- Михаил Викторович, ваша неоднократно изданная книга воспоминаний «Легендарная Ордынка» посвящена людям поистине баснословным – Ахматова, Пастернак, Надежда Мандельштам , Бродский , Мария Петровых, Шостаковичи. А, в то же время, вот вы передо мной, - веселый, молодой, задорный человек, - как-то даже не верится…

По этому поводу у меня был смешной разговор. Когда я в 92-м году написал свою «Легендарную Ордынку», то, по совету приятеля, отдал ее в «Новый мир», позвонив тогдашнему главному редактору Залыгину . Я позвонил, представился, секретарша дала ему трубку, я говорю: «Сергей Павлович, у меня есть мемуары о таких-то лицах». Он помолчал и спросил: «А что, вы их всех знали?». Я говорю: «Да. Кого-то ближе, кого-то нет». Потом я отвез в середине недели рукопись, а через два или три дня, в выходной день он позвонил с дачи и сказал, что берет это в журнал, ему нравится, и говорил такие слова, что мне неудобно повторять.

-Ваши мемуары выстроены фрагментарно, в центре каждого эпизода лежит или афоризм , или анекдот. Так писали древние. Книга исчерпывающих фрагментов складывается так, что кажется – ничего нового вспомнить уже нельзя. Написанное столь ярко закрывает все остальное или что-то еще вспоминается по ходу?

Все время что-то такое вспоминается. Сейчас я как раз занят тем, что по заказу одного издательства перевожу эти тематические фрагменты в хронологически единое повествование применительно к своей жизни. Естественно, многое дополняется новыми деталями, сценками, рассказами о встреченных мною людях. Но, в принципе, как записала в записной книжке Ахматова, и я уже цитировал это и непременно процитирую опять, - человеческая память подобна прожектору. Она выхватывает из темноты какие-то детали, а вокруг остается абсолютный мрак. Поэтому, она говорит, непрерывность в мемуарах это фальшивое качество. Я тоже так считаю. Мемуары должны быть фрагментарны. Это я понял довольно рано, как только начал их писать.

- Чтение чужих воспоминаний, например, Анатолия Наймана , получивших скандальную известность, наводят на какие-то новые мысли?

Я уже несколько раз отвечал в печати по поводу его повести «Б. Б. и другие», касающейся семейства профессора Мейлаха и его сына, Михаила Борисовича, в свою очередь, профессора Страсбургского университета. Это и пасквиль, и чудовищная неблагодарность по отношению к людям, у которых он ел, пил, неделями жил на даче. Не хочу этого больше касаться. Бог ему судья. Прошлой зимой я был в Калифорнии по церковным делам и два дня жил в доме Аси Пекуровской , первой жены Довлатова . Туда пришел наш приятель Женя Боданский, человек повышенного чувства справедливости, который страшно осуждал Наймана за то, что в своих мемуарах тот никогда не пишет о своей первой жене Эре Коробовой , с которой они прожили довольно много лет. Мы сидели втроем в гостиной, и я на это говорю: «Понимаешь, у всех мемуары, а у Наймана – мимоэры». Боданский чуть не упал с дивана от смеха, а Ася спрашивает: «Простите, вы это прямо сейчас придумали?» Я говорю: «Нет, я два года готовился, чтобы здесь это сказать».

-Про Бродского вы все вспомнили?

Нет, как раз финалом новой мемуарной прозы, которую я пишу, беря частью старое, а частью дописывая новое, будет, я думаю, наша последняя встреча в феврале 95-го года, а потом смерть Бродского и его похороны.

-Был у вас какой-то момент, когда вы поняли, что гении, которые были вокруг, ушли, и все кончилось, сам состав времени стал иным?

Было, и на это обратил мое внимание . Это было в день похорон Анны Ахматовой . На гражданской панихиде в союзе писателей я, к счастью, не был, но и над могилой говорилось Бог знает что. Например, выступал Сергей Владимирович Михалков , который сказал фразу, имеющую в России особое звучание: «Настоящее искусство не имеет срока». Что такое «иметь срок» мы знаем. А потом выступил Арсений Александрович Тарковский , который единственный сказал человеческую фразу. Он сказал: «Пусть земля ей будет пухом». Потому что все остальное, что там говорилось, было абсолютно негоже. А потом самые близкие ей люди пошли на ее дачу в «Будку», там священник отслужил панихиду, это Лев Николаевич , ее сын, выхлопотал. Потом начались какие-то поминки, мы ели, выпивали. И тут, я помню, как ко мне подошел Арсений Александрович, а мы с ним тогда были довольно близки, у меня есть его письма, книжки, он знал, что я люблю его стихи, потом мы отдалились, когда моя жизнь пошла по другому руслу. И он подошел ко мне и буквально со слезами на глазах сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь. «Как же теперь жить будем, Миша?»

-Это ощущение конца было?

Да, он был старше нас всех и понимал, что с уходом Ахматовой перевернулась страница в истории русской литературы, и дальше все будет лишь мельчать. За шесть лет до этого ушел Пастернак , теперь Ахматова, кончился серебряный век, началось безвременье. Я это запомнил и несу.

-А общий писательский быт 40-50-х годов, которого вы были свидетелем?

Если честно сказать, я советских писателей не любил. Это, действительно, крапивное семя. Мне хотелось бы сделать то же, о чем сообщал Мандельштам в «Четвертой прозе» по поводу писателей, которые писали заведомо разрешенные вещи: «я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове и всех посадить за стол в Дом Герцена, поставив перед каждым стакан полицейского чаю и дав каждому в руки анализ мочи Горнфельда ». ЦДЛ мне всегда был отвратителен. Большое количество советских письменников в одном месте меня угнетало.

-С другой стороны, вы неоднократно писали, что и актеры вам не нравятся?

Надо сказать, у меня был момент интереса к театру в начале 60-х, когда открылся «Современник», там играл мой младший брат Борис. Там, действительно, были веселые спектакли, ощущение воздуха. «Голый король» был хорош. Прекрасный спектакль был по пьесе Володина «Назначение». Кроме того, они открыли у себя в подвале кафе, где продавалась водка без наценки, что, пардон, тоже в юности нас очень привлекало. Что-то такое в тот момент было настоящее. Мы недавно встретились на телевидении с Галей Волчек и очень обрадовались друг другу. А сейчас пойти в театр для меня абсолютно невозможная вещь. И не только канонически. Ну, что актеры… Прежде всего, это женская профессия, даже если они мужчины. Потому что намазывать свое лицо, выходить и стараться всем понравиться – это абсолютно не мужское дело. То, что актеры не мужчины, я прочел на первой странице книги Эфроса . Такое же мнение высказывал Андрей Тарковский . Я не точно цитирую, но он говорил о них как о злых и развратных детях. Актеры по своей природе - инфантильны . И беда нашего общества, что чуть ли не главные учителя жизни на телевидении это актеры. Что могут сказать люди, чья профессия – говорить чужие слова? Как говорил классик, их место в буфете, а не на телевидении. Я видел вручение премии «Оскар» покойному Феллини . Вручали «Оскара» такие актеры как Марчелло Мастрояни и Софи Лорен. Ни тот, ни другая не произнесли ни единого слова. Только Софи Лорен спросила: можно я вас поцелую? На что Феллини сказал: да, я этого очень хочу. Все остальное время говорил Феллини . Представьте, если бы это вручала наша парочка, чего бы они там наговорили!

-Как вы жили, если трещина проходила внутри семьи. Папа – советский писатель-юморист, мама актриса МХАТа, братья - актеры?

Понимаете, на уровне семьи такие принципиальные вопросы не только не решались, но и не вставали. Мой брат, Алексей Баталов , исключительно одаренный человек, все его родственники были во МХАТе. Когда делали фильм обо мне на REN -TV , меня провоцировали, чтобы я говорил отрицательно об актерах, а потом подсовывали это ему. Сейчас делается фильм о нем, и снова меня спрашивают об отношении к театру и актерам, чтобы потом показать ему, и он отвечал. Но стравливаемся мы только телевидением. В обычной жизни мы это не обсуждаем. Это вынесено за скобки.

[ мама - О1908 году . Актриса МХАТа . появилась на экране лишь дважды – в фильмах "Человек остался один" (1930) и "Я вернусь" (1935). Алексей Баталов . Второй муж писатель В иктор Ефимович Ардов ]

-А что читаете?

Только нон-фикшн. Я ни строчки не прочел ни Пелевина, ни Сорокина, ни Ерофеева, который лже-Ерофеев. Мне это не интересно. Когда-то Льва Толстого в конце жизни спросили, почему он перестал писать романы . Он ответил совершенно гениально. Он сказал: с тех пор, как меня перестало интересовать, что господин такой-то влюбился в госпожу такую-то, я романов не пишу. Меня же это перестало интересовать до такой степени, что я их уже и не читаю. Честно скажу, что могу сейчас читать прозу только трех авторов, - Пушкина, Гоголя и Лермонтова. Я взял в Америку «Анну Каренину». Действительно, замечательный роман. Понимаю, насколько это хорошо сделано, своеобразно, какое мастерство. А читать не смог.

Да, но оттого, что все это специально сделано, сбито вместе, читать не могу. Вижу швы, вижу, как он подставляет одно к другому. Всюду, как говорил незабвенный Гриша Горин, стоят рояли в кустах. Более искусно замаскированные, но во всех кустах по роялю, которые вовремя вступают в игру. Мало того, друг, у которого я жил в Америке, больше всего в русской литературе любит «Хаджи-Мурата». У меня была масса времени. Я взял его и прочел не больше семи страниц. Мне даже было стыдно это сказать ему. Меня и так считают юродивым .

-Движение к религии в 60-е годы было в духе времени?

У меня это происходило совершенно индивидуально. Только потом, в начале 70-х я познакомился с о. Стефаном Красовицким , бывшим известным поэтом, и мы с ним сблизились. А тогда я вспоминаю, как Бродский рассказал мне, что однажды покойный Андрей Сергеев был поражен, прийдя в церковь на Ордынке, где я еще не прислуживал, но тогда был какой-то праздник, и вдруг из боковой двери алтаря я вышел в костюме со свечкой. Он был удивлен, и Бродский мне это передал с его слов. Это был период моего воцерковления.

-А сам Бродский удивлен не был?

Нет, он знал. Кстати, однажды, как сейчас помню, мы с ним шли по Климентовскому переулку, и я его спросил: «Иосиф, а вы не думаете креститься?» Он посмотрел на меня и сказал по-английски: «I am jew ». Я – еврей. Притом, что он посмеивался над иудаизмом, а Израиль часто называл «ближневосточное государство Жидостан».

-“Jew ” – это было внутреннее препятствие, трудно формулируемое?

У меня есть его письмо. Вообще-то мы с ним не переписывались, но где-то в 95-м году, летом, он написал мне из Америки спрашивая, что я думаю по следующему поводу. Я почти точно цитирую: как я полагаю, принадлежность к той или иной конфессии расширяет метафизические возможности человека или не расширяет? Я ему, естественно, ответил, что, на мой взгляд, - расширяет. Это было наше с ним последнее на эту тему рассуждение.

-А у него были сомнения?

