставчики прогрел. И раз я отнесла ему туда кашу, – Светлана Ивановна волнуется все больше, – поставила миску, ушла, и вдруг зачем-то обернулась, смотрю – а он опирается на задние ножки, чтобы достать кашу со дна. Я обомлела, увидев, как он на слабенькие скрюченные ножки оперся. Значит, будут они работать!

Так и получилось. Позже, когда Остах жил в вольере, его снабдили радиоошейником, благодаря которому известно, что Остах вырыл берлогу на пару с медвежонком Генкой. Генку Пажетновы также звали Подельник, потому что в ранней юности тот имел отношение к криминалу – Генкой незаконно торговали на рынке, откуда его удалось изъять с помощью посочувствовавшего медвежонку депутата. В конце марта медвежата покинули берлогу – и вдруг сигнал пропал. Светлана Пажетнова была в отчаянии. А в начале мая к ней прибежали ребята из соседней деревни с криками:

Светлана Ивановна, живой Остах! Дорогу перешел в Косилово, недалеко от остановки!

Текст: Мария Кожевникова