Не то, чтобы сомнения. Его жена, Мария, практикующая, верующая католичка. Поэтому, так или иначе, в его жизнь вошла некая конфессия. Это одно. У него самого был большой интерес к христианству. Я по нем панихиды не служил, поскольку он был человек не крещеный. Но, естественно, насколько могу молиться канонически, желаю ему спасения. Господь Сам ведает, кого, как и почему спасать

Беседовал Игорь Шевелев

Протоиерей Михаил Викторович Ардов родился в 1937 году в Москве. В 1960-м окончил факультет журналистики МГУ. В 1980 году принял священный сан в Ярославской епархии Московского патриархата, впоследствии служил в Подмосковье. Летом 1993 года перешел в Русскую зарубежную церковь , став клириком Суздальской епархии, возглавляемой Преосвященным Валентином (Русанцовым). В настоящее время является настоятелем храма на Головинском кладбище в Москве. Отец - Зильберман (Ардов - псевдоним) Виктор Ефимович родился 21 октября 1900 г. в Воронеже - активно занимается литературной деятельностью, будучи автором книг: "Мелочи архи.., прото... и просто иерейской жизни" (М., 1995), "Вокруг Ордынки" (СПб., 2000), "Легендарная Ордынка. Портреты" (М., 2001), "Шостакович" (журнал "Новый мир" за 2002 год). Умер 25 февраля 1976 года в Москве. Мать - Ольшевская Нина Антоновна, родилась в 1908 году, окончил а школу-студию Станиславского, а ктриса МХАТа . П оявилась на экране лишь дважды – в фильмах "Человек остался один" (1930) и "Я вернусь" (1935). Первый муж Владимир Баталов . Сын Алексей Баталов . Второй муж писатель В иктор Ефимович Зильберман (Ардов). Э.Г.Герштейн посвятила Н.А.Ольшевской специальную работу, включающую в себя и письма Ахматовой, и воспоминания Нины Антоновны (см. сб. «Воспоминания об Анне Ахматовой» – М. Советский писатель, 1991).

Михаил Ардов - современный русский мемуарист, публицист и писатель. Он является клириком так называемого Суздальского раскола - неканонической православной автономной церкви. Однако до 1993 года был священником Русской православной церкви, служил в Московской и Ярославской епархиях.

Биография

Михаил Ардов (фото выше) родился в семье актрисы Нины Ольшевской и писателя Виктора Ардова. В 1960 году он оканчивает Московский государственный университет (факультет журналистики), работает профессиональным литератором. Через четыре года принимает крещение и в 1967 году становится иподиаконом в Скорбащенском храме, расположенном на Ордынке. В 1980 году в Ярославле происходит его рукоположение в диакона, а на Пасху в том же году он рукоположен в священники.

Летом 1993 года выходит из Московского патриархата и становится клириком Суздальского раскола. Михаил Ардов в сентябре 2006 года в одной из программ на канале АТВ ("Авторское телевидение") вызвал критику в адрес Русской православной автономной церкви (Суздальского раскола). Это освещалось в нескольких газетах и информационных порталах.

Жизненная позиция

В начале девяностых газета "Известия" опубликовала статью, автором которой был Михаил Ардов. В ней он отрицательно отзывался о начале строительства московского храма Христа Спасителя, Ардов даже дал обет никогда не ходить в этот храм. Позже писатель и публицист не раз шутил об этом, придумав ему название "храм Лужка-строителя" (примечание: строительство начал Юрий Лужков, бывший в те годы мэром столицы). Также в интернете долго ходила его шутка о том, что на этом месте сначала построил храм архитектор Тон, а второй храм - архитектор Моветон.

В 2012 году Ардов заявил о том, что не признает Олимпийские игры и любые другие спортивные соревнования, а также считает, что занятия физкультурой и спортом для христиан недопустимы. Он говорит, что даже невинные соревнования, например конноспортивные, по факту являются зрелищами, а настоящий христианин не должен быть ни болельщиком, ни фанатом. Неоднократно он негативно отзывался о многих деятелях культуры, живописцах и поэтах.

Ардов и Ахматова

Великая поэтесса была близким человеком для Михаила Ардова и его брата. Он рассказывает, что Анна Андреевна воспитывала их, объясняла тонкости русского языка, например, чем отличаются глаголы "надеть" и "одеть". Ахматова жила в доме на Ордынке. В пятидесятых годах к ней в гости часто заходил Пастернак, он читал для нее и для всех присутствующих "Фауста" в своем переводе и первые главы романа "Доктор Живаго", который так и остался у поэта единственным. В гости к ним изредка заходил Солженицын, а Бродский был другом их семьи.

Таким образом, с самого детства он находился не просто в творческой атмосфере, эта атмосфера была высокоуровневой. Будущему писателю было на кого равняться. Ардов признается, что, скорее всего, именно поэтому он никогда не писал хороших стихов: когда в соседней комнате за стеной живет Анна Ахматова, а к ней заходит Пастернак, серьезные вещи не идут.

Творчество

Под авторством Михаила Ардова вышло более десятка книг. "Легендарная Ордынка" вышла в 1997 году (издательство "Инапрес"). Это сборник воспоминаний о жизни в их московском доме, куда приходили многие деятели культуры. Трагическийе исторический период преподносится здесь Ардовым в неожиданном и ироничном ракурсе. В книгу вошли повести "Легендарная Ордынка" Ардова, а также повесть Алексея Баталова "Рядом с Ахматовой".

Еще одна книга, повествующая о том же времени, называется "Вокруг Ордынки: мемуары, повести". Автор снова в трагической и безысходной атмосфере сложного времени находит оптимистические ноты, подчеркивает смешное, показывает известных людей без музейного лоска и глянца, рассказывает о них как об остроумных и несгибаемых личностях. В книге рассказывается об Анне Ахматовой, Борисе Пастернаке, Дмитрии Шостаковиче, Михаиле Зощенко, Фаине Раневской, Корнее Чуковском, Александре Солженицыне, Лидии Руслановой и других. Все они оживают благодаря острой и живой памяти автора.

Ардов пишет в разных жанрах, однако более всего востребованы его мемуары. Общаясь с великими деятелями серебряного века, он получил прекрасное дополнительное образование, они привили ему чувство вкуса к искусству, а полученный в наследство от отца талант писателя помог облечь воспоминания в литературную форму.

Издание

Книги Михаила Ардова пользуется популярностью среди любителей мемуаров. Первой вышедшей книгой стала "Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни" в 1995 году. Затем несколько лет подряд печатались его мемуары о жизни на Ордынке. "Легендарная Ордынка" в соавторстве с родственниками, Алексеем Баталовым и Борисом Ардовым, "Возвращение на Ордынку".

Михаил Ардов в 2004 году издал книгу о Шостаковиче, написанную на основе воспоминаний дочери Галины, сына Максима и самого Михаила Ардова. Годом позже выходит "Матушка Надежда и прочие невыдуманные рассказы", а в 2005 году "Монография о графомане". В 2006 году свет увидела книга "Все к лучшему...", а в 2008 "Со своей колокольни".

Часто в поисковых запросах можно увидеть одну из книг, авторой которой является Михаил Ардов. "Записки из подземелья" - так ошибочно называют одну из его последних книг, правильное же название "Записки кладбищенского попа".

Семья

Михаил Ардов родился в творческой семье. Мать и отец - талантливые актриса и писатель. Его старший брат по матери - Алексей Баталов, также известный актер. Они были по-настоящему близки, и когда брат умер, Михаил узнал об этом одним из первых. Алексей находился в санатории, на реабилитации, восстанавливаясь после перелома шейки бедра. Младший брат видел, что силы народного артиста тают на глазах. По его словам, Алексей Баталов и сам понимал, что осталось недолго, видел и себя, и свое состояние, хотя всегда оживлялся во время беседы. Умер актер спокойно, во сне.

Семья Ардовых (настоящая фамилия отца - Зигберман) до 1938 года жила в Лаврушинском переулке, после чего переехала в их знаменитый дом на Большой Ордынке, а в шестидесятых годах вновь переехала, на этот раз в Голиковский переулок. Виктор Ардов был талантливым человеком, но не смог реализоваться в советское время. Какое-то время его вообще не печатали, только иногда выходили сборники юмористических рассказов, но это, по словам Михаила, капля в море. В то время наказывали всех сатириков, и Виктора не публиковали даже в журнале "Крокодил", одним из основателей которого он являлся и некоторый период исполнял обязанности главного редактора.

Виктор Ардов целиком почувствовал на себе гнет советской цензуры. Он написал несколько сценариев к фильмам, в Театре сатиры ставили его пьесы. Однако все эти небольшие радости происходили поверх семейных трагедий. Арестовали родителей Ольшанской именно в это время, они не вынесли тягот арестантской жизни. Деда с отцовской стороны расстреляли еще в двадцатые годы.

Влияние отца

В средствах массовой информации в то время тоже выходили статьи только угодные правительству, именно поэтому Михаил Ардов, биография и личная жизнь которого всегда были очень насыщенны, никогда не работал в журналистике. Когда он попал на журналистский факультет, то практически сразу перешел на редакционно-издательское отделение, именно из желания быть подальше от радио и газет. После окончания МГУ на полтора года местом его работы стал отдел сатиры и юмора на всесоюзном радио.

Фамилия отца ему в определенные моменты помогала, но бывали и случаи, когда мешала, так как Виктора многие не любили. Михаил Ардов признается, что считает актерскую работу позором, хотя его мать и старший брат работают в этой профессии. Такое мировоззрение, впрочем, не мешало ему сохранять с Алексеем Баталовым прекрасные отношения. В одной из книг он часто его цитировал и вставлял моменты из его биографии.

Христианство

Крещение Михаил Ардов принял в довольно позднем возрасте и говорит, что отчасти это произошло под влиянием Ахматовой и всей русской литературы в целом. Довольно быстро он понял, что в то время вокруг было очень мало хороших священников, и он смог бы пополнить их стан. Он признается, что даже жить стало проще, так как на священнослужителей не распространялись многие светские жизненные законы, они не ходили на собрания партий, к ним относились как к сумасшедшим или как к жуликам. Однако это Ардов переносил легко.

В девяностых годах он вместе с единомышленниками считал, что если коммунизм падет, то все священнослужители должны покаяться за "свое поведение", за потакание власти, но ничего не произошло. Ардов вместе с группой людей принял решение перейти в лоно русской зарубежной церкви, но, по его словам, скоро и она практически растворилась под пристальным надзором КГБ.

Религия и творчество

С тех пор, как Михаил Ардов принял сан, он не пишет художественных произведений, только публицистику и мемуары. Он сравнивает себя с Толстым, который перестал писать романы, когда его перестали интересовать истории любви. Ардов говорит, что однажды во время долгого перелета в Америку взял с собой том "Анны Карениной", но прочесть не смог из-за отсутствия интереса, хотя книга действительно гениальна. А вот читать мемуары он любит.

Религиозную составляющую в книгах он считает лишней, поэтому на ней акцента в его творчестве нет, возможно именно поэтому книги священнослужителя и пользуются такой популярностью. Все свои идеи он рассматривает с бытовой стороны, а не через призму религии.

Алексея Баталова не стало чуть больше года назад. Последние месяцы жизни народного артиста были омрачены не только проблемами со здоровьем – он не мог ходить, потому что повредил ногу. Кусок дачного участка, на котором сосед построил дачу, не давал спокойно спать семье Баталовых. И хотя суд обязал Вадима Эльгарта снести постройку и вернуть землю, этого до сих пор так и не случилось.

Вдова Баталова Гитана Аркадьевна и его младшая дочь Мария тяжело переживают этот затянувшийся конфликт.

Брат артиста Михаил Ардов регулярно навещает родственниц, поэтому с уверенностью говорит, что Баталовым сейчас живется очень тяжело. Из-за постоянных стрессов Гитана Аркадьевна стала хуже себя чувствовать, а 50-летняя Мария, у которой ДЦП, почти перестала говорить.

«Я навещаю семью брата регулярно. Жена его чувствует себя неважно, но старается не жаловаться на свои проблемы. А вот с дочерью Машей дела совсем плохи: она с трудом разговаривает. Но Маша – талантливая, умная, написала много сказок, стихов», - рассказал Михаил Ардов, сводный брат Алексея Баталова.

Михаил Ардов и Алексей Баталов - братья по матери. Несмотря на то, что отцы у них разные, они воспитывались в одном доме. Их было три брата – Алексей, Михаил и Борис, младший скончался в 2004. В отличие от братьев Михаил Викторович Ардов не пошел в творческую профессию, а выбрал иной путь, стал священнослужителем. Протоирею уже 80 лет, он продолжает свою службу, живет вдвоем с женой. Порой Михаил Викторович откровенно тоскует по ушедшим из жизни родственникам.

// Фото: Кадр фильма «Алексей Баталов. Он же Гоша, он же Гога...»

«Очень грустно на душе оттого, что нет ни Бориса, ни Алексея рядом, я остался один… Когда я в последний раз видел старшего брата, у него было очень бледное лицо, я понимал, что уже немного осталось ему. Но все равно мне до сих пор трудно осознать, что его нет. Увы, он был уже не юн, 88 лет, долго хворал. Но когда начинаешь об этом думать, сразу же появляется ностальгия по тем временам, когда мы жили все вместе, когда были живы родители...» – говорит Михаил Ардов.

Побывать на годовщине смерти брата Михаилу Ардову не удалось. «В годовщину смерти Алексея я не смог встретиться с его семьей по причине богослужения, я весь день молился об упокоении его души», - цитирует протоирея sobesednik.ru

Видеоверсия передачи доступна на нашем канале в YouTube по ссылке:

Леонид Велехов : Здравствуйте, в эфире Свобода - радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, это новый выпуск программы "Культ Личности". Она не про историю, не про тиранов прошлого, она про наше время, про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на окружающую жизнь. Сегодня впервые в программе "Культ Личности" - служитель культа. Но протоиерей Михаил Ардов нам дорог не только своей принадлежностью к вере и церкви. Впрочем, обо всем по порядку.

Здравствуйте, Михаил Викторович. Очень рад вас видеть в нашей студии.

Михаил Ардов : Я тоже очень рад, потому что я давний почитатель Радио Свобода, слушатель многолетний. Главное, когда я служил в деревнях, у меня было преимущество - там не глушили. Это для меня была такая отдушина.

(Виидеосюжет о М. Ардове. Закадровый текст:

Михаилу Ардову на роду было написано стать артистом, как его мама, актриса Центрального театра Советской Армии Нина Ольшевская, или писателем, как отец, известнейший советский фельетонист Виктор Ардов. Тем более что по артистической стезе пошли двое его братьев, Алексей Баталов и Борис Ардов. И в самом родовом гнезде, где прошли его детство и молодость, квартире в доме на Большой Ордынке, царила такая богемная атмосфера, гостили такие люди, что трудно было избрать другую участь.

А он – выпал из гнезда. Двадцати семи лет от роду Михаил Ардов принял крещение, что тогда, в начале 60-х годов прошлого века, было не просто неординарным, но вызывающим шагом. А затем и вовсе решил посвятить жизнь служению церкви. Впрочем, и здесь он тоже выпал из гнезда – теперь уже гнезда канонической Русской православной церкви: ушел в раскол. Такая вот мятежная, ищущая бури натура под внешность спокойного, мягкого человека с излучающими доброту глазами.

Впрочем, на самом деле, богемно-артистическое прошлое никуда не отпускает от себя этого дважды раскольника. «Легендарная Ордынка», как назвала дом его родителей Анна Ахматова, и тени великих, гостивших здесь, прежде всего сама Ахматова, Михаил Зощенко, Борис Пастернак, Дмитрий Шостакович, Иосиф Бродский, – все это осталось в истории благодаря замечательным мемуарам Михаила Викторовича.)

Студия.

Леонид Велехов : Я бы хотел наш разговор начать с вопроса не то, чтобы бестактного, но даже, может быть, кощунственного в каком-то смысле. Не жалеете, что посвятили свою жизнь служению церкви, вере?

Михаил Ардов : Ни одной минуты! Никогда!

Леонид Велехов : Никому из вашего сословия священнослужителей я такой вопрос не рискнул бы задать. А вам я его задаю, потому что с пеленок, ваше детство, потом молодость были окружены яркой, колоритной жизнью, талантливыми красивыми людьми, вообще жизнью, похожей, в каком-то смысле, на театр, на карнавал. И все это променять на рясу и молитву?..

Михаил Ардов : Тут есть один момент. В моей судьбе и в формировании моей личности самую главную, ведущую роль сыграла Ахматова. Она была верующий человек. При этом она на эти темы очень редко говорила. Для меня она была первый интеллигентный умный верующий человек, полномочный представитель великой русской литературы. Она научила меня любить и Пушкина, и Гоголя, и Достоевского, у которых, мы знаем, важен религиозный элемент, у кого больше, у кого меньше. И вот таким образом я потихонечку и приобщился. Я помню, когда в 1964 году я крестился в переделкинской церкви...

Леонид Велехов : Надо же, как хорошо!

Михаил Ардов : Да, и это было хорошо еще потому, что там, ввиду того, что рядом была дача патриарха, его тогдашний секретарь расстарался и настоящую купель сделал. Меня крестили полным погружением, как положено...

Леонид Велехов : Не как обычно взрослых - просто кропят теперь...

Михаил Ардов : Да. И я помню осенний вечер. Я ее встретил. Ее привезли на машине, я взял ее под руку и по темному двору повел. И я ей сказал по дороге: "Анна Андреевна, я крестился". Она произнесла только одну фразу: "Как хорошо, что ты мне это сказал". И все.

Леонид Велехов : А помимо ахматовского влияния, которое вас вообще в большой степени вело по жизни, что вас заставило принять это решение, причем еще в исторической ситуации, в которой такие вещи, мягко скажем, не приветствовались?

Михаил Ардов : Во-первых, мне совершенно осточертела, по-русски сказать, несмотря на этот корень, литературная поденщина, которой я занимался. Правда, удалось на "Ленфильме", благодаря родству с Баталовым, быть соавтором двух сценариев, что-то на радио, что-то там еще… Но все это мне уже очень сильно надоело. А потом, я не сразу эту причину понял: приход в церковь был внутренней эмиграцией. Мы выпадали из советской жизни. Мы изгои. Вот такие были две причины.

Мой отец не дожил до 1980 года, когда я получил сан. Но когда я ему сказал, что я просто не могу больше этой ерундой заниматься, то он мне сказал замечательную фразу: "Куском хлеба в футбол не играют". Он был мудрый человек.

Леонид Велехов : А ведь есть еще такое предубеждение, что когда человек крестится во взрослом возрасте, то жизнь его резко переламывается в лучшую сторону или в худшую. Ваша жизнь в вашем ощущении переменилась к лучшему после крещения?

Михаил Ардов : Я это не почувствовал.

Леонид Велехов : А не боялись, когда крестились и, тем более, когда решили посвятить себя вере и церкви уже в полном смысле слова, что выкрестом будут называть?

Михаил Ардов : Нет.

Леонид Велехов : Не было такого?

Михаил Ардов : Поскольку у меня мать наполовину полька, наполовину русская, то, соответственно…

Леонид Велехов : Все правильно, иудеи считают по матери.

Михаил Ардов : Да. Даже, кажется, моя бабушка идиш не знала, и отец не знал. Этого как раз совершенно не было. Ну, когда-то в каких-то случаях какие-то отзвуки того, что я не без этой крови, докатывались, но конкретно никогда и ничего.

Леонид Велехов : А как ваша мама, которая была совершенно замечательная личность, актриса хорошая, отнеслась к этому вашему решению? Она-то дожила до того, как вы стали священником.

Михаил Ардов : Да! Мало того, я ее уже окончательно воцерковил. Она исповедовалась.

Леонид Велехов : Вы и свою маму к церкви приобщили?

Михаил Ардов : Да, но это уже в самые последние годы. Она как раз отнеслась к этому очень хорошо.

Леонид Велехов : Но мама-то ваша была крещенная.

Михаил Ардов : Да, конечно.

Леонид Велехов : И, насколько я знаю, при очень интересных обстоятельствах, связанных с Фрунзе.

Михаил Ардов : Да, потому что Фрунзе был приятелем моей бабушки. Я помню, когда мама это рассказала. Мы сидели в столовой на Ордынке (я и несколько моих приятелей), и я вдруг спросил: "А кто был твой крестный отец?" Она сказала: "Фрунзе". Мы чуть не упали! (Смех в студии ) Так что, я подумал, что надо поставить фильм про Фрунзе под названием "Godfather". (Смех в студии )

Леонид Велехов : Замечательно! Когда человек действительно оказывается втянут в Историю с большой буквы, петелька, крючочек - как все цепляется, да?

Михаил Ардов : У моего отца был младший брат Марк Ефимович. Он был врач, кандидат наук. Он, к сожалению, довольно рано умер, по-моему, в 1962 году, будучи моложе моего отца. И его последняя должность была - он заведовал хирургическим отделением больницы для старых большевиков на Шоссе Энтузиастов, недалеко от Дома ветеранов сцены. Это были 50-е годы. Из ссылок вернулись старые большевики и большевички. И это были его пациенты. И он рассказывал, что, например, старая большевичка ему говорит: "Марк Ефимович, вы могли бы перевести меня в одиночку?" (Смех в студии ) Он ей: "Я вас умоляю, оставьте вашу тюремную терминологию - в одноместную палату!" Так вот, когда они собирались, они обсуждали - как бы могла пойти советская история, если бы Сталин не захватил власть. И вот однажды мой покойный дядя спросил: "Ну, хорошо. Если не Сталин, то кто бы мог быть?" И они в один голос сказали: "Фрунзе". Поэтому его судьба была предрешена.

Леонид Велехов : Мы же помним "Повесть непогашенной луны" Пильняка, где все рассказано, как его по приказу Сталина Фрунзе зарезали на операционном столе. Когда его вскрыли, обнаружили, что язва, по поводу которой его оперировали, зарубцевалась на Кавказе, все залечилось. У него все было здоровое.

Михаил Ардов : Да.

Леонид Велехов : Он был, конечно, соперником сильным и яркой фигурой.

А вот теперь из светского мир погрузимся в мир церковный. Сейчас все эти интриги, коллизии, связанные с РПЦ, на виду. В советское время все это было от нас абсолютно скрыто. Тогда картина была такая, что, с одной стороны, церковь притесняема Советской властью, с другой стороны, она вся насыщена, нашпигована сотрудниками известных нам органов. В каком, по вашим воспоминаниям того времени, соотношении все-таки в РПЦ были честные порядочные люди и люди двуличные и двурушные?

Михаил Ардов : Я не могу этого сказать. Я же был деревенский священник. Я знал, что там были завербованные, были и засланные. И даже мне один сотрудник КГБ, уже покойный, сказал, что с его товарищем была ужасная история. Ему было приказано стать попом. А его жена сказала - я попадьей не буду. Станешь попом - разводимся. Представляете себе какой классический конфликт между любовью и долгом?!

Леонид Велехов : Шекспировская коллизия! И что он решил?

Михаил Ардов : Этого я не знаю. Мне не было доложено. Их и в семинарию засылали. Был такой Константин Михайлович Харчев...

Леонид Велехов : Председатель Комитета по делам религии.

Михаил Ардов : Совета по делам религии. И вот уже, когда этот Совет закончился, он выступал и давал интервью. И он сказал следующее: "Мы 70 лет боролись с церковью. В частности, каким образом? Мы устраивали так, что самые ключевые и важные должности занимали наиболее аморальные и растленные люди. (Смех в студии ) А теперь мы хотим, чтобы эти люди сделали нам духовное возрождение!"

Леонид Велехов : Какой остроумный цинизм.

Михаил Ардов : Да. Я просто ахнул. Вот вам и весь диагноз. Они это все, конечно, держали под контролем.

Леонид Велехов : Но было много все-таки и искренних, честных и порядочных людей.

Михаил Ардов : Да, безусловно! Это был проект товарища Сталина, главным образом направленный на зарубеж. Ведь он же дал новую кликуху церкви. Она никогда не называлась Русская Православная Церковь - Российская. И РПЦ была направлена на то, чтобы бороться с Русской Зарубежной Церковью.

Леонид Велехов : Когда и почему вы начали писать? До какой степени сработали отцовские гены? Не хотелось ли вам в молодости быть похожим на отца, который, в воспоминаниях многих, в том числе моих родителей, с одной стороны, был советский фельетонист, а с другой, очень яркий, обаятельный, с совершенно потрясающим чувством юмора, бонвиван, очень элегантный, любимец женщин?

Михаил Ардов : Понимаете, 50-е - 60-е годы, в которые я мог формироваться как литератор, это не 20-е и не начало 30-х. В те времена он мог подружиться с Зощенко, с Ильфом и Петровым. У них были журналы - "Чудак" кольцовский...

Леонид Велехов : "Крокодил"...

Михаил Ардов : Да. А в мое время это все уже было высушенное, такое вымученное. Реализовываться в этой обстановке было абсолютно нереально. Надо было вступать в партию, писать соответствующие производственные романы или сценарии такие. О чем эта пьеса? О любви и дружбе советских людей. Вот о чем можно было писать.

Леонид Велехов : Еще термин был - о борьбе хорошего с лучшим. (Смех в студии )

Михаил Ардов : Да. Хорошего с отличным.

Леонид Велехов : А теперь я хочу поговорить о вашем знаменитом родительском доме - доме на Ордынке. Начать хочу с Анны Андреевны Ахматовой. Как завязалась родительская дружба с Ахматовой? Как случилось превращение вашего дома на Ордынке, по сути дела в ее второй дом? Я у Виктора Ефимовича читал в его мемуаре об Ахматовой, что она в период с середины 1930-х годов до 1966-го едва ли не больше времени у вас жила, чем в Ленинграде...

Михаил Ардов : Нет, в 30-е еще не так, а вот начиная с 40-х, особенно после известного постановления 1946 года и в 1949-м ареста Льва Николаевича, которого сразу перевели в "Лефортово", она действительно проводила больше времени на Ордынке, чем в Ленинграде.

Леонид Велехов : Как это случилось? Что так сблизило?

Михаил Ардов : Случилось это очень просто. Теперь, увы, снесенный писательский дом в Нащокинском переулке, который был улицей Фурманова, там в одном подъезде на 5-м этаже жил Мандельштам, а на 1-м этаже жили мои родители. И есть такие свидетельства Эммы Григорьевны Герштейн. Мама моя была хороша собой. Поэтому Мандельштам, когда вел какого-нибудь гостя к себе на 5-й этаж, на 1-м этаже звонил в нашу дверь, мама открывала. Он говорил: "Здесь живет хорошенькая девушка". (Смех в студии ) И вел своего гостя наверх.

Леонид Велехов : Непосредственный был человек.

Михаил Ардов : Да, абсолютно! И образовались такие добрососедские отношения. И вот однажды Ахматова приехала с сыном Львом Николаевичем. Квартиры-то были крошечные. И двоим там не было места. И они попросили, чтобы Лева переночевал, пожил 2-3 дня у моих родителей. Как пишет отец, очевидно, Лева сказал матери, что Ардовы симпатичные люди. Потом устроили обед, где они были вдвоем, Лев Николаевич и Анна Андреевна. А потом случилось то, как говорила Анна Ахматова, что случилось. Мандельштама-то арестовали. И больше она не могла там останавливаться. И дальше было интересно вот что. Моя мама действительно стала на долгие годы ее лучшей подругой. За три дня до смерти Ахматова надписала книгу "Бег времени" – "Моей Нине, которая все обо мне знает".

Леонид Велехов : Потрясающе!

Михаил Ардов : Когда она первый раз поселилась, то мои родители изнемогали от почтительности. И вот однажды вечером они куда-то уходили, а Ахматова говорит: "А я посижу дома, поработаю". И отец с порога сказал: "Словарь рифм на полке слева". (Смех в студии ) Она захохотала, и лед растаял. Так они потом шутили.

Леонид Велехов : Они на одну волну вышли.

Михаил Ардов : Да, да.

Леонид Велехов : У обоих было с чувством юмора все в порядке.

Михаил Ардов : У нее замечательное было чувство юмора. Отец любил, когда уже на Ордынке жили, ходить по Пятницкой. Его там все продавцы знали. Он приносил какие-то давленые конфеты. И вот он как-то пришел и сказал: "Опять конфеты давленые", на что Ахматова сказала: "Их хоть при вас давят?" (Смех в студии ). На таком бытовом уровне…

Леонид Велехов : Тем не менее, не говоря о первой маленькой, но и на Ордынке тоже квартира была ведь не дворец?

Михаил Ардов : Была еще промежуточная квартира. После Нащокинского мои родители получили 2-комнатную квартиру в Лаврушинском. Меня из родильного дома в 1937 году привезли в Лаврушинский. Это было, кстати, в одном подъезде с Пастернаком, у которого там было две квартиры, надо сказать.

И вот две истории. Первая связана с Пастернаком. Я был новорожденный, моим почти сверстником был теперь кже покойный сын Пастернака Леня. А у моих родителей были весы для взвешивания младенцев. И Борис Леонидович спускался, брал эти весы раз в неделю, чтобы взвешивать Леню, и приносил их обратно. И таким образом какие-то отношения завязались. И однажды Пастернак сказал отцу: "Дайте мне какую-нибудь вашу книгу". Мой отец дал ему какой-то сборник рассказов. И в следующий раз придя, Пастернак сказал великую фразу: "Знаете, мне очень понравилось. Мне кажется, вы в гораздо большей степени могли бы навязать себя эпохе". (Смех в студии ) Вот!

А потом уже мой отец выменял эту квартиру на квартиру на Ордынке, которая считается как бы 4-комнатной. Но там одна комната четыре квадратных метра. Эта комната называлась "Алешина комната", но Ахматова там жила. Кстати, там она встретилась и познакомилась с Цветаевой.

Леонид Велехов : Но не обременительны были такие частые ее наезды? И человек она была… королева такая.

Михаил Ардов : При том, как все мы ее почитали и любили, то это считалось в порядке вещей. Она приезжала – Алешку для этого выселяли. Потом впоследствии, когда она стала зарабатывать деньги переводами как следует, она подарила Алеше первый старенький "Москвич" как компенсацию. Алеша эту машину называлась "Анечка" в честь нее.

Леонид Велехов : Королевский отдарочек.

Михаил Ардов : Да. Алеша в это время был женат на Ире Ротовой. И они уезжали к Ириной маме и отчиму, когда Анна Андреевна приезжала. Все тогда ютились.

Леонид Велехов : Я вспомнил, как Лев Николаевич Гумилев любил про нее говорить – «королевствовала».

Михаил Ардов : Нет, не так: "Мама, не королевься".

Леонид Велехов : А королевилась она много у вас дома или нет?

Михаил Ардов : Нет! Дело в том, что только иногда с какими-то посторонними людьми, которым она хотела что-то внушить или показать, это бывало. Но вообще самое лучшее определение ее в этом смысле я прочел у замечательно умного и талантливого человека, Лидии Яковлевны Гинзбург. Есть ее большая книжка дневников и статей, Кушнер, по-моему, издал. Это замечательная книга. И там она пишет, как она первый раз в гостях увидела Ахматову. Это были еще, наверное, ранние 30-е годы, может быть, даже 20-е. Ее определение абсолютно точно: "Ахматова держалась так, как лишенная своего престола королева на буржуазном курорте". (Смех в студии )

Леонид Велехов : Какие люди были! Как они умели сформулировать все точно!

Михаил Ардов : Да. Вот это самое лучшее определение. Она себе цену знала. Но домработницы, которые были у нас, наверняка считали ее лучшей подругой, потому что она со всеми разговаривала чрезвычайно приветливо и вежливо. И очень многие литераторы и другие люди считали себя близкими ее друзьями, потому что она так себя вела с ними, по-дружески. Например, Маргарита Иосифовна Алигер, или Наталья Иосифовна Ильина. А у нее подруг-то было – моя мама и Мария Сергеевна Петровых, замечательная поэтесса. А в Питере, может быть, какие-то у нее были. Но тех я не знаю.

Леонид Велехов : Это, видимо, и есть настоящее воспитание, настоящий аристократизм.

Михаил Ардов : Конечно! Конечно! И нас она так воспитывала тем, что со всеми она разговаривала очень просто… Алексей Сурков ей покровительствовал, издавал небольшие ее сборнички…

Леонид Велехов : Напомним нашей аудитории, Алексей Сурков, один из руководителей Союза писателей тех времен.

Михаил Ардов : Да. Он сам поэт был. Он понимал ей цену и что мог, делал. Поэтому все время шли у нее переговоры по телефону с секретаршей Суркова Еленой Аветовной и с женой, по-моему, Софьей Антоновной. И однажды Ахматова поговорила с Софьей Антоновной, повесила трубку и сказала: "Анна Андреевна и Софья Антоновна – это почти что из "Ревизора". (Смех в студии ) Вот у нее были такие реакции.

Леонид Велехов : Какое чувство юмора! Но у вас ведь была своя молодая компания – и брат ваш и один, и другой.

Михаил Ардов : С Алешей мы в компании не были. Он же был много старше.

Леонид Велехов : Еще там были замечательные люди, в том числе и когда-то сиживавший в этом кресле Нилин Александр Павлович. Вы, молодые, как на нее смотрели – боготворили, смотрели в рот?

Михаил Ардов : Мы относились к ней с невероятным уважением, но вместе с тем, поскольку она так ценила юмор, то мы ее иногда какими-то своими шутками развлекали. Я помню, она очень ценила Некрасова за "Мороз Красный Нос". Она говорила, что это великая русская поэма, потому что в ней нет никакого влияния Пушкина. Потому что все остальные поэмы почти "Евгением Онегиным" задавлены. И она любила такие строчки: "Кто снимал рубашку с пахаря,//Крал у нищего суму". Я однажды мимо нее прошел и сказал: "Кто снимал рубашку с хахаля,//Крал у нищего суму". Она стала так смеяться, что закрыла лицо руками. Ей стало неудобно в таком возрасте так хохотать. Вот такие штуки мы вытворяли.

Леонид Велехов : Где-то я прочитал, что Ильф как-то ее принял за тещу вашего отца.

Михаил Ардов : Это я тоже недавно прочел в его записной книжке. Он тоже жил в Лаврушинском. И вот такая надпись: "Я зашел, смотрю немолодая женщина. Я думаю, какая строгая у Виктора теща". А это оказалась Ахматова. (Смех в студии. )

Леонид Велехов : Какая яркая была, колоритная и интересная жизнь. Как Пастернак называл встречи в вашем доме? "Столкновение поездов на станции "Ахматовка"?

Михаил Ардов : Да. Но потом "столкновение поездов" отпало. И просто когда к ней много народу должно было прийти, она говорила: "Сегодня большая Ахматовка".

Леонид Велехов : Родители тоже к этому относились абсолютно лояльно, да?

Михаил Ардов : Абсолютно! Тем более, как правило, "столкновение поездов" бывало редко, а она в этой маленькой комнате по одному человеку принимала. Она сидела на тахте, а там стояло два стула – один у письменного стола, а другой при двери.

Леонид Велехов : И больше там не поставишь.

Михаил Ардов : Нет! Обычно она гостей по одному принимала там. Дважды на моей памяти там Солженицын был, не выходил в зал. Но некоторых она выводила уже в общую комнату, в столовую, чтобы напоить чаем.

Леонид Велехов : Вернемся к встрече с Цветаевой. Это, по-моему, была не только первая, но и последняя их встреча?

Михаил Ардов : Нет. Через день или два они встретились второй раз у Николая Ивановича Харджиева в Марьиной Роще. И у Ахматовой об этом есть в записных книжках. И там написано, что, когда они стали уходить, то, одеваясь, Цветаева рассказала, как Пастернак, будучи в Париже, взял ее, чтобы она помогла ему купить пальто для Зинаиды Николаевны. Но при этом он сказал: "У тебя нет ее роскошной груди".

Леонид Велехов : Какая бестактность, учитывая, как Цветаева была влюблена в него!

Михаил Ардов : Да. И я это место прокомментировал в своих записях так, что тут содержится замечательная новелла – бюст Зинаиды Николаевны и три великих поэта: один сказал, другая запомнила, а третья записала. (Смех в студии ) Но он же был абсолютный ребенок. Совершенный инфантилизм…

Леонид Велехов : Их отношения с Цветаевой – это очень сложное переплетение всего на свете. Она была в него еще влюблена, а у него это уже превратилось в чисто поэтическое чувство. Он был человек увлекающийся.

Но их встреча в вашем доме, Ахматовой и Цветаевой, не была какой-то радостной и веселой...

Михаил Ардов : Она была совсем нерадостной.

Леонид Велехов : Цветаева была в тяжелом состоянии.

Михаил Ардов : И та, и другая. Эфрон еще не был расстрелян, но уже сидел, как и дочка Цветаевой. А у Ахматовой – сын.

Леонид Велехов : И Пунин тоже.

Михаил Ардов : Ну, Пунин уже не муж был.

Леонид Велехов : Тем не менее, жили они в одном доме, в одной квартире. И она за него тоже хлопотала.

Михаил Ардов : Да. Там их чем-то угостила моя мама, какую-то еду им туда принесла. Как мама вспоминает, Анна Андреевна, провожая Марину Ивановну, видно было, что она тронута ее горем. Потом в стихах Ахматовой это отражается. У нее есть стихотворение, которое начинается: "Невидимка, двойник, пересмешник... (…)//То кричишь из Маринкиной башни". А "Маринкина башня" в Коломне – якобы там была заключена Марина Мнишек.

"Я сегодня вернулась домой,

Полюбуйтесь, родимые пашни,

Что за это случилось со мной!

Поглотила любимых пучина,

И разграблен родительский дом..."

Мы сегодня с тобою, Марина,

По столице полночной идем,

А за нами таких миллионы,

И безмолвнее шествия нет...

А вокруг погребальные звоны

Да московские хриплые стоны

Вьюги, наш заметающей след.

Это про ту встречу в Марьиной Роще.

Леонид Велехов : Мой вопрос про постановление 1946 года. Насколько я знаю, ваши родители приняли очень активное участие, чтобы поддержать Анну Андреевну.

Михаил Ардов : Мама съездила в Питер и ее привезла. Такая была хорошая деталь. Из нашего дома на Ордынке и писательского дома в Лаврушинском к метро "Новокузнецкая" надо идти одним и тем же Клементовским переулком. И вот, когда мама с Ахматовой шла, мама говорила, что если шли писатели по Клементовскому, они переходили на другую сторону этого переулочка, чтобы с ней не соприкасаться и не здороваться.

Леонид Велехов : Тяжелое было времечко для Анны Андреевны. Но вроде, по ее воспоминаниям, она его переносила стоически как-то совершенно.

Михаил Ардов : По поводу постановления она говорила, что для Зощенко это, конечно, трагедия, крах, а для нее это повторение уже много лет слышанного. Да, она принимала это стоически в каком-то смысле.

Леонид Велехов : Зощенко это подрубило и убило.

Михаил Ардов : Да. Потом у него была надежда, когда "оттепель" началась. Он приехал. Я его обожал и сейчас очень люблю. А потом в 1954 году была встреча с английскими студентами, где он сказал, что несправедливость была в постановлении. Ему еще раз вмазали. И все.

Леонид Велехов : У него случился тяжелейший психический срыв.

Михаил Ардов : Да. После постановления он был у нас два раза - один раз в 1954 году и последний раз незадолго до смерти в 1958-м. В 1954-м они еще планировали с Ардовым какой-то юмористический журнал основать. А ту – бах! – и еще раз его приложили. И у него, видно, началась какая-то мания преследования. Потому что, когда он пришел, был ужин… Моя мать говорит: "Миша, почему вы ничего не едите?" Он ничего не ел за ужином. Он сказал: "Видите, Ниночка, какая странная история. Мне все время кажется, что я отравлюсь". И он умер… Он, кстати, много писал о смерти Гоголя. Он умер точно как Гоголь. Гоголь тоже отказался есть.

Леонид Велехов : Не могу не спросить о его взаимоотношениях с вашим отцом. Потому что это как бы две судьбы, в чем-то схожие, в чем-то противоположные. Отец был успешным писателем…

Михаил Ардов : Зощенко был сверхуспешным писателем.

Леонид Велехов : До поры до времени.

Михаил Ардов : Да, как раз до 1946 года, до конца войны. Мой отец настолько им восхищался! У него есть об этом– как он с ним познакомился, как он смотрел на него. Зощенко только улыбался и все. И была очень хорошая история. Однажды они были у Евгения Петровича Петрова. Был Зощенко, мой отец и Ильф и Петров. И тут позвонили откуда-то и пригласили выступить Зощенко, Ильфа и Петрова. А Зощенко возьми и скажи: "Витя, поедем с нами тоже". И они расстроились. Потому что они считали, что они ровня Зощенко, а Ардов ниже. (Смех в студии )

Леонид Велехов : Еще об одном госте Ордынки я не могу не спросить, хотя человек совершенно другого поколения – это Иосиф Бродский. Его какими судьбами занесло на Ордынку?

Михаил Ардов : А вот какими. В 1962 году, по-моему, моя мама, которая приехала из Комарова от Анны Андреевны, сказала, что там появилось четыре молодых поэта. Потом Бобышев назвал их "ахматовскими сиротами". В их числе был Бродский. Мама рассказывала такую историю. Бродский уже в самиздате питерском распространялся. И вот какая-то молодая особа приехала к Ахматовой в Комарово. И, между прочим, сказала: "У меня есть весь Бродский". На что Ахматова сказала: "Как можно говорить – весь Бродский, когда Бродскому 22 года?!" Но в это время открылась дверь, и вошел Бродский, который принес два ведра воды. Она сказала: "Вот вам ваш весь Бродский". (Смех в студии ) И вот благодаря Ахматовой он и появился у нас.

У Соломона Волкова есть большой кусок о легендарной Ордынке, где он описывает и нашу компанию, и застолье с Ахматовой, и моих родителей. При этом он был исключительно деликатным человеком. Например, если он позавтракал, он уже на обед не оставался. А он же был абсолютно нищий. А я тогда что-то зарабатывал. И я его подкармливал. У нас была довольно приличная шашлычная на Пятницкой. И можно было проходным двором и зайти. И мы там ели мясо довольно приличное. И вот мы идем по этому проходному двору. Он мне говорит: "Михаил! Я начал писать поэму". И начал мне читать: "Однажды Берия приходит в Мавзолей.//И видит, что в коробке кто-то рылся.//Он пригляделся! Точно – кишек нет.//"Кто сбондил кишки?" – прокричал Лаврентий.//Ответа не было. Лишь эхо//Чуть слышно повторяло – кишки, кишки". Я говорю: "Замечательно! Просто превосходно! Ничего больше не надо". Он говорит: "А я подумал, что надо писать дальше". И дальше: "ЧК пришло в движение. Абакумов…" Я говорю: "Не надо, не надо ничего! Все!"

Леонид Велехов : Я у вас прочитал его замечательную фразу, когда он уже готовился уехать, как он сказал, что "уехать отсюда невозможно, но и жить нельзя".

Михаил Ардов : Да. Но они его выталкивали.

Леонид Велехов : И там вы как-то встретились в США.

Михаил Ардов : Да, один раз. Это было как раз в годовщину смерти Ахматовой 5 марта 1995 года. Увидев меня в рясе, он не удержался, сказал: "Какой маскарад!" (Смех в студии ) А потом мы поехали с ним к нему домой.

Леонид Велехов : Ироничный был человек.

А сейчас, отсмеявшись, хочу поговорить про современные события, серьезные.

Михаил Ардов : Хорошо.

Леонид Велехов : Вы много лет уже находитесь в оппозиции к РПЦ. Часто ее критикуете за те или иные действия и высказывания иерархов. Но я не об этом хочу спросить. Вот вся эта история с Украиной. Во-первых, как вы смотрите на эти события? Во-вторых, могла ли РПЦ что-то сделать для снятия этого конфликта, для его смягчения, ликвидации, а может быть она что-то и делала, что нам неизвестно?

Михаил Ардов : Я очень расстраиваюсь от этой ситуации. Потому что мы живем в совершенно безобразные времена во всем мире, а здесь это особенно безобразно. И я здесь не вижу ни правых, ни виноватых. Украина это изделие товарища Сталина, который сначала Донбасс присоединил к Полтавщине и Киеву, а потом еще два куска Польши и один кусок Австро-Венгрии. Такое государство существовать не может. Сталин, как сказал однажды Горбачев, заминировал всю страну! В Грузии кто придумал Абхазскую автономию? Кто разрезал Осетию на две части? Кто отдал Карабах азербайджанцам? То же самое он сделал в Средней Азии. Кто отдал яицких казаков в Казахстан? Я дважды был в Самарканде. Это чудный город, населенный таджиками, который принадлежит Узбекистану. Он заминировал всю страну. Для чего? Для того чтобы всегда иметь повод послать карателей. С одной стороны, мне очень жалко украинцев, настоящих, правобережных. Но с другой стороны, почему эти донбасские русские должны изучать украинский язык и не пользоваться своим языком?! Все это совершенный кошмар. И выхода из этого не может быть.

Не демократы развалили Союз, а коммунисты погубили Российскую империю. И это выражение "русский мир" – это новоизобретение. Никакого русского мира в России не было. Была Российская империя. Там и национальности не было. Там было только вероисповедание.

Леонид Велехов : Это была уникальная империя, которая прирастала краями. Она все в себя вбирала.

Михаил Ардов : Да. Что же касается Русской Православной церкви Московского патриархата, то они ничего сделать не могут.

Леонид Велехов : Не могут или не хотят?

Михаил Ардов : Не могут. Они наверняка хотят что-то там, получают какие-то задания, но они ничего не сделают. Потому что на Украине больше верующих, чем в Москве, но не настолько, чтобы это имело какое-то решающее значение.

Леонид Велехов : Тем не менее. Я одного не могу понять. Есть патриарх, человек авторитетный среди верующих. Это с одной стороны. С другой стороны, в католическом мире есть папа, который ездит со своими миссиями. Я вспоминаю, что один за другим три папы, начиная с Иоанна Павла II, участвовали в вовлечении крошечной Кубы в цивилизованный мир, извлечении из той изоляции, в которой она оказалась. Ездили на Кубу, там их проповеди слушали миллионы верующих. В результате дело увенчалось таким большим успехом, как сближение с США, снятие блокады. И нынешний папа принял в этом активное участие. Патриарх Кирилл в нынешней ситуации российско-украинской – разве невозможна какая-то его поездка с миссией доброй воли в тот же Киев?

Михаил Ардов : Там, по крайней мере, три православные церкви. Поэтому его приезды очень многие не приветствуют.

Леонид Велехов : Я помню, как он был фактически освистан на Западной Украине несколько лет назад.

Михаил Ардов : Это вам не папа.

Леонид Велехов : То, что патриарх – «это вам не папа», в этом какая-то слабость РПЦ?

Михаил Ардов : Нет. Наоборот, это сила православия, что папы нет и быть не может.

Леонид Велехов : Я имею в виду авторитет личности, авторитет фигуры.

Михаил Ардов : Все равно. Авторитет папы в Католической церкви не сравним ни с каким архиереем Православной церкви. И это преимущество Православной церкви.

Леонид Велехов : Почему?

Михаил Ардов : Да, потому что она соборная. И вселенский патриарх не имеет власти. Но сейчас все это кончается.

Леонид Велехов : А зависимость РПЦ от светского государства, от власти нынешней политической – это тоже, по-вашему, своеобразие православия?

Михаил Ардов : Нет. РПЦ – это детище товарища Сталина. Это он ее основал в 1943 году, приказал избрать Сергия патриархом, и все такое. В книжке, которую я вам сегодня подарил, у меня есть статья о том, что в 1918 году, когда последний легитимный Собор РПЦ избрал патриарха, это была тактическая победа, но стратегическое поражение. Потому что это позволило Сталину избрать патриарха в 1943 году. И с помощью взяток и подарков греческим архиереям, они все признали. Но это не каноническая совершенно структура.

Леонид Велехов : Неканоническая структура все-таки была еще создана Петром – Святейший Синод.

Михаил Ардов : Да, то было существенное нарушение. Тем не менее, не такое, не такого масштаба.

Леонид Велехов : Вы считаете, что Сталин грубее вмешался в судьбу Православной церкви, чем даже Петр?

Михаил Ардов : Конечно! Тут есть еще один момент. У меня был человек, духовный отец, архиепископ Киприян. Он был сталинист и сергианин. Он был советский патриот. Он был искренне верующий человек. Одно время он был управляющим делами Московской патриархии. Он говорил, что в Совете по делам религии гораздо удобнее иметь дело с теми, кто пришел туда из КГБ, а не с теми, кто пришел из партийных органов. Потому что партийные органы имели идею, они ненавидели церковь, а кэгэбэшники были реалистами. Это было некоторое соперничество, иногда до конфликта доходящее, между ГБ и партией. Иногда ГБ истребляло партию. Потом Хрущев посадил всех гэбэшных генералов и т. д. Но кто победил в этой борьбе, мы-то теперь знаем!

Леонид Велехов : Знаем. Спасибо вам за этот замечательный разговор.

В эфире Свободы – радио, которое не только слышно, но и видно, – вы смотрели и слушали новый выпуск программы Культ личности. Михаил Ардов – священнослужитель, интеллектуал, писатель, хранитель не только веры, но замечательных культурных традиций и легенд ушедшей эпохи, был сегодня у нас в гостях.

С вами был Леонид Велехов, всего вам доброго, встретимся на том же месте, в тот же час, через неделю.

Михаил Викторович Ардов (21 октября 1937, Москва) - русский писатель, публицист и мемуарист; клирик Российской православной автономной церкви, протоиерей; настоятель московского храма св. Царственных мучеников и Новомучеников и Исповедников Российских на Головинском кладбище, благочинный Московского благочиния РПАЦ; до 1993 года был священником Русской православной церкви, служил в Ярославской и Московской епархиях.

Сын писателя Виктора Ардова и актрисы Нины Ольшевской, родной брат Бориса Ардова и единоутробный брат Алексея Баталова . В 1960 окончил факультет журналистики МГУ. Михаил Ардов был профессиональным литератором. В 1964 принял крещение. С 1967 иподиакон в Скорбященском храме на Ордынке. В 1980, в Вербное воскресенье, был рукоположён во диакона в Ярославле в храме во имя свт. Иннокентия, митрополита Московского. На Пасху 1980 рукоположён в священника митрополитом Иоанном (Вендландом); служил в деревенских приходах Ярославской и Московской епархий.

Летом 1993 года Михаил Ардов вышел из юрисдикции Московской Патриархата и перешёл в Русскую Зарубежную Церковь, став клириком Суздальской епархии, возглавляемой Валентином (Русанцовым). С 1995 Михаил Ардов - клирик административно-канонически независимой от РПЦЗ Российской Православной Автономной Церкви.

В сентябре 2006 года Михаил Ардов вызвал критику в адрес РПАЦ со стороны заместителя Председателя ОВЦС протоиерея Всеволода Чаплина в прямом эфире пятничной программы Авторского телевидения (АТВ) «Новое времечко»; инцидент освещался в некоторых СМИ.

Книги Михаила Ардова

«Мелочи архи.., прото… и просто иерейской жизни» (М., 1995)
«Вокруг Ордынки» (Спб., 2000)
«Легендарная Ордынка. Портреты», (М., 2001).
Монография о графомане. Воспоминания, 2004
Всё к лучшему… М.: Б. С. Г.- Пресс, 2006. 800 с.

Великая душа. Воспоминания о Дмитрии Шостаковиче. М.: Б. С. Г.- Пресс, 2008. 270 с.

О новой книге Михаила Ардова «Всё к лучшему»
Я отношусь к тем читателям, которые с жадностью набрасываются на любой текст, касающийся поэзии и личности Анны Ахматовой. Именно по этой причине я покупаю все книги, на обложке которых значится имя Михаила Ардова. Вдруг он ещё что-то интересное вспомнил. Первая журнальная публикация – «Легендарная Ордынка» – появилась ещё в 1994-м, потом были «Возвращение на Ордынку» и «Вокруг Ордынки». Воспоминания имели успех и вскоре вышли отдельными книгами под теми же названиями. Само слово «Ордынка» стало своеобразным паролем. Раз Ордынка, значит, Ардов, значит, Ахматова…
И вот уже 2007-й на дворе, и – новая, недавно вышедшая книга (М., «Б.С.Г.-Пресс», 4 тыс. экз.). На этот раз в заглавии обошлось без Ордынки, вместо неё на обложке – строка из Ахматовой – «Всё к лучшему…» (само стихотворение «Есть три эпохи у воспоминаний…» открывает книгу в качестве эпиграфа).
Название, даром что ахматовское, кажется неудачным. И потому, что напоминает кабаковское «Всё поправимо», и потому, что никак не соответствует, а скорее даже противоречит содержанию. Впрочем, это не важно, потому что главное на обложке не название (его не сразу и заметишь), а вынесенные на неё фамилии: Ахматова, Пастернак, Зощенко, Лев Гумилёв, Олеша, Ильф, Петров, Чуковский, Мандельштам, Арсений Тарковский, Бродский… – всего более двадцати, мелко, в столбик. И – крупно: АРДОВ.
На этот раз автор выступает не просто свидетелем и очевидцем, но и сам выходит из тени великих современников, становясь, по сути, главным героем своей книги. И хотя написана она, как и все прежние, фрагментами (во многом повторяющими публиковавшиеся ранее), теперь у этих фрагментов есть связующая нить. Это – хронология жизни самого Михаила Ардова, которому суждено было родиться в интеллигентной московской семье, с детства знать самых выдающихся людей эпохи, запросто, по-семейному общаться с ними, а потом, в зрелом уже возрасте, резко поменять образ жизни, отказавшись от занятий журналистикой и богемных компаний, принять крещение, пройти воцерковление и стать православным священником.

Судьба сама по себе необычная, даже странная. И если М.Ардов не стал писать на основе этой судьбы роман, то, наверное, потому, что в ней было слишком много реальных великих имён, а это требует, что ни говори, документального изложения. С другой стороны, сам характер его литературного дарования, унаследованный от отца – известного писателя-сатирика Виктора Ардова, – таков, что лучше всего реализуется в жанре короткой прозы – новелл, баек, анекдотов.

Читать короткую, фрагментарную прозу легко и занятно. Можно начинать с любого места (хотя в данном случае лучше читать всё подряд). Правда, фрагментов набирается аж на 800 страниц, что к концу несколько утомляет. Мемуарная часть поделена на пять больших глав – по десятилетиям, начиная с сороковых и кончая девяностыми. Поначалу (50-е – 60-е годы) повествование разворачивается на фоне литературной жизни, затем (70-е – 90-е) – на фоне жизни церковной. Об этом у Ардова тоже была уже книга – «Мелочи архи…, прото… и просто иерейской жизни», так что и тут не обошлось без повторов.
По-хорошему, текст надо было бы разделить на два тома: один про Ордынку, другой – про церковь. На одной обложке Ардов – молодой и богемный, на другой – в бороде и рясе. И указание его духовного звания – протоиерей – уместно было бы только на той, второй, обложке, ведь ровно половина текста (об Ахматовой и др.) никакого отношения к его протоиерейству не имеет. Но тогда не получилось бы такой большой, солидной, можно сказать, «юбилейной» книги (в этом году автору исполняется 70 лет)…
Кроме мемуаров, в неё включены ещё два десятка ранних рассказов М.Ардова, нигде, по-видимому, раньше не печатавшихся. Рассказы короткие и тоже имеют под собой реальную основу, это, по сути, запись разговоров, рассказов о себе простых людей, мужчин и женщин, стариков и старушек, прихожан маленьких сельских приходов, в которых начинал в 70-х годах свою церковную службу автор. Довольно симпатичные житейские зарисовки, которые, однако, после прочтения большого массива зарисовок мемуарных воспринимаются уже с трудом, как нечто избыточное. (Может, стоило поставить их в начало книги? Но боюсь, что и в этом случае читатель раньше полез бы в мемуары, они, безусловно, притягательнее.)
Есть ещё и третий раздел книги, названный самим автором «APPENDIX». В нём зачем-то размещены: текст постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», выдержки из доклада Жданова по тому же поводу, собственная переписка М.Ардова с иерархами РПЦ, полный текст его статей в «Независимой газете» с отповедью А.Найману за его роман «Б.Б. и др.» и даже… подборка цитат из самых разных изданий по поводу скандала на Франкфуртской книжной ярмарке 2003 года, когда прототип героя вышеназванного романа публично дал А.Найману пощёчину. Таким образом, вся эта большая (повторю: 800 стр.) и разномастная книга заканчивается… цитатой из светской хроники, подписанной какой-то Милой Кузиной.
На месте редактора я бы этот «Аппендикс» вырезала вовсе, но, видно, такова уж была воля автора.

Как уже было сказано, читать новеллы и байки М.Ардова легко и занятно, особенно когда любишь их персонажей. Даже если всё это уже знаешь (читано и у самого Ардова, и у других мемуаристов), и ничего принципиально нового о великих современниках автор не сообщает, читать всё равно интересно. Тем более что, кроме «великих», в книге множество других имён и персонажей. С любовью пишет М.Ардов о профессоре А.Г. Габричевском и его жене художнице Н.А. Северцовой, об архиепископе Киприане, о псаломнице Александре Шагановой (Шурке), о своих друзьях – детях и внуках знаменитых родителей – Максиме Шостаковиче, Евгении Чуковском, Александре Нилине…
В книге много стихов. Цитируются (к случаю) известные, но есть и малоизвестные, что называется, «домашние» стихи, экспромты и эпиграммы, принадлежащие разным поэтам – от Маяковского до Бродского. А также всякого рода стихотворные шутки и штучки самого Ардова и его друзей, вроде вот этого перифраза из самой Ахматовой:

Я с тобой не буду пить вино,
Потому что ты мальчишка и г…

Любопытно сопоставлять «ахматовские» воспоминания М.Ардова с мемуарами других свидетелей и очевидцев, таких, как Л.Чуковская, Н.Мандельштам, Э.Герштейн или тот же А.Найман. Сам Ардов нередко обращается к ним, иногда – за подтверждением своих слов, иногда – чтобы их поправить или даже опровергнуть. Вот только один, но характерный пример. Широко известна фраза Ахматовой, сказанная ею в дни суда над Бродским:
– Какую биографию делают нашему рыжему!
А у Ардова она звучит иначе:
– Он (Иосиф) как будто нанял кого-то, чтобы ему делали классическую биографию.
Смысловая разница налицо. Да и стилистически что-то не то: Ахматова выражалась лаконично, афористически, а тут – какая-то неуклюжая, непохожая на ахматовские фраза.
Разумеется, автор именно свою интерпретацию считает наиболее точной и безупречной. Как же! Все эти «подруги», написавшие впоследствии мемуары, лишь приходили в дом, в котором он-то жил! Но «подруги» были гораздо ближе к Ахматовой по возрасту и по судьбе, между ними было заведомо больше понимания и доверительности. А Миша Ардов был для неё мальчик, или, как она сама говорила, «рыбёнок», сын хозяев квартиры, в которой ей приходилось жить. Конечно, все мы должны быть благодарны цепкой памяти этого «рыбёнка», сохранившей для нас образцы её живой речи, её юмора, её суждений по самым разным поводам «текущей жизни». Но в силу своего возраста и особенностей дарования Ардов-младший схватывал и запоминал, в первую очередь, самое забавное, смешное, остроумное, потому в его портретах Ахматовой, Льва Гумилёва, Пастернака и других почти отсутствует то трагическое, глубинное, что было в их жизни. Не тот жанр. Для Ардова главное завершить любой из своих мини-сюжетов, отделённых друг от друга «звёздочками», эффектной шуткой, анекдотической концовкой.
Так, довольно драматический сюжет, связанный с тяжбой о литературном наследии Ахматовой (см., например, переписку Л.К. Чуковской с В.М. Жирмунским в «Знамени» № 1 за 2007 г.), он сводит всего-навсего к высмеиванию неудачного высказывания В.Жирмунского на заседании соответствующей комиссии (членом которой был и сам М.Ардов), не касаясь при этом главного – судьбы ахматовского архива.
Или другой пример: об Н.К. Бруни Ардов пишет с неожиданным восхищением: «…как только началась панихида (по Ахматовой. – С.Ш.), Нина Константиновна извлекла из своей сумки тоненькую церковную свечку и зажгла её. И тут я понял, что она – великий человек» (?!). Со слов же Л.К. Чуковской известно, что Ахматова эту даму (дочь поэта К.Бальмонта) «не терпела, подозревала во всех смертных грехах и не пускала на порог».
Л.К. Чуковская много лет знала наизусть «Реквием» и никогда не проговорилась. А что сделал юный Миша Ардов, едва ему в руки попал текст этой вещи? Тайком от Ахматовой переписал и тут же понёс читать другим (конкретно – профессору МГУ Западову), тот дал ещё кому-то, и пошло… Хорошо, что времена уже были иные, а ведь мог очень подвести обожаемую Анну Андреевну. Лучше бы про такие «подвиги» не рассказывать, но хочется, видимо, подчеркнуть своё первенство. Чуть ли не: мир узнал «Реквием» благодаря Мише Ардову. Или: Ахматову отпевали в церкви и похоронили там, где похоронили, потому что об этом похлопотал, это место нашёл Михаил Ардов. (А в одном из интервью он сам же говорит другое: отпевание, дескать, организовал Лев Гумилёв). Да и надо ли похваляться такими заслугами – и кому, священнику?
Вообще, вот это священничество автора всё время как-то мешает чтению, его держишь в уме, и то, на что в другой книге, может, и не обратил бы внимания, тут невольно проверяешь этим обстоятельством. Пристало ли протоиерею выносить обвинения, высказывать подозрения, а то и прямые оскорбления? Вроде тех, что читаем мы в адрес Н.Я. Мандельштам (как бы ни неправа она была, но «сволочить» зачем?) или в адрес Натальи Ильиной, которую он прямо называет сексоткой, хотя, насколько я понимаю, прямых доказательств этого не существует, или в адрес Пуниных – этих, правда, никто из мемуаристов не жалует, но ты-то, ты-то, батюшка православный!
Покоробил комментарий к публичной лекции Л.Н. Гумилёва: «…всё это как-то легковесно, несолидно, этакий научный Аркадий Райкин, виртуоз на профессорской кафедре…». Вольно же «этак» комментировать, когда человека уже нет на свете!
Удивил, кстати, и довольно холодный тон автора там, где речь заходит о его родных – отце, которого он чаще называет «Ардов», матери – Н.А. Ольшевской (вот уж кто был ближе всех к Ахматовой в их семье, но как мало, да почти ничего об этом не сказано), братьях. Старший, сводный по матери брат Алексей Баталов, народный артист СССР, несколько раз упомянут, но ровным счётом ничего о нём не рассказывается (хотя и его имя вынесено на обложку), при этом автор подчёркивает, что терпеть не может… кино и театр. О младшем же брате, Борисе Ардове, только то и сказано, что он родился на свет. Зато автор не пропустил, кажется, ни одной собственной шутки, ни одной удачно сказанной им когда-либо фразы (записывает он их, что ли?). Из фрагментов, которые можно объединить словами «И тут я пошутил…», в пору составлять отдельную книжку.

Не знаю, хотел того автор или не хотел, но из всего, что он рассказывает о себе, вырастает образ человека, безусловно, наделённого и умом, и талантом, и большим чувством юмора, и – амбициями (а как без них, когда рядом столько великих людей!), но – не сумевшего эти амбиции реализовать так, как о том мечталось. Карьера журналиста не задалась, идти по стопам отца и писать всю жизнь скетчи и фельетоны он не хотел.

Между тем великие старики и старухи, среди которых он вырос, один за другим уходили в мир иной. В конце 60-х – начале 70-х тридцатилетний Михаил Ардов был, видимо, на перепутье судьбы. И очень похоже на то (да он и не скрывает), что решение его идти в священнослужители было продиктовано прежде всего поиском какого-то особого, даже оригинального пути. О вере, о Боге в этой книге трудно что-нибудь вычитать, зато прямым текстом говорится, что уйти в религию означало в те годы одну из форм протеста советской власти и советской действительности.
Любопытно, как отреагировал на новый облик Ардова И.Бродский, когда они встретились в 1995 году в Нью-Йорке. Увидев старого приятеля в рясе, он сказал:
– Какой маскарад!
Задолго до этого, ещё в середине 60-х, в Москве, отвечая на вопрос новообращённого Ардова, не думает ли и он креститься, Бродский сказал по-английски:
– I am Jew. (Я еврей).
Как ни удивительно, но и о своей церковной жизни Ардов рассказывает, не меняя ни жанра (те же байки, анекдоты), ни интонации (всё та же лёгкость, тот же юмор). Даже не знаю, хорошо это или плохо. Священники в книге «Всё к лучшему» много пьют, ругаются нехорошими словами, пишут друг на друга доносы, подсиживают начальство – всё, как у людей. Но претензии Ардова к РПЦ (проявившиеся уже в постсоветское время) лежат совсем в другой плоскости и очень напоминают претензии демократов к КПСС – покаяться в грехе (в данном случае – в грехе сотрудничества с властью). И как выходили из партии, так и Ардов – опять же в знак протеста, несогласия – вышел в 90-е годы из-под крыла РПЦ и примкнул к Русской зарубежной православной церкви (РЗПЦ). Стал выезжать за границу, общаться там с православными служителями и о многих из них хорошо написал в своей книге. Возможно, он и сам хотел бы послужить за рубежом, однако новый приход (уже под эгидой РЗПЦ) получил на Головинском кладбище в Москве. («Каменный сарай» без электричества и отопления, который использовался ранее как «ритуальный зал» и в котором пришлось из фанеры соорудить подобие иконостаса.)
Русская зарубежная церковь также не оправдала надежд протоиерея Ардова. Ведь сейчас дело идёт к объединению с РПЦ, а он, убеждённый противник всякого экуменизма, расценивает это как «падение» зарубежной церкви и рьяно выступает против.
Вот тут становится как-то не по себе. От того, что понимаешь: Михаил Ардов противопоставляет себя уже всей Русской православной церкви, и следующим его шагом должен стать, по логике вещей, новый уход, но… куда? В католичество, что ли? Кстати, он пишет, как бы между прочим, об отце Александре Мене: «…у меня есть подозрение, что он тайно принадлежал к католической Церкви». (А служил, как помним, в православной.)

Не путайте меня и Меня!
Хотя по виду мы родня,
Но в православию измене
Не уличите вы меня!

Ничего себе! Хотелось бы, конечно, фактов, а не «подозрений» и стишков, тем более что речь опять-таки идёт о человеке, которого уже нет в живых.
Не по себе становится от погружения во все эти внутрицерковные распри и разоблачения. Зачем это нам, читателям – верующим и неверующим, слабо верующим, желающим верить, желающим примкнуть к церкви? Я тут не ставлю вопрос о том, прав или не прав М.Ардов по существу. Я не могу этого знать. Я о том только говорю, что в такой книге эта полемика вряд ли уместна, а ведь получается, что, привлекая читателя дорогими для многих именами Ахматовой, Пастернака, Зощенко и др., автор втягивает нас в выяснение вопросов, о которых большинство читателей судить никак не может и, наверное, не должно.

У самого же Ардова всё в кучу, всё перемешано, и, «разобравшись» с РПЦ, он без всякого перехода начинает «разделываться» с… писателем А.Найманом (старым своим приятелем, а теперь, похоже, врагом), опускаясь с высот служения Богу до копания в окололитературных сплетнях.

Так и кажется, что светская жизнь Ардову всё же ближе, чем церковная, и манит она его, и притягивает, и потому он пишет, и пишет, и пишет – мемуары, статьи в газеты, открытые письма-отповеди провинившимся ли священникам, литераторам… Впечатление такое, что главное для него – всё записать, всё занести на бумагу, вплоть до вчерашнего удачного каламбура, придуманного за рюмкой коньяку. Даже нехорошая мысль закрадывается: а не род ли это графомании? (Кстати, одно из первых его произведений называлось «Монография графомана».) В сравнении со многими, кто теперь пишет и издаётся, Ардов, конечно, не графоман. Всё-таки талантом Бог не обделил.
Но вот интересно: что бы сказала, прочтя эту книгу, Анна Андреевна Ахматова, «духовным сыном» которой он себя считает?

Ардов Михаил Викторович
Место: рождения: Москва
Дата рождения: 1937 г. 20 век

Церковная принадлежность
Русская Православная Церковь

1964 г. 20 век -
1993 г. 20 век

Русская Православная Церковь Заграницей

1993 г. 20 век -
1995 г. 20 век

Российская Православная Автономная Церковь

1995 г. 20 век

Биография
Окончил в 1960 г. факультет журналистики МГУ. Был профессиональным литератором.
В 1964 г. крестился.
С 1967 г. иподиакон в Скорбященском храме на Ордынке.
Рукоположен во диакона в 1980 г. в Вербное воскресенье в Ярославле в храме во имя свт. Иннокентия, митрополита Московского. На Пасху 1980 г. рукоположен в священника митрополитом Иоанном (Вендландом) и направлен в один из самых бедных храмов Ярославской епархии - Св. Троицкий в с. Горинское, затем служил в с. Петрове под Ярославлем. В ноябре 1986 г. уехал из Ярославской епархии и вышел за штат. Затем служил в Подмосковье - в 1987 г. получил назначение в храм в г. Егорьевске. Был близок к архиепископу Киприану (Зернову). Настоятель Св.-Троицкой церкви с. Низкого.
Летом 1993 г. вышел из юрисдикции Московской Патриархии и перешел в Русскую Зарубежную Церковь, став клириком Суздальской епархии, возглавляемой Валентином (Русанцовым). В настоящее время является клириком Российской Православной Автономной Церкви (административно независимой от РПЦЗ с 1995 г.).
Протоиерей, настоятель храма Во имя Святого Царя Мученика Николая II и всех Новомучеников и Исповедников Российских, что на Головинском кладбище в Москве (125212, Москва, Головинское шоссе, 13, храм в помещении крематория на Головинском кладбище; помещение арендуется; рег. 30 декабря 1993 г.), благочинный Московского округа Суздальской епархии Российской Православной Автономной Церкви (РПАЦ), писатель.
Автор книг: "Мелочи архи.., прото... и просто иерейской жизни" (М., 1995), "Вокруг Ордынки" (Спб., 2000), "Легендарная Ордынка. Портреты", (М., 2001).
Все к лучшему… М.: Б.С.Г. ПРЕСС, 2006. 800 с.
Прописные истины. М., 2007. 263 с.

МИХАИЛ АРДОВ (РПАЦ): "О.Всеволод публично назвал нашу Церковь "сектой педофилов"

24.09.2006 В прямом эфире пятничной программы Авторского телевидения (АТВ) "Новое времечко" от 22 сентября случился скандал. Причем скандал неожиданный и, надо сказать, особенно неуместный по той причине, что темой передачи была беседа о Церкви и современности.

Для участия в программе в студию пригласили четырех священнослужителей, двое из которых специализируются на проповеди православия в так называемых "субсоциумах". Игумен отец Сергий (Рыбко), например, известен тем, что по благословению Патриарха проповедует среди молодежи из числа поклонников тяжелого рока, а священник-байкер Валерий Тумаров несет Слово Божие в среду байкерского движения, тем более, что и сам три десятка лет состоит в байк-группе "Мотобрат".

Двое других священнослужителей - это официальный представитель Русской Православной Церкви Московского патриархата протоиерей Всеволод Чаплин и известный православный священник, протоиерей Михаил Ардов из Российской Православной Автономной Церкви (РПАЦ). Поэтому нетрудно понять ощущение недоумения многих верующих православных, которым интересно было послушать беседу священнослужителей о специфически новых областях, где распространяется православие, а вместо того они стали свидетелями скандала с криками, странными обвинениями и прочими атрибутами подзаборных разборок.

Одного из участвовавших в передаче священников, о Михаила Ардова, удалось оперативно разыскать, и он любезно согласился рассказать о том, что и как происходило в студии АТВ в пятницу вечером.

Портал-Credo: Так, что же, о. Михаил, стряслось, что второй день уже верующие москвичи перезваниваются между собой и гадают, что прогневало о. Всеволода Чаплина на сей раз?

о. Михаил Ардов: В последнее время я несколько озадачен поведением о. Всеволода Чаплина. По прежним временам я помнил его как человека достаточно разумного и сдержанного. Нам неоднократно приходилось вместе выступать на телевидении и по радио. И всегда он держался вполне корректно. Вспомню, хотя бы, такой момент, как однажды мы участвовали с о. Всеволодом в прямом эфире на радио "На 7 холмах" в передаче Владимира Познера. Тогда мы обсуждали основы православной культуры, и в студию с ним пришел еще и известный персонаж Кирилл Фролов по прозвищу Казя-базя. И, надо сказать, что во время того разговора, именно Казя-базя высказался о том, что, дескать, архимандрит Валентин (Русанцов) отлучен от Православной Церкви. Но о. Всеволод в тот раз по этому поводу не сказал ни слова. Бывали и другие с ним встречи, и всегда очень пристойные.

Поэтому, узнав о странном, мягко выражаясь, конфликте Чаплина с Сергеем Бычковым, я очень удивился. Потому что мне всегда казалось, что о. Всеволод человек более рассудительный.

Но, что же такого особенного произошло в этот раз?

На передачу "Новое времечко" на АТВ 22 сентября меня пригласили загодя, и я до последнего момента даже не знал, кто там будет участвовать. Уже в студии, где меня очень мило встретили, мне сказали, что в эфире будет еще два священника и, в частности, о Всеволод Чаплин. Передача состояла как бы из двух частей, где сначала шла речь о милиции и мне надо было отвечать там на вопросы. А затем, в рекламную паузу, ко мне подошла студийная сотрудница и сказала, мол, о. Всеволод Чаплин передает вам предупреждение, что он в прямом эфире объявит, что вы - самозванец.

Ну, что тут можно подумать? Я сказал ей: "Тогда передайте о. Всеволоду, что я ему отвечу...". Чуть позже, когда была следующая, более длинная, пауза, я встал со своего места и увидел о. Всеволода, который, несколько заикаясь, подтвердил: "Я буду говорить про Вас..." и т.д. Я вновь ответил, что, "говорите ради Бога, но я Вам отвечу", и нас снова рассадили по местам перед съемкой.

Может быть тема программы была острой и могла как-то спровоцировать на агрессию?

Нет, смысл передачи был задуман как размышления о проповеди в нестандартных условиях. В студии был один игумен, например, который с благословения Патриарха проповедует среди поклонников тяжелого рока. Другой - то ли священник, то ли нет - я даже и не понял, потому что он был одет в байкерскую форму со всякими нашивками и блестящими кнопками.

Но никакого разговора на тему, надо ли проповедовать среди разных маргинальных личностей, так и не прозвучало, потому что о. Всеволод передачу просто сорвал.

Ни с того ни с сего с ним случился какой-то, я бы сказал, нервический припадок. Самозванцем он меня не назвал, зато стал кричать в голос, что я представляю раскольническую группировку, которую он несколько раз поименовал "сектой педофилов". Ведущие пытались его урезонить, но ничего не помогало.

Откровенно говоря, ничего подобного я просто не ожидал, поэтому оставалось при всем этом сидеть и улыбаться. А потом, попросив позволения ответить, я сказал о. Всеволоду, что в таком случае могу сказать про него, что он сотрудник внешней разведки. В ответ о. Всеволод в диком раже закричал, что лучше быть сотрудником внешней разведки, чем в "секте педофилов"...

То есть, получается...

То есть, получается, что он прилюдно признал, что является сотрудником компетентных органов. Это, конечно, "секрет полишинеля", что весь иностранный отдел во все времена занимается совершенно известными делами.

Но не все сотрудники об этом заявляют?

Да, не все. Особенно так, как на этот раз - в прямом эфире телевидения. Трое ведущих - две дамы и один господин, надо сказать, от всего этого были в шоке. Они все старались его как-то урезонить. Режиссеры пытались эти монологи о. Всеволода хоть как-то смикшировать, но тот был совершенно невменяем. Ничего подобного я от него просто не ожидал.

Тем не менее, эфир вышел и аудитория смогла на все это полюбоваться. Но что же дальше?

У этой ситуации с обвинениями о. Всеволода, на мой взгляд, два аспекта. Первый в том, что шитый белыми нитками приговор по делу нашего владыки Валентина (Русанцова), который слепили владимирские сотрудники, уже отменен. Никакой педофилии там никогда не было, и все это давно уже широко известно. Об этом я сказал о. Всеволоду после съемки, хотя разговаривать с ним было, конечно, невозможно.
Кроме того, не скрою, что я никогда не щажу в своих выступлениях теневых и всяческих неприятных сторон в среде Московской патриархии, но никогда, ни в коем случае не касаюсь тем гомосексуализма или педофилии, хотя скандалов по этому поводу в РПЦ уйма. Мы знаем даже московского викария, который лишился своего места именно из-за педофилии, массу прочих таких же скандалов. Но это - грехи личные, сфера отвратительная, и поднимать такую - означает копаться в грязном белье, чего нормальный человек себе позволить не может.

Что же касается второго аспекта, то безусловно я мог бы сейчас получить благословение своего начальства и обратиться в суд. Все основания для того есть, потому что о. Всеволод публично, в прямом эфире назвал нашу Церковь "сектой педофилов". В Минюсте РПАЦ зарегистрирована вовсе не под таким названием, так что налицо все признаки того, что он оскорбил честь и достоинство Церкви, нарушил деловую репутацию и т.д. Но я, естественно, в таком направлении действовать не буду по многим причинам, в частности, и потому, что в определенном смысле мне его жалко. Вы понимаете, я не могу понять что произошло...
- То есть, было ощущение, что он невменяем?
- Да, у меня было именно такое ощущение, что он находился в невменяемом состоянии. И этому тоже может быть два объяснения. Или у него, как говорят, "поехала крыша". Или он получил определенное указание. Ведь, в Московской патриархии после того, как они подмяли РПЦЗ, есть такая тенденция - избавляться от всех прочих, чтоб не мешали. Это было бы конечно, гораздо худшим вариантом... Ну, а что там на самом деле было причиной этого безобразия, то, как говорится, время покажет. И Бог ему судья.
- Но вам придется, вероятно, все же доложить о происшествии своему архиерею?
- Безусловно. Буквально завтра я буду звонить владыке и рассказывать ему о том, что произошло.

Отец - Ардов (наст. фамилия - Зильберман) Виктор Ефимович, писатель.
Ардов - псевдоним. Родился 21 октября 1900 г. в Воронеже. В 1925 г. окончил экономический факультет Института народного хозяйства им. Плеханова в Стремянном пер. Автор более 40 сборников юмористических рассказов, сатирических очерков, фельетонов, киносценариев и театральных скетчей, а также ряда работ по теории и технике разговорного жанра эстрады и цирка. Сценарист фильмов: Светлый путь (1940), Счастливый рейс ("Машина 22-12") (1949). Умер в 1976 г. в Москве.
Мать - Ольшевская Нина Антоновна. Родилась в 1908 г. окончила школу-студию Станиславского, актриса МХАТа. Появилась на экране лишь дважды – в фильмах "Человек остался один" (1930) и "Я вернусь" (1935). Первый муж - Владимир Баталов.
Дети: актер Алексей Владимирович Баталов , который стал приемным сыном В.Е. Ардова;
Борис Ардов - родился в 1940 г. в Москве. После окончания Школы-студии МХАТ был приглашен актером в театр «Современник». В 1972 году закончил Высшие режиссерские курсы, работал режиссером-мультипликатором. С 1975 года преподает во ВГИКе. Доцент кафедры актерского мастерства, кандидат искусствоведения;
Михаил Ардов.

Протоиерей Всеволод Чаплин назвал священника Михаила Ардова "раскольником"

Заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата (ОВЦС МП) протоиерей Всеволод Чаплин призвал священнослужителей и мирян отказываться от совместного участия в теле- и радиопрограммах с Михаилом Ардовым, клириком так называемой Российской православной автономной церкви (РПАЦ) - раскольнической группировки с центром в Суздале.
В беседе с корреспондентом агентства "Интерфакс" зампред ОВЦС МП рассказал, что на днях ему пришлось выступать в одной телепрограмме вместе с М. Ардовым . При этом он (В. Чаплин – Прим. ред.) изначально не был проинформирован об их совместном участии в передаче.
По словам Всеволода Чаплина, однажды он уже оказывался в подобной ситуации, и в итоге ему пришлось в прямом эфире заявить, что "этот человек (М. Ардов – Прим. ред.) принадлежит к организации, которая выдает себя за Православную церковь, но не является таковой".
"В этот раз я тоже сказал, что речь идет о секте, к руководству которой причастны осужденный педофил, некто Севастиан из Челябинска, и Валентин Русанцов - человек, которого обвинили в том же самом, однако после массированной кампании в его поддержку приговор ему был отменен", - рассказал представитель Московского Патриархата.
Он отметил, что в журналистской среде за РПАЦ закрепилось звание "секты педофилов", о чем, по словам Всеволода Чаплина, он также сообщил в прямом эфире.
"Я не имею ничего лично против господина Ардова, уважаю его таланты, однако считаю своим долгом свидетельствовать, что он является раскольником", - подчеркнул собеседник агентства.
Публичное оглашение данного факта, по его мнению, "особенно важно в тех случаях, когда он (М. Ардов – Прим. ред.) по приглашению появляется в эфире в рясе, с крестом, и при этом ни он сам, ни ведущие не говорят ничего о том, что этот человек принадлежит не к Русской православной церкви, а к этой более чем странной организации - РПАЦ".
Всеволод Чаплин призвал всех священнослужителей и мирян не ходить на эфиры с участием М. Ардова, а в том случае, если, по его словам, организаторы и ведущие программ "ставят нас перед фактом, прямо обличать эту раскольническую секту".
"Надеюсь, что руководство СМИ не будет допускать идентификации господина Ардова с Русской православной церковью", - добавил зампред ОВЦС МП.